Новелла
Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2022
Сергей Ив. Иванов — детский писатель, драматург, редактор. Автор циклов радиопередач «Приходящие дяди» и «Петербургские диковины» на «Радио России», цикла книг «Детский курс…», других познавательных и художественных произведений для детей. Лауреат премии им. С. Маршака (2016). Живёт в посёлке Невская Дубровка под Петербургом.
Моим учителям, которые старались
поддерживать слабых
Случилось это в далёком прошлом, от которого до нынешнего времени сохранилось мало достоверных сведений. Я тогда учился в школе, вроде бы в седьмом классе. А может быть, уже в восьмом. Во второй четверти в нашей школе организовали группу здоровья. Её создали для тех, кто часто болел простудой, страдал искривлением позвоночника или вообще был освобождён от занятий физкультурой из-за сильной близорукости, при которой противопоказаны большие физические нагрузки.
Группой руководил учитель физкультуры Алексей Анатольевич. Из нашего класса туда попали я и Жанна Бруй, а из параллельного Маринка Вихарева. Увидел я в спортзале и Пупкова из десятого класса, и Вовку Подолякова из шестого, и ещё какого-то незнакомого пятиклассника.
Каждый страдал каким-нибудь хроническим недомоганием или просто отставал по физкультуре. И все мы с опаской ожидали, какие испытания устроит нам физрук. Девчонки глупо хихикали, парни толкались друг с другом. В эти дни на улице похолодало, и в спортзале было зябко, так что меня била лёгкая дрожь. Хотя, может быть, дело было не в холоде, а в волнении: если среди двадцати с лишним одноклассников ещё можно было затеряться, то в такой маленькой группе каждый был на виду, и хочешь не хочешь, а придётся выполнять каждое задание. В то время как ни одного задания по физкультуре я выполнить как следует не умел из-за физической слабости и робости. Мне ещё ни разу не удалось одолеть «козла», прыгнуть через перекладину или подняться по канату. Не меньше трудностей было и у одноклассницы Жанны, которая умела играть на пианино и изучала сольфеджио, но даже прыжок в длину освоить не могла. Только Подолякова ничего не смущало — переодевшись в спортивную форму, он сразу полез на шведскую стенку и попытался прыгнуть с неё на канат, но не долетел и шлёпнулся на мат, который очень кстати оказался в точке падения.
В этот момент в зал вошёл физрук. Он поднял слегка помятого Подолякова и велел ему с Пупковым перетащить на другое место «козла». Я испугался, что нас сейчас заставят через него прыгать, но снаряд, наоборот, убирали с дороги.
Физрук сперва назначил нам три разминочных круга, потом сказал «стоп» и подозвал к себе Подолякова.
— Скажи, Подоляков, что ты пытался предпринять перед началом урока? — спросил у него физрук.
— Просто прыгнул, и всё, — хлопал Вовка глазами, не понимая, ругают его или просто так разговаривают.
— Прыгнул и не допрыгнул? — спросил Алексей Анатольевич.
— И не допрыгнул, — ответил Вовка.
— А хотел бы допрыгнуть? — спросил физрук.
— Конечно, хотел бы, — ответил Вовка.
— А что для этого нужно? — спросил, подмигнув нам, Алексей Анатольич.
— Сильней толкаться? — спросил Подоляков.
— Это тоже не помешает, — сказал учитель. — Но главное, нужно преодолеть земное притяжение.
Подоляков с недоумением посмотрел на учителя, а потом на нас. На его лице читался стремительный ход мысли. Когда этот ход закончился, он блаженно улыбнулся и даже слегка хохотнул вслух. Наверное, он решил, что Алексей Анатольич шутит. Мы тоже восприняли эти слова как шутку, которой учитель хотел поднять наше настроение. Но физрук не шутил.
— Тяготение — это главная сила, которая мешает ставить рекорды, — продолжал он. — Кроме тяготения вам мешает также слабость мускулатуры и неумение концентрировать усилия. Но для участников группы здоровья у меня имеется специальный прибор, который помогает справиться с этими проблемами.
Подоляков, стоявший всё это время рядом с физруком, понял не всё, но и того, что понял, ему хватило. Он остался с открытым ртом и переводил глаза с учителя на нас и обратно. И когда Алексей Анатольич предложил ему снова вскарабкаться на шведскую стенку, он не дёрнул ни единым мускулом — по-прежнему стоял с раскрытым ртом и переваривал услышанное. Тогда физрук дал задание мне:
— Спрыгивание с высоты пятьдесят сантиметров на мат с последующим прыжком вверх. При приземлении после спрыгивания ноги для отталкивания и мягкости приземления сгибать в коленных суставах.
Всем присутствующим (кроме, может быть, незнакомого пятиклассника) было прекрасно известно, что я с детства панически боялся даже небольшой высоты. Физрук тоже прекрасно это знал. Мне легче было прыгнуть сто раз в длину, чем один раз через перекладину. На третий этаж в гости к приятелю Огородову я поднимался с дрожью в коленках. Спускаться на лыжах с горок, даже если они без трамплина, отказывался наотрез. Вот и сейчас, когда я поднялся на три ступеньки и представил себе, что придётся покинуть опору, сразу почувствовал головокружение и даже закрыл глаза.
Алексей Анатольевич не упрекнул меня за слабость. Он велел спуститься, а сам скрылся в каптёрке, где у него лежали мячи и прочий инвентарь, и вышел оттуда с небольшим коричневым ремешком.
— Видите? — спросил он нас.
Мы кивнули, хотя и не понимали, зачем нужен этот ремешок. Но Алексей Анатольевич всё объяснил.
— В специальных лабораториях, — сказал он, — давно уже разрабатываются приборы, которые позволяют преодолеть тяготение Земли. Забыл только, как они называются.
— Антигравитаторы, — подсказал незнакомый пятиклассник.
— Вот именно, — ответил физрук. — Существуют также аппараты, которые увеличивают мышечную силу человека путём аккумулирования торсионных волн. При этом возрастает не только сила торса, но также рук и ног, бицепсов и трицепсов. Наконец, учёные изобрели генератор, который позволяет извлекать любую энергию из окружающего пространства и мгновенно её концентрировать. А недавно специалисты изготовили компактное устройство под названием «Силодар», то есть «дарующий силу». Устройство соединяет в себе антигравитатор, аккумулятор и генератор. Носить «Силодар» можно на поясе. Он почти ничего не весит, поэтому такие приборы предназначены для армейского спецназа, десантников, космонавтов и представителей других экстремальных профессий. В широкую продажу эти приборы ещё не поступили. И, скорее всего, никогда не поступят. Мне по знакомству от товарища по воинской службе достался один экземпляр. Прошу обращаться с ним осторожно.
— А вы не выдумываете? — спросила Маринка Вихарева.
— А вот вы сейчас сами убедитесь, выдумываю я или нет, — ответил физрук.
Алексей Анатольевич протянул устройство мне и предложил надеть на пояс. «Силодар» на ощупь не отличался от обыкновенной резинки для трусов, только был немного шире. Я опоясался этой резинкой, застегнул её на пуговичку и стал ждать дальнейших распоряжений.
— Прибор включается в момент физического напряжения, — продолжал Алексей Анатольевич. — Чем больше мы мобилизуемся перед тем или иным действием, тем больше энергии соберёт и выдаст аппарат. Соответственно, чем пассивнее мы себя ведём, тем слабее его действие. Вот сейчас, Ваня, ты чувствуешь что-нибудь? — спросил он меня.
Я отрицательно помотал головой.
— А теперь залезай на стенку и прыгай на мат.
Я повторил свои недавние действия: поднялся до половины стенки, развернулся лицом к залу и согнул колени. И почувствовал, что в этот раз уже не испытываю того страха, который был у меня раньше. Алексей Анатольевич дал команду прыгать, и я рухнул вниз.
Я так плавно приземлился на подстилку, что почти не почувствовал удара. Правда, сгруппироваться я всё же не сумел и просто опустился на четвереньки. Но главное было сделано — страх перед прыжком преодолён.
— Видели, как это действует? — спросил Алексей Анатольевич у остальных. Все дружно ответили, что видели и очень впечатлены моим незабываемым прыжком.
— Поскольку у меня только один аппарат, будете пользоваться им по очереди, — сказал физрук.
Он передал «Силодар» Маринке Вихаревой и отправил её прыгать через перекладину, с которой у неё прежде не ладилось, и Вихарева легко взяла высоту, которую полагается брать девочкам в её возрасте.
