Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2023
Кирилл Радченко — родился в Улан-Удэ. Окончил филфак БГУ им. Д. Банзарова. Работал помощником кладовщика, книготорговцем, учителем русского языка и литературы, музыкантом, пресс-секретарём Иркутского областного кинофонда, корреспондентом. Публиковался в журналах «Наш современник», «Дальний Восток», «Байкал» и «АзъАрт». Участник писательских форумов «Липки», мастерских АСПИР. Участник Студии издательства СТиХИ (семинар Константина Комарова — Анны Жучковой). Живёт в Иркутске.
Публикация осуществляется в рамках проекта «Мастерские» Ассоциации союзов писателей и издателей России (АСПИР).
Тополь в деревне
Приедешь в июне попариться в бане,
отведать варёной картошки с луком.
Возьмёшь с подоконника
дедовскую «Приму».
Закури уже и выгляни в окно:
старик запускает корни
в крепкую вегетативную систему молодого комсомольца.
Смотри, как быстро тот заматерел
и покрылся старорежимной патиной.
Теперь огромный тополь,
посаженный жизнерадостной артелью,
одинок, словно царственный столп
на столичной площади.
Вечно молодой в душе,
он из года в год стыдливо избавляется
от юношеского пушка.
Но сегодня особенный день:
почти ко всем деревенским
приехали их городские.
Вместе вышли за ограды,
и стар, и млад.
Все — с ножиками,
топориками
и бензопилами.
Древесину растащили по всей улице.
Отцы вырезали сыновьям оружие:
одному — дубинку,
другому — автомат,
третьему — штык-нож.
Дубинка треснула в драке на дискотеке.
Калаш стыдно показывать игрушечный.
А штык-ножом я резал хлеб
и кормил доброго пса
белым мякишем.
***
Зима на Урале. В три шкуры одетый
стою, ощущая движенье планеты.
Почувствовав мощный крутящий момент,
цепляюсь за древний свинцовый хребет.
Сквозь ветер и снежные иглы я видел
как хмурится белый промышленный идол.
Вот рявкнет уральская хмарь-борода:
«тебе на восток, паренёк, не сюда!».
Но если уж я до сих пор не упал,
то может всё — сон, и вокруг — не Урал?
Воздух
Под крышей стройного дворца
сидит Алиса и не знает.
Сидит Алиса на лесах. —
Чего ребёнку не хватает?!
Гляди, какая высота!
Она сейчас тебе нужнее.
Мы снизу смотрим —
нам виднее. Не просто так
на потолках
в сухих рисованных глазах
слепые трещины чернеют.
И верить хочется — они
чем ближе, тем светлей
и чище.
Не ты одна, а мы одни.
Ты слышишь?
Если слышишь —
маякни, что ли.
Орловская роща
Осталась порванной игрушка.
Осталась роза без ноги.
Я их тебе, моя дурнушка,
вручу, вернувшись на круги
своя у нас с тобой аллея,
шуршит гербарием своим.
Его мы холим и лелеем,
короче, мучаемся с ним.
***
Горе катит на «Ракете».
Горе платит за разврат.
На есенинской планете
зэк ни в чём не виноват.
Горе, истинный бухгалтер,
разминает ключ стальной.
Лучше в поле, чем под балкой.
Воля. Быт. Жена. Покой.
***
Старец по осени
бродит у озера,
прячась от верной жены.
В заросли — просекой.
К старости — проседью.
Правда ли дни сочтены?
***
что же что же мне дают
всё чем можно напитаться
и не за столом в кругу
а в подвальном ни гу-гу
мне показывают старца
я послушал — он шептал
те же бредни те же бредни
что калика что лука
столь же грустный собеседник
***
Марине А.
Сто лет прошло, как выпрыгнул марлин.
Сто лет подряд зубастый исполин
терзает серебристого марлина
у борта нашей лодки кривобокой
А мы плывём.
И нам с тобою повезло, Марина.
Мы лодку называем кораблём
и с радостью до берега гребём.
По берегу сто лет ползёт один.
За ним — второй такой же.
И так — дальше.
Мы вылетаем на песок,
и жальше
нас
не будет никого.
Хоть век живи — не будет никого.