Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2022
Алла Поспелова (1971) — родилась в Свердловске. Поэт, культуролог, бизнес-тренер. Один из основателей российского поэтического товарищества «Сибирский тракт». Главный редактор издательства «СТиХИ». Стихи публиковались в журналах «Урал», «Волга», в газете «Труд» и др. изданиях.
***
Я могу управляться с ухватом —
ставить в печь чугунки, двигать крынки
и ножом, прослужившим так долго,
что теперь он параболой вогнут,
резать хлеб, к животу прижимая.
Два ведра подхватив коромыслом,
я могу наносить воды в баню,
парой веников ловко умею
разогнать и тоску, и простуду.
Лихо ездить верхом и на «Яве»,
с эполета пить водку и в карты
резаться в сигаретном угаре.
Я могу дать обидчику в морду,
я умею стрелять из винтовки,
пистолета, ружья, автомата…
Я умею доклад для министра
сделать чётко, понятно и сжато…
Я умею детей успокоить
и сумею поднять батальоны…
Но нет сил, не могу, не умею
в продуваемой всеми ветрами
этой крайней галактике мира
хоть на час успокоить безумства…
***
Ничего не вернуть, никуда не вернуться, уехав.
Дело тут не во мне и не в прожитых порознь годах.
Я брожу наугад в твоих улицах, в парка прорехах,
Опасаюсь гулять в институтах твоих и садах.
Ты был чутче других и не верил в мои трепетанья,
Ты был слишком умён, чтобы просто бороться за нас.
Ты гарантий хотел и покой получил в наказанье,
Потому что гарантий никто в этом мире не даст.
Каждый раз, возвращаясь в исхоженный об руку город,
Я боюсь одного — что ты просто увидишь меня.
Ты, наверное, сед, ты, наверное, очень немолод…
Ты меня не забыл… Ты забыл, что я вся — не твоя.
***
Я не храню твои записки,
я никогда не доносила их до дома.
Муж думает, что тебя стало много
в нашей жизни.
Ошибается.
— Тебя в моей жизни нет.
Твоя надменная мама говорила:
«Каждой женщине нужна обувная коробка
с письмами поклонников…»
— Не каждой.
Я не нравилась твоим маме и бабушке,
теперь не нравлюсь жене.
Зачем они делят тебя со мной?
— Ты мне не нужен.
Но пока вы все, чьи записки я не храню
и чьим мамам не нравлюсь,
волнуетесь, что меня кто-то обидит,
я могу спокойно гулять по небу,
кутаясь в облака и не обращая внимания
на сплетни, рычание, шипение
и даже визг тормозов.
— Спасибо.
***
Я никого не полюбила,
чтобы за ним — хоть в лунный кратер.
Из озорства и любопытства
могу залезть в живой вулкан…
Мужчина призван обеспечить
мне мир, достаток и покой
и защитить меня от сонма
драконов внутренних моих —
никто мне навредить не может
так, как умею я сама…
Меня, наверное, любили
так, чтоб за мной — хоть на луну,
но не сумели удержать
меня от глупостей
и рядом.
***
Я так люблю, когда ты мне целуешь
то внутреннюю сторону запястья,
то волосы над ухом у виска,
и я почти готова быть покорной,
лежать в твоих объятиях котёнком,
но мир вокруг — бескрайний и манящий,
и слишком мои остры коготки.
…
Я обещаю завтра быть послушной,
если домой дорогу отыщу.
***
К моим уходам ненависть твоя,
к моей свободе ненависть твоя…
Ревнивых мыслей даже не тая,
ты требуешь, чтоб рядом была я.
Но знаешь, скоро станешь новым бывшим —
следя за мной по разным соцсетям,
ревнуя даже к песням и котам,
написывая в личку: «как ты там?»,
не получив ответного: «как сам?».
Я больше глупости такой не совершу:
быть рядом никому не разрешу,
ведь для меня — второй, не третий, лишний…
Но пресловутый кофе по утрам,
и запись меня к разным докторам
по каждой незначительной простуде
и сборы, чемоданы, скарб и хлам,
дорога к морю и ещё чего-то там…
— Мой милый, не сердись, я скоро буду.
***
Ей опять не хватило любви — всё законно
(словно им, некрасивым, любовь выдают по талонам).
Шелудивой собачкой чужому мужчине под ноги —
бей, но дай мне хотя бы костей, хоть немного,
хоть немного костей, и хотя бы когда-нибудь — с мясом…
Ну а он, как всегда, не согласен…
Ни в глазах, ни в обвисшем хвосте нет надежды:
без одежды противней она для него, чем в одежде.
Почему, располнев, королева зовётся «пушистою кошкой»?
А она, растолстев, называется только «жируха» и «сало»?