Потом чудо-прибор достался Жанне Бруй, и она наконец смогла совершить кувырок, чего раньше никак не решалась сделать. Незнакомый пятиклассник перепрыгнул через «козла», а Подоляков вообще выполнил целую серию действий: снова залез на шведскую стенку, перепрыгнул с неё на канат, с каната на кольца, раскачался и прыгнул на турник, на котором вертелся минут пять, пока учитель не стащил его за ногу вниз.
— Я думаю, тебе «Силодар» не требуется, — сказал Вовке Алексей Анатольевич. — А то ты, чего доброго, улетишь через форточку. Тебе надо, наверное, наоборот — гири к ногам привязывать.
— Не надо, — попросил Подоляков.
После этого каждому досталось ещё по одному разу выполнить какое-нибудь упражнение при помощи «Силодара». И всё, что на обычных уроках физкультуры давалось мне с трудом, сейчас прошло легко и просто. Правда, только тогда, когда я надевал волшебный ремешок. Без «Силодара» мои способности резко падали.
По окончании занятия Алексей Анатольевич отобрал у нас ценный прибор и спрятал его в каптёрку.
— А почему вы не выдаёте этот прибор на обычных уроках физкультуры? — спросила физрука Маринка Вихарева.
— Потому что здоровые дети не нуждаются в поддержке искусственными средствами, — объяснил физрук. — Их организм позволяет выполнять все нормативы с помощью собственных резервов. И будет лучше, если вы не станете болтать в своих классах о «Силодаре», чтобы одноклассники не стали вам завидовать. И вообще этот прибор секретный.
Мы всё поняли и не болтали, а следующего занятия группы здоровья ждали почти с таким же нетерпением, как каникул. Всем снова хотелось испытать свои увеличившиеся возможности и достичь таких высот, каких мы не могли достигнуть в обычных условиях.
И прибор не обманул наших ожиданий. Я лично, например, взял рекордную высоту по прыжкам через перекладину.
Правда, вскоре у «Силодара» обнаружились побочные действия.
В тот же день, когда я поставил рекорд по высоте, мне не удалось справиться с контрольной работой по математике. Пришлось переписывать, но и тогда я еле-еле справился на троечку. А после следующего занятия с «Силодаром» я запорол диктант по русскому, чего вообще никогда не бывало. И вообще постепенно и я сам, и окружающие стали замечать угасание моих интеллектуальных возможностей. Я стал меньше читать, во время устных ответов на уроках мямлил, над домашним заданием засиживался до позднего вечера. Зато по физкультуре получал пятёрку за пятёркой, с большим успехом колол дрова и гораздо быстрее стал справляться с уборкой класса, когда выпадала моя очередь дежурить. Успехи в этом направлении отметила и наша классная руководительница Марина Павловна.
— Раньше ты возился со своим рядом целый час, а сейчас стал убирать моментально и, главное, чистенько. Возможно, этот навык пригодится тебе в жизни, потому что ты стремительно съезжаешь по шкале рейтинга.
Недавно в нашем классе появилось нововведение: шкала успеваемости. Нарисованная на ватмане шкала в виде лестницы висела на специальном щите. На каждой ступеньке лестницы стояла цифра, выражавшая средний балл за неделю — от единицы до пяти. Одноклассников обозначали карточки с фамилией. К ним были приделаны булавки, позволявшие перед еженедельным классным часом переставлять их по ступенькам рейтинга вверх или вниз. А в конце каждого месяца сводную таблицу по его итогам отправляли директору школы, и таким образом Марина Константиновна могла контролировать динамику успеваемости. При этом по личному распоряжению директора оценки за физкультуру и труд не учитывались на общей шкале — по ним составлялся отдельный график на маленьком листочке. Это делалось для того, чтобы, как говорила Марина Константиновна, «ноги не мешали голове». То есть чтобы низкие оценки по физре не снижали показатели умных детей, а высокие оценки по этим дисциплинам, наоборот, не создавали иллюзию успеваемости у тех, кто по большинству предметов не успевает.
Для большей доходчивости мама Алки Артёмовой, председателя редколлегии класса, изобразила на каждой ступеньке соответствующую профессию. На «пятёрочной» ступеньке располагался космонавт, на «четвёрочной» — врач. Тройку символизировал шофёр, а двойку — дворник и уборщица. На низшей ступени ничего не было нарисовано, только располагалось какое-то грязное пятно. Алка рассказывала, что её мама первоначально изобразила там уголовника за решёткой, но потом они решили замазать этот рисунок, чтобы не ронять честь школы. Тем более что на этой ступени никого ещё не было.
Почти безвылазно на верхней ступеньке восседали Наташа Бочарова и Ольга Давоян. Частенько там, среди космонавтов, бывал Дима Губенков и недавно появившийся в классе Вася Боровиков, сын директора фабрики. Гуще всего были засижены третья и четвёртая ступени. Я прочно держался на четвёртой, хотя иногда появлялся на пятой, но с прошлого классного часа оказался на третьей, а сейчас уже рисковал очутиться на второй. Вместе со мной вниз покатилась и Жанна Бруй, хотя тогда мы ещё не понимали, что всё дело в побочном влиянии «Силодара».
— Ты уже сравнялся с Пыркусовым, — укоряла меня Марина Павловна во время моего очередного дежурства по классу. — Ещё немного, и сравняешься и с Кубышкиным. Будете вместе улицы подметать.
— Не расстраивайтесь, Марина Павловна, — отвечал я, без устали работая шваброй. — Высшее образование меня теперь не прельщает. В умственном труде нет настоящего простора для физически развитого человека.
— А ведь ты когда-то хотел стать космонавтом, Серёгин! — вздохнула Марина Павловна.
— Космонавтом ещё туда-сюда, — отвечал я. — Однако сейчас полёты в космос стали не таким рискованным делом, как раньше. На орбиту уже берут женщин, а значит, скоро возьмут и детей. В общем, не мужское это дело.
Марина Павловна только покачала головой и не нашла, что ответить. Её очень огорчала моя неуспеваемость. А я, наоборот, чувствовал себя во всех отношениях гораздо лучше, чем раньше. Только вот за домашними заданиями приходилось засиживаться, потому что голова плохо работала. Но я перестал делать устные предметы и таким образом сэкономил время, которого снова стало хватать на просмотр телевизора.
…Так прошло около месяца, и с каждым занятием группы здоровья я чувствовал себя здоровее и сильнее. Казалось, уже нет такого физического задания, с которым я не справлюсь.
Однажды «Силодар» достался мне перед самым концом занятия, а когда урок закончился, я решил не снимать физкультурную форму, а надеть рубашку и свитер прямо на неё. Поэтому и «Силодар» снять забыл. Алексей Анатольевич тоже не вспомнил про ценный прибор — его вызвала директриса, и он помчался к ней в кабинет, попросив техничку запереть дверь после того, как все выйдут. Может, я и оставил бы прибор в зале, но техничка так торопила нас, что мы даже шнурки ботинок завязывали уже в рекреации.
В общем, я вышел из школы как ни в чём не бывало и сразу же почувствовал во всём теле необычайную лёгкость. Сначала я приписал её морозному воздуху и ясному небу. День был чудесный, как в том стихотворении, и я спрыгнул со школьного крыльца прямо в снег, не пожелав спускаться по ступенькам.
Возле магазина «Культтовары» мне встретился старый приятель Эдик Огородов, который учился двумя классами младше. И хотя мы уже виделись с ним в школе, я охотно пожал ему руку. Так сильно, что Эдик даже охнул.
— Чуть руку мне не сломал! — сказал он. — Откуда ты такой бодрый?
Я объяснил, что возвращаюсь с занятия группы здоровья.
— Оно и видно, — сказал Эдик. — Здоровый стал! Расскажи, как ты мускулы накачал? Я тоже такие хочу.
Памятуя запрет Алексея Анатольевича рассказывать о секретном приборе, я ответил, что мои способности увеличились в основном благодаря регулярным занятиям.
— Это удачно, что я тебя встретил, — сказал Эдик. — Мне как раз пригодится помощник. Понимаешь, Сашка Чистяков велик у меня заныкал и не отдаёт, говорит, что не брал. А велик у него в сарае стоит.
— Зачем тебе зимой велосипед? — спросил я.
— Так зима скоро кончится, весна настанет, — объяснил Огородов. — Готовь сани летом, а велик зимой. К тому же я точно знаю, что Чистяков сейчас в сарае, его родители туда отправили.
