Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2022
Андрей Кулик (1966) — родился и вырос в г. Коркино Челябинской области, окончил факультет журналистики УрГУ (нынче — УрФУ). Служил в ежедневных газетах «Горняцкая правда», «Уральский рабочий», еженедельниках «Телемир» и «ТелеШоу», на коркинском городском радио. Публиковался в журналах «Казань», «Прочтение», «Уральский ревизор», «Линии жизни», «Город 343», «Банзай» и др. изданиях. Сотрудничал с Радио Свобода, Русской Службой Би-Би-Си, радио «Серебряный дождь». Ведет еженедельные рубрики о кино на телевизионном «Четвертом канале». Автор книг «Хрущев в Голливуде (с Алексеем Зайцевым, 2010) и «Бабуля» (2011), вышедших в издательстве Franc-Tireur (США). Живет и работает в Екатеринбурге.
23 сентября 1989 года Василий Павлович Аксенов стал гостем программы «Севаоборот» Русской службы Би-Би-Си (увы, запись не сохранилась). И ВП сказал, что осенью приедет в СССР по приглашению американского посла Джека Мэтлока на 10 дней. Гражданство ему не возвращают, приезжать на родину не дают, но, как гостю американского посла, разрешат приезд, и даже не только в Москву, но и в родную Казань. Фантастическая гуманность!
Я прикинул (я же уже умный и взрослый был, 23 года!): в Москве любимого писателя разорвут на части. А если встретиться в Казани? Это же на полпути между Челябинской областью и Москвой. Оставалась самая малость — узнать номер телефона. Раздобыл телефон Окуджавы. «У меня записная книжка с телефонами на даче, а я завтра утром улетаю в Японию… Вася… Да… А вы позвоните Белле!» Позвонил Ахмадулиной, найдя ее телефон в справочнике Союза писателей. Трубку сняла дочь: «Её здесь не бывает, позвоните её мужу». Звоню. Трубку берет Борис Мессерер. «Вася едет в Москву? Я не знал, радость! Хотите с ним о встрече договориться? Я, конечно, продиктую телефон, но у него (нервный хохоток) характер, будьте готовы, что он вас пошлет, и очень далеко. Значит, записывайте…»
И я позвонил в США из города Коркино Челябинской области. Разговор не состоялся — мало того что его нужно было заказывать за три дня, я должен был подтвердить перед началом разговора, что он состоится! Что ж, заказал снова. Запись разговора у меня сохранилась. Очень смешно: «Вася, Москва?» — «Челябинск!» — «Василий Павлович, я ваш читатель, я услышал по Би-Би-Си, что вы осенью будете в Казани, и это же близко от Урала, и я бы мог приехать…» — «Вы студент?» — «В прошлом году окончил» — «Приезжайте, конечно, запишите телефон моего сына Алеши, у него все подробности».
Записал. Созвонились. И в ноябре 1989 года я отправился знакомиться с любимым писателем. Тогда же и появился этот дневник.
1989
21 ноября. Казань, гостиница «Молодежный центр». По порядку — вчерашний день (время московское).
5.45. Поезд «Челябинск — Свердловск».
6.05. Закомпостировал билет (время отправления — 6.28, скорый поезд № 75, вагон № 9, поезд «Тында — Москва»). Я очень хорошо попал на свободное место в этом очень плацкартном вагоне — с ребятами, которые едут из Монголии (дембеля). С одним из них (Игорь из Ровно, типичный западенец, машинист тепловоза) с удовольствием пообщался и научил его играть в «балду».
20.45 — вот и Казань! Звоню Павлу Васильевичу1 — трубку берет его жена. Оказывается, ВП остановился в гостинице, сейчас на встрече в драмтеатре имени Качалова. Я в театр — глухо, все закрыто, и не ясно даже, где служебный вход. Рядом — гостиница «Казань». Там номеров нет. Переписываю в книжку номера всех гостиниц и начинаю обзванивать. «Молодежный центр» — да! Бегу туда (ох и промерз — город незнакомый, углов не срежешь).
Он, говорят, вообще-то на третьем этаже, но сейчас нету. Ну, я тут, говорю, посижу. Сижу. Смотрю телик. Спать хочу — не могу уже. Да и устал, и замёрз. И вот в тот момент, когда дежурная по этажу открыла рот, чтобы меня выставить (было что-то около 24.00), открылась дверь…
Как в мечтах и сказках. Улыбается, а сам очень устал, шутит: «Работаем здесь на полных оборотах». Я говорю: ладно, мол, я тут, в холле, до утра в кресле покемарю, а утром… «Ну, вот новости, в кресле. Надо попросить номер». Ходили с Алексеем2 к администратору. Каменное лицо, смотрит сквозь нас: «Мест нет». Я часом раньше заприметил на том же третьем этаже Володю Шахрина из группы «Чайф». Стучу в номер, вышел. «Мы лично не знакомы, но у нас есть общие друзья — Игорь Скрипкарь, Дима Карасюк…» Заулыбался. «Можно у вас переночевать?» — «Нет. У нас и так на две кровати три человека». Земляки…
Идём в конец коридора, к Аксёновым. Майя3 решительно: «Что ж, тогда ночуйте у нас». Номер двухкомнатный, я разлегся в зале на диванчике. Заснули где-то в час ночи. А уже в 7 часов я проснулся и не могу заснуть. Сейчас без 20 девять.
До того, как легли, посмотрели немного сессию Верховного Совета. Попробовал взглянуть глазами ВП. Да, забавно! Я не нашел ничего умнее, как преподнести уставшему, полуспящему ВП «ОРТО»4. Он вежливо пролистал. Вообще чувствую себя очень неловко — и без меня им хлопот хватает. Алексей сказал дежурной по этажу: «Человек приехал специально на писателя посмотреть!» А я поговорить хочу…
ВП вспоминает Давида Кугультинова (он в посольстве, оказывается, спросил ВП: «Вы в университете преподаете ради денег или ради удовольствия?»): «Кугультинов и Кулиев всегда были проститутками. В ЦДЛ напьются: депортация, аксакалы в теплушках ехали, лучшие люди погибли! На трибуну выходят: партия! Союз нерушимый! Так же точно и Межелайтис: «Партия! К тебе стремится песня моя!»
ВП ужасно рассмешил на первом этаже плакат о том, что здесь собираются члены конгресса НТС. Это был конгресс какого-то научно-технического сообщества, но для человека из США плакат про НТС стал, конечно, веселым сюрпризом.
21 ноября. Встреча с журналистами в редакции «Вечерней Казани». Начало в 14.00, окончание в 16.10. Я спросил: «Не собираетесь ли издать сборник своих радиоскриптов «Смена столиц»?» Алексей толкнул локтем: «Очень хороший вопрос!» — «Да, такая мысль есть, это один из моих проектов. Я хочу сделать селекцию своих скриптов, которых навалял за эти годы массу, у меня несколько папок таких собралось. Всё, конечно, печатать я не хочу. Задача — сделать в результате этой селекции картину 80-х годов. У Фёдора Михайловича Достоевского был «Дневник писателя». Я хочу назвать это «Радиодневник писателя» — наглость вот такая… Это ведь для меня, по сути дела, и был радиодневник — меня никто не ограничивал в тематике, я сам выбирал сюжеты для передач. Надеюсь, всё это может быть не менее интересно, чем моя книга об Америке «В поисках грустного бэби». Она, кстати, пользуется успехом — вышла и по-русски, и по-английски, её читают».
(Книга «Десятилетие клеветы» с подзаголовком «Радиодневник писателя» вышла только через 15 лет.)
Из вопросов журналистов:
— О чем вы думаете в тяжелых ситуациях?
— Каждый раз по-разному. Но мысли религиозного характера действительно приносят поддержку, я это ощущал — этот адрес (показывает вверх) не подводит. Ну и вообще я стараюсь не впадать в уныние — колоссально много работы, кручусь и даже такой роскоши, как ностальгия, не могу себе позволить, поскольку всё время занят. Ну и искусство, конечно, — джаз и классика, воспоминания… Стараюсь не терять ощущения жизни как карнавала — иногда трагического, иногда забавного…
— Предположим, Верховный Совет разошлет деятелям Русского Зарубежья приглашения вернуться. Ваша реакция?
— Сколько американских писателей живет в Париже или в Риме? И ничего! Почему мы создаём проблемы? Речь, по-моему, должна идти не о возвращении гражданства, а об отмене указов, подписанных Брежневым и невинным Георгадзе! Я бы тогда мог ездить сюда сколько угодно, построил бы, например, домик в Крыму или на Волге… Когда Юрий Петрович Любимов обратился с нижайшей просьбой о предоставлении ему гражданства, это звучало очень нехорошо, немного даже унизительно. Я его очень уважаю, мы вместе делили эмигрантский опыт (он у нас в Вашингтоне ставил «Преступление и наказание»). Но я не думаю, что Ростропович когда-нибудь напишет такую просьбу или Войнович, Владимов, Максимов… Я тоже не напишу, хотя был бы рад, если бы этот указ отменили.
