Эссе о том, почему не стоит бояться смерти
Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2023
Наталия Гилярова — писатель, эссеист, художник. Проза публиковалась в периодике, альманахах, сборниках. Среди них «Знамя», «Новая Юность», «Новая газета», «Урал», литпортал Textura и другие. Автор книг «Неигра» (2012) и «Финтифля» (2020). Лауреат конкурсов, среди которых «Илья-премия» (2000), «Белая Скрижаль» (2011), «Им. Булгакова» (2011), «Русский Гофман» (2016) и пр. Член Союза российских писателей. Родилась и живет в Москве.
Соляная кукла
Эссе о том, почему не стоит бояться смерти
Задумывала книгу, но пока успела завершить только начальный фрагмент. Однако думаю, это самое важное, что я написала за жизнь. В обычной суете, пока энергия и радость создают иллюзию бессмертия, на эту тему никому не интересно читать, но для каждого наступит момент, когда станет интересно и важно. И тогда, надеюсь, мой опыт для кого-то окажется полезен.
Притча о Соляной кукле
Входя в море, каждый раз вспоминаю притчу о Соляной кукле. Она спрашивала море: ты что такое? Море отвечало: войди и узнаешь. Соляная кукла вошла и, растворяясь, сказала: море — это я! Кукле не было больно. Она ведь была солью. Она обрела себя в море.
Эту притчу мама рассказала мне еще тогда, когда я понять ее не могла. Но запомнила. А теперь не понимаю ничего другого. Именно в этой притче для меня вся истина. Я, не только входя в реальное синее море, представляю себя Соляной куклой. А всегда.
Родная моя уже в этой стихии. Потом растворюсь и я. Вчера сидела у ее постели, и мы гадали, что там… А сегодня она уже знает. Она не могла просто пропасть в никуда!
Почему я верю в бессмертие души
Почему я верю в бессмертие души? Именно потому, что существует материальный мир. А он — часть чего-то, не целое. Загадка, которая требует разгадки.
Вопрос о том, где наши любимые люди, когда они умерли, породил всю философию — желание объяснить мир. Думая о любимых, ушедших в неведомые дали, человек ощущает настоящее соприкосновение с тайной. То самое подлинное чувство, которым пользуются религии. И которое недооценивают науки.
Михаил Лабковский, известный и уважаемый мною психолог, озвучивает один излишне поверхностный постулат своей научной дисциплины. О том, что психически здоровый человек не думает о смысле жизни, а просто живет. Согласна, но с одной оговоркой. Только тот, кто никого не любил либо никого не терял, может так жить, «не думая». Человек, любивший и потерявший родное существо, не может не задуматься о том, что с ним стало…
Мои аргументы за бессмертие души
Итак, какие еще есть аргументы в пользу бессмертия души? Кроме того, что без этакой мелочи весь мир становится бессмысленным аттракционом?
Космос. Поражающие воображение размеры Вселенной. 45,7 миллиардов световых лет — размер только наблюдаемой Вселенной. Притом что с Земли до Солнца 8 световых минут. Попробуем представить… Но даже не чудовищных размеров Вселенную. А чуть дальше, на один всего сантиметр отступив… Что там? Пространство закончилось. Там нет ничего. И «ничего» тоже нет. И нет «там». Очевидно, что Вселенная не заканчивается, а странным образом округляется, становясь непостижимой, как вечность.
Эйнштейн представил нам четырехмерный мир, в котором время — одно из измерений, и ход его для каждого разный («пространственно-временной континуум»). Ученые, которые занимаются Теорией Струн, предполагают 11 дополнительных измерений в свернутом виде прямо здесь, вокруг нас. Человечий ум слишком линеен, чтобы постичь это запредельное завихрение. Короче говоря, ночное небо недаром так таинственно выглядит.
Предметы, ведущие себя непостижимым образом, находятся и ближе, иногда их можно даже осязать. Например, Лента Мебиуса — предмет с одной-единственной стороной. Одномерный. Но их две. И все же одна.
