Опубликовано в журнале Урал, номер 2, 2023
Михаил Фельдман — окончил исторический факультет Уральского госуниверситета. Автор многих публикаций в ведущих научных журналах. Доктор исторических наук, профессор Уральского института управления — филиала Академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации.
Удивительно, но исторические исследования только упоминают о существовании Уральской области — крупного административно-территориального образования в СССР в период 1923–1934 гг.1 В чем причина такого явления? На мой взгляд, прежде всего в политизации событий, связанных с утверждением тоталитарного государства в начале 1930-х гг. Целые пласты советской истории, например, от монографического исследования жизни директоров промышленных предприятий до анализа работы Всесоюзных совещаний хозяйственников в 1931–1936 гг. — фактически не изучены. В самом начале пути исследование безбрежного океана эго-документов (записок, дневников, воспоминаний, писем и путевых заметок)2, позволяющих уйти от схематичного видения реальной жизни советских людей. Не является исключением и история Уральской области, ее короткая, но драматическая эволюция, судьба уральских управленцев.
Рождение Уральской области
Для советской экономической науки 1920-х гг. было очевидно, что пространственное размещение промышленности (в рамках районной теории) предполагает не только вертикальное и горизонтальное комбинирование, но говорит и о пространственном сочетании производительных сил. За центральными органами управления закреплялись: руководство межрайонными отношениями через структуры планирования; руководство транспортом и связью; разработка нормативной базы; контрольно-надзорные функции. Период нэпа оставил методологические разработки, позволяющие на основе научных принципов выстраивать планы пространственного размещения промышленности.
Например, по мнению видного ученого-экономиста Н.Н. Колосовского, связующими элементами районного комбинирования являлись электрификация и внутренний транспорт. Электрификация позволяла преодолевать пространства для объединения электроснабжения. Внутренний транспорт давал возможность организовать взаимный обмен сырьем, топливом, полуфабрикатами. За центральными органами управления должны были остаться руководство межрайонными отношениями через структуры планирования, руководство транспортом, связью; разработка нормативной базы; контрольно-надзорные функции. При этом управленческий аспект проблемы пространственного размещения промышленности понимался в формате сочетания централизованного управления и широкой экономической автономии на местах3.
Отталкиваясь от этих принципов, реформа административно-территориального деления в СССР в 1923–1930 гг. представляла собой попытку найти оптимальное соотношение властных полномочий между регионами и центральной властью. Укрупнение регионов, прежде всего в формате областей, близких по своим административным границам к крупным экономическим районам, привело к укреплению региональных (областных) элит и росту их влияния на положение дел в стране. Это было необходимо для проведения масштабных политических, экономических и социальных преобразований в стране, связанных с нэпом. В рамках административно-территориальной реформы в качестве первых двух областей были использованы промышленный Урал и сельскохозяйственный Северный Кавказ. В 1923 г. была создана Уральская область, разделенная на округа и районы, а в 1925 г. образован Северо-Кавказский край с таким же внутренним делением. Вскоре были созданы Сибирский (1925) и Дальневосточный (1926) края, Ленинградская (1927), Московская (1929) и Ивановская(1929) области. В 1928 г. закончилась реорганизация Центрально-Черноземной, Средне-Волжской и Нижне-Волжской областей, затем были созданы еще четыре области (Западная, Нижегородская, Центрально-Промышленная и Северный край).
Объединение на основе Постановления ВЦИК СССР от 3.11.1923 четырех губерний РСФСР (Пермской, Екатеринбургской, Челябинской и Тюменской) в единую Уральскую область превращало ее в своеобразный полигон для реализации новой экономической политики в индустриально-аграрном крае с площадью 1 659 тысяч км² и населением 6 380 тысяч человек. Можно только сожалеть, что по различным политическим причинам в состав Уральской области не вошли Уфимская и значительная часть Вятской губернии, преобразованные, соответственно, в Башкирскую АССР и Вотскую Автономную область (АО)4; а также Оренбургская губерния, ставшая индустриальной базой Киргизской (Казахской) АССР. Таким образом, Уральская область объединила подавляющую часть территории Уральского экономического района и Западной Сибири.