— Ваши отношения с Солженицыным?
— Их нет, он затворник. Но я его очень уважаю. Была смешная история с его сыном Ермолаем. В Вермонте есть летний институт русского языка, где студентам запрещается говорить по-английски. И года четыре назад туда приехала команда советских велосипедистов. Какая-то «Миссия доброй воли» — они по всей Америке разъезжали, — все, как на подбор, среднего возраста эти «велосипедисты». И у этих «велосипедистов» была встреча со студентами, которые не должны были говорить по-английски. И советского «велосипедиста» спросили, почему из СССР выслали Солженицына. «Господа, его никто не высылал, просто у него был большой банковский счёт, и он поехал тратить свой большой капитал». Один из студентов спрашивает: «Откуда вы это знаете?» — «Уж поверьте, мы Солженицына знаем лучше, чем вы» — «Сомневаюсь, всё-таки я его сын…»
— Будете ли ещё переводить?
— Надеюсь, нет. Это огромная трата времени. Процесс, конечно, интересный, но у меня пока есть чем заниматься кроме этого.
Был Ильгиз Абдуллович Ибатуллин5. Представился: «Ибатуллин, первая буква И». Он пришел в ужас, когда я сказал, что «Коллег» сегодня читать невозможно. ВП спокойно сказал, что первые рассказы и «Коллеги» — паровоз. «Коллег» я обставил как следует с идеологической стороны, потому они всем и понравились, кроме «Октября», который классовым чутьем своим что-то унюхал».
Майя: Хочу, чтобы что-то осталось на память от встречи с ВП. Вот этот красный шарфик.
ВП: Только завязывать надо небрежно, узлом. Как повяжешь шарфик, береги его. Он ведь с нашим знаменем цвета одного…
В гостинице я как ненормальный колол орехи. Мы разговаривали, а я колол. ВП в конце концов сказал: «Майя, ты успевай, товарищ-то вон как шустрит». Я был готов провалиться сквозь землю: «Я ничего не съел, я для вас…» Хохотали вместе.
Заходили в казанские магазины. Очередей нет. Всё по талонам.
Родственники ВП принесли перемечи. Впервые услышал это слово. Это как беляши, но круглые.
«Андрей, а у тебя есть деньги на обратную дорогу? Ты не стесняйся — у нас в Америке взаимопомощь в порядке вещей».
Майя дала варёную курицу: «Да если у тебя билета нет, хрен знает, сколько ты на вокзале пробудешь. Бери, без вопросов».
По ТВ показывают телеспектакль «Долгий день уходит в ночь». Юджин О’Нил. «Нас спрашивают, есть ли хоть что-то в Союзе лучше, чем в Америке. Пожалуйста — серьёзная драматургия на телевидении! Хотя Теннесси Уильямс сильнее, конечно».
«Вчера смотрел сессию Верховного Совета, и депутаты говорят… Они, мне кажется, не очень представляют, боятся называть вещи своими именами, боятся «перехода к капитализму». Эта терминологии ведь вся в прошлом, об этих штампах надо забыть!
В экономике сейчас растерянность на идеологической почве — и здесь запугивают до сих пор хозяйственников. Говорят: кооператоры вздувают цены, они недоступны для населения. Но не говорят, что чем больше кооператоров, тем ниже упадут цены. Когда в Америке существовало всего четыре больших авиакомпании, цены на билеты были одинаково высокие, и полететь из Нью-Йорка в Калифорнию было довольно дорого. Потом, лет 7–8 назад, остались и эти авиалинии, но правительство сняло ограничения, и возникла масса других аэрокомпаний, стали они бороться друг с другом, и от этого выиграл пассажир. Происходят сейчас немыслимые ситуации: ты можешь заплатить полную стоимость, если ты приходишь и тебе надо улететь сейчас. А если ты закажешь за пару недель, ты можешь заплатить четверть этой суммы. Вдруг иногда на телевидении появляется реклама какой-то компании, которая предлагает полет в Калифорнию и обратно всего за 150 долларов! Это уже уменьшение цены в 6–7 раз! В Лондон обычно туда и обратно слетать — 1000 долларов. И вдруг какая-то авиакомпания предлагает такую поездку за 260 долларов! Вот если бы пресловутых кооператоров было в десять раз больше, чем сейчас, они бы не смогли вздувать цены. Им пришлось бы конкурировать».
Я: Ваш отец сохранил веру в идеалы социализма. А каков ваш символ веры?
ВП: Я не большой сторонник социализма. Мне кажется, социализм в том виде, в котором он нам известен, быстро начинает способствовать усреднению, а потом и ухудшению уровня жизни и уровня интеллектуальных возможностей общества. Это совсем не значит, что я сторонник эксплуатации человека человеком. Но считаю, что технология сделала для равенства в современном мире гораздо больше, чем идеология. Предположим, вы миллионер и ездите на «роллс-ройсе», который стоит 150 000, а рядовой труженик ездит на «фольксвагене» или «фиате» типа «Жигули». Это вроде бы колоссальное неравенство, но современная технология создает вполне мягкие рессоры. У «фольксвагена» вы нажали кнопку — он вас ублажает музыкой, отапливает, как «роллс-ройс», и доставляет с той же скоростью по нужному вам адресу. Таким образом, современная технология создает новый тип нового равенства.
Путешествия были раньше доступны очень богатым людям — теперь любая шпана летит хоть в Японию, хоть на Мадагаскар. Симфонический концерт могла слушать раньше только элита — сейчас любой за сколько-то долларов покупает кассету и наслаждается Ростроповичем.
А ведь внедрение технологии в рынок возникает — тоже парадокс! — на основе неравенства! Движения вперед не было бы без наличия элиты, богатого класса. Это не значит, что мы должны забыть о бедных (их на Западе полным-полно — нищие, которые в основном не хотят работать, хотя могут, работу сейчас в Америке нетрудно найти), но я за бедных не за счет богатых. Если отобрать всё у богатых и раздать бедным, надолго не хватит.
Я сказал, что в журнале «Даугава» опубликовали моё письмо: если стали печатать «Крутой маршрут», не пора ли и «Ожог» Аксенова. Он ахнул: «Так это вы! Вот вы какой! Читал, конечно».
Майя берет трубку телефона: «Нет, это не Василий Павлович». Мне: «Я уже привыкла, что по утрам меня принимают за Василия Павловича».
Я подарил номер газеты «Горняцкая правда», где тогда работал, с текстом о фильме «Пока безумствует мечта».
Майя: Как это трогательно, что сегодня, как и тогда, твои читатели — молодежь!
ВП: Был когда-то молодежным писателем, теперь…
Алексей: Писатель зрелого возраста.
ВП: Гизя сказал вчера: «Когда тебе под 50…» Расхохотались.
Я: Журнал «Искусство кино» вас обещал в рубрике «Свободная тема».
ВП: Не просили они у меня ничего. А вы читали у них «Невозвращенца» Кабакова? Сурово, правда? Надо будет им дать сценарий, есть у меня такой6.
ВП: «Звездный билет», «Коллеги», «Апельсины из Марокко», «Пора, мой друг, пора» — мои ранние романы, в них действовали молодые герои. Я мог бы сидеть на молодежной теме и дальше спокойно, но я ушел от романа и занялся рассказами. Это очень важно для прозаика. Роман форма несовершенная, а в рассказе можно достичь уровня, когда ни убрать, ни добавить.
Я: Почему я решился просить о встрече здесь, в Казани, — думал, что не будет столичной суеты, журналистов…
Майя: Мы тоже так думали. Нас взяли в оборот с первой минуты. Я думала, десять дней поездки мало. Теперь думаю, как бы дотянуть до отъезда, не свалиться. Ну, в посольстве, кстати, нам никто в Москве не мешает — в Спасо-Хаусе охрана. Ты знаешь, что у Васи был в Москве вечер в Доме архитектора, и он упомянул, что ты звонил с Урала? И какой-то «архитектор» тут же сказал: «Ну, не за свой же счет».
Я сказал, что у меня хранится квитанция за этот разговор, и его оплатило не ЦРУ, а я из своей зарплаты. (До сих пор хранится.)
Потом в еженедельнике «Семья» (1989, № 49) появилось интервью с ВП: «А совсем недавно мне позвонил из Челябинска молодой двадцатидвухлетний парень, делился соображениями о моих передачах, романах. Ничего, не боится… Но вот денег мне его жалко. Небось, рублей шестьдесят потратил…»
28 апреля ВП написал: «Что касается свирепых расходов на деловые звонки Коркино — Вашингтон, то я, если не возражаете, дам ваш адрес своей представительнице в Москве7. Она будет эти расходы покрывать».
