Рассказ
Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2022
Ольга Мишуровская — родилась в Мурманске. Имеет высшее педагогическое образование (специальность «Культурология), кандидатскую степень по теории и истории культуры. Лауреат литературной премии Губернатора Мурманской области имени К. Баёва и А. Подстаницкого в номинации «Драматургия» (2008). Публикации в журналах «Север», «Южная звезда» и др. В журнале «Урал» печатается впервые.
Ната последний раз обошла кафе. Столы сдвинуты, стулья составлены один на другой, кресла и диван накрыты тканью, чтобы меньше пылились. Витрина пуста. Последнюю нераспроданную выпечку Ната сложила в пакет, чтобы забрать с собой. В воздухе вместо обычного аромата кофе стоял запах дезинфицирующего средства. Всю первую половину дня они с уборщицей Галиной мыли и обрабатывали каждый угол помещения. Когда потом, ополоснув ведра и стянув с рук резиновые перчатки, отдыхали, сидя на низенькой скамеечке, которую обычно использовали, чтобы доставать до верхних полок, Галина ободряюще проговорила:
— Ничего. Может, еще все образуется. Бог не без милости. Разное переживали, переживем и этот вирус.
Ната лишь кивнула в ответ. Понимала: Галина говорит это больше для себя, чем для нее.
Последние посетители были вчера. Как только появилось постановление о закрытии на время самоизоляции всех кафе, ресторанов, развлекательных центров и далее по списку, Ната, не теряя времени, сделала объявление во всех социальных сетях о скидке на их продукцию до пятидесяти процентов. А если у вас есть карта друзей «Книжного уголка», то еще и кофе в подарок получите. Свои плоды акция принесла. Людей в тот день было чуть больше, чем последнюю неделю, когда страх перед надвигающейся бедой одних загнал домой, других заставил опустошать полки магазинов. В основном брали что-то с собой, расплачивались и быстро уходили, стараясь лишний раз ни к чему не прикасаться.
Галина ушла еще час назад, а Ната никак не могла заставить себя закрыть кафе и пойти домой. Уже несколько раз проверила, все ли приборы отключены, не забыла ли Галина вынести мусор и не оставил ли кто-нибудь случайно своих вещей. Оттягивала момент, когда погасит свет, включит сигнализацию и скроет входную дверь за жалюзи. Слишком хорошо Ната понимала, что ее кафе может больше не открыться.
Она окинула взглядом небольшой зал с одним окном. Возле него два кресла по обе стороны от низкого журнального столика на массивных резных ножках. У выложенной кирпичом стены обитый красным вельветом диван. Рядом с ним обычно стоит деревянный стол, тяжелый, с Галиной сегодня вдвоем с трудом его сдвинули, и три стула. В середине зала еще два круглых столика. Напротив окна стойка. Ната провела рукой по ее холодной гладкой поверхности — искусственный камень, но выглядит как мрамор, привезли под заказ из Италии. Но самое главное, все-таки у нее литературное кафе, книжные шкафы. А на полках и потрепанные, с пожелтевшими страницами, пахнущие старой бумагой тома (облазила все букинистические города в поисках чего-то стоящего), и новые издания (сколько писем было написано, чтобы выбить скидку), и аккуратные стопки журналов, и альбомы с иллюстрациями произведений искусства. Ната старалась, чтобы классика соседствовала с современной прозой, знакомые с детства истории с текстами авторов-постмодернистов, философские трактаты с легкими юмористическими рассказами. Отбирала книги тщательно, заранее воображала, как их читают посетители ее кафе.
Сейчас Ната старалась не вспоминать, как всего год назад выбирала цвет декоративной штукатурки, договаривалась с реставратором мебели, который должен был привести в порядок купленные с рук за бесценок дубовые шкафы. Ведь все тогда говорили, что она слишком много вкладывает в ремонт. Но Ната не могла представить в своем кафе мебель из интернет-каталога. Ей хотелось создать уютный интерьер, чтобы тут захотелось задержаться, спрятаться от шума и суеты в мягком свете ламп под зелеными стеклянными плафонами. Собственное литературное кафе — ее сбывшаяся мечта, а на мечте нельзя экономить.
