Опубликовано в журнале Урал, номер 3, 2022
Антон Кизим — родился в Москве. Окончил Московский институт электроники и математики и исторический факультет Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Работает учителем истории в Филипповской школе. Публиковался в электронных изданиях. В «Урале» публикуется впервые.
Более двухсот лет назад, в 1800 году, было впервые опубликовано «Слово о полку Игореве», посвященное неудачному походу Новгород-Северского князя Игоря на половцев. И с тех пор исследователи пытаются понять, когда оно было написано и с какой целью. Высказывалось много версий. При этом большинство полагали, что автор являлся сторонником Игоря и рода Ольговичей, к которому Игорь принадлежал. Даже высказывалась версия, что Игорь и есть автор. Я же думаю, что автор принадлежал к лагерю, враждующему с Ольговичами. Причем он писал, когда против Ольговичей шла война.
Для начала вспомним о событии, которому посвящено «Слово…». Итак, в 1185 году Новгород-Северский князь Игорь Святославич вместе с родственниками организовал поход на половцев. Вначале он достиг успеха, разгромив небольшой половецкий отряд и разграбив половецкое поселение. Но потом подошли основные силы половцев, и Игорь оказался окружен. В результате поход закончился небывалой катастрофой. Все князья, руководившие походом, попали в плен, а из 6000 дружинников спастись удалось только пятнадцати. Такого ещё в истории Руси не было, и это произвело огромное впечатление на современников.
Разгромив и пленив Игоря, половцы смогли организовать ответный поход на Русь. Во время это похода в первую очередь пострадало Черниговское княжество. Дело в том, что род Ольговичей владел этим княжеством, а Новгород-Северский, где княжил Игорь, был вторым по значимости городом Черниговской земли. Из-за неудачи Игоря именно Черниговское княжество потеряло значительную часть своих воинов и защитников. Половецкий хан Гзак этим воспользовался. Другой хан, Кончак, атаковал Переяславское княжество, которое тоже пострадало. Во время этого половецкого набега Игорь смог бежать из плена. Позже он организовал выкуп остальных пленных князей.
Трагическое окончание похода Игоря произвело сильное впечатление на современников. Оно особенно контрастировало с успехом похода 1184 года, который организовал Киевский князь Святослав Всеволодович, двоюродный брат Игоря и глава рода Ольговичей. В его походе приняло участие сразу несколько князей, и он увенчался успехом. Был разбит и пленен хан Кобяк. Святослав собирался организовать новый поход, чтобы развить успех. Но авантюра Игоря порушила Киевскому князю все планы. Вместо планирования нового похода Святославу пришлось готовить оборону. Год триумфа сменился годом печали.
Вообще князь Святослав Всеволодович заслуживает отдельного внимания. Он менее знаменит, чем Игорь, и часто не попадает в учебники, но его княжение в Киеве достаточно примечательно. Началось оно в 1181 году1, когда закончилась очередная усобица. По условиям мира, Киевское княжество было поделено между Святославом и Рюриком Ростиславичем, который возглавлял Смоленское княжество. Рюрику досталась большая часть Киевской земли, а Святослав стал Киевским князем, то есть формальным главой Руси. Закончилось его княжение в 1194 году, когда он скончался. Таким образом, его княжение длилось около тринадцати лет. И это, между прочим, выдающееся достижение. После Владимира Мономаха (1113–1125) никто так долго не мог удержаться в Киеве. Князья там менялись раз в год, а иногда и чаще. Но при Святославе наступила определенная стабильность. Его княжение примечательно не только длительным сроком. В этот период на Руси не было крупных вооруженных конфликтов, были либо локальные, либо те, что решались мирным путем.
Эта внутренняя стабильность позволила организовать ряд походов на соседей. На юге были походы на половцев, на востоке Суздальский князь Всеволод Большое Гнездо ходил на волжских булгар, на западе волынские князья успешно воевали с ятвагами и литовцами. В 1185 году череда успехов прекратилась, но внутренний мир в целом сохранялся.