Отказывать товарищу было неудобно, и я согласился пойти с ним в качестве дополнительного ресурса. Но когда мы добрались до чистяковского сарая (кирпичного гаража, который был превращён в склад всяких припасов), то обнаружили, что Сашка там не один. Рядом с ним находились другие известные гопники — Славка Чичиков, Матвей Писарчук и ещё какой-то мелкий шкет. В тот самый момент, когда мы подошли к гаражу, эти гопники разбирали на части Эдиков велосипед.
Не имея склонности к дракам, я посоветовал Огородову поскорее отступить, пока нас не заметили, но Эдик успел настолько проникнуться мыслью о моей физической мощи, что даже не стал мне ничего отвечать, а смело вбежал в открытую дверь сарая и потребовал возврата велосипеда.
Естественно, его заявление было встречено дружным хохотом малолетних бандитов. Но Огородов повторил своё требование и даже попробовал вырвать из лап Писарчука раму с оставшимся колесом. Тогда на помощь Писарчуку подскочил Чичиков и толкнул Эдика так сильно, что он пронёсся мимо меня и шлёпнулся в снежную кучу у дверей сарая.
— А ты что стоишь? — спросил у меня Чистяков, как будто даже с обидой. Он подошёл ко мне вплотную и слегка толкнул кулаком в плечо.
В ответ я машинально сделал то же самое — слегка толкнул его. Вообще-то обычно я не дрался, но Чистяков подошёл слишком близко. И в результате отлетел очень далеко — к дальней стенке гаража, где, на его счастье, сложены были мешки, набитые чем-то мягким — может быть, сеном. Когда-то Чистяковы держали в сарае козу.
Только увидев разрушительные последствия своего удара, я вспомнил, что на мне находится «Силодар», который и даровал такие невиданные прежде силы. Осознав этот факт, я понял, что бояться мне теперь нечего и некого.
Когда поднятая в воздух от падения Чистякова труха осела и его сподвижники перестали чихать, Огородов уже успел оправиться и встать рядом со мной плечом к плечу. Он принял защитную стойку и был готов к самым решительным действиям, но наши оппоненты не отважились на такие действия пойти. Наоборот, едва придя в себя и отряхнувшись, Чистяков с открытой улыбкой устремился ко мне, протягивая свою руку для дружеского пожатия:
— Так что же ты, Серёгин, раньше молчал? — воскликнул он с неподдельным дружелюбием в голосе. — Мы-то все думали, что ты такой весь из себя академик, нашим обществом брезгуешь, а ты, оказывается, нормальный человек? Прости нас, если мы раньше тебя чем обидели, мы же не знали!
Чистяков осторожно, но с чувством пожал мне руку, и все «шестёрки» по его команде тоже подошли ко мне и пожали руку, хотя уже и не так непринуждённо. Потом Сашка скомандовал Писарчуку, чтобы тот отдал Эдику раму и другие детали от велосипеда, но я возразил:
— Зачем нам этот металлолом? Вы уж будьте любезны, верните велосипед таким, каким брали: чтобы все колёса были на месте.
— И звонок! — дополнил Эдик.
— Конечно-конечно! — ответил Чистяков. — Всё вернём в лучшем виде!
Получив необходимые гарантии, мы повернулись и пошли было к дому, но Чистяков догнал меня и сказал:
— Ваня, ты нас не забывай, заходи! Помни, что мы всегда тебе рады!
Потом он посмотрел на моего спутника и добавил:
— Ты, Огородов, тоже заходи, если что. Не дрейфь.
Эдик не дрейфил, хотя и радости особой не испытывал. Он был, конечно, доволен, что почти получил назад свой велосипед, но было видно, что он слегка завидует моему успеху. Поэтому и сказал, когда Чистяков ушёл:
— Спасибо, конечно, тебе, но я бы и сам с ними справился. Видал, какие они трусы?
— Конечно, справился бы, — ответил я. — Ты всегда был сильнее меня.
Но моя лесть не сильно ободрила Огородова. На перекрёстке он со мной попрощался и, не оборачиваясь, потопал домой.
А вечером, когда я с трудом доделал домашнее задание, ко мне неожиданно заявился Чистяков.
— Чего тебе? — спросил я у него не очень любезно, потому что как раз собирался посмотреть очередную серию телефильма про милицию и лечь спать.
— Ты извини, что я беспокою, — начал, торопясь и захлёбываясь, Чистяков. — Тут такое дело, очень важное…
Но я прервал его, потому что Сашка ввалился в дом в ботинках, снизу доверху покрытых снегом. Видно, на улице начался снегопад, а Чистяков поленился обмести ботинки веником-голяком, стоявшим в прихожей.
— Ох, прости, пожалуйста. Просто в темноте веника не заметил, — пробормотал Чистяков, исчез за дверью и долго шлёпал на дворе веником по ботинкам, прежде чем решился снова зайти в дом.
— Теперь нормально? — спросил он с тревогой, демонстрируя мне сношенные, но чистые подошвы и каблуки.
— Более-менее, — ответил я. — Давай быстрее, говори, что у тебя. Только шапку сними, в дом ведь зашёл, а не в сарай.
Он поспешно сорвал шапку с головы и начал мять её в руках, бормоча следующее:
— Понимаешь, этот гад Нечай поймал сейчас Чичикова и избил его за то, что он долг ему не отдаёт.
Нечаев был самым известным малолетним бандитом в посёлке.
— А я тут при чём? Я же за Чичикова долг отдавать не буду, — заявил я.
— Что ты, я и не прошу! — испуганно поднял на меня глаза Чистяков. — Тем более что Славка уже всё ему отдал, а тот притворился, будто не помнит. И за это Нечай отобрал у Чичикова новую куртку, только что купленную. Теперь Славка у меня сидит, домой идти боится, потому что родители убьют за куртку. Да и мороз сейчас такой, что он замерзнет по дороге. Выручи, а?
Мне совсем не хотелось никого выручать во время вечернего телесеанса. Так прямо я Сашке и заявил. Но он сказал:
— Да это ведь ненадолго. Нечай уже знает, что ты суперсилач. Он сразу куртку отдаст, как только тебя увидит.
— Откуда же он знает? — удивился я.
— Я ему сам сказал, — объяснил Чистяков. — Как только он отнял куртку, я сразу и говорю — сейчас, мол, пожалуюсь Серёгину, и он тебя отметелит.
— А он что? — спросил я.
— «Жалуйся», говорит, и смеётся.
Понятно, что он смеялся. Если бы мне до начала занятий в группе здоровья сказали, что я кого-то «отметелю», я бы тоже засмеялся.
— Ну ладно, — сказал я, мысленно прощаясь с фильмом про милицию. — Пойдём, попробую тебе помочь.
Я вернулся в комнату, обвязал «Силодар» вокруг пояса, оделся и шагнул в ночь вместе с Чистяковым. Маме я сказал, что отправился помогать Чистякову делать уроки.
— Молодец, — одобрила меня мама, — если у тебя голова является сильным местом, надо этим местом и помогать товарищам.
Мама пока ещё не знала, что моя сила переместилась из этого места в другие. Дневник до сих пор удавалось от неё скрывать.
Нечай жил в одноэтажном бараке около последней оставшейся в посёлке после строительства водопровода водоразборной колонки. Мы прошли мимо покосившегося нужника из двух отделений и беспрепятственно проникли внутрь жилища, дверь которого, видимо, не запиралась. Чистяков заглянул в комнату Нечаева, но там никого не оказалось. Впрочем, мы тут же почувствовали спиной его тяжёлый взгляд. Бандит стоял в дверях кухни и ухмылялся крайне недружелюбно.
— Видишь, он куртку Чичикова даже дома не снимает, — прошептал Сашка. — Греется, паразит.
Нечаев, видимо, только что поднялся из-за кухонного стола, на котором стояла сковорода с макаронами, залитыми яйцом. От сковороды распространялся по всему бараку соблазнительный аромат, который подействовал даже на меня, недавно поужинавшего. Чистяков вообще, из-за неприятностей со Славкой, не успел поесть и в этот момент остро почувствовал пустоту своего желудка.
— Ничего, — успокоил я Саню, — сейчас он любезно угостит тебя ужином, и не только макаронами.
Когда моё самоуверенное замечание донеслось до ушей Нечаева, он покинул дверной проём, прошёл на середину коридора и скомандовал:
— Шагайте отсюда, а то в самом деле угощу, только не макаронами. Снежку отведать не желаете?
Я не стал больше разговаривать и бросился на Нечая прямо через разделявший нас коридор. Бандит упал, я упал на него. Нечай попытался сбросить меня, но я крепко держал его за руки, уложив на лопатки и упершись коленом ему в живот. «Силодар» успешно действовал и в этот раз.