ВП: Мы в Казани прямо на конвейере. Когда в Лондоне вышел «Ожог», я приезжал для рекламной кампании. За неделю — 28 интервью! Я добирался до кровати и тут же падал. Брали даже интервью для британских солдат на Фолклендах…
Я захватил с собой в Казань книги Аксенова.
«Любовь к электричеству» — «Андрею Кулику: осторожней с электричеством! Будь здоров!»
«На полпути к Луне» (ВП удивился, что без суперобложки) — «От бродяг-шестидесятников».
«Коллеги» — «Андрею Кулику привет от старых коллег».
«Катапульта» — «Прежде чем катапультироваться, сконцентрируйся!»
Майя дала мне в дорогу вареную курицу, которую я в поезде с аппетитом съел (билет был только в СВ, и мы вдвоем с очень тихим, скромным грузином пили чай, а я его угощал курицей). В письме ВП упомянул об этой «курке».
1991
5 января. 19.40 по московскому времени, поезд № 13.
Еду в Москву. 2 января дозвонился до ВП, он в гостинице «Минск», № 410. Завтра, в воскресенье утром, я должен быть в Москве, а обратно — в ночь с 7 на 8 января. Должен успеть 8 января на работу. Спасибо товарищу Ельцину за наше счастливое Рождество — 7-го теперь выходной!
Вчера по Радио России была беседа ВП с А. Кошелевым. ВП обещали дать квартиру в Москве (дали), в этом году должны выйти 7 книг. «Желток яйца» выйдет в «Юности» (вышел в «Знамени»), «Московская сага» — в «Знамени» (вышла частично в «Юности»). Вышел двухтомник — «Остров Крым» и «Ожог». Проект экранизации «Крыма» заглох пока.
6 января. 16.50 по московскому времени, московская квартира Ильгиза Ибатуллина.
Ну и денек! Приехали в Москву в 6.10 по расписанию, помог попутчику Паше донести вещи до такси (славный парень, предлагал у него переночевать), потом болтался на вокзале. В девятом часу отправился в метро, купил в переходе 5 гвоздик (2 рубля штука) и в 8.25 переступил порог гостиницы «Минск» (метро «Маяковская»). На вахте: «Куда?» — «В 410-й». — «А, к Аксенову… Ладно, проходите». Швейцар — вахтерше: «А кто такой Аксенов?» Я не удержался: «Американский писатель». — «Да какой он американский — наш эмигрант, жидок…»
Поднимаюсь, стучу. ВП открывает (я его разбудил). «Андрей? Здравствуйте, заходите! А Майя в больнице с отравлением. Мы ужинали позавчера в Хаммеровском центре, в лучшем валютном ресторане. Вроде бы ели одно и то же, а Майя отравилась… Сегодня в 12 я должен забрать ее из больницы».
«Завтракали? Хотите есть?» — «Да». — «Вот, давайте налегайте. — «А как это открывать?» Я таких консервов раньше не видел — нужно вставить ключик и накручивать на него крышку (это была ветчина). «Удивительная оторванность от цивилизации! Ведь такие давно уже делают!» Наверное, делают, но я увидел впервые.
Ветчина, батон, мюнхенское пиво Löwenbräu в жестяночке…
ВП принимает ванну, я отвечаю на звонки: «Его нет, позвоните позже». ВП вышел из ванной, позвонил Майе. Она первым делом сообщила, что для меня на телике лежит ключ от квартиры Галины Балтер8 и инструкция, как добраться, — она должна быть на даче, я переночую, никого не стеснив. Потом звонит Галина: она на дачу не уехала, но переночевать у нее можно.
ВП включает телик. Там «Служу Советскому Союзу», выступает маршал Язов. ВП в это время делает гимнастику (вплоть до стояния на голове) и делает пробежку (в номере) 15 минут. Язов говорит: «И вот солдатская мать берет самолет… То есть берет билет на самолет…» ВП поднимает брови: «Между прочим, по-английски так и будет, как он сказал сначала: берет самолет».
Какая-то шведская певица выступает перед советскими солдатами и игриво говорит: «Зовите меня просто Нини!» ВП себе под нос: «Зовите меня просто б…»
Я рассказываю свои дорожные и вообще новости, листаю двухтомник — «Остров Крым» и «Ожог».
Едем за Майей. За рулем — доктор наук, мечтающий жить в США или на худой конец в Израиле. В больнице нас догоняет профессор Ибатуллин. Майю выпускают, едем в «Минск».
Телефон звонит без умолку. Трубку берет в основном Майя, многим отвечает: «Его нет. Попробуйте позвонить вечером».
Я сходил в буфет, купил минводы 6 бутылок. Пьем чай. Подходит Алексей. Решаем так: поскольку ВП сегодня едет в Переделкино с корреспондентом «Нью-Йорк Таймс», Алексей — с ними, нам с Гизей делать здесь нечего до завтра. А завтра, в 13, встретимся, пообедаем. В 17 они должны быть у Мэтлоков.
Тумбочка завалена книгами с дарственными надписями: Евгений Рейн, Александр Кабаков, Аркадий Арканов… Арканов на книге «Всё» написал «ВАСЕ — ВСЁ». Мне ВП подарил двухтомник и подписал привезенный мной номер журнала «Театр» с «Цаплей»: «Кулику от цаплевода». «А у нас есть для вас подарок!» Выносит из комнаты шикарный свитер: «Меряйте! Хороший свитер». Надеваю. «Отлично! Прям красавец!»
Хотят купить дом в Ялте.
ВП с Гизей вспоминали 1950-е: пиджак в мелкую клетку, самодельный галстук с ковбоем, туфли на «манной каше», визит в таком наряде в ресторан. Мединститут, третий семестр. Преподаватель: «Вы, молодой человек, конечно, с Запада?» — «Да нет, я с Востока».
Все иностранные термины в медицине заменялись русскими, в борьбе с космополитизмом пытались искоренить даже латынь. Лектор: «А мы с вами все же будем называть по-старому — от этого патриотизма у вас не убавится».
Я выставил бутылку «Игристого». Алексей сказал, что они в Петрозаводске снимали — все только за водочные талоны… Я сказал, что эту бутылку я привез из Челябинской области, она куплена по талону.
Алексей сейчас работает на двух картинах, одну из которых — «Тень» по Шварцу — ставит Михаил Козаков.
ВП: Делаю я на днях пробежку, у здания ТАСС фотовыставка. На одном из снимков сержант американской армии: бычья шея, бицепсы, кому-то что-то командует. И сзади дядька говорит: «Вот бы кого во главе КГБ поставить! Он бы навел порядок!» А я ему ответил: «Боюсь вас огорчить, но вряд ли он подошел бы для такой роли, так как впечатления злого человека не производит». Он аж онемел от неожиданности.
ВП: .Сейчас идут разговоры о переименованиях. Я предлагаю назвать Ленинградом Москву — Ленин же тут лежит и его жизнь была с этим городом больше связана. А Ленинград пусть станет Санкт-Петербургом. Таким образом, мы удовлетворим и тех и других: будут у нас одновременно и Ленинград, и Санкт-Петербург.
ВП: Эти звонки сведут меня с ума. Больше половины звонящих — те, кому надо перебраться в Штаты, и они думают, что я могу им помочь. Из-за таких не можешь поговорить с милыми, хорошими людьми, с друзьями.
Майя: Ну, разве можно так жить, круглые сутки отвечая на звонки?
Гизя: Когда в следующий раз приедете?
Майя: Никогда! Так жить невозможно!
ВП: Почему вы говорите, что не ощущается подъема? Ведь свобода же, это окрыляет?
Я: Год назад был подъем — сейчас уныние.
ВП: Но подъем все-таки был!
ВП: Западная музыка была под запретом, играли так:
На опушке рощи клен (паб-дуба-дуба-дуба-да),
Он в березку был влюблен (лаб-дуба-уда-да-да).
И поехали выводить вариации. Но про клен!
Я: А почему Анатолий Гладилин ушел со «Свободы»? Он же много и хорошо там работал.
ВП: Не он ушел — его ушли. Сократили штаты — и всё. Я за него в Вашингтоне дрался как лев, пытался отстоять — не получилось… Он на «Свободе» хорошо зарабатывал, жалко, что так получилось.
Я: Гладилин теперь на «Немецкой волне» выступает. Когда сломали Берлинскую стену, он вспоминал, как в семьдесят каком-то году в Западном Берлине собрались Гладилин, Некрасов, Максимов, а в Восточном в это время был Аксенов, который не испугался встретиться с ними в Западном…
ВП: Да, было такое. Я тогда их очень хорошо обставил, они были в панике — решили, что я останусь на Западе.
ВП: Войновичу дали дом в Югославии. Там сейчас возвращают имущество старым владельцам и нашли какие-то документы, что это дом его предков.
Майя: Нам тогда пусть отдают аптеку в Казани.