Десятилетний период существования Уральской области (декабрь 1923 — январь 1934 гг.) стал временем эксперимента по модернизации экономики в формате планомерного пространственного размещения промышленности. В какой же степени эти планы оказались выполненными по таким направлениям, как территориальное размещение промышленности; степень кооперации и специализации предприятий; возможность самостоятельного регулирования экономических проблем; качество социальной сферы; изменение места Уральской области в общесоюзном экономическим потенциале?
«Генеральный план развития народного хозяйства Урала»
«Генеральный план развития народного хозяйства Урала на период 1927–1941 гг.»5 представлял собой уникальный вариант экономического развития, поскольку, во-первых, продолжал традицию управления горнозаводскими округами (ГЗО) на протяжении двухсот лет в дореволюционный период. Центр Уральской области — город Свердловск — наследовал опыт планирования, многостороннего контроля; штат опытных управляющих ГЗО и крупных предприятий; сбора статистических данных Главным управлением горных заводов Урала в городе Екатеринбурге (с 1723 г.)6.
Во-вторых, подобный опыт был скорректирован в годы Первой мировой войны созданием Уральского экономического района (под эгидой Уральского заводского совещания во главе с Уполномоченным Особого Совещания); накоплением планов модернизации путей сообщения и индустриальных объектов. В-третьих, на Урале в годы Гражданской войны и в первые годы нэпа была использована практика регулирования горнозаводских трестов7 в рамках всего региона. В-четвертых, необходимость масштабной реконструкции диктовалась глубиной отставания уральских заводов от уровня технического оснащения предприятий юга России (Донбасс); интересами обороны страны. Все перечисленное подталкивало местную школу экономистов и технических специалистов к оперативному созданию плана модернизации экономики региона.
Уникальность Генерального плана заключалась и в том, что он сочетал черты централизованного (отраслевого) управления и возможности самостоятельного решения ряда региональных проблем, прежде всего в сфере внутрирегиональной и внутрирайонной кооперации предприятий, и как следствие, создание в Уральской области единого промышленного комплекса.
Наконец, Генеральный план предполагал развитие региона в рамках многоукладной экономики, что с учетом высокоразвитого ремесленного сектора в уральских рабочих поселках и городах и отходничества в деревне позволяло бы использовать опыт и традиции, накопленные за столетия существования горнозаводского Урала. Многие задачи Генерального плана были сохранены в «Пятилетнем плане развития народного хозяйства Союза ССР», в разделе, касающемся Уральской области. При этом впервые вводилась идея рассмотрения ряда областей (в частности, Урала и Донецко-Криворожского района) как «крупнейших территориально-промышленных комбинатов, обеспечивающих плановость и высокую эффективность затрат общественного труда»8.
Немалая часть «старых специалистов» трудилась в Уралплане — областном плановом органе; лучшие руководители горнозаводских трестов оказались в руководящем советском органе Уральской области — Уралоблисполкоме и аналогичном партийном органе — Уралобкоме9. По качеству управленческих кадров Уральская область заметно опережала все провинциальные властные структуры. Показательно, что обширная группа уральских управленцев была переведена на работу в столицу. Приведу только один пример — Д.Е. Сулимов, председатель СНК РСФСР в 1930–1938 гг.
Уральская область в годы первой пятилетки
По наметкам первого пятилетнего плана, доля Уральской области в общесоюзном промышленном производстве стремительно возрастала с 4,27 до 10,36%. Для достижения поставленной задачи Уральской области выделялось 12,6% всех всесоюзных капиталовложений.
