Вацлав Хаб. Мариинск. — «Новый мир», 2022, No 12
Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2023
Вацлав Хаб. Мариинск. /Перевод с чешского Сергея Солоуха. — «Новый мир», 2022, № 12.
Интересная тенденция: в последнее время стало все больше появляться книг и публикаций, посвященных Гражданской войне. Недавно вышло переиздание одного из лучших произведений на эту тему — романа Леонида Юзефовича «Зимняя война», — и практически весь тираж уже разошелся. «Донская утопия», новая книга Сергея Петрова (автора «Антоновщины», истории тамбовской крестьянской войны), посвящена начальной истории противостояния белых и красных на Дону. Выходит массовым тиражом книга австралийской исследовательницы советской истории Шейлы Фицпатрик «Белые русские, красная угроза». Буквально летом на книжных прилавках появилось исследование Алексея Теплякова «Красные партизаны на Востоке России». В издательстве «НЛО» за последние месяцы вышли воспоминания Василия Маклакова, одной из заметных фигур гражданского противостояния, и почти сразу — двухтомник мемуаров Василия Водовозова «Жажду бури», драматические очерки раннего советского быта в Петрограде. А в самом начале года там же вышла монография Олега Будницкого «Красные и белые».
И это только малая, малая часть. Похоже, издатели почувствовали общественный запрос — обращаясь к событиям столетней давности, к обстоятельствам и причинам кровавой смуты первых лет после революции, понять, что происходит с нашим обществом, нашей интеллигенцией, нашим народом сегодня.
В этом ряду стоит и небольшая повесть «Мариинск» Вацлава Хаба — практически неизвестного у нас чешского писателя, журналиста, историка и переводчика с русского (в частности, он переводил на чешский книги Льва Толстого). В 1918 году Хаб был рядовым солдатом знаменитого Русского чехословацкого корпуса. Известно, что после заключения Брестского мира и фактического завершения участия России в Первой мировой только чехословаки остались верны союзническому долгу и потребовали доставить их в Европу, на еще действующие фронты. Сделать это было возможно лишь одним способом — погрузить их в военные эшелоны, доставить во Владивосток и оттуда кружным путем, через всю Азию отправить на европейский театр военных действий. Иркутский историк Сергей Шмидт в свое время назвал эпопею по отправке чешских легионеров «самым буйным дембельским поездом в истории Советской России». По пути следования чехи устроили мятеж, стали активно вмешиваться в противостояния политических групп во многих городах — и, по сути, участие этой организованной вооруженной силы сильно разогрело тлеющую в стране Гражданскую войну.
Считается, что началось все именно в Мариинске, небольшом сибирском городке, железнодорожной станции на Транссибирской магистрали. В конце мая и начале июня 1918 года этот городок стал ареной ожесточенных боев между чехами, ожидавшими эшелоны для отправки на восток, отрядами красных партизан и местными красногвардейцами, представлявшими к тому времени фактически единственную власть в городе. Некоторые историки Гражданской войны именно с этих событий ведут отсчет затянувшейся на четыре года кровавой бойни между белыми и красными. Хотя версии, какое именно событие стало «триггером», спусковым крючком Гражданской войны, есть разные. Кто-то ведет отсчет от расстрела Учредительного собрания в январе 1918 года, кто-то — с восстания донских казаков атамана Краснова в конце марта, кто-то — от заключения Брестского мира, кто-то — с эсеровского мятежа в Ярославе в июле. Но в Мариинске произошли не просто отдельные стычки, а настоящее сражение, войсковая операция, в которой применялись пулеметы, артиллерия и паровозы. Если не Гражданская война, то уж чехословацкий мятеж начался именно там.