ВП: Да, мамин отец, аптекарь Гинзбург, всю жизнь мечтал о своей аптеке в Москве, но для этого надо было много денег, и он купил подешевле — в Казани. И нашел когда покупать — в 1916 году! Мама мне эту аптеку показывала, рассказывала…
Безукоризненная вежливость. Все телефонные разговоры корректные, без сухости. В больнице — тоже («Будьте так любезны… Не могли бы вы…»). Майе потом: «В этой больнице очень вежливый персонал».
В номер вваливается пьяная харя: «Дайте пакет, мне нарзан надо унести, я заплачу». — «Закройте, пожалуйста, дверь». — «Ну дайте пакет!» — «Алеша, поговори с ним». Алеша его быстро выставил.
7 января. 18.50, электричка в аэропорт «Домодедово».
Аксеновы уехали на прием к Мэтлоку, начало в 17.30. Я пошатался по Павелецкому и решил ждать самолета в аэропорту.
В час мы с Гизей прибыли в «Минск» — ВП принимал душ. Обед Майя заказала в номер. Обед, кстати, шикарный.
«Ну что, поленчуем!»
Говорили много и долго (с часу-то до 17.20). Я пил коньяк и «Игристое» (открывать, а оно пеной на стол, на брюки… ВП: Упс…). Гизя — коньяк, Майя — две капли коньяка, ВП — ни капли спиртного.
Гизя брякнул, что я — Кянукукк из «Звездного билета» (каково?!). ВП с ним не согласился (спасибо!).
Гизя: И я ему, молодому, объяснял, что такое литература…
ВП: А он знает. Андрей, для чего вы читаете роман?
Я: Чтобы получить эстетическое наслаждение.
ВП: Вот! А американцы — ради сюжета.
Сделали снимок. ВП уже оделся к приему и рассказал, что недавно его приняли за министра культуры СССР.
Майя дала мне денег, кучу провизии, маме какую-то парфюмерию и рождественские веночки елочные. Хочу надеяться, что мой приезд их не очень утомил. ВП разрешил дать кусок «Ожога» в газету. Попробую!
У Павла Леонидова в книге упоминается проект выпуска сборника Высоцкого, который должны подготовить Аксенов и Бродский. «У Марины была такая идея, но ни я, ни Бродский за это не брались».
Гизя упомянул доброжелательно Евтушенко и тут же получил отпор.
Я признался, что не смог одолеть «Август Четырнадцатого». Майя: «Я тоже».
Майя: «Швейцары в этой гостинице — все как гардеробщик из “Ожога”».
Я обратил внимание Майи, что в «Ожоге» машина несется прямо на бетонную подпорку гостиницы «Минск», где автор подписывает сейчас экземпляры «Ожога». Майя: «Всё когда-нибудь сходится. А мы, кстати, в этой гостинице до сих пор никогда и не были…»
ВП сказал, что в США прекратили выпуск его собрания сочинений, так как здесь собираются делать шеститомник. У огоньковского двухтомника тираж 200 тысяч, потом должны быть еще принты.
ВП: Что вы скажете, если я вам сообщу, что Феликс Кузнецов9 лез ко мне обниматься?! «Чё ты такой злой? Тогда так получилось…»
Меня ВП представлял как «аксеноведа»: «Он всё знает».
(Немного в сторону. О том, что ВП получил «Букера» за «Вольтерьянцев и вольтерьянок», я узнал в Лондоне, где гостил у Леонида Владимирова10. «Поздравим?» — «Номер знаете? Набирайте!» Я набрал, дал трубку ЛВ. Они с ВП состояли в одном лондонском клубе и были старые приятели. ЛВ поздравил, сказал, что роман ему очень понравился и он рад его успеху. «А номер телефона мне подсказал Андрей Павлович Кулик, который гостит у нас в Лондоне». — «Да, Кулик всё знает. Дай ему трубку. Андрей, привет! Первый раз в Лондоне?» — «Да». — «Как можно больше гуляй там. Это волшебный город, ты его полюбишь». Полюбил…)
ВП: У Киры11 почечные колики, я не знаю, что делать, а Коржавин ходит по квартире и говорит о русской идее…
Майя: Эрик Неизвестный, когда ест, не обращает внимания, что у него на тарелке, ему хоть жареные гвозди положи. И вообще очень погружен в себя и не смотрит по сторонам. Прочитав Васино «Не вполне сентиментальное путешествие», удивился: «Надо же, сколько ты всякого заметил! Я как-то не обращал внимания на всё это…»
ВП зовет Майю «Маяковский».
ВП: Мы тогда уцелели благодаря иностранным корреспондентам. Без них бы нас ГБ слопало.
Упомянул о волне антисемитизма. ВП: «Им надо говорить: «Осторожно, мой дорогой, у них длинные руки!»
1 июля. Сегодня позвонил Майе. Говорит, что идет ужасная полоса — у нее операция на голосовых связках прошла тяжело, пробыла в больнице лишний день. Скончался Ушик12, с которым прошли всю эмиграцию. Пластинку Высоцкого они от меня получили.
ВП должен приехать в Москву на машине из Германии 10–12 июля, потом поедут в Крым. ВП улетает в США 18 августа, Майя остается до конца сентября.
8 июля. Только что звонил Майе. Оказывается, еще в мае скончался Павел Васильевич Аксенов. Поэтому он из Москвы — в Казань, а потом уже в Крым.
Я сказал, что, читая «Московскую сагу», обнаружил анахронизм: в конце 1920-х в московской компании парень читает Багрицкого: «Нас водила молодость в сабельный поход…» А ведь это было опубликовано только в августе 1932-го. «Обязательно ему скажу».
16 июля. Сейчас 20 минут разговаривал с ВП. Про анахронизм в «Саге»: «А может, это был сам Багрицкий, который только одну строчку к тому времени придумал, и она у него крутилась!»
17 августа. Только что разговаривал с ВП. Проект с Радиодневником пока отложен. Сейчас он едет в Мексику, потом в Вену, потом начнется университет… Нет времени. Про фото Альберта Беляева13 в журнале «Столица»: «Он тут слишком красив».
18 августа. В «Огоньке», № 32 — ответ ВП Солоухину. Хорошо — и корректно, и убийственно!
1 октября. Только что звонил Майе. Сперва попал на Ирину Войнович (это, оказывается, квартира Войновичей). Рад был возможности сказать Ирине Даниловне, как мне понравился ее текст в «Литературке» и передачи по «Свободе».
Потом трубку взяла Майя. Они наконец получили квартиру! Три комнаты. Майя сказала, что я всегда там могу остановиться. ВП будет в Москве в декабре.
16 октября. Вчера в «Московских новостях» — о мытарствах Аксеновых с квартирой, пропиской, гражданством и т.п.
11 декабря. Звонок: «Андрей Павлович? ФИБ-4 беспокоит. Александр Васильевич Аклеев с вами хочет поговорить, соединяю». «Андрей Павлович, я был в командировке в Вашингтоне, нас познакомили с Василием Аксеновым, и он, услышав, что мы из Челябинска, попросил для вас кое-то передать. Сможете подъехать к нам в ФИБ?»
ФИБ — филиал московского института биофизики, находится на территории областной больницы. Договорились о встрече, приехал. ВП для меня передал индейскую рубашку и джемпер (или как его назвать) с логотипом Джорджтаунского университета. Аклеев сказал, что ВП назвал меня «мой корреспондент». Они с Майей должны быть в Москве в январе.
1992
14 июня. Позавчера разговаривал с ВП. Он расстался с «Голосом Америки», с ним поступили по-хамски («После 11 лет работы!»). Но теперь он сотрудничает со «Свободой». Что ни делается, всё к лучшему.
ВП посылал мне в этом году три письма — я не получил ни одного!
4 июля. Только что поговорил с Майей, они меня ждут, купил билеты на самолет: туда — 7-го утром, обратно — 11-го днем.
12 июля. С 7 по 11 июля гостил у ВП. Феерия! Фантастика! Сказка!
ВП: «Во всех интервью интонация исчезает».
Купили мне джинсы в фирменном магазине Rifle на Кузнецком (41 доллар).
1993
14 июня, Самара. «Межвузовская научная конференция «Василий Аксенов — литературная судьба». В работе конференции участвует писатель Василий Аксенов. Открытие состоится 16 июня 1993 года в 10.00 в помещении Областной научной библиотеки. Вход свободный».
Организатор: «Василий Павлович, вы ведь, наверное, не станете слушать все доклады? Это ведь долго». — «Отчего же не буду? Это ведь интересно».
16 июня. Программа: 7 докладов в первый день и 6 докладов во второй плюс выступление ВП.
На открытии конференции человек 150. Зам главы городской администрации Самары.
ВП: Мой любимый роман из тех, что я написал, — «Бумажный пейзаж». Он очень красив. К сожалению, до сих пор не издан в России. Сейчас пишу цикл (12–13 рассказов), где попытаюсь осмыслить и современную жизнь.