Однако Нечай был не рядовой гопник типа Чистякова. Он сумел боднуть меня головой так, что я отлетел к стенке. Освободившись, Нечай поднялся на ноги и схватил стоявший в углу табурет, собираясь опустить его мне на голову. На моё счастье, в другом углу, где оказался я, валялся какой-то ящик, и я успел загородиться им, как щитом, от летящей табуретки.
Отбив удар, я тоже решил обзавестись оружием и схватился за брус, стоявший у стены, как показалось мне, без дела. Но только я дёрнул брус на себя, как потолок у нас над головой пошёл трещинами, из трещин посыпались опилки, а потом вся конструкция начала валиться на нас.
Мы с Чистяковым стояли поблизости от двери в комнату и успели скрыться внутри, когда потолок начал падать. А Нечай почему-то не догадался выскочить на улицу, хотя у него был такой шанс, и остался стоять, тупо глядя, как на него опускается потолок. Правда, он успел выставить над собой руки, которые упёрлись как раз в нужную балку, на которой держались остальные доски, и разрушение барака остановилось. Но было ясно, что лишь до тех пор, пока Нечаев держит эту балку. Стоит ему опустить руки, и потолок обрушится.
— Давай, Серёгин, помогай, раз такой сильный, — простонал Нечаев изо всех сил, но я не спешил ему на помощь. Сначала я потребовал, чтобы он вернул куртку и компенсировал Чичикову моральные потери.
— Как я ему компенсирую морально-то? — удивился хулиган.
— Можешь и материально, — разрешил я, понимая, что никакой морали, которой можно поделиться, у Нечаева и в самом деле не имеется. — А уж Славка как-нибудь превратит материальные блага в моральные.
Нечаев пообещал, что выполнит всё, что я скажу, и только тогда я подставил под балку, которую держал хозяин, так опрометчиво вытащенный брус. Матица легла точно на него, и, хотя по углам ещё продолжали сыпаться опилки, в целом конструкция держалась.
— Сымай куртку, — приказал Нечаеву Чистяков.
Бандит покорно снял чужую куртку, отдал её мне и даже пригласил нас перекусить вместе с ним ужином. Но мы, взглянув на покрытые пылью и опилками макароны, вежливо отказались. Тогда Нечаев залез в буфет, вытащил оттуда коробку шоколадных конфет и вручил мне.
— Держи, мужик, — сказал он. — Угости свою девушку.
— У меня ещё нет девушки, — смутился я.
— Ну, мамаша пусть покушает, — разрешил он.
— А мне? — спросил Чистяков.
— А у тебя нос в золе, — отвечал Нечаев.
Дома конфеты я отдал маме. Она обрадовалась подарку, а особенно тому, что я заработал его, как ей представлялось, напряжённым умственным трудом.
— Когда мы с бабушкой тебя поднимали, мечтали, чтобы ты вырос умным и получил интеллигентную профессию. Вот и первый заработок.
Уже лёжа в кровати, я подвёл итоги дня и осознал, что в считанные часы — конечно, благодаря «Силодару» — сделался могущественнее всех хулиганов посёлка, и они, как один, признали моё преимущество. Ни о чём подобном я никогда не мечтал, но и против такой ситуации ничего не имел.
На следующий день занятия группы здоровья не было, а физкультуру отменили, потому что Алексей Анатольевич повёз школьную команду на соревнование. А я, между прочим, честно собирался вернуть «Силодар».
С самого утра я начал хватать двойки, а по написанной на прошлом уроке контрольной по русскому получил даже кол, чего со мной не случалось с первого класса. Марина Павловна, выдавая тетрадь, так взволнованно посмотрела на меня, что я даже перепугался за её нервное здоровье. У меня-то самого теперь нервы стали крепкими, как стальной трос.
— Между прочим, — напомнила Марина Павловна всем, в том числе и нам с Жанной Бруй, — сегодня после уроков мы передаём данные за месяц по вашей успеваемости директору школы. Делайте выводы.
Несмотря на этот совет, на следующем уроке я схлопотал ещё две пары.
На большой перемене меня схватил за руку Эдик Огородов. Он был так переполнен эмоциями, что не смог сразу сказать то, что хотел.
— Ну как, починили твой велик? — задал я ему наводящий вопрос.
— Да ну его, — отмахнулся Огородов. — Представляешь, сегодня утром звонок в дверь. Меня отец зовёт, я выхожу, а там Чистяков и Чичиков стоят с мопедом. Говорят, он им совсем не нужен, хотят мне его подарить. Вместо велосипеда. Там они какие-то детали от велосипеда уже успели продать, так что взамен дают мопед.
— А ты взял?
— Ну, а что такого? — ответил Огородов. — Я давно, между прочим, мечтал о мопеде. Кстати, тебе они просили передать привет. Они говорят, что вовек не забудут твою поддержку.
Конечно, было приятно это слышать. Но оказалось, ещё кое-кто не забыл мои вчерашние подвиги. Когда после уроков я уже переобувал в гардеробе сменку, меня поманила к себе в кабинет Марина Константиновна. Там сидели двое незнакомых хмурых мужиков. Марина Константиновна тут же нас познакомила. Оказалось, что это отец и сосед Нечаева, которым я вчера сломал потолок.
Отец и сосед молча смотрели на меня с каким-то вызовом. Я уже приготовился было ответить на этот вызов, но Марина Константиновна меня опередила.
— Видите, уважаемые товарищи, — это Ванечка Серёгин. Он нисколько не похож на того бандита, которого вы тут описали. Ванечка — культурный мальчик, почти отличник, увлекается фотоискусством, много читает, никогда ни с кем не дерётся. Признаться, я даже немного беспокоилась, что он растёт такой нежный. Ему будет трудно в жизни.
Отец и сосед Нечаева сказали, что мне вряд ли будет трудно.
— Ну, вы не знаете, наверное, какие сейчас нравы среди подростков, — продолжала директриса, словно забыв, что на днях распекала в этом же кабинете Нечаева-младшего. — Они запросто могут заклевать того, кто не смеет дать сдачи. А ведь таких талантливых мальчиков, как Ванечка, надо беречь. Пусть он не каждую четверть ходит в отличниках, но для того, чтобы оставаться хорошистом, тоже требуется приложить немало усилий. И Ванечка ежедневно трудится, причём по русскому языку и ряду других предметов у него уже несколько лет прочные пятёрки. Скоро, кстати, будет районная олимпиада по литературе и русскому языку, и на неё я обязательно отправлю Ванечку как одного из самых начитанных школьников нашего учебного заведения.
— Его пятёрками дырку не закрыть, — сказал Нечаев-старший. — На дворе зима, мы остались без крыши над головой, а в ЖЭКе говорят, что стройматериалов у них нет и не предвидится. Если он такой умный, пусть придумает чего-нибудь. Только я не понимаю, зачем такому борову умная голова? В народе говорят, что, когда сила есть, ума не надо.
Может быть, в конце концов Марине Константиновне и удалось бы заболтать жалобщиков, потому что у неё был большой опыт, но в кабинет внезапно вошла завуч Любовь Андреевна с рулоном ежемесячных графиков под мышкой.
— Вот, кстати, и наши рейтинги пришли, — преждевременно обрадовалась Марина Константиновна. — Вы, товарищи, сами сейчас сможете убедиться в высокой успеваемости Ванечки и в том, что ему совершенно некогда при современной школьной нагрузке заниматься бандитизмом.
Директриса выбрала из кучи плакатов график нашего класса, развернула его на столе и ткнула пальцем в четвёртую ступень.
— Вот видите сами? — спросила она. — Иван Серёгин абсолютный хорошист по всем параметрам.
— Что-то нет тут никакого Серёгина, — ответил Нечаев-старший, с недоверием глядя на график.
— Наверное, поднялся на высшую ступень? — вопросительно взглянула на меня Марина Константиновна.
— Да вот же он, двоечник! — радостно воскликнул сосед Нечаевых, стукнув кулаком по второй ступеньке графика. Там и в самом деле торчала моя фамилия.
Марина Константиновна покраснела и сказала:
— Наверное, карточка просто соскочила с уровня космонавта?
— Нет, — вмешалась завуч. — Я как раз хотела обратить ваше внимание на ужасающую успеваемость Серёгина в этой четверти. Он прочно засел на уровне дворника.
Марина Константиновна выпрямилась и побледнела, пронзая меня своим стальным взглядом, а Нечаев и его сосед, напротив, довольно заулыбались.
— А мы что говорили?! — сказал Нечаев. — Этот ваш Ванечка только и делает, что врывается в дома к невинным людям. Говорят, он недавно у Чичиковых мопед украл и своему дружку Огородову перепродал. По нему давно тюрьма плачет.