Сложность выполнения задач пятилетнего плана для Уральской области усиливалась еще одной проблемой — неравномерностью размещения индустриальных предприятий и рабочих промышленности по территории «Большого Урала»: в Уральской области в 4 из 15 округов на 1 июля 1928 г. были сконцентрированы 80% рабочих. В целом на Урале сохранялся очаговый характер размещения промышленности.
Утверждение леворадикального курса в ходе «Великого перелома» привело к отказу от принятых и утвержденных ранее планов. Становление командно-административной системы в экономике привело к тому, что планы конца 1920-х гг., нацеленные на выявление и использование местных производственных возможностей, были дезавуированы. Так, постановление ЦК ВКП(б) от 15 мая 1930 г. «О работе Уралмета» предлагало ВСНХ и Госплану в кратчайшие сроки разработать и представить в СНК единый жестко централизованный план развития металлургии, рудной, угольной и коксохимической отраслей промышленности в восточных районах страны. Показательно, что и в научных трудах к началу 1930-х гг. проблема управленческого функционала в регионах постепенно сужается до узкого круга задач10.
Фактически промышленный комплекс Урала в годы первой пятилетки создавался под диктовку отраслевых наркоматов, формируя унифицированную управленческую вертикаль, характерную для всех регионов СССР. Облплан и Совет народного хозяйства Уральской области превратились в контролеров за исполнением директивных заданий московских центральных учреждений. Инициативы местных органов, направленные на более рациональное осуществление промышленного развития региона, решительно пресекались политическим руководством страны. В то же время попытки наладить внутрирегиональную кооперацию, например, путем создания института уполномоченных Госплана СССР носили несистемный характер и не приносили успеха.
Подобное явление, как препятствующее осуществлению метода межотраслевого и внутрирайонного комбинирования, получило критическую оценку специалистов уже в самом начале 1930-х гг. По мнению учёных, объективные экономические процессы специализации и кооперирования должны были проходить на основе «минимизации затрат на основе хозрасчёта, а основным критерием для размещения предприятия или комбината должны являться наличие рынка сбыта, хозрасчётное обоснование места; энергетическая достаточность». Авторы подчеркивали: «…развитие кооперирования должно происходить на основе укрепления хозрасчёта; договорной дисциплины; механизма контроля рублем — неустоек, штрафов»11.
Для начала 1930-х гг. весьма смелым утверждением звучали слова о недопустимости расширения административного вмешательства в руководство предприятиями, а также о необходимости разукрупнения громоздких предприятий, сокращении радиусов кооперирования, специализации небольших предприятий.
Между тем за годы первой пятилетки промышленность региона получила 7,8% всех всесоюзных капиталовложений в индустрию, т.е. в полтора раза меньше запланированного. Замысел — рывком увеличить долю основного индустриального бастиона восточных районов — Уральской области в производстве промышленной продукции СССР за годы первой пятилетки с 4,27% до 10,36% — не увенчался успехом. В брошюре председателя Уралплана Г.К. Крумина, подводящей итоги первой пятилетки, говорилось о создании «современнейшего промышленного комплекса на Урале», в том числе «машиностроения, способного производить любое оборудование, вплоть до самого сложного и ответственного»12. Однако фиксировалось: «в период 1928–1932 гг. доля промышленности Уральской области в общесоюзном производстве выросла с 3,8% до 5,4%», но не уточнялось, что такой результат — почти вдвое меньше запланированного. Непредвзятый анализ статистических данных брошюры показывал: диспропорции в развитии группы «А» и «Б» (тяжелая и легкая промышленность) в уральской промышленности за пятилетку только возрастали — с восьмикратного разрыва в 1927/28 хоз. г. до десятикратного в 1932 г.
Препятствием для модернизации Урала стало отставание энергетического потенциала (удельный вес Урала в выработке общесоюзной электроэнергии в 1932 г. не превышал 7,3%), а также недостаточное развитие собственного машиностроения (удельный вес продукции всех машиностроительных заводов Урала (и Западной Сибири) составлял 6,5%).