Из Парижа — переводчица Лили Дени. Перевела на французский 10 романов и пьесу ВП. Надеется, что под влиянием ВП во Франции появятся замечательные писатели.
Лили (указывая на длинный ряд столов, на которых выложены книги и журнальные публикации ВП): «Если бы к этим изданиям добавить переводные издания Аксенова, эта река превратилась бы в море».
На конференции докладчики упорно запихивают ВП в ячейку шестидесятников, о книгах, написанных после СССР, не говорит никто.
ВП: Я не знаю, где и почем продаются мои книги в России. Пропадают тиражи в 200 тысяч. Произвол полный.
ВП: Люсю Марченко в фильм «Мой младший брат» навязал Пырьев, она была его любовницей. Она неплохая была актриса, но не того типа, как я написал в «Звездном билете». Ей нужно было колхозниц играть, а я описал такую Брижит Бардо. Когда она от Пырьева ушла, он ей перекрыл кислород, ее перестали снимать. Люся пошла к нему на прием: «Вы не имеете права! Я буду жаловаться!» — «На меня можно жаловаться только в ДОСААФ».
ВП: По моим книгам специальной конференции до сих пор не было, только секции на различных симпозиумах славистов. И я как-то вел секцию по Саше Соколову. Западным славистам не уловить многих тонкостей. Впервые такой мощный анализ моих произведений в России, без социополитики, анализ текстов.
Ну, наконец-то доклад о современном ВП — «Эстетический астрал в романе “Желток яйца”»!
ВП: Трогательно увидеть реку пожелтевшей бумаги. Навалял, как говорится, немало.
Боялся, что разговор пойдет о событиях в жизни автора, а он пошел о текстах.
Я не совсем типичный шестидесятник. Поэты начинали, выходя на трибуну с фигой в кармане. А озверела власть против прозы. 60-е годы носили отпечаток авангарда. И думали, что Евтушенко — главная опасность для режима. Прозаики не претендовали на первенство. Мы не лезли в кумиры и вожди.
1994
28 июня, Самара. Конференция о третьей волне эмиграции.
ВП о Солженицыне: Огорчает шумиха, шоу с приездом, стремление морализаторствовать. Как у его «прототипа» — Льва Толстого. Но Толстой так и не смог убить в себе художника. Солженицын — при всем глубоком к нему уважении — делает это.
Пень из Пензы учил ВП писать: «Меньше надо неприличных слов. Мне ранние книжки нравились больше». ВП кивал и улыбался.
ВП: Собрание сочинений будет — уже в типографии.
1 июля. Войнович, Сарнов, Чудаков, Евгений Попов — хорошая подобралась компания.
ВП дал мне прочесть еще не опубликованный дивертисмент, который будет напечатан между рассказами, — об Израиле. Оказывается, он побывал там впервые. «Попытка расширения прозы» — ритмизованная проза. Я читал очень медленно, шевеля губами. «Что так долго, Андрей?» — «Я же не могу по диагонали, тут язык…»
Живут в гостинице на 7 номеров. Обкомовская. Там останавливался Горбачев.
ВП: Бездарная избирательная кампания. Надо было молодого хоккеиста показать: вот, я зарабатываю по 2 миллиона, я свободный человек, хочешь быть свободным — голосуй за демократов. Молодежь, миллионов пять, точно бы пошла и проголосовала.
ВП: Здесь от Волги всё же идет свежий воздух. Я от Москвы тут отдыхаю. Потом поеду в Питер, у меня там три выступления. Потом в Крым, на «Средиземноморский форум».
В филармонии вечер ВП, Войновича и других участников конференции. Организаторы сказали, что лучше войти через служебный вход — у главного неспокойно. И ВП, и Войнович сказали, что они людей не боятся. Стоят люди с плакатами: «А. Солженицын — Леня Голубков», «К нам завезли затоваренную бочкотару с тухлой русофобией», «Весь вечер на сцене Чонкинды и К». Говорят, это Русский национальный собор.
«Почему вы рветесь в русскую литературу? Вы нерусские писатели!»
Одна бесноватая крикнула: «Аксенов, вам не стыдно в таком виде идти в филармонию? Хоть бы погладили костюм!» ВП буркнул: «Знала бы она, сколько стоит этот костюм».
Мужчина размахивал книгой ВП «Любовь к электричеству» (серия «Пламенные революционеры»): «Аксенов, когда-то вы писали такие книги!» — «Вам нравится?» — «Да!» — «Мне тоже».
ВП: Бродский написал, что на Васильевский остров он придет умирать. Не знаю, изменились ли его планы, но я, выйдя в отставку в университете, хотел бы на склоне лет поселиться на острове Крым.
Я знаю, ходит множество сплетен, слухов, будто бы у меня с Бродским плохие отношения. Это неправда. У меня с ним нет никаких отношений — ни плохих, ни хороших. Просто, видимо, как говорят англичане, я не его чашка чая, он не моя чашка чая.
ВП: Перед первым приездом Горбачева в Вашингтон, на встречу с Рейганом, телевизионщики CBS предложили мне сделать передачу — как бы стать гидом Горби по Вашингтону. Куда бы я его повел? И вот у магазина советской книги остановились, и я говорю: «Вы спрашивали, Тед, что такое соцреализм? Вот он» — и показываю советский портрет Горбачева без родимого пятна.
Потом зашли в джазовый клуб, а там играет сам Диззи Гиллеспи! Мы ни с кем не договаривались. Просто шли по Вашингтону — а тут Гиллеспи!
Тед спросил: «Как думаете, какие мысли возникнут у Горби, когда он увидит прилавки наших магазинов?» — «Наверное, решит, что всё это завезли и выбросили к его приезду».
Мне потом сообщили, что Михаилу Сергеевичу фильм очень не понравился.
Женщина из зала: «На вашу конференцию не пришел ни один самарский писатель. Значит, вы должны были к ним прийти. А вы не пришли, уклонились от встречи. Стыдно!»
Вопрос из зала: «Что вы думаете о позднем Никите Михалкове, и в частности, о его неудаче в Каннах?»
ВП: Я не такой знаток творчества Никиты, чтобы различать позднего и раннего. Я ничего не имею против того, чтобы человек гордился своими предками. Но если уж вспоминаешь о дворянском прошлом своего рода, не надо забывать о придворном кремлевском.
ВП: К моменту своей смерти Довлатов накопил мощный творческий потенциал. Если бы не эта ранняя смерть, он написал бы хороший роман об эмиграции.
Лимонов — за гранью литературы. Я его упоминаю в лекциях, так как есть его переводы на английский, но его тексты мы со студентами, конечно, не разбираем.
Войнович: В Америке быстро начинаешь чувствовать себя почти американцем.
ВП: И 20 лет проживешь, и 30, и всё равно будешь почти американцем.
ВП: Жора Владимов — большой русский писатель, который не любит писать. Этот свой последний роман14 он вымучивал лет десять. Он очень мастеровитый, любит по дому что-нибудь строгать, пилить, у него над столом висят всякие столярные инструменты, и он может часами сидеть за столом, глядя на эти инструменты, и не написать ни строчки.
Я: В этом романе есть Майя Афанасьевна…
ВП: Жора нам уже сколько лет назад рассказывал, что увековечил Майю… Грустно это всё. Десять лет писать роман… Я его даже не стал читать — уже неинтересно…
1995
9 мая. Позвонил в Москву, поздравил ВП с праздником. Майя в Вашингтоне. Он прилетел в Москву из Израиля. Про интервью в журнале «Элита»: «Говно! И ведь парень толковый делал, и поговорили хорошо… Обидно! Сам журнал — говно».
С 5 по 9 июня собирается быть в Самаре.
7 июня. Самара, фестиваль «Из века ХХ в век ХХI».
Выехал из Челябинска 3 июня, в 12.54, прибыл в Самару 4 июня, в 7.42.
Выставка Шемякина открылась церковными песнопениями. Шемякин не приехал. ВП: «О Шемякине его работы скажут лучше, чем он мог бы это сделать».
Алексей Козлов перед выступлением спросил, есть ли у кого леденец. Предложили жвачку — не то. У меня был «Тик-так». «О, то, что надо!» Рассказал анекдот о репетиции оркестра. «Иванов, ну ты же способный, в консерватории учился, у тебя получится… Так, Иванов, давай еще разок. У тебя же всего два такта… Иванов, соберись, ты же председатель профкома, ты это сыграешь… Уфф, наконец-то! А теперь с первой цифры с жидами…»
Козлов сделал в библиотеке блестящий доклад, пользовался ноутбуком.
ВП открыл конференцию своим эссе «Время писателей?».
Директор библиотеки: «Почему вы написали такой плохой рассказ о Самаре? Почему вы увидели в нашем городе только обхезанные гроты? Почему назвали его Хуйбышев?»15
Творческий вечер Эльдара Рязанова. Он волновался, будет ли публика. Битком, в проходах стояли. «Почему вы так долго не приезжали в Самару?» — «Дурак потому что. Теперь зачащу». Из его беседы с Ельциным на ТВ вырезали: «Вы умеете готовить?» — «Да. Фаршированную рыбу».