Книги были в жизни Наты всегда. Одно из самых ярких ее детских воспоминаний — она лежит на кровати под одеялом, горло обвязано платком, ангина, полумрак, комнату наполняет негромкий бабушкин голос, читающий ей сказку. Когда, лет с шести, ее стали оставлять одну дома, Ната придумала игру: подходила к книжной полке, закрывала глаза и вытаскивала наугад какой-нибудь том. Потом забиралась с ногами в кресло, включала торшер и на несколько часов забывала обо всем. Ната выполнила всю обязательную литературную программу постсоветского ребенка. Сначала компанию ей составляли Незнайка и Карлсон, Дениска Кораблев и капитан Врунгель, Винни-Пух и Золушка. Потом их сменили «Три мушкетера», «Всадник без головы», «Остров сокровищ». У нее навсегда сформировалось такое лампово-уютное представление о литературе. Даже учеба на филологическом факультете с бесконечными разборами образов и анализом стилистических приемов не смогла это изменить. Ната, как и большинство ее сокурсников, пыталась сочинять сама, но быстро оставила попытки: тексты получались топорные, скучные, мертвые, да и ей куда больше нравилось читать, чем писать.
После окончания университета она три года проработала в школе. Вспоминала об этом времени с ужасом: контакт с детьми она находила плохо, дисциплину поддерживала с трудом, а еще бесконечная бумажная волокита, классное руководство, родительские собрания… Ушла, устроилась редактором на портал городских новостей. Подрабатывала корректурой, копирайтингом. Зарабатывала неплохо, но за восемь лет ее уже тошнило от переделывания описаний бытовой техники, исправлений бездарных текстов и препирательств с авторами, путающими причастный и деепричастный обороты.
Когда год назад отец захотел с ней встретиться, Ната долго сомневалась: он ушел из семьи тридцать лет назад, ей только-только исполнилось четыре года, и за все это время видел дочь раз пять. Была уверена, отцу что-то от нее нужно. Ошиблась. После ахов-вздохов — как ты, Наточка, выросла! Красавица! — и формальных вопросов о здоровье ее мамы и бабушки отец сообщил, что построил квартиру в Подмосковье и переезжает туда. Всю недвижимость в их городе — две квартиры, свою собственную и оставшуюся от родителей, — хочет продать, а деньги поделить между ней и сыном от второго брака. Надеется так компенсировать все те годы, что его не было рядом. Ната растерялась, попросила время подумать. Бабушка Нина Антоновна была решительно против. И спустя тридцать лет она не простила отцу Наты, что тот бросил ее дочь с маленьким ребенком накануне развала Советского Союза. Мама Юлия была менее категорична: раз уж он не платил девочке алименты, пусть хоть так поможет. Да и сумма выходила солидная.
— Можно «однушку» купить и сдавать ее, — мечтательно произнесла она.
— Лучше уж дачу, — включилась в разговор бабушка. — Грядки бы разбили, картошку-морковку сажали, зеленушку всякую…
Ната прервала их обеих:
— Деньги я возьму и открою литературное кафе.
Женщины переглянулись.
— Что за фантазии?! — воскликнула Нина Антоновна. — Кому в наше время нужно литературное кафе? Сейчас и книг никто не читает!
— Читают, — упрямо гнула свое Ната.
Она его себе уже ясно представляла: уютные кресла, удобные стулья, деревянные столы, мягкий свет ламп и торшеров и книги, книги, книги. Там будут проходить встречи с местными поэтами и писателями, презентации новых изданий, тематические дискуссии и игры для детей. Ната и название придумала сразу — «Книжный уголок».
— Юля, хоть ты ей скажи! — воскликнула бабушка.
Мать очень серьезно посмотрела на Нату, попросила:
— Ты хорошо все обдумай. Может, это первый и последний раз в нашей жизни, когда деньги сами идут в руки, не пусти все на ветер.
Совет был хороший, Нате бы прислушаться тогда к двум умным, много повидавшим и пережившим женщинам, но она поступила по-своему. Работу оставила, с головой погрузилась в открытие кафе. Взяла в аренду помещение в центре города. В ее детстве там располагалась кулинария, и Ната надеялась, что люди пойдут к ней по старой памяти. Ремонт занял полгода. Денег отца не хватило, пришлось залезать в кредит. Ната сразу решила, в ее кафе будут только чай, хороший кофе, прохладительные напитки и выпечка. Договорилась с небольшой пекарней, что они будут привозить каждое утро булочки, кексы, домашнее печенье. Освоила кассовый аппарат, кофемашину, в помощь себе наняла двух студенток, выходивших посменно, и аккуратную, ответственную уборщицу Галину. Продвижением кафе занималась сама, опыт работы на портале и прежние связи в рекламной сфере помогли.