Формирование обширной группы машиностроительных и металлургических предприятий, включенных в годы первой пятилетки в оборонно-промышленный комплекс, имело чётко выраженный пространственный аспект: мобилизационные заказы чаще получали заводы с уже устоявшимся производством в западной части страны, а значит, с меньшими рисками при выполнении плановых заданий. Территориальное размещение оборонных предприятий на Урале в годы первой пятилетки включало в себя либо традиционное производство винтовок и орудий (Ижевск и Пермь), холодного оружия (Златоуст); либо расконсервирование мощностей по выпуску боеприпасов, налаженному в годы Первой мировой войны.
Однако само по себе возобновление производства военной продукции на уральских заводах проходило с большим трудом. Так, в аналитическом обзоре Госплана СССР отмечалась низкая квалификация набранных рабочих, а также тяжелейшие жилищные условия: военная промышленность могла «обслужить этой площадью только четверть всех работающих, при совершенно недопустимой норме площади — около 3,5 м² на человека»13. Как видно, на пути запланированного советским руководством сдвига промышленности на восток отчетливо встал «человеческий фактор».
Итоги реализации индустриального проекта за время существования Уральской области освещены в научной литературе прежде всего в отраслевом разрезе. Превращение горно-металлургического края в многоотраслевой промышленный комплекс — факт, не вызывающий сомнений. Однако внимательное прочтение трудов предшественников позволяет сделать ряд замечаний.
Идея вертикального и горизонтального комбинирования промышленных предприятий — доминанта планирования 1920-х гг. — была реализована преимущественно в формате ряда промышленных узлов (комбинированных межотраслевых комплексов). Наиболее ярким примером можно считать сооружение Магнитогорского металлургического комбината и одновременно цикла химических предприятий. Однако и на этом уровне взаимосвязь предприятий в совместном использовании сырья, трудовых ресурсов, транспортных и инженерных коммуникаций носила зачастую стихийный, «договорной» характер. Жизнь успешных директоров советских заводов и фабрик в годы первых пятилеток включала умение договариваться с работниками наркоматов о сроках, объемах и параметрах качества выпускаемой продукции, использовать квазирыночные взаимосвязи, ограниченные товарно-денежные отношения.
И к началу второй пятилетки, и даже к концу 1930-х гг. возможности кооперации промышленных предприятий Урала использовались незначительно, например, низким был уровень переработки многокомпонентных руд. Сказывались личная незаинтересованность работников заводов и фабрик в максимально полном использовании сырья и материалов; отсутствие взаимодействия промышленных наркоматов, даже при том что их ведомственный эгоизм наносил огромный ущерб стране14.
Говорить о «комбинированном характере уральской промышленности, основанной на энергетическом единстве», применительно к периоду существования Уральской области представляется возможным только как о потенциальной тенденции, поскольку единая энергетическая система Урала, возникшая только к концу 1930-х гг., характеризовалась «слабыми электрическими связями»15, а ее эффективность в реальности оказалась достаточно низкой, поскольку «строительство системы шло в ущерб качеству», представляя «единую сеть с очень высокой аварийностью и потерями при перетоках».
Если вертикальные технологические связи между предприятиями, получая поддержку наркоматов, прослеживались в работе заводов-комбинатов и промышленных узлов, то горизонтальные технологические связи оказывались спорадическими даже на уровне промышленных узлов, не говоря уже о промышленных районах и территориально-промышленных комплексах. Причиной такого явления служило подавление легальных взаимовыгодных экономических отношений между предприятиями и ограниченный круг возможностей провинциальных элит.
Показателен в этом плане случай с кооперацией Уральского и Кузбасского промышленных районов. В конечном счете ни один из вариантов создания единого Урало-Кузнецкого угольно-металлургического комплекса так и не был осуществлен в чистом виде. Ставка на цель — создание системы сложного межрегионального сотрудничества и комбинирования, кооперации и специализации множества предприятий — была заменена концентрацией усилий на отдельных сегментах системы: сооружение заводов-гигантов, управляемых из союзного центра. Результативность вне экономической и социальной эффективности оборачивалась неоправданной растратой государственных средств.