Вацлав Хаб (краткие сведения о котором можно узнать из предисловия Сергея Солоуха, ставшего и переводчиком «Мариинска») был очевидцем и участником этих событий, поэтому «Мариинск» — это прежде всего подробная, тщательно выстроенная, порой буквально поминутная хроника происходящего: кто куда бежал, кого когда убили, кто в кого стрелял. Хаб при этом старается сохранять абсолютную объективность. Он фиксирует слова и поступки, но при этом сух, хладнокровен, отстранен. Он наблюдает за происходящим с позиции свидетеля, не разделяя симпатий и антипатий своих героев. И именно эти описания позволяют увидеть, как разворачивались трагические события в Мариинске, уложившиеся в неделю с небольшим.
Вот в город входят красные партизаны — они разоружают местную милицию и немедленно принимаются грабить богатые квартиры, в первую очередь железнодорожников. Вот стоят на пути эшелоны с чехами, которые видят эти безобразия, но до поры не вмешиваются. А вот уже вмешались: люди бывалые, воевавшие, одним броском выбили красных партизан, отобрали у них пулеметы. А вот им приходится занимать оборону, потому что к Мариинску с востока подходят большие отряды красных.
Повествование, как в музыкальном произведении, разворачивается крещендо. Вот первые, робкие, неуверенные перестрелки, смешные потери — ранили командира, убили ездовую лошадь. А спустя буквально три-четыре дня гремит винтовочная и пулеметная стрельба, на улицах Мариинска рвется шрапнель, кричат раненые, на окраине хоронят погибших бойцов — и еще сколько-то их осталось неубранными на поле боя.
Превращение мирного города в поле боя — наверно, один из самых сильных психологических моментов повести Вацлава Хаба. Чехи хотят, чтобы им дали паровозы и отправили дальше на восток, красные хотят, чтобы чехи ушли из Мариинска. Никому не хочется никого убивать. Но слишком быстро раскручивается маховик кровавой смуты. Вот Хаб показывает старого чешского ветерана, который в порыве чувств отдает бедной женщине самое ценное, что у него есть, — кусок мыла. Вот поймали шпиона, ведут на расстрел, но никому неохота становиться палачом — и шпиона запихивают в пустой вагон, прекрасно понимая, что он через пять минут оттуда сбежит.
Это такие романтические, светлые, какие-то очень человеческие линии начала противостояния, когда каждый верит, что все это ненадолго, все это понарошку, постреляют и разойдутся. Вот в одном месте города идет бой, а в другом собирают митинг — потому что люди еще не привыкли, что острые вопросы будут решать вооруженным противостоянием, а не публичной дискуссией. «А люди были такие, какие они есть и будут всегда. Просто в начале долгой, полной злоключений и приключений дороги так бывает, что первые и самые неожиданные из них наполняют сердца необыкновенным волнением и счастливым ожиданием», — пишет Хаб. Он несколько раз обращается к описанию картин природы — «тайга уже вовсю благоухала весной, ночи стали светлее и короче, дни делались бесконечными, и вечерами сумрак опускался на округу так тихо и незаметно, что сердце сжималось в груди. Деревья пахли молодой листвой, и под кустами, на южной стороне, цвели цветы, которых никакие чехословацкие очи еще не видывали и никакие чехословацкие уста еще не называли» — ну как рядом с такими травами, лесами, красотами кого-то убивать, пытать, расстреливать? Чешские солдаты и сибирские красногвардейцы — все они, хоть и успевшие повоевать, как-то еще не привыкли стрелять «в своих» — в славян, в братьев-солдат, в союзников.
И этот переход от почти послевоенного благодушия к повседневному привычному зверству еще надо совершить. Вот этим и необычен «Мариинск»: он показывает, как невелика дистанция между обычным парнем, призванным на войну, и остервеневшим чудовищем, которое потеряло друзей и готово мстить за них, убивая всех встречных. В «Мариинске» много эпизодов, которые показывают, насколько мучительным, непривычным, шокирующим для многих становился такой переход. И что то самое «предчувствие Гражданской войны», о котором когда-то пел Юрий Шевчук, — оно может посетить каждого, даже если прежде он был человеком мирным, но в недобрую минуту оказался не в том месте.