«Книжный уголок» открылся в середине сентября. Первые два месяца работали в убыток, на третий ситуация выровнялась. Появились свои постоянные клиенты. Утром к ней забегали после прогулки в парке мамы с детьми, днем кафе заполняли студенты расположенного неподалеку университета, вечером появлялись влюбленные парочки и, что особенно радовало Нату, настоящие книголюбы, которые часами потягивали остывший чай, не поднимая глаз от текста. Многих из них она уже знала по имени и заказы на книжные новинки стала делать, исходя из их предпочтений. Раз в две недели в «Книжном уголке» проходило какое-то мероприятие: молодые поэты читали свои стихи, прозаики знакомили с новыми текстами, несколько преподавателей с факультета, где Ната училась, согласились выступать с небольшими лекциями об истории литературы. В смелых мечтах она уже видела свое кафе местом сбора интеллектуалов, куда готовы приезжать известные столичные литераторы… Но распространяющийся по миру вирус положил конец иллюзиям.
Сначала это был слабый гул далекой грозы. Где Китай, а где мы! Потом грохот стал ощутимей, болезнь захватила Европу. И вот уже первые заболевшие в Москве. Кто-то еще пытался отрицать опасность, другие делали лихорадочные покупки на случай введения карантина. Всем было понятно — вопрос времени, когда беда придет в их город. Напряжение разливалось в воздухе. Страх ясно читался на лицах редких посетителей. Из-за стойки Ната наблюдала, как они, зайдя в помещение, первым делом шли мыть руки, а приняв от нее чашку, тут же протирали ладони антисептиком. Тогда она еще надеялась, что каким-то чудом надвигающаяся беда минует ее уютный книжный мирок. Что среди всеобщей паники, тревоги, неуверенности в завтрашнем дне здесь по-прежнему будет пахнуть кофе и выпечкой, и люди станут тянуться сюда как к островку спокойствия. Еще одна пустая фантазия.
В понедельник в городских новостях появилось сообщение о первом заболевшем. Тут же школьники были отправлены на досрочные каникулы, отменены массовые мероприятия, закрыты бассейны и развлекательные центры. Ната понимала, что следующий шаг властей коснется кафе и ресторанов, но все равно вздрогнула, когда прочитала соответствующее постановление губернатора области. Она отложила смартфон, обвела глазами пустое помещение, медленно сползла на пол, обхватила себя руками и зарыдала. Тогда у Наты получилось собраться, придумать акцию, попробовать выручить хоть что-то в последние часы работы кафе. А сейчас, обходя пахнущий хлоркой зал, она чувствовала только усталость. Бой проигран. Пора вывешивать белый флаг.
Ната ушла не сразу. Несколько минут постояла перед закрытой жалюзи дверью, тупо глядя на яркую вывеску «Книжный уголок». Вдруг ее толкнули. Проходящий мимо мужчина не извинился, а быстро отошел в сторону. Ната глотнула морозный воздух, наклонилась, набрала пригоршню снега, растерла его между ладонями и, не оглядываясь, пошла к остановке.
Вечер был занят покупками. Ната получила от бабушки подробный список того, что им с ее мамой нужно, проторчала сорок минут у кассы, не смогла вызвать такси, пошла пешком с двумя полными пакетами в руках.
Дверь ей открыла мама, робко спросила:
— Наточка, ты зайдешь?
— Нет-нет, мне пора, — поспешно проговорила Ната и стала спускаться с лестницы.
Из-за плеча мамы выглянула бабушка, крикнула вслед внучке:
— Не вешай нос! Все будет хорошо!
Ната решила составить себе план на дни вынужденной самоизоляции: разобрать кладовку, снять и постирать шторы, посмотреть фильмы, на которые не хватало времени, онлайн-трансляции спектаклей, подтянуть английский, послушать какие-нибудь лекции. Но первые три дня дома она пролежала в кровати, пересматривала старые сериалы, не вникая в смысл происходящего на экране. Новости старалась не читать, ведь стремительно увеличивающееся количество заболевших значит, что ограничения продлят, а это смертельный приговор ее кафе. Нате хотелось забиться в угол, спрятаться там и от вируса, и от тревоги за близких, и от мыслей о невыплаченном кредите. Одной в тишине оплакивать свою умирающую мечту.
Утром четвертого дня ее разбудил телефонный звонок. Мама интересовалась, как она, чем занимается. Ната вяло уверяла, что все в порядке. Вдруг в смартфоне раздался голос бабушки:
— Натка, хватит унывать! От твоих слез ничего не изменится! Займись делом!
— Каким? — поинтересовалась внучка, тяжело вздохнула. — У меня ничего не осталось.
Нина Антоновна фыркнула:
— Кладовку разбери, ты давно собиралась.
В то утро Ната впервые с начала вынужденной самоизоляции позавтракала на кухне, а не в постели. Помыла посуду, ее накопилась полная раковина. Потом стянула волосы в хвост, влезла в старую длинную футболку, развела в воде моющее средство и с тазиком в руках подошла к двери в кладовку.