А еще математики говорят, что множество всех множеств должно включать и самое себя… Да и много еще чего говорят математики…
Способы познания
Мой текст строго ненаучен. Но это не значит, что он науке противоречит. Я не выдумываю небылицы, меня интересует только реальность. Как оно на самом деле. Не красочные фантазии, а красочная явь.
Как можно что-то узнать? Мы рождаемся невеждами и окружены невежеством. Ведь никто вокруг нас тоже ничего не знает об этом мире. И никто никогда не знал. Но версии выдумывали. Записывали в «священные книги» и выдавали за истины. Те, кто продвигали свои версии, запрещали думать. «Верить и мыслить одним и тем же мозгом невозможно», — сказал Ежи Лец.
Здравый смысл дает представление только о вещах очевидных. На нем основан метод эмпиризма в науке — подтверждения опытом. Но наши чувства иногда обманывают нас. Так, мы видим, что рельсы сходятся в одной точке, а Солнце ходит вокруг Земли. Очевидное бывает иллюзией. Да и все видимое иллюзия — как окраска вещей — только игра света. Мы видим узкий диапазон волн.
На помощь науке приходит рационализм — способность достраивать мир при помощи законов логики. Ученые умеют это делать. Они вычисляют мир в уме, на бумаге, на компьютере, и результаты вычислений подтверждаются во Вселенной! Однако путь этот медленный и кропотливый. Так открываются фрагменты. И если таким образом можно ответить на вопрос «кто мы, откуда и куда идем?», то очень-очень не скоро. Всеобщее Великое уравнение еще не выведено. А человек не может не думать о тайне жизни, ему нужен ответ при жизни, и желательно прямо сегодня.
Остается иррационализм. Познание интуицией, способ философский. Философ домысливает, но свои домыслы не может доказать. Поэтому они не научны, но они могут быть честны. Если это — искренняя попытка познать. Думаю, что иррационализм может не противоречить разуму и не завести в дебри, если он учитывает знания, уже добытые учеными, и пользуется логикой наравне с интуицией.
К сожалению, есть ограничения и в самом языке. Бывает, его попросту не хватает, чтобы выразить сложные мысли… когда речь идет о непостижимых предметах, не обойтись без иносказаний. Иносказание — это рассказ в образах о том, что сложно передать словами. Язык философа обречен быть ненаучным. Рассказ в образах не может быть точным. Так, когда я пишу о том, как Соляная кукла вошла в море, — это иносказание. Речь идет не о кукле и даже не о море.
«Единое»
Так о чем же я рассказываю? Море и кукла — иносказательно вечность и человек. Или «всё», «целое», «единое» и человек. И человек сливается с вечностью и становится ею, «всем»…
«Единое» понять очень легко на материальном уровне. Об этом говорят: «глина возвращается в глину». Сложнее на уровне смыслов, которые нас интересуют больше. Здесь нужно оговориться, что материя и мир идей тоже едины. (Ни материя не первична, ни идеи.) Все было едино и вернется к Единству. Разделение — случайно.
Глина возвращается в глину. То, что было в точке сингулярности, туда и вернется. Миллиметр отступив за пределы Вселенной, момент отступив от начала.
«Единое» — не отвлеченное понятие, не заумь. А самое важное, животрепещущее для человека. И простое. «Единое» — то, чем мы были и будем. К чему стремимся и та тайна, которую некоторые называют «богом» или «абсолютом». Едино на самом деле всё — люди, звери, камни, кварки… Разделение, множественность — временна.
