Сергей Солоух. Love International
Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2022
Сергей Солоух. Love International. — Москва: Эксмо, 2021.
Как бы ядовито ни изображал Сергей Солоух литературных функционеров в своем новом романе, неприглядная изнанка литературного процесса — лишь одна из материй трёхсотстраничного текста. Порицать его за сильную, до отталкивания, отрицательную заряженность было бы так же странно, как считать электроны плохими, а протоны хорошими. Важнее, что за частицы пошли на создание романного микромира и какие фундаментальные силы на них действуют.
Роман увязывает судьбы двух людей. Русское отделение компании Love International Inc., в котором работает Виктор Большевиков, нанимает Александра Людвиговича Непокоева, профессионала пиара, чтобы выпустить книгу «Сто лет в России». Обоим суждено только однажды встретиться лично, но линии героев прочерчены параллельно друг другу. Геометрия же всего романа проста: после двух глав, посвящённых Непокоеву, следуют две главы о Большевикове; последовательный принцип нарушен только в паре мест. Если обозначить две точки заглавными Б и Н, то их следует соединить с точкой С (Саша Кляйнкинд), дочерью Непокоева, которую Большевиков видит чаще, чем её отца: сперва на митинге; затем выручает, когда ту преследует милиция; а в конце концов помогает избежать опасности снова столкнуться с законом. Впрочем, намеченный неравнобедренный треугольник немного шаток. Если искать в романе уязвимое место, то, пожалуй, оно здесь: ненамеренные пересечения людей разных поколений, из разных же страт в большой Москве слишком уж объяснимы авторским своеволием, сделано это менее филигранно, чем всё остальное в тексте.
Основная мишень солоуховского романа — Александр Людвигович Непокоев, не столько профессиональный пиарщик, сколько артистичный проходимец. Чтобы не платить налоги, он создаёт НКО из двух человек, но главное, он лишь заговаривает, забалтывает, вешает, по-простому, лапшу на уши, извлекая выгоду, почему его главным орудием и оказываются слова (первая фраза романа: «Александра Людвиговича Непокоева кормил язык»). Некоторые рецензенты сетовали, что изящное облапошивание клиентов декларируется, но не описывается. Задача, однако, по-видимому, была в другом: показать упивающееся собой и своими преувеличенными достоинствами сознание, а между тем вскрыть его внутренние изъяны. Непокоев убедил в собственной неподражаемости себя, а его убеждённость, пожалуй, прежде сáмой развесистой клюквы слов убеждает и клиентуру плута. Фокус в том, что Солоух ссудил герою собственный дар, а повествование превратил, в сущности, в поток сознания, отчего и видно изнутри всю словесную лабораторию Непокоева, которая остаётся герметическим помещением, откуда напрасно ждать промышленного химического продукта.
Не раз фовистически в романе описывается, как Непокоев одет: «Незабудки соседствовали с маками, фиалки обрамляли розы, и на гвоздики дышали ландыши и каллы. Ни одна составляющая туалета Александра Людвиговича Непокоева не сочеталась ни кроем, ни фасоном, ни цветом, ни структурой со смежной и соседствующей. Малиновый жилет в смородиновых точках, пиджак песочный с металлической искрой, сорочка голубая с выпукло-вогнутыми обойными узорами и гладкие гнедые брючки. Ботинки красные, как две вареные креветки, и галстук-бабочка из изумрудных зенок тысячи кузнечиков. Они кусались, дрались и конфликтовали. В результате создавался какой-то совершенно калейдоскопический эффект». Здесь и образчик стиля, и характерная скрупулёзность, демонстрирующая, что Непокоев — нечто вроде современного Чичикова. Его занимают цветастые тряпки да собственное тело, особенно мужское достоинство, отличающееся (может быть, тоже лишь в его собственном представлении) невиданными габаритами. Примечательно, что и вся ситуация, которую Непокоев будто бы нанят разрешить, это фабульный пшик: прежде чем он успевает что-либо сделать для появления на свет юбилейной книги (не делает же он почти ничего), Love International Inc. поглощается крупным международным производителем оборудования, между тем как сам Непокоев оказывается во всероссийском розыске и вынужден бежать из страны. Он оказывается в Чехии, и там приходит успех — не непосредственно, впрочем, а через молодую любовницу Асю Акулову, развившую подкинутую им идею похабной книжки-раскладушки. Однако новое торжество Непокоева такое же неустойчивое, оно легко может быть сметено и разбито вдребезги.
Виктор Большевиков — гораздо более бледная фигура как внутри романного мира, так и в творчестве Солоуха вообще. «Не баловня судьбы, не друга всех на свете первопроходчиков и пионеров, а внука расстрелянных и сына сосланных, всегда пытавшихся от мира скрыться, спрятаться, отгородиться, избавиться», не приходится и сравнивать, к примеру, с Игорем Валенком, мужественным героем предыдущего романа Солоуха «Рассказы о животных». Большевиков — это негатив Непокоева, невзрачный, словно бы монохромный; его тихая любовь к умирающей от рака жене Тане совершенно не похожа на приапическую страсть Непокоева к Асе Акуловой; сюда добавляется мнимая интеллигентность, за которую коллеги Большевикова принимают чтение тем фантастической литературы («всего иного в мире слов и образов Виктор откровенно сторонился. Особенно того, что в рифму», — и это в противовес филологичности Непокоева). Жизнь Большевикова не особенно радостна, ему с Таней, правда, отпущена настоящая нежность, но как-то скупо, отношения между ними не назовёшь простыми (хотя бы из-за неискоренимой ревности Тани, у которой не может быть детей). Единственное утешение для них в том, что оба (не зная, впрочем, об этом) умирают в один день и едва ли не в один час: она на больничной койке, он — в автокатастрофе. Естественным образом может возникнуть мысль, что Большевиков и Непокоев антитетичны. Заурядный, хотя и по-своему положительный Большевиков, однако, никак не тянет на эталон героя в высоком смысле.
