Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2022
Алексей Дьячков — окончил строительный факультет Тульского политеха. Работает инженером-строителем. Стихи публиковались в журналах «Урал», «Новый мир», «Арион», «Волга», «Интерпоэзия», «Новая Юность», «Сибирские огни». Автор двух книг стихов: «Райцентр» (М., 2010) и «Государыня рыбка» (М., 2013). Живёт в Туле.
Боярышник
На линейке печальной скрываем зевоту мы,
Или бешено ржем до икоты, до слез. —
Нас не старый учитель оставил сиротами,
Как и школьных дворняг, и садовых стрекоз.
Если с Джоном кассета назад перемотана,
И винил не смогли от царапин сберечь,
Значит, траурным маршем, надрывом, длиннотами
Возвращает нас в прошлое завуча речь.
Если вдруг удивит математик задачами,
Или снимет историк ответ с языка,
На внеклассное чтение Пушкина, значит, мы
Соберемся у физика после звонка.
Чтоб в больничке районной под сводами гулкими
Век спустя в принесенном прочесть дневнике,
Как он радовал в долгом походе свистульками
На привале у речки в густом ивняке.
Как, щебенкой шурша, разгонялось течение,
Унося оторвавшийся плот далеко.
Как ответ на последней странице учебника
Никогда не сходился с ответом его.
Курс
Ночь страшна бессонницей, но прежде
Будет возвращение домой.
Головокруженье побережье
Лечит монотонной синевой.
Знаю, дождь пойдет, когда не надо.
Выйду, позабыв в отеле зонт.
Занимаю время променадом
В городе курортном в не сезон.
Ветрено, но берегу не больно,
Берег к бою пенному привык.
Алый мяч гоняет на футбольном
Поле интернат глухонемых.
Даль белеет, как во время оно.
В матче тихих школьников ничья.
На кушетке в позе эмбриона
Встречу возвращение врача.
Алеша
Липы выросли, эники-беники,
Поздно в салки и прятки играть.
В инвалидной коляске по скверику
Возит сына веселого мать. —
В серой куртке усталая женщина —
В старом зеркале столько морщин!
Мир двоится вокруг рваной трещины
Без людей, без детей, без мужчин.
Может быть, пожелать ей хорошего
Он так искренне хочет всего,
Но улыбкой лицо перекошено,
И в трясучке ладони свело.
Это, мама, так радостно, — веришь мне? —
Лимонад летом знойным попить.
И багульник, почти что всамделишный,
Настоящий тебе подарить.
На дорожках, притоптанных гулями,
Каждый ствол копны света творит.
Столько лет понарошку целую я
Беспокойные руки твои.
Каин Ош
Клуб накрыт оцинкованным профилем,
Общежитие тайны хранит,
Прячет мягкие клубни картофеля
В черноземе сыром неофит.
Ждет в столовой у стенки из кафеля.
Смотрит, как грязь смывается с рук.
Из подливы тефтелю вылавливает,
Из компота изюм, сухофрукт.
Редкий день не кончается танцами,
Чтобы сны видеть яркие мог,
С дискотеки вернувшись, на панцирной
Сетке увалень юный без ног.
Сколько раз он в кровать будет замертво,
Будет богом, растяпой, бугром,
Все одно его с мертвым гекзаметром,
Когда надо, найдет военком.
На два года проводят без почестей.
Ровно строиться, двигать вперед.
Ночь в каптерке в наряде вне очереди
Сколько раз повариху вернет.
Дамба
А кроме подведения итогов,
Этюда братьев Сарычевых, книг
И пионерских игр была дорога
От пруда до Кривцова напрямик.
Помимо синевы с воздушным змеем
И облаков, ушедших в синеву…
Быть может, я когда-нибудь сумею,
Быть может, я однажды объясню.
Кружился лист вокруг стволов в известке,
Крапива разрасталась между шпал.
На велике вожатый наш в матроске
К мосткам с ивовой удочкой съезжал.
Была рыбалка, танцы с недотрогой
И вратаря срывающийся крик.
А кроме них еще была дорога
От пруда до Кривцова напрямик.
Май
Бетонный постамент одет в гранит,
Муляж победы сверху в виде танка.
Дано мне тело, что войну хранит,
Деревню, рок-н-ролл, футбол, фанданго.
Подранком выйти в люди решено
В толпе у золотых фонтанов парка,
Где солнце пропускает решето
Листвы, где солнце алое, как ранка.
А в сумерках на небе провода,
И самолетик провожает вечер,
Где вечный воздух, вечная вода,
Огонь в звезде железной бьется вечный.