На фильм я не остался — невыносимо душно.
ВП пишет роман страниц на 800. Две ветви еврейской семьи: одна в России, другая в Америке.
16 июня отправляется в Скандинавию: Финляндия, Швеция (Готланд). На Готланде ему бесплатно писательский клуб на месяц дает комнату, можно там поработать.
В американском университете за 10 отработанных семестров ему дают один отпускной семестр, полностью оплачиваемый (вместе с каникулами получается 8 месяцев без занятий).
В Америке работал плотно, в Париже меньше, в Москве работа почти не идет — суета не дает.
8 июня. Выступали Герман Лукьянов, Зоя Богуславская, Евгений Попов.
ВП прочел два текста: «Не знаю, где и когда эти тексты будут опубликованы. Это вообще-то книжка — рассказы и такие стихотворные интермедии. Называться она должна «Негатив положительного героя». В одном издательстве сначала взялись выпустить, а прочитав — вернули рукопись: сомневаются, что будут покупать, что она выдержит конкуренцию с Агатой Кристи и прочей художественной литературой».
Вечером — концерт «Арсенала» в новом составе, в этом виде «Арсенал» существует с сентября 1994-го.
9 июня. ВП: Фестиваль удался. Мои коллеги выступали творчески, с подъемом. Вознесенский на этом собаку съел, а тоже волновался. Может быть, фестивалю не надо пышности, он должен быть камерным. Не хватает молодежи. Надо выискивать талантливых людей. Может быть, учредить призы фестиваля. Должность председателя сделала из меня полупаяца. Постоянные здравицы: «Выпьем за председателя!»
Как купить пятитомник? Не знаю. В России с дистрибуцией плохо. Оптовики, по словам издателя, берут охотно.
Когда работал над «Московской сагой», был рассекречен архив ЦК КПСС. Я читал в том числе документы по Берии. Я всегда подозревал, что Берия хотел начать перестройку. Он был гангстером, но не был большевиком. А они были и гангстеры, и большевики. И они его критиковали за то, за что коммунопатриоты ругают Горби.
Трудно было с материалами по Второй мировой войне. Войны я не видел, а мне хотелось написать батальные сцены. Как ни странно, очень помогла Библиотека Конгресса США. Там и советские газеты 20–40-х годов пересняты на микрофильмы — «Правда», «Известия», «Советский спорт»…
Во всем мире писали: «Прорыв “линии Сталина”». Юнкерсы во всем мире называли «Штукас». Джипы в СССР называли «виллисами». Битва на Курской дуге — «Битва в подсолнухах». Между союзными армиями и Красной армией был железный занавес.
Никакой свой фильм не считаю лучшим. Мне в кино не везло, никогда не работал с «моим» режиссером. Относился к кино как к источнику заработка. В США в 1989–1990-х была попытка с фильмом по «Острову Крым». Мы с продюсером приблизились к заседанию совета «Дисней продакшн». Оставалась неделя до момента, когда я стал бы весьма состоятельным человеком. Но Рой Дисней пришел на совет директоров: «Фильм с русскими? Только через мой труп!» А у него акций больше всего. Оказывается, он года за два до того летал в Москву. Его не встретили, не зарезервировали гостиницу… На следующий же день он улетел в Лондон.
Богатый человек никогда сразу не вложится полностью в бюджет фильма. Надо «рассеять риск».
Денни Арнольд (не уверен, что точно записал), миллионер, еврейский ковбой Голливуда, хотел снимать «Остров Крым» в Калифорнии — отличная натура, только вывески поменять на русские. Он не любит летать — я ему разработал маршрут, как добраться до Крыма не по воздуху, чтобы он всё посмотрел. Но тоже не срослось.
Я не рвусь в кино — бесполезно копытами землю рыть, пролезать в Голливуд. Это делали настоящие профессионалы, и ни у кого, кроме Кончаловского, не получилось.
Документальный фильм Светланы Лебедянской «Здравствуйте, господин Аксенов» (название ВП не нравится).
ВП: 8 лет я жил без гражданства, потом стал гражданином США. А в начале 90-х российский посол Лукин Владимир Петрович говорит: «Василий Павлович, возьмите российский паспорт». — «У меня уже есть американский…» — «У вас один карман, что ли?» Так что у меня теперь два паспорта. Это еще что — я видел одного хозяина гостиницы, у которого 6 паспортов!
Российский паспорт мне никаких удобств не дает. Если по нему въезжать в Россию, при выезде в Финляндию нужна виза… А если въезжаю в Россию по американскому, нужна виза для въезда (250 долларов). В общем, не советую иметь двойное гражданство.
Поэты в Америке рыщут в поисках каких-то мелких премий, грантов… Поэт должен быть бедным. Мир гораздо острее воспринимается на голодный желудок. А есть поэты, которых миллионеры на самолетах возят на конференции, где они за 15 минут вздора получают 10 тысяч долларов.
У меня дома два зверя, и оба из Москвы. Пушкин и Маруся. И к нам на крыльцо ходят дикие коты, меньше трех не бывает, я их кормлю.
Пушкина Майя купила 3 октября 1993-го. Мы два года, как потеряли Ушика. И в подземном переходе ее пронзил взгляд щенка, которого продавали. Она его не взяла, пошла дальше, не зная, какие страшные события начинаются — она шла как раз в пекло. И вдруг, неожиданно для себя, она развернулась и вернулась к этому щенку. Вгляделась в него и сказала: «Это же чистый Пушкин!» Купила и отправилась с ним домой. Так Пушкин спас ее, она потом это поняла, когда увидела в новостях, что творилось именно там, куда она собиралась. Пушкин приехал в Америку, отрастил замечательный хвост и стал очень красивым тибетским спаниелем. Довольно редкая в США порода. Долго не могли встретить такого же. Когда встретили, он оказался Хемингуэем.
Я ни о чем не жалею. Мне есть чем жить, чем заниматься, и я страшно рад, что угадал свое предназначение в жизни.
Гений и злодейство несовместны — звучит хорошо, но не всегда так. Катаев считал, что гений должен быть жадным. А великий прозаик Юрий Казаков был просто гением жадности, обожал выпить за чужой счет.
Лучшее достижение перестройки — журналистика. Даже к желтой прессе отношусь, в общем, положительно. Как сорняки, они создают разнообразие. Читать надо осторожно, не принимать на веру. Противно бывает от манеры дешевого стеба. Стеб — это ведь ерничество, характерное для русских. На английский это перевести почти невозможно. Вот эта хуторская, деревенская ухмылка в модных московских журналах.
Сестра Майя16 в Москве, работала в МГУ, сейчас на пенсии. Человек феноменальной честности. Сейчас работает над учебником русского языка для иностранцев.
Днем гуляли с Андреем Макаревичем, он был добродушен и вежлив, раздавал автографы, ВП никто не узнавал. Один поклонник «Машины времени» спросил: «Ребята, где сегодня играть будете?» ВП развеселился: «Меня, похоже, приняли за Подгородецкого!» Макаревич рассказал, что на юбилее «Машины времени» на сцену вышел Анатолий Шабад17 и назвал Андрея одним из основателей «Демократического выбора России». «А я об этом даже не подозревал!»
Вечером — концерт «Машины времени» в филармонии. ВП вежливо аплодировал, но сказал мне: «Все же «Арсенал» покруче будет».
Зам главы самарской администрации сказал после концерта: «Таких нельзя пускать на сцену — их поклонники чуть кресла не поломали».
Рассказ «69/96» будет напечатан в «Юности».
«Аристофаниана с лягушками» была написана для Театра Сатиры, около 50 ролей.
Я сказал ВП, что в Кемерове издательство «СовОК» («Современная отечественная книга») выпустило «Мой дедушка — памятник» тиражом 250 тысяч. «Опять пираты… Если не трудно, пришли мне экземпляр, будем разбираться».
Я сказал, что у меня была возможность съездить в Северную Корею, но я отказался. ВП и Евгений Попов в голос: «Ну и зря!» Да что там смотреть-то, говорю. Вот если бы в Южную… С жаром объясняют, что Южная сильно американизирована, а такого, как в КНДР, больше нигде не увидеть.
В поезде полно солдат, которых везут в Чечню. Пацаны совсем.
1996
22 января. Ездил в Москву, останавливался у Аксеновых, которые в Вашингтоне. На книжной полке у ВП книга Станислава Рассадина о Михаиле Козакове с дарственной надписью Козакова: «Вот, Вася, и о нашем поколении книги издают. Значит, скоро п…ц! А жаль…»
23 января. Сейчас говорил с ВП. Он закончил черновик нового романа. В Самаре в конце мая будет что-то грандиозное.