Волюнтаристские подходы к планированию (в частности, возведение многих промышленных объектов начиналось без генеральных проектов) привели к растянутым срокам и замораживанию средств при строительстве заводов; низким качеством выпускаемой продукции.
Состояние исторических исследований не позволяет сделать вывод об эффективности работы промышленных узлов, о степени рациональности кооперирования деятельности предприятий Уральской области, например, в создании единого энергетического и транспортного хозяйства, технологических связей и системы вспомогательных цехов между отдельными предприятиями.
Наконец, очевидно невыполнение одного из важнейших условий создания промышленных узлов — ориентированность на удовлетворение нужд населения. Финансирование социально-культурных и бытовых учреждений строилось по остаточному принципу. Становление индустриальных узлов шло без соблюдения элементарных экологических норм. Уральские города, как правило, превратились в совокупность отдельных заводских поселков с запущенной экологией.
Разделение Уральской области
Необоснованный отказ от научных принципов планирования, от совмещения административно-территориальных единиц (областей) с границами крупных экономических районов, включая разделение Уральской области на три региона: Свердловскую, Челябинскую и Обско-Иртышскую области в январе 1934 г., затруднил реализацию пятилетних планов. Сам факт такого решения свидетельствовал о недовольстве Сталина результатами работы руководителей Уральской области в годы первой пятилетки, хотя это был частный случай глобального невыполнения заданий первой пятилетки в экономике. В наибольшей степени это касалось замысла о равномерном и рациональном принципе пространственного размещения промышленности. В результате ликвидации Уральской области было деформированно складывающееся отраслевое кооперирование и технологические связи между отраслями хозяйства; острее стали ощущаться недостатки в материально-техническом снабжении и квалифицированных кадрах.
Исследователи отмечают тот факт, что раздел Уральской области в начале 1934 г. стал средством борьбы Сталина и его окружения с провинциальными элитами, чтобы нейтрализовать потенциал власти региональных лидеров. Масштаб сталинского недоверия к представителям уральского руководства характеризует такой факт: за короткий восьмилетний период (декабрь 1923 — январь 1932 гг.) состав ядра элиты Уральской области — Бюро Уралобкома ВКП (б) — поменялся кардинально: выходцы с Урала в нем являлись абсолютным меньшинством — пятеро из 25 человек. Из пяти секретарей Уралобкома — четверо оказались присланными из ЦК ВКП (б) назначенцами, и только один — В.Ф. Головин — происходил из уральской рабочей среды16.
Специфика индустриализации Урала заключалась в гипертрофированном развитии тех черт технической реконструкции промышленности, которые были присущи всем районам СССР, прежде всего в масштабе неравномерности развития тяжелой и легкой промышленности. Урал не имел себе равных по остроте жилищной проблемы, что порождало высокую текучесть рабочих кадров.
Вместе с тем первая пятилетка для Уральской области стала временем начала строительства большого числа заводов-гигантов, потенциально меняющих лицо края. Завершение строительства и освоение производственных мощностей пришлось уже на долю производственных коллективов индустрии Свердловской, Челябинской и Обско-Иртышской (с декабря 1934 г. — Омской) областей. Если базовые отрасли индустрии края представляли собой единый производственный цикл, то ведомственный характер подчиненности предприятий обусловливал разобщенность усилий по координации действий, направленных на освоение новых производств. По мере утверждения в стране режима тоталитарной власти в Уральском регионе все меньшую роль играли местные органы власти. В то же время реализация производственных и социальных управленческих задач, судьба городских поселений во все большей степени зависела от руководителей промышленных предприятий.