В 1194 году Святослав Всеволодович скончался, и период стабильности закончился. Ольговичей возглавил брат Святослава Ярослав Всеволодович, князь Черниговский. Он вполне мог претендовать на киевский стол, так как, по действующему на Руси лествичному праву, был самым старшим Рюриковичем (как до него самым старшим был Святослав). К тому же это княжение могло сохранить сложившийся баланс сил.
Но Киевским князем стал Рюрик Ростиславич, которого поддержал Всеволод Суздальский. Начались споры о переделе сфер влияния, которые длились весь 1195 год. «И были между ними распри многие и речи крупные и не уладились»2. В конце концов, Ольговичи согласились уступить Киев Рюрику, но потребовали компенсации в родном для Рюрика Смоленском княжестве. Рюрик вроде согласился отдать им один город, но не согласовал свою позицию с братом Давыдом, который княжил в Смоленске. И весной 1196 года Ярослав пошел походом в Смоленскую землю. Началась новая усобица, в которой приняли участие практически все княжества Руси.
В решающий момент Ярославу на помощь пришли союзники из Полоцкого княжества. Благодаря их помощи Ярослав победил смолян и взял в плен племянника Рюрика. Он уже собирался идти к Смоленску, но тут к нему прибыло посольство от Рюрика, который угрожал пойти на Чернигов. Ярослав решил вернуться в Черниговское княжество. Весенняя кампания закончилась.
Затем Ольговичи были вынуждены обороняться в своем княжестве от превосходящих сил противника. Фактически против них выступили все княжества, граничащие с Черниговским (Владимиро-Суздальское, Смоленское, Киевское, Рязанское и Переяславльское). От поражения Ольговичей спасла несогласованность их врагов: они атаковали по очереди. Летом на Ольговичей походом шел Рюрик Киевский, осенью — Давыд Смоленский и Всеволод Суздальский. Пользуясь несогласованностью противников, Ярослав Черниговский смог закончить войну без территориальных изменений.
По версии Натальи Сергеевны Демковой3, именно во время этой войны и было написано «Слово…». По мнению исследовательницы, нижней границей написания «Слова…» является дата смерти Святослава Всеволодовича, которая произошла в июле 1194 года, а верхней — дата смерти Буй-Тур Всеволода, брата Игоря, который умер в мае 1196 года. При этом, согласно концепции Демковой, написано «Слово…» было в черниговских кругах, и автор являлся сторонником Ольговичей.
Мне кажется правдоподобной версия Демковой о времени написания «Слова…». Скорее всего, оно было написано во время усобицы 1196 года. Но при этом, как уже говорилось, по моей версии, автор был не с Ольговичами, а с их противниками.
Какие аргументы подтверждают данную версию? Их условно можно поделить на хронологические и политические. Сначала рассмотрим хронологические аргументы Демковой.
Во-первых, это «смутный сон Святослава». Согласно «Слову…», Святослав рассказывает боярам свой сон, где говорится следующее: «…Этой ночью с вечера одевали меня, — говорил, — черною паполомою на кровати тисовой, черпали мне синее вино, с горем смешанное, осыпали меня крупным жемчугом из пустых колчанов поганых и утешали меня…»4. Здесь можно увидеть предсказание смерти Киевского князя. Однако Андрей Михайлович Ранчин5 указывает на то, что, собственно, в «Слове…» сон имеет другое значение. Он символизирует страдания Русской земли. Но, по замечанию Демковой, такой сюжет вряд ли мог появиться при живом Святославе. Даже аллегорическая смерть его вряд ли порадовала бы. Впрочем, можно согласиться, что аргумент не стопроцентный (это можно сразу сказать про все аргументы, приводимые в данной работе). Но все-таки более вероятно, что Святослава уже не было в живых.