— Ну почему сразу тюрьма, товарищи? — всплеснула руками директриса.
— Проверено на личном опыте, — горестно вздохнул нечаевский сосед.
— Ну, хорошо, — сдалась директриса. — Так и быть, я проведу беседу с этим малолетним хулиганом и вызову в школу его родителей. А сейчас у меня, к сожалению, много дел.
— То есть как? — удивился Нечаев. — Какая нам польза от ваших бесед? Пусть компенсирует нам затраты. Иначе мы отсюда не уйдём.
Давно уже сообразив, к чему идёт дело, я вынул «Силодар» из кармана и надел его на пояс прямо поверх школьной куртки. Дальнейшее было, как говорится, делом техники. Я подхватил под одну руку Нечаева, под другую — соседа, ногой распахнул дверь директорского кабинета и аккуратно вынес жалобщиков из школы. Нельзя сказать, что я не чувствовал вины за разрушение нечаевского жилища. Но оно, во-первых, и до меня было руиной, а во-вторых, слишком грубо и неучтиво вели себя Нечаев и его сосед. Спорили с Мариной Константиновной к тому же.
Однако одного изгнания из школы для жильцов барака оказалось мало. Они попытались ворваться обратно, а когда я заложил ручки дверей палкой от швабры, принялись безобразничать. В бессильной ярости они лепили снежные комки и обстреливали ими окно директорского кабинета, двери и даже разбили лампочку над входом. Директор собиралась уже вызывать милицию, но я справился своими силами.
Дождавшись, пока хулиганы начали лепить очередную порцию снежков, я вышел из школы, собрал с ближайших подоконников снег и слепил такой крупный комок, что он сразу свалил с ног Нечаева-старшего. Его соседу оказалось достаточно одной угрозы — он взвалил на плечи Нечаева и поволок контуженного домой. У меня при этом осталось ещё столько нерастраченных сил, что я схватил стоявшую без дела лопату и убрал не только набросанные хулиганами снежки, но и весь снег перед школой, чтобы никто больше не смог её обстреливать. Потом я вытащил из кладовки стремянку и, попросив у технички лампочку, заменил разбитую над входом.
— Ты не переутомился? — с участием спросила меня Марина Константиновна, когда я закончил все эти дела.
Тогда я догадался, что директор ничего не знает о «Силодаре», который Алексей Анатольевич использует на занятиях, видимо, на свой страх и риск. Мою возросшую физическую активность она приписала постоянным упражнениям. Пока я боролся с хулиганами, Марина Константиновна успела изучить дополнительную ведомость, в которой отмечались наши успехи по физкультуре и труду.
— Я вижу, ты серьёзно развился физически, — сказала директорша. — Это свидетельствует о пользе группы здоровья, которую мы в этом году организовали. Ну а насчёт двоек по другим предметам не расстраивайся. Я попрошу педагогов, чтобы они были к тебе более снисходительны, учитывая твой несомненный спортивный талант. Даже странно, почему Алексей Анатольевич не взял тебя на соревнования?
— Он брал только с основной группы здоровья, — пояснила завуч, которая всё время оставалась неподалёку. — А хронических и слабеньких не брал, потому что не разрешается. Серёгин недавно вообще был три месяца подряд освобождён от уроков физкультуры.
— Это какое-то недоразумение, — сказала директриса. — Надо ввести изменения в правила. Ничего, Иван, не расстраивайся. Мы снимаем тебя с олимпиады по русскому, но направим на спортивную олимпиаду.
Я обещал подумать над этим предложением.
— Ну и вообще, — добавила Марина Константиновна, — сделавшись таким не по годам могучим мужчиной, ты должен больше помогать родной школе.
Я ответил, что родной школе всегда готов помогать, если, конечно, это не будет сильно отвлекать меня от выполнения домашних заданий, поскольку задавать стали слишком много.
— Я позабочусь, чтобы нагрузку на Серёгина уменьшили, — строго посмотрела на завуча директор. — Нужно беречь наши школьные таланты. И не только беречь, но использовать их по прямому назначению. На благо родной школе. Какие у нас есть вакансии, Любовь Андреевна?
— Ну, какие у нас могут быть вакансии? — развела руками завуч. — Только вы, я да секретарша с завхозом. И все мы уже имеемся. А поскольку мы имеемся, то вакансии отсутствуют.
— Впрочем, конечно, — задумалась директриса. — Откуда вам знать, вы же специализируетесь по учебной части, а у нашего Ванечки задатки скорее хозяйственные, к физическому труду относящиеся. Позовите-ка ко мне завхоза, лучше мы обсудим это дело с ним.
— Но завхоз в отпуске, — напомнила директору завуч.
— Какие могут быть отпуска в разгар учебного года, — удивилась директор, почему-то забывшая о судьбе своего подчинённого по хозяйственной части.
— Так ведь когда у нас учительский отпуск, у завхозов наступает самый активный период — ремонт. Поэтому завхозы отдыхают зимой, — пояснила завуч.
— Безобразие! — сказала директриса. — Я вот не отдыхаю ни зимой ни летом. И никому не советую. Зимой столько забот по школьному хозяйству — тут тебе и снегопад, и прорывы магистрали парового отопления. Надо, чтобы завхоз был всегда под рукой. Почему бы нам не передать обязанности заведующего по хозяйству кому-нибудь из наших воспитанников? Они-то в отпуск не уходят. Вот, например, Серёгин прекрасно вкручивает лампочки и разгребает снег, а также организует охрану школы от агрессивных лиц.
— По трудовому законодательству это невозможно, — возразила Любовь Андреевна. — Серёгин ещё несовершеннолетний, и его максимальный рабочий день ограничен четырьмя часами в сутки. А у заведующего хозяйством рабочий день ненормированный, то есть круглосуточный.
— Ну, это просто формальности, — отмахнулась Марина Константиновна. — Вы посмотрите на этого красавца-гренадера! Он не то что четыре часа, он может двадцать четыре часа в сутки совершать трудовые подвиги, и то ему будет мало.
— Всё-таки нельзя просто так взять и уволить заслуженного человека без суда и следствия, — ответила Любовь Андреевна и пождала губы. — Да и Серёгина гороно не разрешит таким образом оформить. У вас будут неприятности.
— Ладно, — сдалась директриса. — Вас не переспоришь. Вы за завхоза стеной стоите. А он-то, очень может быть, за вас так стоять не станет. Впрочем, это к делу не относится. Пусть Ванечка станет неформальным завхозом по факту, если уж формально не получится. А должность мы ему какую-нибудь подберём подходящую. Помнится, в школе должен быть лаборант, а у нас что-то давно его нет. Можем временно оформить Серёгина лаборантом.
— Лаборант у нас есть, Катя, только её ставку мы выделили библиотекарю, которой нужен стаж для пенсии, — объяснила завуч.
— Как всё сложно, — поморщилась Марина Константиновна. — Это какое-то нагромождение барьеров на пути справедливости. Но почему ставка лаборанта только одна? Ведь предметов, на которых производят опыты, в школе два — физика и химия. Пускай и лаборантов будет двое. Я переговорю с гороно, и думаю, они войдут в положение.
— Вы ещё не спросили самого Серёгина, хочет ли он работать лаборантом? — напомнила завуч.
— Можно и лаборантом, — ответил я, — но только чтобы получать столько же, сколько завхоз.
— Если ты справишься со своими обязанностями, постараюсь это устроить, — отвечала директриса. — Раз вы поменяетесь должностями с завхозом, то справедливо будет и зарплатой поменяться.
Тогда завуч отвела директрису в сторону, чтобы шёпотом выразить свои опасения. Однако в опустевшей школе её шёпот был прекрасно слышен.
— Опомнитесь, Марина Константиновна, — умоляла завуч.
— Не вмешивайтесь не в свои дела, Любовь Андреевна! — отвечала ей директриса. — Серёгин сегодня проявил все данные, необходимые для выполнения предложенных обязанностей: силу и распорядительность.
Но и эти аргументы не убедили Любовь Андреевну. Она не пожелала быть причастной к этой истории и, громко цокая каблуками, удалилась в свой кабинет. А Марина Константиновна тут же дала мне первое трудовое поручение:
— Отправляйся в жилищно-коммунальный отдел и потребуй у начальника, чтобы немедленно начали прокладку тепловых коммуникаций к школе взамен изношенных. Они должны были всё заменить нам ещё в сентябре, но затянули.
Действительно, батареи в школе еле грели, а в спортзале почти не действовали. Летом экскаватор начал было прокладывать траншею от котельной до школы, но прошёл только несколько метров.