Отдавая должное тем, кто смог создать и укрепить индустриальный потенциал опорного края державы, отметим и иное: потенциал Уральской области в рассматриваемый период был использован только частично.
Высказанное в научной литературе мнение о неэффективности и некомпетентности уральских управленцев в первой половине 1930-х гг.17 верно только отчасти: задания Первого пятилетнего плана были превращены в нереальные не по их вине. Фактически Уральский регион создавался при отрицании естественных местных экономических связей, вместо них создавалась жёсткая управленческая вертикаль, характерная для всех регионов СССР. Однако стабилизация в экономике СССР в период 1932–1934 гг. позволила успешно ввести в строй и гиганты индустрии Урала; модернизировать действующие заводы.
Названия этих предприятий знакомы со школьной скамьи: Уралмаш, Уралвагонзавод, ЧТЗ, Магнитка, многие другие. Отмечу два обстоятельства
Во-первых, постоянное наращивание мощностей уже в ходе строительства. Так, постройка Уральского завода тяжелого машиностроения (УЗТМ) должна была быть закончена не позднее 1 апреля 1932 г., но полностью завод был готов к пуску лишь 15 июля 1933 г. Однако следует заметить, что в процессе строительства производственные задания УЗТМ в связи с возрастающими требованиями индустриализации систематически увеличивались — и это был типичный случай для строящихся предприятий-гигантов. Типично было и изменение стоимости сооружаемого объекта: затраты на сооружение завода с первоначальных 38 млн руб. выросли до 350 млн руб.
Во-вторых, роль уральских заводов в промышленном потенциале страны. Например, Березниковский химический комбинат к концу 1932 г. стал крупнейшим химическим предприятием в СССР, а после ввода второй очереди в 1934 г. — и в мире. После пуска в 1934 г. второй очереди первенца отечественной калийной промышленности — Соликамского комбината он являлся единственным поставщиком калийных удобрения для колхозов и совхозов всего СССР.
В этом плане судьба уральских управленцев схожа с линией развития союзной элиты: траектория карьеры зависела от умения выполнять задачи индустриального проекта; следовать генеральной линии партии; придерживаться правил поведения номенклатуры. Специфика элит ведущих промышленных центров, в том числе и уральской группы партийных и хозяйственных работников, заключалась в повышенных требованиях к повседневной технократической деятельности, связанной с особой ролью уральской промышленной базы. Закономерно, что за годы существования Уральской области заметно вырос образовательный уровень представителей уральской элиты. Показательно, что последующие репрессии 1937–1938 гг. «выкосят» прежде всего управленцев с высшим и средним образованием.
Осмысление последствий «Великого перелома» выводило не только представителей хозяйственников в составе уральской элиты, но и ряд партийных и советских лидеров Уральской области (прежде всего из числа бывших руководителей горнозаводских трестов) на уровень понимания значимости экономических законов. Необходимы масштабные исследования этой профессиональной группы без политических и идеологических пристрастий, по принятой в современной науке шкале эффективности деятельности. Биографический подход открывает широкие возможности для изучения эволюции элиты Уральской области через реконструкцию жизненного пути отдельных ее представителей.
Даже кратковременная практика существования Уральской области привела руководство страны к пониманию необходимости планирования в рамках крупных экономических районов. Однако формат крупных экономических районов, официально закрепленных в третьем пятилетнем плане в марте 1939 г. на, как казалось, мирные 1938–1942 гг., постоянно сталкивался с традицией управления по ведомственному принципу. Не помогали и различные формы представительства Госплана в регионах: наука и практика управленческого искусства в СССР чаще всего существовали в разных плоскостях.