Ссылки на авторитеты
Когда начинаешь просматривать историю философии, вдруг видишь, что интересы философов со всех сторон света и во все времена сходились в этой точке. Интуиция о «Едином» объединяет все учения. На Востоке и на Западе. Объединяет индийских, китайских и древнегреческих мыслителей. Древнееврейскую каббалу, Возрождение, Новое время и русских философов Серебряного века. Это учения о пране, ци, переселении душ и о том, что мир стремится к слиянию в любви. С вариациями и нюансами, но понятие «Единого» волновало всех…
Греки говорили о «Едином»: нельзя сказать, что «единое существует», потому что тогда понятие потеряет свою суть — единственность, так как разобьется на два — «единое» и «существует». То есть «Единое» — невообразимо.
Пифагор считал унисон, или Единицу (Монаду), совершенством. Конечно, в ней — Единство.
Индийцы описывают мир как океан «праны» — энергии. А тело человека — как губку, пропитанную этой энергией. То есть самим миром. Сейчас, когда мы знаем, что атомы состоят из нейтронов и протонов, а те — из кварков, которые и есть энергия и ничего больше, можно сказать, что их интуиция оказалась точной.
Китайская «ци» — понятие, очень близкое к индийской «пране».
Идею о переселении душ поддерживали мыслители не только Востока, но и Запада. Это — почти та же самая интуиция о растворении человека во Вселенной. Ведь согласно этому учению, рождаясь в другом теле, человек ничего не помнит о прежних жизнях, теряет свою индивидуальность. Он больше принадлежит «Единому». Фрагмент которого, конкретная душа, совершенствуется, как оформляется глина под руками скульптора. Это где-то близко к моему видению «Единого». Предполагаю, что все остальное в учении о Карме — наносное и случайное. Даже само переселение душ. Верно только это грандиозное «обезличивание».
«Каббала» — тоже учение о единстве всего. Она говорит не только об эманация бога (мир не сотворенный, а порожденный, как в древнегреческой мифологии). Но даже и об имманентности его (бога) всему. То есть бог во всем, бог — всё. Похоже на пантеизм. Тут само понятие бог — условно. Подразумевается «высшее начало».
О том же думали Н. Кузанский и Дж. Бруно, Декарт и Спиноза, Лейбниц и Кант, Фихте, Шопенгауэр, Шеллинг и Гегель, и даже сам Эйнштейн. И русские последователи немецкого идеализма — Соловьев, Флоренский и многие другие…
Всё стремится к «Единому»… Тема эта животрепещет. Таково море, о котором спрашивала Соляная кукла, потом вошла и, растворяясь, сказала: «Море — это я».
Путь моей мысли
Как я начала об этом думать? И пришла к пониманию «Единого» и случайности разделенности?
Я наблюдала…
Например, однажды шинковала капусту для салата. И случилась беда. Нож разрезал не только листья, но и мягкую улитку, сидевшую под ними. И я задумалась — почему улитка погибла так нелепо? Была ли такова ее карма? Нет, я точно не являюсь ее кармой. Я просто человек, который хотел приготовить капустный салат. Если бы я полоснула капусту, на сантиметр отступив, улитка осталась бы целехонькой. Ясно, что ее гибель — случайность. Так же точно жизнь и смерть всего живого, и человека. Потому что и человек живет по тем же законам, что и все прочие животные. Несмотря на особенность своего сознания. Жизнь и смерть в этом мире — случайность.
Мир таким образом сконструирован, что, просто ступая по земле, ты не можешь исхитриться, чтобы не давить мелких букашек. Даже если ты убежденный вегетарианец. Так и получилось у меня с улиткой. Чтобы жить, организмы пожирают друг друга, их вины в этом нет, так как, кроме гомо сапиенсов, ни один даже не осознает, что делает. Невольное зло в основе этого мира. Поэтому учения о добре и зле, не учитывающие невольное зло, неубедительны. Одно только это зло демонстрирует нам порочность в основе мира, следовательно, случайность. Так как только гармоничное неслучайно.