Пятитомником занимаются жулики, которые, возможно, станут героями его фельетона (денег не заплатили, отпечатали всего 12 тысяч вместо 45 и т.д.). Но мне экземпляр подарит.
25 мая. Поезд 111, «Новосибирск–Адлер».
Еду в Самару. Билет в предварительной кассе 103 тысячи (плацкарт), постель — 10 тысяч. Проезд в городском транспорте Самары — 700 рублей.
26 мая. Встретил на вокзале ВП, Евгения Попова и Марка Розовского. ВП сказал, что мои февральские письма получил только две недели назад! Они переехали, сменился адрес и телефон.
27 мая. Лекция на филфаке университета в полтретьего. В 19 — «Сатирикон».
ВП на открытии фестиваля «Из века ХХ в век ХХ1»: У России в двадцатом веке были украдены 70 лет. Хочется надеяться, что двадцать первый век у нас не украдут.
Я показал ВП интервью Фиридриха Горенштейна в «Киносценариях» (№ 5, 1995). Горенштейн: «Участие в «Метрополе» — это была моя ошибка. Что это мне дало? Они там, Аксенов и другие, это был истеблишмент, к которому я не принадлежу. Мне не надо было туда давать «Вступление». (На самом деле речь о повести «Ступени». — А.К.). И знаете, в «Метрополе» оно не прозвучало. А когда было издано в моей книжке, была сделана инсценировка. Я теперь стараюсь не участвовать в сборниках. Хотя иногда приходится».
ВП: Он просто местечковый хам, он им был всегда. Он давно уже говорит, что зря дал в «Метрополь» свое имя. Да это мы ему сделали имя!
Андрей Тарковский «Ожог» так и не прочитал. А «Остров Крым» читал и говорил, что хотел бы его снять.
Новый роман от завершения далек. Я привез сюда рукопись, компьютер, буду работать над вторым вариантом. Первый черновик закончен, потом будет второй, потом буду еще над текстом работать. Очень большой роман, от руки 1800 страниц.
Мне бы с долгами рассчитаться. Много долгов кредитным компаниям.
Почему переехали? Давно хотели. Теперь живем в новом доме, ближе к университету.
Я: Победит Зюганов — спасти может только чудо.
ВП: Будет чудо. Ельцин их всех разгонит, не отдаст власть.
ВП: Я написал то ли 18, то ли 23 романа. Дело в том, что в русской литературе есть жанр повести. Хрущев кричал: «Пишете всякие гнусные повестушки!»
Роман не обязательно должен быть большим. «Коллеги» — повесть. «Звездный билет» — роман (я так его назвал от наглости — молодым писателям полагалось писать «исповедальные» повести). «Апельсины из Марокко» я тоже хотел назвать романом, но не решился.
Дос Пассос. Момент коллажа. Коллаж заголовков. Гладилин его особенно культивировал. Я тоже много почерпнул у Дос Пассоса. Например, это видно в «Московской саге». Киноглаз. Телеграфный стиль.
Первые четыре романа — по сути, один роман. Я понял, что это исчерпано, что я вообще не романист, и обратился к рассказу. Рассказ — школа прозы.
Роман должен быть несовершенным, читатель — соавтор, режиссер, актер, художник романа. Настоящий читатель, как говорил Андрей Белый, читает не глазами, а ртом. Рассказ стремится к совершенству, хотя невозможно добиться совершенства. Половина совершенства — мраморная скульптура: убрать можно, прибавить нельзя. Рассказ — идеально созревшее яблоко. Иногда перезревшее, с червяком внутри.
Рассказ для меня — это как для старого, матерого джазмена сыграть в маленьком кабачке. Диззи Гиллеспи считал ту аудиторию самой аутентичной.
Несколько лет писал рассказы, пьесы (сразу четыре) для разных театров — поставили одну. Театр — идеальная площадка для тотальной сатиры, и я работал для театра.
Кино — для денег, души в сценарии мы не вкладывали. Но иногда получались интересные вещи. Например, мой сценарий «О, этот вьюноша летучий».
Заказные романы: «Любовь к электричеству», «Мой дедушка — памятник», «Сундучок, в котором что-то стучит». Но и «Московская сага», по сути, вещь заказная. Я 7 лет жил с семьей Градовых.
Идея «Ожога»: дать жизнь ненаписанному исповедальному роману. Когда я писал, моя рука порой рефлекторно останавливалась: нельзя! Этот роман я писал параллельно с другой работой. Он стал для меня переходом к романному состоянию. Сегодня главное мое дело — писание романов.
«Новый сладостный стиль» начал 10 лет назад замышляться. После «Саги» — пустота, которая заполнилась книгой рассказов и дивертисментов «Негатив положительного героя».
Прототипом Бочкотары стала стеклотара. Но Бочкотара — сублимация веры.
Эдуард Лимонов — клинический случай мегаломании. Стареет, панк у него плохо получается, вот он и старается поразить мир злодейством.
Хорошо, что Солженицына лишили телеэфира — будет больше времени писать.
Не хочу ли я насовсем вернуться? Я себя здесь чувствую не в своей тарелке. Я уже не совсем россиянин, я — «эмигрантское отребье». Мне легче с эмигрантами. Когда я сюда приезжаю, меня раздражает литературная прослойка. Я не хочу с ними дела иметь. Не хочу возвращаться в советскую литературную среду. Я уже член академического мира. У меня образовалась привычка к уединению. Не могу больше жить в тусовке — хоть в московской, хоть в нью-йоркской.
Но от Родины себя оторванным не чувствую. В 1980 году была полная изоляция от России — «Голос Америки» там не послушать. А теперь были бы деньги, можно ездить туда-сюда.
Знают ли российскую культуру в Америке? Пишут о России много, но американцы абсолютно не представляют нашей культуры, жизни. Я надеюсь, американцы еще откроют русскую литературу, как открыли латиноамериканскую.
Вечером — «Сатирикон-шоу».
ВП со сцены представляет своих друзей, женщина тянет меня за рукав: «Аксенов-то одет, как бомж с помойки, позор! Скажите ему, пусть хоть оденется!»
28 мая. День пограничника. На самарской набережной старик просит милостыню, поздравляет всех с праздником. Сытый, здоровый погранец: «Подойди сюда. Щас налью тебе и водки, и пива… Слышишь — музыка. Пляши!» — «Да я стар уже плясать…» — «Ты не понял? Я сказал — пляши!» Пляшет…
ВП: Горенштейн — особая фигура. Повесть «Ступени» — крупнейший материал альманаха «Метрополь». Сначала он предложил свои «юморески», очень противные. С юмором у него очень плохо. Мизантроп местечкового типа.
Евгений Попов: Было похоже, что он кого-то нанимал писать. Кристальная русская проза!
ВП: Насчет кристальной русской прозы не согласен. «Рыбная уха»… «Плеснул мокрый воздух»… Он сидит в Берлине и ругает немцев, если они его не печатают, и хвалит французов, если они его печатают.
1997
6 января. Сейчас говорил с ВП. Он только вчера появился в Москве. Привез роман, Сенчакова будет вести переговоры с издательством. В журнале могут появиться только отрывки. 12 стихов туда вставил.
Майя осенью договорилась с одним парнем, который хотел купить дачу, но он сгорел в ресторане (в буквальном смысле слова).
Я: Голос у вас усталый. Простыли?
ВП: Нет, я всё время засыпаю, не освоился еще в этом часовом поясе.
11 июня. Позвонил в Москву ВП. Он только что вернулся из Самары. Не очень доволен фестивалем. Литературная часть замкнуто филологична. А к концу набросились журналисты: за день 11 телеинтервью! В следующем году надеется встряхнуть.
Недели через 2–3 уедет отдыхать, потом вернется в Москву, а 5 августа улетит в США.
В «Знамени», № 5 — четыре первые главы из романа «Новый сладостный стиль», отдельное издание выйдет в конце лета. В «Знамени» хотели сокращенный журнальный вариант, но ВП воспротивился.
1998
5 июня. Позвонил в Москву ВП — он там с 25 мая. Всё лето будет колесить: Кипр, Крым, Скандинавия… С конца августа должен быть в США. Продиктовал свой e-mail в университете, осенью напишу. Оказывается, то, что мы в электронном адресе называем собачкой, американцы называют крокодильчиком.
1999
19 января. Позвонили из издательства «У-Фактория». Сказали, что выпускают сборник прозы ВП. Позвонили ему: кто мог бы написать предисловие? Он ответил: вы же из Екатеринбурга, у вас есть Андрей Кулик, он всё знает, я ему доверяю. Написал. Сборник должен выйти в феврале.
27 апреля. Позвонил ВП, поздравил его с Пасхой. В «Современной драматургии» у него вышла пьеса — часть нового романа. В конце мая собирается в Москву, потом в Крым, потом в Тулузу, потом — домой. «В Тулузе фестиваль русской культуры и искусства, меня пригласили как патриарха этого дела».