Во-вторых, это здравица и прославление в конце «Слова…». «Слава Игорю Святославичу, Буй-Тур Всеволоду, Владимиру Игоревичу! Здравы будьте, князья и дружина, выступая за христиан против полков поганых!» Здесь Буй-Тур Всеволод упомянут среди князей, которым поется слава. А затем князьям поется здравица. По версии Демковой, это свидетельствует в пользу того, что Всеволод Святославич при написании «Слова…» был еще жив.
В-третьих, на этот промежуток указывает выражение: «Того стараго Владимира нельзѣ бѣ пригвоздити къ горамъ киевскимъ; сего бо нынѣ сташа стязи Рюриковы, а друзии — Давидовы, нъ розно ся имъ хоботы пашутъ…» Автор сожалеет о том, что времена Киевского князя Владимира прошли, и огорчается несогласованностью Рюрика и Давыда.
По наблюдению Демковой, эта фраза означает, что Рюрику и Давыду достались стяги Владимира Киевского. Иными словами, Рюрик и Давыд возглавляют Киев, как когда-то его возглавлял Владимир (для нашего вопроса совершенно не важно, какой Владимир имеется в виду: Владимир Святославич или Владимир Мономах). А эта ситуация была именно в рассматриваемый период, когда Рюрик стал Киевским князем и позвал Давыда ему помогать6.
Кроме того, как заметила Демкова, при жизни Святослава странно было бы упрекать Рюрика и Давыда, что они не похожи на «Владимира Киевского». Ведь тогда Киевским князем был Святослав7. Логичней предположить, что Владимиру Киевскому противопоставляется Рюрик Киевский и его брат-соправитель. То есть старому Киевскому князю противопоставляются новые киевские правители.
В-четвертых, именно во время усобицы, начавшейся после смерти Святослава, стали очень актуальные слова: «…Затихла борьба князей с погаными, ибо сказал брат брату: «Это мое, и то мое же». И стали князья про малое «это великое» молвить и сами себе беды ковать…» Как уже говорилось, в княжение Святослава крупных усобиц не было и совершались походы на соседей. Еще в 1193 году борьба с половцами продолжалась, а после смерти Святослава князья перестали воевать с соседями и стали воевать друг с другом8.
Эти факты указывают на время написания «Слова…». А теперь посмотрим, что говорит о позиции автора.
Во-первых, сравним «Слово…» и летописные повести, посвященные походу Игоря: одна входит в Лаврентьевскую летопись9, вторая — в Ипатьевскую10. Как заметила Демкова, рассказ в Лаврентьевской летописи (далее «Лаврентьевская повесть») писал человек, настроенный против Ольговичей, в то время как автор рассказа в Ипатьевской летописи (далее «Ипатьевская повесть»), наоборот, Ольговичам симпатизирует.
Это можно увидеть на примере того, как летописцы смотрят на поведение Игоря накануне роковой битвы. Так, лаврентьевский летописец утверждает, что после первой победы Игорь и его дружина три дня праздновали эту победу, и это позволило половцам их окружить и разгромить. А в Ипатьевской повести ни о каком праздновании нет и речи. Половцы смогли собрать силы за одну ночь. Игорь и другие руководители знали, что это возможно, и планировали ночью уйти, но они отказались от этого, так как у части войск лошади сильно устали, и Игорь решил, что их нельзя бросать. Тут у Игоря есть благородное оправдание того, что он допустил окружение.
Читая эти повести, можно увидеть своеобразную полемику между обвинителем Игоря и апологетом. В наше время это, вероятно, назвали бы «информационной войной». При этом, по версии Демковой, автор «Слова…» оказывается на той же стороне, что и автор Ипатьевской повести. Такой же точки зрения придерживался Дмитрий Сергеевич Лихачев, который даже не исключал, что у «Слова…» и Ипатьевской повести один автор11. У этих произведений действительно есть совпадения, такие как река Каяла и половец Лавр (Овлур), который помог Игорю сбежать из плена. Но у «Слова…» есть фактические совпадения и с Лаврентьевской повестью. Например, Борис Иванович Яценко приводит такие примеры, как упоминание стрел, безводья, погоню за Игорем12.