Нагляднее всего демонстрирует случайность жизни на Земле случайность самих наших личностей. Пляски генов, называемые майоз, накануне зарождения в этом разбитом мире. Родительские гены составляют одну из мириадов возможных комбинаций — щелчок, и новый человек, представляющий собой случайный набор генов, случайно собранный от других людей, живших в разное время. Наследуется и облик, и темперамент. Иногда эта смесь производит впечатление до ужаса механической…
Случайность нашей жизни ярче всего проявляется в бесчисленных генных мутациях. Здесь и сиамские близнецы, и даже близнецы, один из которых пытался развиваться в желудке у другого… Синдром бабочки, хрустальные люди, прочие уродства и муки — всё это выглядит надругательством над живыми существами. Но является случайностью.
Случайность в основе жизни похожа на величайшую бессмыслицу. Но мы-то предположили, что смысл есть. В этом изначальная человеческая интуиция — не может быть бессмыслицей всё — наша любовь, страдания, прозрения. Значит, смысл вне нашего мира. А здесь, образно говоря, космический мусор и пыль.
В детстве я переживала особые состояния. Кажется, и говорить тогда еще не могла. Сидела со своей любимой игрушкой-неваляшкой в руках на бабушкиной широкой железной кровати, мягко, впрочем, застеленной, среди взбитых ею подушек. Бабушка хлопотала, а я пыталась вспомнить что-то очень-очень важное, что было со мной раньше, — и не могла… Удивительнее всего, что и мама, когда я подросла, рассказывала мне, как она переживала это — пыталась вспомнить что-то важное, глядя на зеленую траву, но это что-то было как будто запечатано… Потом я читала о сходном переживании во младенчестве и в некоторых автобиографиях.
Именно единение всех душ в единой стихии я считаю естественным завершением наших одиночеств. На это указывает сама боль нашей разделенности. Люди стремятся к любви, дружбе, единству. Понятие «единство» почти равно понятиям «добро» и «счастье». Волки тоже стайные животные, и они стремятся к объединению. И все одушевленное. Можно даже представить, что одушевленность — это и есть устремление навстречу другим.
Вообразите встречу с любимыми после смерти. Но такую, где мы наконец полностью слиты с ними в единое существо. Все прекрасное, все то, что любили в них, становится нашим навеки. А то, что мешало их любить, случайное и наносное, оставлено в прежнем мире, «земной юдоли». С нами все добро мира, все, что когда-то вдохновляло и помогало жить на испорченной земле.
Вот что значит верить в добро. Это значит, оно вечно. Если мы добры, мы уже сейчас живем отчасти в этом мире, отчасти в другом, потустороннем… Там живет наша жалость, любовь, чувство гармонии и прекрасного… А после смерти на Земле мы остаемся там настолько же, насколько были при жизни… На долю зла и разрушения выпадает небытие.
Личность — это отделенность. И все. Нейрологи ищут центр мозга, который бы координировал все, средоточие человека, в котором прячется «я». И не находят. А центр этот, похоже, на краю кожи. Там, где человек отделен от остального мира. Он, теряя свои границы, соединяется со стихией Блага. Настолько, насколько в нем было от этой стихии в разбитом мире. Самой мне не жалко влиться в стихию. Но иногда кажется, что жаль никогда не увидеть любимых такими, как при жизни, со всеми их черточками и привычками. Как быть с такой безнадежной любовью? Я хочу накормить дедушку жарким с черносливом, о котором он просил перед смертью… Я хочу лелеять бабушку, такую бесконечно добрую, так рано изгнанную из жизни, недолюбленную… Мне нужна мама со всеми ее черточками — и великодушием, и щедростью, и ранимостью, и блистательным умом, и талантом, и остроумной язвительностью, и даже с увлечением сумками — хочу дарить ей новые сумки… И то, что этому всему уже, видать, не сбыться, печалит, разочаровывает… Делает смертельную разлуку трагедией.