— Хорошо, — ответил я, — только как быть с домашним заданием?
— Если успешно выполнишь это поручение, — сказала директриса, — завтра на уроки можешь не приходить. Я договорюсь с классным руководителем. А позже подумаем, как лучше организовать твою учебно-трудовую деятельность без ущерба для школьного хозяйства.
Начальницей жилищно-коммунального отдела (ЖКО) была тётя Валя Терещенкова, подруга нашей соседки. Она сразу узнала меня.
— Здравствуй, Ванечка, — сказала она и протянула мне одну из ирисок, лежавших перед ней на столе. — Хочешь конфетку?
Она, наверное, помнила меня ещё дошкольником.
— Спасибо, — вежливо отказался я. — Я явился не за конфетами. Мне нужен экскаватор, трубы и рабочие.
— Чего нет, того нет, — развела руками тётя Валя.
На это я возразил, что экскаватор стоит во дворе ЖКО, а рабочие сидят под навесом и семечки лузгают.
— Ну и что, что лузгают? — сказала тётя Валя. — Семечки пока ещё есть, а вот труб не имеется. Экскаватор тоже не на ходу.
— Безобразие, — сказал я.
— Конечно, — сразу согласилась начальница. — Я и сама уже сколько лет пытаюсь бороться с этими семечками, которые нарушают ритм трудовой деятельности. Я даже подсчитала, что ежедневно мы теряем на этом до пятой части рабочего времени. Но я всего лишь слабая женщина и не могу управиться с мужиками.
— Понятно, — сказал я, проверил под пальто «Силодар» и, не задерживаясь больше в кабинете, отправился к рабочим. Они ещё продолжали отдыхать, поэтому мне не пришлось далеко ходить. Я подошёл к ближайшему слесарю, вырвал у него из рук кулёк с семечками и демонстративно растоптал ногами.
Рабочие, конечно, сначала остолбенели, но быстро пришли в себя и обступили меня со всех сторон.
— Ты чего это, малой, делаешь? — спросил пожилой садовник Сергей Иваныч, которого я часто видел постригающим кусты на аллеях посёлка.
— Совсем сбрендил? — сказал и какой-то молодой, незнакомый работяга с усиками.
— Тебе своего здоровья не жалко? — спросил слесарь с грузинской фамилией Гацелерия. — Пожалей хоть родителей, которым придётся возить тебя в инвалидной коляске.
— Почему это им придётся меня возить? — спросил я, в результате побочного действия «Силодара» переставший понимать простые вопросы.
— Потому что мы тебе сейчас все кости переломаем за такое хамство, — объяснил Гацелерия. И он даже попытался замахнуться, чтобы нанести мне решающий удар, но я отскочил в сторону и поставил ему подножку, в результате которой он рухнул лицом в снег.
— Ну, ты вообще, — удивлённо пробормотал молодой рабочий и тоже попытался нанести мне удар, но стоило мне замахнуться в ответ, и он спрятался за спиной Сергея Иваныча.
— Стоп, ребята, — скомандовал их бригадир Борис Ильич, который всё это время оставался сидеть на скамейке. — Это ведь, кажется, Ванька Серёгин, который давеча раскурочил нечаевский барак.
— Точно! — обрадованно проговорил слесарь Гацелерия, поднимаясь с мёрзлой земли. — В самом деле Серёгин! Я ведь сам слышал, что он теперь верховодит всеми малолетними гопниками посёлка.
— Не только малолетними, — сказал садовник Сергей Иваныч. — Я сейчас встретил старшего Нечаева и его соседа Качалова. Так этот вот Серёгин, по их словам, выкинул Качалова вместе с Нечаевым из школьного окна со второго этажа.
— Вот это да! — восхищённо промолвил слесарь Гацелерия.
— Ты извини нас, парень, — сказал молодой рабочий с усиками. — Мы же не знали.
— То-то, — ответил я и приказал немедленно браться за работу. — Делимся на две группы, — сказал я. — Одна прокладывает новую теплотрассу в школу, другая ремонтирует барак Нечаевых.
— При всём уважении, — ответил бригадир, — поставленную задачу выполнить невозможно. Стройматериалы для ремонта отсутствуют. В заводоуправлении отказываются выдать накладную на доски. Говорят, директор не подписывает.
— Не беспокойтесь, — ответил я. — Доски я вам достану, а вы пока копайте траншею.
— Так ведь экскаватор не на ходу, — вмешался рабочий с усиками (потом выяснилось, что у него и фамилия была такая — «Усиков», а по профессии он был экскаваторщик).
Но я ответил, что канавы умели копать даже до изобретения экскаваторов.
— Каким же образом? — удивился бригадир.
— Самым обыкновенным, — сказал я, — с помощью лопат.
— Вот те раз! — воскликнул Борис Ильич. — Как же я сам не догадался?
И Борис Ильич предложил мне стать бригадиром его бригады, а сам согласился стать моим заместителем.
— Честно говоря, мне уже предложили должность школьного лаборанта с окладом завхоза, — ответил я. — А совмещать эту работу с должностью бригадира мне будет тяжеловато.
— Да ладно скромничать! — воскликнул слесарь Гацелерия. — С твоими возможностями можно хоть десять профессий совмещать. Ты, конечно, извини, Борис Ильич, но в сравнении с Серёгиным бригадир из тебя никакой. Распустил нас до безобразия. Лучше пусть Иван нами руководит. Как тебя по отчеству? — спросил он.
— Александрович, — ответил я.
— Даёшь ударный труд под руководством Ивана Александровича! — провозгласил экскаваторщик Усиков.
Заручившись поддержкой рабочих, я объявил Бориса Ильича временно исполняющим обязанности моего заместителя и распорядился выдать всем лопаты с ломами. Заведующая ЖКО распахнула перед нами двери склада, где нашлись не только лопаты, но и целый штабель труб, которые я приказал укладывать в траншею по мере её прокладки. Вот только пиломатериалов на складе действительно не было, и пришлось отправиться за ними на фабрику. Нужно было исправить невольно причинённый семье Нечаевых ущерб.
Быстрым спортивным шагом направился я на фабрику. Навстречу топали Чичиков с Писарчуком. Первым моим инстинктивным движением было скрыться во дворах, чтобы обойти гопников. По счастью, я быстро вспомнил, что роли теперь переменились. А Чичиков и Писарчук усвоили этот факт ещё надёжнее. Они бросились ко мне, отталкивая друг друга: оба хотели первыми пожать мою руку.
— Да ладно, не снимай рукавицу, поздороваемся по-зимнему! — говорил Писарчук, протягивая правую руку, в то время как левой толкал в бок Чичикова. Сам Писарчук, однако, снял драную варежку, несмотря на мороз. А Чичиков вообще не ограничился рукопожатием: он обнял меня и трижды поцеловал в щёки, как целуются на Пасху.
— Помощь нужна? — деловито спросил он, завершив поцелуйный обряд.
— Да нет, — ответил я. — Сам как-нибудь обойдусь.
— Ну, давай мы хотя бы проводим тебя, — навязывался Писарчук. — А то мало ли что?
И хотя я пребывал в твёрдой уверенности, что теперь никакая опасность на улицах родного посёлка мне угрожать не может, я милостиво разрешил гопникам сопровождать меня, чтобы не обидеть их пренебрежением.
Как выяснилось, я взял их не зря. В вестибюле заводоуправления нам сказали, что директор находится в кабинете номер 219, а когда мы поднялись на второй этаж, то увидели два указателя: один, с надписью «200-210», показывал направо, а другой, с номерами с 211 по 220, — налево. И я никак не мог догадаться, в каком направлении располагается 219-я комната: справа или слева? Опять сказалось умопонижающее свойство «Силодара».
Первым сообразил, куда нужно идти, Писарчук, хотя и был закоренелым двоечником. Именно он в конце концов привёл нашу группу к нужному кабинету.
Секретарша не хотела пускать нас к директору, потому что у него шло совещание. Но я не привык откладывать решение насущных дел и смело вошёл в кабинет, оставив Чичикова с Писарчуком успокаивать расстроенную секретаршу.
— Совещание придётся остановить, — сказал я, входя в директорский кабинет. — У меня срочный вопрос.
— Ну, знаешь, — не очень уверенно ответил директор, — у нас тоже, может быть, важные вопросы. А ты вообще кто такой?
Я представился и вежливо объяснил, что выполняю обязанности школьного завхоза, а также руководителя бригады ремонтников.
— Что-то вы не похожи на бригадира, — ответил один из участников совещания, начальник склада пиломатериалов. — В вашем возрасте надо ещё за партой сидеть.