Но эти факты, как правило, мало влияют на оценку Игоря и других участников похода. А гораздо интересней расхождения между «Словом…» и повестями, в которых можно увидеть разное отношение авторов к героям.
1. Описание реакции Игоря на солнечное затмение. В Лаврентьвской повести об этом не упоминается. В «Слове…» говорится: «Страсть князю ум охватила, и желание изведать Дона великого заслонило ему предзнаменование». А автор Ипатьевской повести вкладывает в уста Игоря благочестивую христианскую речь о том, как христиане должны относиться к знамениям: «…Братья и дружина! Тайны Божественной никто не ведает, а знамение творит Бог, как и весь мир свой. А что нам дарует Бог — на благо или на горе нам, — это мы увидим…» Если в «Слове…» подчеркивается ошибка, связанная с молодой удалью, то в повести Игорь в целом рассуждает здраво и благочестиво. Даже если по совпадению какие-то знамения оказываются правильными, христиане не должны на них смотреть.
2. В начале похода Игорь произносит речь, которая должна мотивировать воинов. В «Слове…» он дважды говорит о готовности умереть. «Лучше убитым быть, чем плененным быть», «с вами, русичи, хочу либо голову сложить, либо шлемом испить из Дона». Речь, конечно, красивая. Но при этом все знают, что слово разошлось с делом и Игорь оказался в плену. И автор Ипатьевской версии вкладывает в уста Игоря другие слова: «Если нам придется без битвы вернуться, то позор нам будет хуже смерти; так будет же так, как нам Бог даст». Тут Игорь уже не говорит, что плен хуже смерти. Он говорит о позоре, который будет в случае возвращения без боя. И здесь у него слова не расходятся с делом.
3. Цели похода. В Лаврентьевской повести подчеркивается бахвальство Игоря и других Ольговичей: «…А теперь пойдем следом за ними за Дон и перебьем их всех без остатка. Если же и тут одержим победу, то пойдем вслед за ними и до лукоморья, куда не ходили и деды наши, а славу и честь свою всю возьмем до конца…» Согласно этой повести, самонадеянные Ольговичи готовы идти даже до Азовского моря, где находилась Тмутаракань — княжество, которое не упоминалось в русских летописях с конца XI века. И в «Слове…» у Игоря такие же грандиозные планы. Вот что о походе Игоря говорят бояре Святослава Киевского: «Вот ведь слетели два сокола с отцовского золотого престола добыть города Тмутаракани, либо испить шеломом Дону». А в Ипатьевской повести о грандиозных целях Ольговичей не говорится. Как видим, в данном вопросе автор «Слова…» ближе к критику, чем к апологету.
4. В Ипатьевской версии есть покаянная речь Игоря, где он кается за то, что разграбил переяславльский город Глебов: «…Вспомнил я о грехах своих перед Господом Богом моим, что немало убийств и кровопролития совершил на земле христианской: как не пощадил я христиан, а предал разграблению город Глебов у Переяславля…». Ни в «Слове…», ни в Лаврентьевской версии о покаянии Игоря речь не идет.
5. В Ипатьевской версии Игорь колеблется, можно ли бежать, бросая остальных пленников («Я, страшась бесчестия, не бросил тогда дружину свою, и теперь не могу бежать бесславным путем»). В «Слове…» и Лаврентьевской версии этого нет. В этих текстах не видно, беспокоит ли Игоря судьба тех, кто остался в плену. А беседа двух ханов, которые преследовали князя, показывает, что бегство Игоря вполне могло привести к гибели его сына: «Говорит Гзак Кончаку: «Если сокол к гнезду летит, — расстреляем соколенка своими злачеными стрелами».
Таким образом, в приведенных примерах видно, что автор «Слова…» относится более прохладно к Игорю, чем автор Ипатьевской повести, а где-то его позиция даже совпадает с Лаврентьевской повестью. Можно даже предположить, что автор Ипатьевской повести, защищая Игоря, полемизирует не только с автором Лаврентьевской повести, но и со «Словом…».