Лонгин и Мегист
Пруд тучу подпустил к себе доверчиво,
Прогнулся лист под тяжестью кузнечика,
Лисят под лапой спрятала лиса —
Из леса вышел Павел без лица.
В другом лесу больного держат за руки,
Три дня с ума душицы сводят запахи,
Как гром звучат листва, трава, вода —
Не отпускает Савла слепота.
В наряд уходит воинство небесное,
Из мертвых восстает любимец цезаря,
Размазывает платом по лицу
Пыль бывший фарисей в сухом лесу.
Давать друг другу слово будем скоро ведь, —
Он горячится, произносит проповедь
И крестит всех. Ему со всех сторон
Внимают слуги, воины, Нерон.
То из моей убогой смерти вырастет,
Послужит что началом непрерывности,
Продолжится упрямо, тяжело,
Отгадкой будет всем загадкам что!..
Становится пред нами на колени он
И торопливо для усекновения
К траве, уже отдавшей пчелам мед,
К корням и веткам голову кладет.
Души живой любой, не только ради нас,
Меж облаками к речке солнце катится,
Ведет домой с гулянок батя дочь,
Дождь сеет — ветер гонит тучи прочь.
Того гляди, погода распогодится.
Уходит день, а мы всë не расходимся —
Сиреневый закат встречаем мы.
Ждем ночь без звезд и не боимся тьмы.
Раёк
Уходило тепло, увядала природа.
Становился ковер слишком мал для двоих.
Древоточцы тропу в древесине комода
Выгрызали за время каникул моих.
Угасали в окне пузырьки от настоек,
Зарастал лебедой и татарником клад.
На крапиву в тяжелой кольчуге разбойник
Выходил, обнажив хладнокровно булат.
В ожиданье внучка из-под реек навеса
Выползая с простым инструментом в руках,
Все твердил белый дедушка: «Просто чудесно», —
Обращаясь к прорехе в густых облаках.
Был то посеребрен он, а то позолочен —
Выводил дряблым почерком буковок рать.
И несла мне письмо голубиная почта,
Только я эти строчки не мог разобрать.
Третья сказка
Что замкнулся, сынок, что задумался? — Лучше не спрашивай.
Манной кашей с утра накормив, отведи меня в младшую
Или среднюю группу, там нас воспитатель контуженный
Дотемна водит строем по пыли двора после ужина.
Там Яга у избушки задумчиво семечки лузгает,
Кот учëный бредет, на виниле царапая музыку,
Закидали Елену заморские принцы депешами,
И в лесу разбежались визгливые нимфы от лешего.
Там от радужных рифм голова после чтения кружится,
Там любая мечта отражается облаком в лужице,
Измеряется счастье затяжками, палками, литрами,
Бармалееву злу не даëтся добро Айболитово.
Там, прижавшись к стеклу, мы пугаем прохожего рожами,
Я страдаю в углу, наказаньем от всех отгороженный,
Продаю на корню старый сад не вишнëвый, а ви́шневый,
И старею в засаленном кресле, на близких обиженный.
Ты забудешь меня на веранде под хвойными лапами,
Я останусь один, когда всех разберут мамы с папами.
И запомню навек в теплых сумерках синих не гордый я,
Как сквозят облаков акварельно размытые контуры.
Свема
Я черно-белый фильм для фестиваля
За кадром кадр построил наконец. —
Не доливает пива тетя Валя.
Пускает после смены дым отец.
Удачно мать приобрела обновки
И прячется в сберкассе от дождя.
Подростки ждут трамвай на остановке,
Старухи обсуждают смерть вождя.
На кладбище хоронит друга сменщик,
Все больше детских ягод бузины
И влажных веток, а людей все меньше —
Сплошные полусгнившие кресты.
Помножены закатом многократно
Полушки и копейки сентября.
Все торопливо разбрелись из кадра
По лужам и тропинкам без меня.
Нет никого, и вот уже понятно,
Что скоро титры побегут гурьбой.
Почти что в темноте в плаще помятом
Шагаю мимо камеры домой.
Шуршит листва, и плащ, как брак на пленке,
Шуршит, уходит в сумрак стороной.
Перед бараком детские пеленки
Белеют на веревке бельевой.
Пролает рядом старая дворняжка,
И тьма сплошная разом упадет.
По вспыхнувшему огоньку затяжки
В пустом окне герой себя найдет.
Вот замер он, вот щурится нелепо,
Вот дым плывет, вот тьма, как явь, ясна.
Легко представить, как дрожит от ветра
У форточки распахнутой листва.