Когда в детстве любви не хватило хотя бы немножко,
значит, будет любви навсегда в любом возрасте мало.
Виноватая мама глядит на несчастную дочку устало…
***
Жизнь из тебя сочится медленно —
таких, как ты, не будет тут.
А эти груши или яблони
(а проще — что-то розоцветное)
так вызывающе цветут.
Их пена вдоль по волнам, радуя,
шестнадцатый проходит год…
Прошу, не уходи по радуге,
мой кот!
***
Где-то на дне её омута
В тусклой прокуренной комнате
Плачет живая душа.
Воет, стенает и кается,
Ей с перепоя икается,
Нет у неё ни шиша —
Только бутылки допитые,
Только мечтанья разбитые,
Только тоска по тому,
Кто на неё не позарится.
Сумрак на очи спускается.
Пусто в холодном дому.
Я б обняла её, бедную,
В бане б отмыла до белого,
Мир показала цветной.
Только замученной пленнице
В помощь и счастье не верится,
Бедное сердце надеется
Ещё потягаться со мной.
***
Вот это одиночество — зачем?
Вот эти вот облупленные ногти?
И эти люди, что не будут рядом,
когда тебе захочется тепла?
И это балахонистое платье,
и этот крик, и этот смех, и вой,
и эти нарочитые объятья…
Внутри всего — потерянный ребёнок
(с разбитыми коленями, локтями,
с сестрой иль братом на руках у мамы
или у папы — братом и сестрой),
который верил в фею, счастье, сказку,
потом — в большие деньги, роскошь, славу,
потом — в семью и вечную любовь…
А в зеркале, заляпанном и грязном,
чудовище с растрёпанной причёской,
с потухшими бесцветными глазами
твердит: «Не будет у тебя детей».
***
Год не был страшным,
не был и пустым,
и дым Отечества,
похожего на дым,
стелился по-над замершей землёй —
Свердловском, Ленинградом и Москвой
(две трети их давно зовут не так) …
Никто не видел, как дрожала на весах,
на равноплечных чашечных весах,
стрела кинжальная и как качнулась вбок;
и мир замолк, предчувствуя хлопок.
***
Всё, больше никому свободы не достанется.
А тот, кто в ней пожил, — прожил, как на войне.
И гайки все закрутятся, и судьбы устаканятся.
На Марсе нету воздуха и нету на Луне.
А там, где не Россия, — свободой и не пахло,
Там гансовский порядок, контроль от ришелье.
Вот и сижу тихонечко и думаю: «Куда мне?»
Немножечко за МКАДом, как прежде — на Земле.
***
Отсюда никому живым не выйти,
поэтому живите, сколько есть.
Весь океан до донышка не выпить,
поэтому попробуем не весь.
За тучами всегда сияет Солнце
или хотя бы плавает Луна.
А подлеца, пройдоху-незнакомца
ждут дома кофе, кошка и жена.
Любить, кутить, чтоб горы задрожали,
рыдать, чтоб смыло город и страну,
и не страдать: чего-то недодáли…
Недóдали — сейчас сама возьму.
Шутки
***
У него живот болит — значит, у него КОВИД,
У него печальный вид — точно у него КОВИД,
Он теперь почти не спит — обязательно КОВИД,
Матерится и бузит — объяснение: КОВИД,
Гад, не пишет, не звонит? — эк его скрутил КОВИД,
Что не любит, говорит? — виноват во всём КОВИД,
Энурез, радикулит? Нет, не слышали — КОВИД!
Если кто-то победит этот долбаный КОВИД,
Мир героя обвинит!
***
Мне надоело всё — пора влюбляться
Безмолвно, безнадежно, в идиота…
В какого-нибудь старого паяца
Влюбляться, безусловно, неохота.
В какого-нибудь юного пройдоху
Влюбляться однозначно не по чину.
Какая муть… то возраст, то эпоха —
Не сыщешь подходящего мужчину.
Не сыщешь подходящего героя,
Не сляпаешь трагедий и истерик…
Нет у меня здоровья для запоя,
И мало глупости, чтоб без вопросов верить.
***
мне массажист откроет тайну,
что осознать я не спешу…
— спина усталая
— я знаю
— но чтоб слаба, я не скажу… вы плаваете?
— я летаю и быстро крыльями машу
***
Посвящается любимому И.М.
Джотто, Джотто, Караваджо… Ах, когда уже домой?
Вот Бернини с Борромини — что за чудо! Боже мой!
Это театр, это рынок — апулейские сыры.
Это очередь, а это, глядь, без очереди мы,
потому что нужно быстро, и он всё купил вчера,
потому что расписал мне он и дни и вечера.
Вот сейчас ползём на купол, на такую высоту —
Рим увидим на ладони!
На диван хочу — к коту.