Во-вторых, еще раз обратим внимание на отрывок, посвященный братьям Ростиславичам.
«…Того старого Владимира нельзя было пригвоздить к горам киевским; а ныне одни стяги Рюриковы, а другие — Давыдовы, и порознь их хоругви развеваются…».
Как уже говорилось, в данном отрывке автор осуждает Давыда и Рюрика за несогласованность действий. А как раз в рассматриваемый период они не могли согласовать действия во время войны с Ольговичами. Причем Рюрик два раза действовал как «пригвожденный к горам киевским». Сначала он оставался в Киеве весной 1196 года, когда его брат Давыд защищал Смоленское княжество от вторжения. А затем Рюрик оставался в Киеве осенью того же года, когда Давыд сражался уже в Черниговском княжестве.
А кому было логично осуждать Ростиславичей за эту разобщенность?
Как заметил А.А. Горский, странно было бы со стороны Ольговичей осуждать за эту несогласованность военных противников13. Ведь их лидер Ярослав Всеволодович этой несогласованностью пользовался. Если же автор был на стороне Рюрика и Давыда, то такое осуждение выглядит логичным. Что интересно, Демкова как раз приводит летописный пример осуждения несогласованности Ростиславичей со стороны лагеря противников Ольговичей. Она обращает внимание на то, что Лаврентьевская летопись упрекает Рюрика за то, что он осенью 1196 года стремился к миру с Ольговичами, в то время как Давыд и Всеволод Суздальский с Ольговичами воевали. А Лаврентьевская летопись выражает позицию Всеволода Суздальского, противника Ольговичей. И позиция автора оказывается близка к этой позиции. То, что он здесь осуждает Ростиславичей, показывает, что он, вероятно, на их стороне.
В-третьих, очень показательно отношение автора к деду Игоря — Олегу Святославичу. От него и пошло название рода Ольговичей. Отношение автора можно увидеть в следующем отрывке: «Тот ведь Олег мечом раздоры ковал и стрелы по земле сеял». То есть предок Ольговичей обвиняется в том, что готовил раздоры («крамолу»). В другом месте автор называет Олега «Гориславичем». Благодаря этому прозвищу многие и помнят его. Предполагается, что прозвище означает, что он знаменит горем, которое он принес Русской земле.
Олег Святославич был знаменит тем, что много лет боролся за Черниговское княжество против Владимира Мономаха и его союзников. При этом Олег неоднократно призывал на помощь половцев, которые грабили Черниговскую землю. И «Повесть временных лет» осуждает его за это.
Похоже, автор поддерживает концепцию «Повести временных лет». Но при этом надо иметь в виду, что «Повесть…» дошла до нас в редакциях, которые готовились при противниках Олега: при Святополке Изяславиче (Лаврентьевская версия, заканчивающаяся 1110 годом) и Владимире Мономахе (Ипатьевская версия, заканчивающаяся 1117 годом)14. Продолжать традицию осуждения Олега более выгодно не Ольговичам, а их политическим противникам.
Причем осуждать Олега противникам Ольговичей стало выгодно именно в рассматриваемый период. Дело в том, что во время споров о переделе сферы влияний (1194–1195) они требовали от Ольговичей навсегда отказаться от Киева. Ольговичи, естественно, с таким требованием не согласились. Так что напоминание о грехах их предка могло стать частью споров о правах на Киев. Ольговичам же публично осуждать своего предка не было никакого резона.