Квартира, в которой жила Ната, принадлежала ее бабушке. Нина Антоновна переехала сюда в конце восьмидесятых, после смерти мужа. Был какой-то сложный обмен, в результате которого ее дочь Юлия с семьей получила хорошую «двушку» в центре, а она переехала в однокомнатную квартиру в новой девятиэтажке. Юлия много раз предлагала матери съехаться, но та неизменно отказывалась, ценила свою независимость. Лишь пять лет назад, после перенесенного инфаркта, признала, ей нужна помощь. Тогда было решено, что Нина Антоновна переедет к дочери, а внучка займет ее квартиру.
Ната распахнула дверь в кладовку, вытащила чемодан, несколько коробок. Заглянула внутрь — одежда, которая стала мала или вышла из моды. Она отодвинула коробку в сторону, потом нужно будет отнести все это в какую-нибудь благотворительную организацию. Ната не спеша продвигалась в глубь кладовки, разбирала вещи, протирала пыль влажной тряпкой. От собственных коробок и пакетов, засунутых сюда после переезда, перешла к тем, что оставила бабушка. Нашла старую обувь, подшивки журналов «Работница» и «Вокруг света» за семидесятые–восьмидесятые годы, одиночные тарелки-чашки из разных сервизов, пустые банки, сломанный утюг, пластинки и видеокассеты. В дальнем углу заметила ярко-красный рюкзак, с которым когда-то ходила в школу.
Расстегнула молнию — внутри лежали ее детские игрушки. Ната села на пол, вывалила содержимое рюкзака, с улыбкой стала перебирать свою коллекцию фигурок из «киндер-сюрприза», погладила плюшевую собаку, без которой когда-то не могла заснуть, поправила платье на пластиковом пупсе, носившем имя Даша, поднесла к глазам крошечную посуду. Вспомнила, как лет в четырнадцать она заявила, что уже слишком взрослая для игрушек. Хотела все выбросить или отдать кому-то, бабушка не дала. Сложила их в этот самый красный рюкзак, сказала:
— Пусть у меня полежат. Потом твои дети играть будут.
В отдельном целлофановом пакете хранилась гордость Натиного детства — кукла Барби. Длинноногая стройная красавица с зеленого цвета волосами. Это Ната с подружкой как-то решили перекрасить ее из блондинки в брюнетку акварельными красками. Большие голубые глаза куклы были не слишком аккуратно подведены черной ручкой, губы подкрашены красным фломастером. Сейчас на игрушке было сшитое Натой платье из ярко-синей в белый горох ткани. Лет в двенадцать ей очень нравилось воображать себя модельером. Но продавалась кукла в короткой розовой юбке и разноцветном топике. В комплекте шли туфельки на высоком каблуке и маленькая розовая расческа.
Молодая женщина прекрасно помнила день, когда мама вернулась из Москвы и вручила ей Барби. Словно это было вчера, а не в 1993-м, она видела продолговатую коробку, чувствовала слабый запах резины, ощущала свой детский восторг. У нее есть настоящая Барби! Не пластиковая подделка с негнущимися ногами, жесткими, словно из проволоки, волосами и удивленным выражением лица, а чудесная иностранная кукла. У ее Барби нежная на ощупь, словно настоящая кожа, копна шелковистых кудрей, склоняющаяся в разные стороны голова. Как Ната о ней мечтала! Больше года выпрашивала у мамы, та неизменно отвечала, что нет денег. Тем большим было счастье, когда из клетчатой сумки показалась розовая коробка. Девочка робко взяла ее в руки и увидела заветную надпись на английском языке — «Barbie».
Мама потом часто рассказывала, как четыре дня подряд каждое утро к открытию приходила в «Детский мир». В свой первый визит она решительно отказалась от предлагаемых ей аналогов — нужна Барби, и точка. Кукол в наличии не было, обещали подвести со дня на день.
— Продавщицы меня уже узнавали, — вспоминала Юлия. — Прихожу изо дня в день, Барби нет. Мне на следующий день вечером уезжать. Все, думаю, придется купить дочке что-нибудь другое. На пятый день, это была суббота, захожу в отдел, мне машут, кричат: «Привезли!» Я хватаю протянутую коробку, прижимаю к груди, будто у меня ее отнять кто-то хочет, бегу к кассе. Вышла из магазина, иду к метро и ругаю себя: «Дура ты, Юлька, за эти деньги можно было ребенку зимние ботинки купить, и на обычную куклу бы еще осталось».