Хотя если подумать… совсем не это жаркое по-настоящему нужно было дедушке. А небесная пища, от которой не умирают, а живут вечно. Которой я не могла ему дать. И бабушке нужна была не одна только моя ласка, а любовь космическая, которую она заслуживала… Возлюбленных, братьев, детей, внуков и тех людей, что ее ранили когда-либо грубыми словами, — всех. Да и маме сумки нужны были только на время — донести какую-то мелочь из дома до работы… А по-настоящему ей нужна была любовь, справедливость, понимание, гармония… Она же вспомнила за несколько дней до смерти (то же), что увидел казненный Цинциннат: «он увидел равных себе и шагнул к ним…» И когда я поняла это, я поняла и то, что хочу позволить своим любимым слиться со стихией, оставив все случайное…
Об этом думали и другие. Например, Андрей Битов говорил, что личность — мозоль, которую жизнь натирает на бессмертной душе человека.
Большой взрыв
Здесь космический мусор и пыль, результат крушения Единого.
Издревле ведутся споры о том, что такое наш мир — творение или эманация. Разумеется, не то и не другое. А разрушение. Попросту говоря, катастрофа.
Сбивает с толку иллюзия, что по мере протекания миллиардов лет что-то как будто усложняется… От кварка до камня, от камня до растения, от растения до животного… Но эти усложнения и есть разрушения. Все дальше от целого, от единства, от гармонии. Кварку не больно. Человек страдает от одиночества и боли оторванности. Но это, конечно, лирика. Однако то, что живое существо не знает гармонии, что его земная жизнь нелепа и обречена, это факт.
Большой взрыв, похоже, — это разрушение истинного единого гармоничного мира, конец, а не начало. Точка сингулярности была Единством. Эту точку я описываю как море. Единство разрушилось. Отчего произошла катастрофа, мы не знаем. Но знаем, что имел место Большой взрыв. Вечность рассыпалась на части, звездную пыль, атомы, кварки, время, пространство. Людей, амеб, муравьев, вирусы.
Мы среди осколков крушения, и сами мы — осколки. Но, так как разбилась и рассыпалась такая непростая вещь, как точка сингулярности, осколки ее тоже не совсем обычные — не похожи на черепки, к примеру, разбитой чашки. Поэтому, говоря «осколок поменьше», «осколок побольше», я просто перевожу непостижимое на язык образов.
Осколки покрупнее — это то, что мы называем прекрасным и гармоничным. Это природа в своих наивысших проявлениях, свежий воздух, сосны, цветы и травы. Истинное искусство, вопиющее о смысле. Еще это сами понятия о гармонии, красоте, любви, добре. И их проявления на земле. И, конечно же, то в человеке, что мы называем душою.
Человек откололся от Единства — от мира. Соляная кукла стала существовать вне моря, у нее появилась боль оторванности. Так же человек распался на множество людей — новая боль. И по сей день распадается. Каждый новый человек — новый осколок Единства. Но и сам мир расколот. Каждый наедине со своим миром. И миры наши отделяют нас друг от дружки. Если бы мир был один на всех, люди могли бы подойти друг к другу близко. Но каждый одинок в капсуле своего мира. В капсуле этой рождается, в ней и умирает. Вместе со своим миром.
В течение 14 миллиардов лет осколки разлетаются… Но это миг по сравнению с вечностью… Ничто. Неотличимо от нуля. Земля возникла, и водоросль стала человеком, пока осколки разлетаются… Мы существуем внутри катастрофы. Вся жизнь — барахтанье в падении. Кто-то успеет схватить на лету банку с джемом, кто-то — нет, конец один…
Все должно вернуться в Единство. Потому что времени не станет. А не станет времени, не станет и пространства. Материя конечна. Не станет ни материи, ни времени, ни пространства. А там, где вечность, — там целое. Там то, что пребывало до времени. Точка сингулярности.
Герменид говорил, когда мы умрем, очень удивимся. Скоро и я удивлюсь. Я уже на краю моря. Я уже в нем. Зашла и, кажется, до пупа растворилась… Я — Соляная кукла. Скоро я узнаю то, что уже знает мама.