При этом автор не просто осуждает Олега. Он проводит параллель между дедом и внуком. Сначала описываются битвы, которые произошли по их инициативе и которые они проиграли: битва на Нежатиной Ниве, где Олег со своим союзником Борисом сражался против Владимира Мономаха и его союзников («Бориса же Вячеславича жажда славы на смерть привела и на Канине зеленую паполому постлала ему за обиду Олега, храброму и молодому князю…»), и битва Игоря против половцев («То было в те рати и в те походы, а о такой рати и не слыхано! С раннего утра и до вечера, с вечера до рассвета летят стрелы каленые, гремят сабли о шеломы, трещат копья булатные в поле чужом среди земли Половецкой…»). Затем описываются беды, которые испытала Русская земля во времена Олега Гориславича («Тогда при Олеге Гориславиче засевалось и прорастало усобицами, гибло достояние Даждь-Божьих внуков, в княжеских распрях век людской сокращался. Тогда на Русской земле редко пахари покрикивали, но часто вороны граяли, трупы между собой деля, а галки по-своему говорили, собираясь лететь на поживу»), и беды, которые принес Русской земле злосчастный поход его внука Игоря Святославича («Тоска разлилась по Русской земле, печаль потоками потекла по земле Русской. А князья сами себе невзгоды ковали, а поганые сами в победных набегах на Русскую землю брали дань по белке от двора»). Получается, Игорь оказывается «достойным» внуком своего деда. И, между прочим, ему тоже можно дать прозвище «Гориславич». Ведь его действия тоже принесли много горя Русской земле, в первую очередь — родному Черниговскому княжеству.
В-четвертых, посмотрим на отрывки, связанные со Святославом Киевским. Как правило, его образ дает основания для версии, что автор на стороне Ольговичей. И Святославу автор, видимо, действительно симпатизирует. В частности, он хвалит Святослава за его поход 1184 года. «…Святослав грозный великий киевский, — грозою своею, усмирил своими сильными полками и булатными мечами; вступил на землю Половецкую, протоптал холмы и яруги, взмутил реки и озера, иссушил потоки и болота…»
Но при этом автор же говорит, что Игорь и Всеволод разрушили то, что создавал Святослав: «…Ведь те два храбрые Святославича, Игорь и Всеволод, непокорством зло пробудили, которое усыпил было отец их15, — Святослав грозный великий киевский…» И другие народы, с одной стороны, хвалят Святослава, но с другой стороны — упрекают Игоря. «…Тут немцы и венецианцы, тут греки и моравы поют славу Святославу, корят князя Игоря, который потопил благоденствие в Каяле…» Получается, Святослав противопоставляется своим неудачливым сородичам. При этом в 1196 году Святослава среди Ольговичей уже не было, а Игорь еще был.
Выслушав сообщение бояр о походе Игоря и его последствиях, Святослав говорит свое «злато слово», обращаясь к разным князьям. Слово можно разделить на две части. В первой части он обращается к Ольговичам, во второй — к представителям других родов.
Говоря об Ольговичах, Святослав осуждает Игоря и его брата: «О племянники мои, Игорь и Всеволод! Рано вы начали Половецкую землю мечами терзать, а себе искать славу. Но не по чести одолели, не по чести кровь поганых пролили… Что же учинили вы моим серебряным сединам!…» Кроме того, киевский князь причитает, что у Ольговичей нет сил: «А уже не вижу власти сильного и богатого брата моего Ярослава, с воинами многими, с черниговскими боярами…», «А Игорева храброго полка не воскресить!».
А говоря о представителях других родов, он говорит об их успехах и о том, какие у них большие силы. Всеволод Суздальский может «Волгу веслами расплескать», Ярослав Галицкий «стреляет салтанов за землями», Роман и Мстислав Волынские заставили многие народы «побросать копья». Причем среди народов упоминаются и половцы. Вероятно, автор намекает на участие волынских князей в триумфальном походе 1184 года, в котором Игорь принять участие не смог.
Таким образом, в картине, которую создает «злато слово», младшие Ольговичи выглядят хуже, чем другие князья. И вряд ли такая картина была им приятна. Святослав оказывается белой вороной в своем роду. В то время как он побеждает половцев, остальные Ольговичи либо уклоняются от боевых действий, либо проигрывают. И при этом в 1196 году его уже не было в живых. А его авторитет автор в основном использует, чтобы осудить Ольговичей, которые были живы.