Ната подвигала руки Барби, согнула ей ноги в коленях, пригладила волосы. Сейчас ее даже больше, чем в детстве, удивляло, что мама решилась потратить такую сумму на игрушку. В начале девяностых их семье пришлось туго: отец ушел, бабушке в конструкторском бюро платили раз в три месяца, они втроем жили на мамину зарплату учительницы музыки. Ната первые годы после распада нерушимого Союза помнила плохо. Избирательная детская память сохранила только хорошее: игры во дворе, школьных подружек, первые тренировки в секции фигурного катания, книги, куклу Барби. Слушая рассказы мамы и бабушки, она часто ловила себя на мысли, что те пересказывают ей содержание фильма, а не собственное прошлое, где на ужин изо дня в день были пустые макароны, на шоколадку для ребенка приходилось копить деньги.
— Потом же все наладилось, — говорила на это Ната. — В девяносто третьем мы уже жили неплохо, раз мне Барби купили.
«Что мама тогда делала в Москве?» — задумалась она сейчас.
Преподавание музыки Юлия все-таки оставила. Окончила курсы кадрового делопроизводства, через знакомых нашла работу в новой области. В тот период она часто ездила на обучение в столицу, но это было позже, в девяносто четвертом. Ната перебирала в памяти блеклые события прошлого. Вдруг вспомнился редко упоминаемый в семье факт — в девяносто втором Нина Антоновна была бригадиром на стройке. Когда ее спрашивали, не тяжело ли с мужиками работать, неизменно отвечала:
— Нет, у нас всё люди интеллигентные, инженеры да профессора.
Когда со стройки пришлось уйти (Нина Антоновна не рассказала почему, обронила лишь, мол, есть дела, в которые лезть не стоит), она стала сидеть с детьми. Нату в детстве очень обижало, что она остается после школы одна, а ее бабушка проводит время с другими девочками и мальчиками. Нину Антоновну ценили, к Натиной бабушке стояла очередь из молодых родителей, мечтающих заполучить ее в няньки. Работу она оставила, когда внучка уже окончила университет.
Ната воскрешала в памяти девяносто третий год, время, когда ей купили Барби. Была весна, она заканчивала первый класс, гордилась, что читает лучше всех ребят и мечтала попасть на программу «Звездный час». Вспомнилось, что тогда она часто оставалась с бабушкой. Почему? — спросила себя Ната. Ответ тут же пришел в голову: потому что мама уезжала в Москву. Но не в командировку, а за товаром. Очень недолго Юлия, как и многие тогда, пыталась торговать на рынке. Получалось плохо: то кто-то обманет, то сама просчитается. Не было у нее той железной хватки, что позволяла выбить себе место под солнцем в безжалостных рыночных отношениях тех лет. Юлия съездила в Москву раза два, потом простыла в поезде, свалилась с тяжелейшим бронхитом, а когда стала поправляться, Нина Антоновна в ультимативной форме заявила, что дочь на рынок не вернется.
Ната только сейчас осознала — мама ведь купила ей Барби в одну из тех «челночных» поездок! Потратив на игрушку солидную часть с трудом добытых денег! Молодая женщина задумчиво смотрела на куклу. Одно событие соединялось с другим, создавая целостную картину прошлого. Мама с бабушкой делали все возможное и невозможное, чтобы не просто прокормить ее, но создать Нате безопасное, уютное, счастливое детство. Тяжелая работа на стройке, капризы чужих детей, холод продуваемого ветрами рынка, бессонные ночи на тюках с китайской одеждой были для того, чтобы она могла забираться с ногами в кресло, читать книги, играть с Барби и спустя годы вспоминать с теплотой то время.
Ната, не закончив уборку, вышла из кладовки. Зашла на кухню, налила стакан воды, залпом выпила его. Ее мучили запоздалые сожаления. Как она отблагодарила маму с бабушкой за все их жертвы? Бросила стабильную работу ради химеры? Впустую потратила отцовские деньги? Сейчас не время упиваться сожалениями, строго сказала себе Ната и с удивлением поняла, что мысленно произнесла эти слова голосом Нины Антоновны. Если две женщины смогли выжить и вырастить ее, когда вся привычная жизнь рухнула, она не может себе позволить сдаться сейчас!
Ната взяла смартфон, открыла заметки, начала составлять план на ближайшие дни. Первым делом нужно связаться с хозяйкой пекарни, с которой она сотрудничает. Сейчас большим спросом пользуется доставка. Ната могла бы быстро организовать им рекламную кампанию за долю с прибыли. Впервые с начала карантина ее мысли были такими четкими и ясными. Ната пока не представляла как, но точно знала — ее «Книжный уголок» откроется снова, мама с бабушкой будут ею гордиться, она справится.