Только на уровне разработок в позднем СССР остался проект крупных территориально-промышленных комплексов. В первое постсоветское десятилетие судьбу Урала как единого экономического комплекса могла преобразить межрегиональная ассоциация «Большой Урал»18. Однако стремительная концентрация полномочий в руках Центра, наряду с необоснованными надеждами на рыночные процессы, привела к краху межрегиональных ассоциаций. Кооперация действий субъектов Уральского федерального округа на экономическом пространстве Урала и Западной Сибири сегодня минимальна. Без нее старопромышленные Свердловская и Челябинская области и быстро теряющая население Курганская область неконкурентоспособны на общероссийском рынке, за исключением производства отдельных видов вооружений. Опыт функционирования Уральской области вновь становится актуальным.
1 Показателен пример совместного сборника трудов уральских и сибирских ученых «Урало-Кузбасс: от замысла к реализации». Сб. стат. и док. Екатеринбург, 2010.
2 История в эго-документах: Исследования и источники / Ин-т истории и археологии УрО РАН. — Екатеринбург: «АсПУр», 2014.
3 Колосовский Н.Н. Проблема порайонной организации хозяйства // Плановое хозяйство. 1929. № 12. С. 20–31.
4 С 1932 года Вотская АО переименована в Удмуртскую АО, а с 1934-го в Удмуртскую АССР.
5 Генеральный план развития народного хозяйства Урала на период 1927–1941 гг. и период Первой пятилетки. Свердловск, 1927.
6 Бедель А.Э., Железкин В Г. Формирование Уральского промышленного комплекса // Опыт российских модернизаций. ХVIII‒ХХ века. М., 2000. С. 129–130.
7 В СССР тресты создавались в рамках новой экономической политики как объединения государственных предприятий одной отрасли, действовавшие на принципах хозрасчёта. К концу 1922 г. около 90% промышленных предприятий были объединены в 421 трест. К лету 1923 г. насчитывалось 478 трестов, из которых только 40% относилось к ведению ВСНХ СССР и иных центральных органов управления, а остальные ‒ местного подчинения. Однако массовое внедрение хозрасчёта не было реализовано; усиление централизованного административного управления и свёртывание рынка превратило в начале 1930-х гг. тресты в промежуточное звено административного управления.
8 Пятилетний план народно-хозяйственного строительства СССР. Т. 3. М.: Плановое хозяйство. 1930. С. 16.
9 См. подробно: Фельдман М.А. Руководитель Уральской области. Иван Кабаков: судьба человека на фоне эпохи // Урал. 2022, № 4. С. 211‒ 222.
10 Колосовский Н.Н. Будущее Урало-Кузбасского комбината. М.; Л. 1932.
11 Принципы географического размещения тяжелой промышленности во второй пятилетке. Сб. тезисов: Институт промышленно-экономических исследований. М.: Изд-во НКТП СССР. 1932. С. 10, 12, 32, 33.
12 Крумин Г.К. Итоги первой пятилетки и контрольные цифры Урала на 1933 год. (Дополненная стенограмма доклада на объединенном пленуме Обкома и Обл. КККП(б) 22 января 1933 г.). Свердловск; М., 1933. С. 3.
13 Итоги оборонной подготовки промышленности в первой пятилетке // Становление оборонно-промышленного комплекса СССР (1927–1932). М., 2008. С. 750–755.
14 Антуфьев А.А. Уральская промышленность накануне и в годы Великой Отечественной войны. Екатеринбург, 1992. С. 37.
15 Ермаков А.В. Развитие электроэнергетической базы Уральского региона в первой трети ХХ века // Уральский исторический вестник. 2001. № 7. С. 345.
16 ЦДООСО. Ф. 4. Оп.10. Д. 16. Л. 1.
17 Колтушко А.А. Проблема эффективности работы региональной номенклатуры в первой половине 1930-х годов (на примере Свердловской области) // Вестник Пермского нац. исслед. политех. ун-та. Культура, история, философия, право. 2009. № 1. 159–168.
18 Фельдман М.А. Вклад межрегиональных ассоциаций экономического взаимодействия в укрепление сотрудничества субъектов РФ (на примере ассоциации «Большой Урал» и «Сибирское соглашение)». Екатеринбург, 2010.