— Что ему здесь нужно? — удивился другой участник, начальник энергетического цеха.
— Невежливо говорить о присутствующих в третьем лице, — напомнил я одно из правил этикета и без лишних слов потребовал от директора подписать наряд на выдачу пиломатериалов.
— Ничего не выйдет, — сказал начальник склада. — Лесопилка не пилит, пиломатериалов нет.
— Вот видите, — развёл руками директор. — На нет и суда нет.
— А если найду? — спросил я и, не задерживаясь больше в директорском кабинете, направился вместе с Чичиковым и Писарчуком на склад. Директору я разрешил продолжать совещание. Однако вскоре мы обнаружили, что все его участники следуют за нами по пятам: первым шёл начальник склада, а последним — сам директор. Конечно, этот хвост не помешал нам обследовать складированные пиломатериалы и выбрать нужные штабеля сосновых досок и дубовых брусьев. Но когда я отправил Писарчука в фабричный гараж за грузовиком, директор вместе со своими подчинёнными преградил Матвею дорогу.
— Не позволю расхищать государственное имущество! — заявил директор.
— Это вовсе не расхищение, — поправил я директора, возвышаясь на штабеле дубового бруса. — Я только помогаю вам выполнить свои обязанности по снабжению родного посёлка досками. Ведь вы довели жилищный фонд до полного развала. Жителям приходится подпирать потолки жердями.
— Сочувствую, — хмуро сказал директор. — Но досок не дам.
Мне стало ясно, что этот противник опаснее, чем Чичиков, Нечаев или даже гимнастический «козёл». Но и сейчас я не намерен был отступать.
— В таком случае, — сказал я, — мне придётся взять ваши обязанности на себя. Пишите заявление об уходе по собственному желанию.
— И не подумаю, — отвечал директор.
Он подошёл к дубовому штабелю, на котором я возвышался, и попытался залезть наверх, чтобы, насколько можно было судить по выражению его лица, вышвырнуть меня вон. Далеко не сразу удалось директору вскарабкаться на штабель, а когда он справился с этой задачей, я аккуратно подвинул вперёд тридцатисантиметровый брус, на котором тот стоял, и директор закачался над пропастью. Он попытался было сделать несколько шагов по направлению ко мне, но с каждым его шагом я продвигал брус на точно такое же расстояние и предупредил директора, что если он сделает ещё пару шагов, то брус неминуемо рухнет вниз вместе с ним.
Директор срочно подозвал к себе участников совещания, чтобы в случае чего они подставили свои заботливые руки и он упал на них, а не на бетонный пол, но больше не рисковал приближаться ко мне и замер на конце бруса, опасно подрагивая. Поддержать директора пришла даже секретарша и смело заняла место у самого конца бруса.
Ситуация достигла хрупкого равновесия, которое могло быть нарушено в любой момент. У директора было явное преимущество в виде участников совещания, и они уже приготовились окружить штабель, на вершине которого я стоял, но промедлили какое-то мгновение, которое оказалось достаточным, чтобы склонить чашу весов в мою пользу. Я уже давно слышал приближающийся треск тракторного мотора и в самый решающий момент увидел, как в ворота склада въезжает экскаватор, за рулём которого сидит Усиков. А в ковше устроилась вся остальная бригада жилищно-ремонтных рабочих во главе с бригадиром Борисом Ильичом.
— Позвольте доложить, Иван Александрович! Траншея вырыта и трубы уложены! Ваше задание выполнено, — отрапортовал Усиков, заглушив мотор.
— И перевыполнено, — добавил Борис Ильич. — Усиков починил свой экскаватор и готов к дальнейшим трудовым подвигам.
Я взглянул на часы, висевшие на стене склада, и сказал:
— Какие могут быть подвиги, если рабочий день закончился?
— Мы готовы на сверхурочные работы! — сообщил слесарь Гацелерия.
Нельзя было пренебрегать таким неподдельным энтузиазмом, да и Писарчук как раз пригнал стотридцатый «ЗиЛ» из гаража, где работал его родной отец, поэтому я приказал начать погрузку пиломатериалов. Сперва ретивые работники жилищного отдела погрузили было на грузовик вместе с брусьями и директора завода, но я попросил Бориса Ильича аккуратно отряхнуть директора от опилок и доставить домой. Директор не возражал. Он только попросил меня не увольнять его окончательно, а дать испытательный срок на месяц.
— Пощади меня хотя бы потому, что мой сын Вася Боровиков является твоим одноклассником, — умолял директор. — Мы ведь почти родственники.
Я обещал подумать, хотя и понимал, что этот директор явно не на своём месте, и даже Чичиков справился бы с его обязанностями лучше. Но со всеми делами мне одному было не совладать, и я решил временно, до объявления всесоюзного конкурса на замещение вакансии, сделать его своим заместителем.
И в этот самый триумфальный момент моего административного успеха я вдруг почувствовал, как с меня сползает «Силодар». Через мгновение он оказался в руках секретарши директора, которая незаметно подкралась сзади, когда я не ожидал подвоха, а затем скрылась за железной дверью заводской кассы и вместе с кассиршей заперлась изнутри.
Тогда мне было непонятно, как секретарша узнала о «Силодаре», и только потом всё выяснилось. Оказалось, она была родной матерью того самого незнакомого пятиклассника, который занимался вместе с нами в группе здоровья и давно уже раскрыл ей тайну «Силодара». Обнаружив мою нечеловеческую силу, мама незнакомого пятиклассника вспомнила его рассказы, а хорошо заметный под распахнутым пальто ремешок полностью подходил под описание. Сопоставив оба факта, хитроумная помощница директора в одночасье лишила меня преимущества, и я сразу почувствовал себя маленьким, слабым и усталым.
Конечно, партия сторонников бывшего директора не поняла сразу, что произошло, ведь никто, кроме нас с секретаршей, не знал про «Силодар». Но все заметили, что энергия, только что бурлившая в моей персоне, разом меня покинула, и я оказался в каком-то ступоре. Даже директор, который уже садился в свою служебную чёрную «Волгу», обратил внимание на моё замешательство, вырвался из нежных объятий Бориса Ильича и направился, собирая по дороге разрозненные части подчинённых, в мою сторону.
Чем ближе он подходил, тем яснее видел растерянность на моём лице. Зато директор с каждым шагом делался всё увереннее. А из окошечка кассы, из-за железной двери секретарша с кассиршей подбадривали своего директора отрывочной информацией о том, что я полностью обезврежен.
— Окружайте его! — приказал директор своим подчинённым, и вокруг меня мгновенно возникло вражеское кольцо. При этом мои немногочисленные сторонники оказались снаружи, только храбрый Усиков и верный Чичиков встали — один по правую, а другой по левую руку. Остальные мои сторонники вступили в неравную борьбу с начальниками цехов и подразделений, которые успели вызвать на подмогу собственных подчинённых, так что вскоре жилищно-коммунальная бригада была полностью поглощена столярами, лакокрасочниками и антисептиками. Правда, шофёры и механики из гаража, а также работники энергоцеха заняли нейтралитет, но это ни на что не могло повлиять.
Директор фабрики уже добрался до двери кассы, рассчитывая прибрать к рукам ценный и полезный прибор, но неожиданно на подмостках исторического действия появилась новая фигура: сам физрук Алексей Анатольевич.
Он, видимо, только что вернулся с соревнований и сразу двинулся по моему следу. Каким-то образом он сразу догадался, откуда исходит наибольшая опасность общественному спокойствию, ворвался в кассу и выхватил из рук секретарши «Силодар». Я по наивности рассчитывал, что он вернёт его мне, но физрук сунул прибор в карман куртки и застегнул на молнию.
— Я всю каптёрку перерыл, думаю, куда он подевался? — возмущался физрук, приближаясь ко мне. Окружившие меня начальники цехов расступились, пропуская его. Видимо, они решили, что физрук тоже на их стороне. — А ты, оказывается, украл ценный прибор!
Я ответил, что не украл, а случайно унёс на себе.
— Это неважно, — продолжал физрук. — Надо было сразу вернуть на место! Я возвращаюсь сегодня в школу, а мне со всех сторон сообщают о твоих подвигах. Ты, оказывается, изуродовал пятнадцать хулиганов, разрушил несколько домов, захватил жилконтору, и вдобавок у тебя катастрофически снизилась успеваемость!
Стало ясно, что до физрука дошли сильно преувеличенные слухи о моих подвигах. Но оправдываться было бесполезно и неуместно. Я только виновато пожал плечами и вздохнул в знак того, что понял свои ошибки. Я и в самом деле после потери «Силодара» стал лучше соображать, и нелепость собственных свершений последних дней предстала передо мной как на ладони.