Роман заканчивает уже. И учебный год заканчивается через неделю.
2000
10 сентября. Звонил ВП. Он предлагает вступить в «Цивилизацию»18 Березовского. Дал телефон секретаря.
2001
18 марта. Позвонил ВП, но его не было дома — поговорили с Аленой. Я попросил передать мои поздравления в связи с запуском в производство сериала «Московская сага» — ведь ВП давно не работал в кино. «Это кино с ним давно не работало».
25 июня. 15 июня говорил с ВП. Он не получил мое письмо, я в тот же день отправил повторно.
В конце июня выходит «Кесарево свечение».
ВП: «Андрей, а ты видел фильм «Враг у ворот»? Жан-Жаку Анно удалось ухватить образ Сталинграда, метафизику войны. Правда, есть просчеты. Советская девушка могла заниматься любовью в этом подвале, только если ее до этого перетрахали в лагере всем бараком».
2002
20 января. 16 января звонил ВП, поделился с ним впечатлениями от «Кесарева свечения». Про «Телефонную книжку»: «Бродский, Проффер, Маша — очень приблизительно, это, в общем, не они уже». Я сказал, что великолепен Копелев — ВП смеялся. «А Обничалли — это Гинсберг?» — «Да, Гинсберг. (С удовольствием, смакуя свою придумку.) Обничалли…» Пикассо написан под конец. «Я думал, это будет вставная часть, совершенно отдельная, и вдруг там появилась Славкина бабка! Я даже не ожидал! А началось все с драматургии, с этих пьес, — и вырос роман».
Я ему сообщил, что в «Российской газете» была некорректная выноска на первую полосу к хорошему интервью: «Василий Аксенов устал от Америки». ВП возмутился: «Надо им дать по жопе! Хорошо, что сказал».
2006
6 июня. С ВП общались с 15 до 18 часов. С Пушкиным погуляли, к нам присоединился подъехавший Алексей Аксенов. Холодно, ветер — ВП дал мне шарф и велел ехать в Питер в нем.
ВП: Олег Табаков заказал мне пьесу по «Вольтерьянцам и вольтерьянкам». Я сразу сказал, что возьму соавтора. Толька Найман написал первоначальную версию, я по ней прошелся рукой мастера — получилась прекрасная пьеса всего на 70 страниц. Табаков выплатил аванс, я ему — пьесу. Потом его помощница по фамилии Туркестанская стала темнить: предстоит капитальный ремонт, нам придется с этим притормозить. Наконец я созвонился с Табаковым, который сказал прямо: «Мы эту пьесу ставить не будем». — «Олег, на тебя надавили?» — «Кто может на МЕНЯ надавить?»
В общем, наплевал на нашу старую дружбу. Да и в любом случае, если пьесу заказал, так не делается.
Я догадываюсь, откуда ветер дует — от Лужкова, с которым Табаков сильно дружит. Несколько месяцев назад фонд «Русское Зарубежье» сообщил, что мне и Хворостовскому дали премию за вклад во что-то там за рубежом. Но, прежде чем брать, я поинтересовался, что за премия и кто еще ее получит. Оказалось — два престарелых рижских энкаведешника (один из них — Василий Кононов). Пришли ко мне двое мужиков, принесли коньяк, который я не пью, я их вином угостил… И сначала я растерялся, а вечером понял, как меня хотят подставить, и отправил по факсу жесткий отказ: «Неужели вы думаете, что сын репрессированной захочет оказаться в одном ряду с офицерами НКВД, палачами?» Они очень разозлились, был сильный скандал.
Фильм про Гену Стратофонтова («Мой дедушка — памятник») затеял режиссер-дебютант Дима Коробкин, рекламщик. Фамилия — как из моей книжки!
Алексей: Ни хрена он не снимет хорошего19.
ВП: В моем сценарии помполит, которых уже нет, превратился в священника.
Алексей сейчас работает на проекте «Любовь-морковь» Александра Стриженова, который бухает и ничего не понимает в кино.
Майя никуда не ходит — после смерти внука она так и не может оправиться. Ни театров, ни кино… Одна отрада — Пушкин, очаровательный песик, который из всех лакомств предпочитает докторскую колбасу. Майя сильно постарела, я ее не фотографировал.
Я рассказал, как в прошлом году в Лондоне навещал в госпитале Леонида Владимирова, лежавшего с переломанной ногой. Дура медсестра пыталась сделать ему укол — нужно было внутривенный, а она стала колоть внутримышечно. И ВП тут же вспомнил, как в Магадане он практиковался на зэках, и у него очень хорошо получались внутривенные. Но однажды он промазал, и зэк чудовищным усилием воли не заорал (надо было держать марку!), но ВП понял, что облажался, и позвал на помощь врача. Руку успели спасти (кажется, он вколол хлористый кальций). А какое-то время спустя этот ЗК окликнул его на магаданской улице. ЗК был готов его убить, но пожалел и отпустил.
1 Аксенов Павел Васильевич (1899–1991) — отец Василия Аксенова. Председатель Казанского городского совета депутатов трудящихся (1930–1935). Почти 18 лет провел в тюрьмах и лагерях. Реабилитирован.
2 Аксенов Алексей Васильевич (1960), сын Василия Аксенова, художник кино («Визит дамы», «Тень, или Может быть, все обойдется», «Московская сага»).
3 Овчинникова Майя Афанасьевна (1930–2014). Вторая жена Василия Аксенова.
4 В январе 1988 года в журнале «Крокодил» появился как бы фрагмент из новой книги Василия Аксенова «В поисках грустного бэби». Как бы — потому что это был обратный перевод с английского перевода, и даже название стало «В поисках меланхолической малышки». А ведь Аксенов тогда вовсю читал эту книгу по «Голосу Америки!». И потом в течение полугода «Крокодил» публиковал гневные отклики советских читателей. Я рассказал об этом однокурснику Михаилу Тайцу, редактору свердловского машинописного журнала «ОРТО», где печатались его друзья-студенты. Он предложил мне написать об этом. Поскольку я аксеновское записывал на магнитофон, я сделал сравнительную таблицу: вот оригинал, а вот публикация в «Крокодиле», почувствуйте разницу. Свой экземпляр журнала я и подарил Аксенову.
5 Ильгиз Абдуллович Ибатуллин (1931) — хирург, доктор наук, профессор, заслуженный деятель науки Республики Татарстан, друг детства Василия Аксенова. Прототип «Герцога Гиза» (Гизи) из фильма «Мраморный дом» по сценарию Аксенова.
6 Возможно, речь о киноповести «Блюз с русским акцентом» (1981, первая публикация — журнал «Грани» № 139, 1986 г.). В сборнике киносценариев Аксенова «О, этот вьюноша летучий…» напечатан под названием «Олег и Ольга».
7 Сенчакова Галина Васильевна — киновед, сценарист, автор книг о Романе Кармене, Олеге Видове, Вячеславе Тихонове.
8 Балтер Галина Федоровна (?–1995), вдова писателя Бориса Балтера.
9 Кузнецов Феликс Феодосьевич (1931–2016). Литературовед, в 1977–1987 гг. — первый секретарь правления Московской писательской организации Союза писателей СССР. Возглавлял разгром литературного альманаха «Метрополь», одним из редакторов, составителей и авторов которого был Аксенов. В романе «Скажи изюм» выведен как Фотий Феклович Клезмецов.
10 Владимиров (Финкельштейн) Леонид Владимирович (1924–2015), журналист, писатель, переводчик, много лет работал на Радио «Свобода» и Би-Би-Си. Состоял, как и Аксенов, в престижном лондонском клубе Athenæum.
11 Менделева Кира Людвиговна (1934–2013) — первая жена Василия Аксенова.
12 Спаниэль Ушик, уроженец Канзаса.
13 Беляев Альберт Андреевич (р.1928), с 1966 года — заведующий сектором художественной литературы, затем заместитель заведующего отделом культуры ЦК КПСС, в 1986–1996 главный редактор газеты «Советская культура» (с 1992 «Культура»). Выведен в романе «Скажи изюм» как Феляев, известный в Москве под кличкой Булыжник Оружие Пролетариата.
14 Роман «Генерал и его армия». Первая публикация в 1994 году в журнале «Знамя».
15 Рассказ «Корабль мира “Василий Чапаев”».
16 Аксенова Майя Павловна (1925–2010) — сводная сестра Василия Аксенова, дочь его отца от первого брака.
17 Анатолий Шабад (1939) — российский физик и политический деятель, был депутатом Верховного Совета и Государственной думы России. В 1994 г. стал одним из членов инициативной группы по созданию партии «Демократический выбор России».
18 Борис Абрамович Березовский (1946–2013) пытался создать оппозиционное движение «Цивилизация». Аксенов стал одним из девяти деятелей культуры, подписавших обращение о создании «Цивилизации». Идея очень быстро заглохла.
19 Фильм снят не был.