В большей мере Непокоеву противопоставлена дочь Большевикова, в пику отцу взявшая прадедовскую фамилию — Кляйнкинд. Она прямо заявляет Непокоеву, что ее отец болтун и больше ничего. Но и тут ложный след: напряжение между отцом и дочерью слишком слабое, чтобы произошла вспышка и разразилась сюжетная гроза. Участие Саши Кляйнкинд-Непокоевой в мусорных протестах ещё не означает подлинной решимости предъявить законный счёт — не отечеству, а мирозданию вообще. В конечном счёте она — то яблочко, что недалеко откатывается, упав с дерева: не просто уворачивается она от закона, но и в заключительной главе действует заодно с отцом, — их именами назван новый мошеннический фонд Александра Людвиговича.
Много в романе даже не оппозиций, а диссонансного выворачивания образов и тем. Так, например, вместо выпуска книги «Сто лет в России» (это наверняка был бы увесистый фолиант с золотым обрезом) Непокоев способствует лишь появлению похабной книжки своей любовницы. Степан Кляйнкинд, в воспоминаниях которого якобы упомянут основатель Love International, приходится не родным, а двоюродным дедом Александру Людвиговичу (из-за этой маленькой путаницы его и нанимают).
Карикатурно мутирующих тем в романе хватает, странные тени порождают тени ещё более причудливые, как в дурном сне. Таков весь мир, создаваемый Солоухом. «Связей, совпадений и подобий нет, а если кажутся и представляются, то это морок и галлюцинация. Отгоняйте», — пишет он в предуведомлении. Это действительно морок, лабиринт без выхода — скорее царство тотальных иллюзий, а не королевство кривых зеркал, в которых мог бы отразиться положительный человек, помещённый внутри этого пространства. Два ключевых персонажа тут существуют, так сказать, на равных правах; автор и прослеживает, как складывается судьба таких различных людей в подобном мире, построенном, конечно, отчасти как отражение ситуации в современной России, пусть даже действие отнесено на десятилетие назад, в 2012 год. Виктора Большевикова и Таню Савичеву не ждёт и не может ждать никакого счастья. Александр Людвигович Непокоев торжествует, — но какой ценой? Он уверен, что «на Страшном суде, какой уж он ни будет и где бы в конце концов ни был назначен и кем, эта полочка с Толстым и Пушкиным, эта папочка с Беловым и Распутиным — они зачтутся. Как крестик у иных, других людей, тайный, нательный, свидетельствовать будут. Удостоверять. <…> Все спишут и оправдают. Потому что в душе. В самой ее глубине. В запретной, никому не видимой первооснове. Нетронутые. Лежат и светятся. Мерцают, звездам подобные». Из этой наивно-жалкой детской веры видно, что Непокоев не совершенно пустое место, что-то у него всё-таки было за душой, и показывается, пожалуй, не её скудость, а её оскудение. И Непокоев, и Большевиков в глобальном смысле пассивны — объекты изображения, а не действующие субъекты.
Морок, а точнее, мирок романа душный, полный миазмами, существующий словно на безрадостной горизонтали, и убедительность, с какой он изображён, говорит только о силе авторского таланта, хотя не для всякого погружение в текст будет лёгким, не всякому оно покажется благотворным. Роман — меньше всего пафмлет, о публицистичности здесь нет и речи, а если что-то и обличается, то неискоренимое зло в человеке. В романе есть элементы гротеска и сатиры, но, несмотря на свою иллюзорную природу, он пугающе, до жёсткости реалистичен.
Впрочем, в одном будто бы незначительном эпизоде автор на несколько секунд приоткрывает форточку, показывая лазурь и впуская свежий воздух в спёртое пространство. Большевиков, уже после поглощения Love International Inc., отправляется на работу, где понимает, что «людей на этом свете не кровь объединяет, не корни, не история, а жажда. Желание ходить в атаку… и нежелание. <…> Все абсолютно… все окружающие… все… кроме Тани…». А потом он видит складского мастера Павла, тот занят, казалось бы, ерундой: рассматривает, как по его широкой ладони ползёт божья коровка. «Вот стоит кладовщик, мастер, субъект из теста, непонятного Большевикову и неизвестного, всегда молодцеватый, придурковатый, готовый любые приказы исполнять и распоряжения. А для чего? А для того, оказывается, чтобы жить, когда никто не видит, быть, все сохранять, не трогать, не менять… <…> вокруг лишь астры, циннии и васильки, и человек один, сам по себе, без тех, кто вечно… непременно должен побеждать…» Не случайно, что жук, за которым наблюдает Павел и которого он ласково называет «сонечко», — это именно божья коровка: тут намечена та метафизическая вертикаль, что может позволить из нелепой плоскости выломиться в трёхмерное пространство.
В романе с заглавием «Love International», пожалуй, вовсе нет любви, а настоящая его тема — это смерть и похождения гальванизированной мертвечины, которая имитирует и жизнь, и вдохновение, и любовь. Созданный здесь Солоухом мир ещё более беспросветен, чем мир «Рассказов о животных». Никому из основных персонажей не даруется надежды, ни к кому нет снисхождения, сочувствовать некому. Но сам по себе яростный авторский талант — это та сила, что придаёт созданной вселенной равновесие и смысл. Изобразить ликование зла — значит, одновременно и произвести экзекуцию над ним: зрелище, возможно, не самое приятное, но совершенно необходимое.