— Конечно, я сам виноват, — добавил физрук. — Нельзя было давать вам непроверенный прибор. Меня никто не предупредил о побочных действиях, которые у него обнаружились. Но это не снимает с тебя, Серёгин, ответственность за совершённые безобразные поступки. Я думаю, придётся тебе поставить двойку по моему предмету. И может быть, даже в четверти.
— Да ладно вам пугать парня! — вмешался вдруг в разговор директор фабрики. — Ничего страшного не произошло, даже наоборот, он помог нам обнаружить на складе затерявшиеся штабеля досок для ремонта жилищного фонда.
Все с изумлением посмотрели на директора.
— Также мы должны поблагодарить ремонтно-жилищную бригаду за ударный труд, а организовал эту работу также этот молодой человек, — похлопал меня по плечу директор. Потом он обвёл взглядом стоявших вокруг подчинённых и объявил, что совещание объявляется закрытым, все начальники цехов свободны, секретарша может идти домой, а ремонтная бригада должна отправляться по назначенному мной адресу для восстановления разрушенного барака.
— Если отстроите всё за сегодняшний вечер, завтра можете на работу не выходить, получите оплаченный отгул, — пообещал он и пригласил нас с физруком к себе в кабинет на чашечку чая. Мы с Алексеем Анатольевичем стали отказываться, но директор был неумолим.
— Я просто не разрешу на проходной выпускать вас с территории, пока не угощу чаем, — шутливо пообещал он. — Тем более что вы, Алексей Анатольевич, только с электрички и даже дома ещё, наверное, не были, а Ваня, то есть Иван Александрович, весь вечер трудился на руководящей должности и с непривычки наверняка утомился. Даже мне бывает трудновато на своём посту, что уж говорить про молодёжь!
У себя в кабинете, собственноручно разливая нам чай, руководитель фабрики попросил разрешения ещё раз взглянуть на чудесный прибор. Алексей Анатольевич вынул «Силодар» из кармана и дал директору подержать.
— Что-то я ничего особенного не чувствую, — сказал директор. — Ни антигравитации, ни прилива сил.
— Для того чтобы почувствовать, нужен мобилизованный организм, — заметил Алексей Анатольевич.
— Уж у меня-то будто не мобилизованный! — обиделся директор. — Да я с пяти утра до полуночи каждый день мобилизованный!
— Я имел в виду, — смутился Алексей Анатольевич, — что «Силодар» действует только в момент рывка, напряжения всего организма, а не постоянно.
— Понятно, — сказал директор, и глаза у него нехорошо заблестели.
— Слушай, Анатольич, — продолжил он почему-то шёпотом, рыская глазами по сторонам, — одолжи-ка мне этот поясок. У меня как раз завтра намечается один рывок. Придётся к руководству ехать.
Физрук принялся объяснять директору, что это невозможно, потому что прибор является школьным имуществом и использовать его можно только на уроках.
— Можно подумать, школа и фабрика чужие друг другу, — рассердился директор. — Сколько я помогал школе, и, выходит, не в коня корм? Такая, значит, у вас благодарность… Ладно, припомним…
Алексей Анатольевич покраснел. Видно было, что его чувства раздваиваются, — с одной стороны, он не подчинялся директору фабрики, но с другой стороны, директор школы в принципе ему подчинялась. Школа не могла обойтись без фабрики, а вот фабрика без школы могла прекрасно обойтись. Наконец Алексей Анатольевич нашёл выход.
— Вы неправильно меня поняли, — начал физрук. — Я, конечно, с удовольствием одолжу вам «Силодар» на пару дней.
— Не жадничай, — сказал директор. — На неделю минимум.
— Даже на неделю, — согласился физрук. — Только сначала прибор должен пройти профилактику. «Силодар» слишком интенсивно эксплуатировался в последние дни. Я должен его осмотреть и замерить показания, потому что нельзя разряжать аккумулятор полностью во избежание поломки.
— Ага, понятно. Ну, замеряй, раз так, — сказал директор, не выпуская из рук прибор.
— Так ведь это в школе придётся делать, — пояснил физрук. — Там физическая лаборатория, вольтметр, амперметр.
— Ты что же, думаешь, на моей фабрике не найдётся диагностических приборов? — ухмыльнулся директор. Он ненадолго вышел и вернулся с новеньким вольтметром.
— Замеривай, — приказал он, вручая физруку «Силодар».
Алексей Анатольевич вздохнул, приладил концы ремешка к противоположным клеммам прибора и вздохнул снова, горестно и тяжело.
— Этого и следовало ожидать, — сказал он. — Бесконтрольное пользование прибором в течение двух суток полностью посадило аккумуляторы. Видите?
И Алексей Анатольевич предъявил директору шкалу вольтметра, стрелка которого не сдвинулась, как говорится, ни на йоту.
— Вижу, — расстроился директор. — А можно его как-нибудь починить?
— Можно, — согласился физрук. — Но только не в домашних условиях. Придётся вернуть «Силодар» в лабораторию, и я надеюсь, специалисты смогут что-нибудь сделать. Хотя гарантии нет… Слишком беспощадно им пользовались, в нарушение всех инструкций.
Теперь мы с директором вздохнули. Я успел привязаться к «Силодару», ведь он помог мне заработать авторитет. Но директору было, пожалуй, тяжелее — он авторитет так и не успел заработать.
На прощанье директор выразил робкую надежду, что они увидятся ещё с Алексеем Анатольевичем, и подарил ему вольтметр.
— Авось пригодится, — сказал он. — Ведь данный экземпляр «Силодара» не единственный же?
Алексей Анатольевич в ответ молча пожал плечами, но вольтметр всё-таки взял.
Через несколько дней Алексей Анатольевич на занятии группы здоровья рассказал нам, будто «Силодар» не приняли назад в лабораторию, потому что зарядить аккумуляторы повторно после полного исчерпания энергии нельзя. Но это было уже неважно. Марина Константиновна закрыла группу и даже уволила меня с должности лаборанта по хозяйству. Подоляков считал, что такое решение Марина Константиновна приняла после звонка директора фабрики. По сведениям Маринки Вихаревой, причиной стал, наоборот, звонок из районного отдела образования, до которого дошли сведения о моих подвигах.
Особенно недоволен был закрытием группы здоровья Подоляков.
— Эх, — ворчал он, — жаль, что я сам не догадался унести домой «Силодар». Я бы развернулся по-настоящему, не то что ты.
Но как именно Подоляков развернулся бы, мы так и не смогли выяснить. Фантазия у него работала не очень хорошо. Да и у всех участников группы здоровья мозги далеко не сразу встали на место. Но постепенно, к концу третьей четверти, мы всё же почти наверстали упущенное. Я снова успевал доделывать уроки до начала ужина, а потом вместо телевизора садился за увлекательную книгу. Жанна Бруй тоже начала учиться получше. Со временем я опять взгромоздился на привычную четвёртую ступень на шкале успеваемости. Правда, ещё до конца года Марина Константиновна эту шкалу отменила, объявив эксперимент законченным. Со следующего года обещали начать какой-то новый эксперимент во всех школах страны, и директор решила, что самодеятельность пора прекращать.
Общественный резонанс, вызванный моими подвигами, как-то неожиданно быстро угас. Через пару лет никто из свидетелей моего триумфа уже не помнил о произошедшем, а сейчас о тех событиях позабыли даже их непосредственные участники. Только Чистяков с Писарчуком долго ещё обходили меня стороной, да несколько домов на центральной улице, отремонтированные обнаруженными на складе пиломатериалами, месяца два блестели свежими досками.
А несколько лет назад, весной, встретился мне постаревший Алексей Анатольевич. Тащил за собой двухколёсную тележку с какими-то саженцами. Я с ним вежливо поздоровался, он в ответ кивнул, но чувствовалось, что меня не узнал. Через несколько дней столкнулись с ним снова. Он всё с той же тележкой, только в другую сторону шёл. Поздоровались. Физкультурник уже собирался мимо пройти, но вдруг затормозил и спрашивает:
— А ты кто будешь-то?
Я ответил, что, дескать, Серёгин Иван, который в школьной группе здоровья занимался в оные годы.
— Ах, вот в чём дело! — улыбнулся он. — Ну, хорошо, молодец!
И пошёл дальше своей старческой дорогой.
Не успел я спросить, как же всё-таки этот «Силодар» действовал. И существовал ли он вообще? И нельзя ли, если он всё же существовал на практике, снова как-нибудь пустить его в дело?