В-пятых, обратим внимание на следующий отрывок: «…Ярославе и вси внуце Всеславли! Уже понизите стязи свои, вонзите свои мечи вережени, уже бо выскочисте изъ дѣдней славѣ. Вы бо своими крамолами начясте наводити поганыя на землю Рускую, на жизнь Всеславлю…».
Вот перевод Стелецкого.
Ярослав, также и вы, все внуки Всеславовы!
Долу склоните стяги свои,
вложите в ножны мечи свои пощербленные —
вы отбились от дедовой славы!
Вы крамолами своими стали наводить поганых
на землю Русскую,
на волость Всеславову:
из-за усобицы-смуты пришло к нам насилие
от земли Половецкой!
Здесь принципиально начало отрывка. Дело в том, что, по версии Лихачева, в текст «Слова…» вкралась ошибка, и читать надо: «Ярослава все внуки и Всеслава», что означает обращение ко всем князьям, так как в Полоцком княжестве правили потомки Всеслава Полоцкого, а во всех остальных — Ярослава Мудрого. И, по мнению Лихачева, так автор всех князей призывает прекратить усобицы16. Эта версия стала, пожалуй, самой популярной и попала во многие учебники. Но ее слабость — это необходимость допускать ошибку издателей первого текста. При прочих равных версии, опирающиеся на первопечатный текст, имеют преимущество. А в этом тексте говорится про «Ярослава и внуков Всеслава».
Я поддерживаю версию, которую высказывали В.И. Стелецкий и А.М. Зеленокоренный17. Согласно ей, здесь говорится о Ярославе Всеволодовиче Черниговском. При этом А.М. Зеленокоренный полагает, что автор осуждает Ярослава за неучастие в походах на половцев и участие в усобицах, которые забыли до похода 1185 года.
Мне же кажется, что речь идет об усобице 1196-го. Ведь весной 1196 года в Смоленское княжество вторглись с одной стороны черниговские полки во главе с Ярославом Черниговским, а с другой стороны — полоцкие полки, которых возглавляли потомки Всеслава Полоцкого, то есть «внуки Всеславовы». И тогда было как никогда актуально их призывать «склонить стяги» и «вложить в ножны мечи». Таким образом, автор пытался прекратить очередную начинающуюся усобицу.
Впрочем, возможно, актуальность призыва сохранялась весь 1196 год. Но в летописях говорится об участии в усобице полоцких князей только весной того года. К тому же, как мы помним, в мае скончался брат Игоря Всеволод Святославич, а во время написания «Слова…» он, скорее всего, еще был жив.
Таким образом, данный отрывок может не только сказать о политических взглядах автора, но и дать исследователям основания соотносить время написания «Слова…» с весной 1196 года.
В-шестых, посмотрим подробней, что автор пишет про союзников Ольговичей — полоцких князей. У них, как и у Ольговичей, трагедия. В бою с литовцами погиб Изяслав Василькович («…Один только Изяслав, сын Васильков, прозвенел своими острыми мечами о шлемы литовские, поддержал славу деда своего Всеслава, а сам под червлеными щитами на кровавой траве литовскими мечами изрублен…»). Причем, согласно «Слову…», виноваты в этом другие полоцкие князья, которые не пришли на помощь: «Не было тут ни брата Брячислава, ни другого — Всеволода». А позже автор говорит о предке полоцких князей — Всеславе Полоцком. Вспоминается битва на Немиге, которая закончилась самым крупным поражением в жизни Всеслава, когда он воевал против других князей: «…На Немиге снопы стелют из голов, молотят цепами булатными, на току жизнь кладут, веют душу от тела. Немиги кровавые берега не добрым засеяны, засеяны костями русских сынов…» Заканчивается описание жизни Всеслава словами: «Ни хитрому, ни удачливому… суда Божьего не избежать!»
Таким образом, мы видим, что автор осуждает полоцких князей, допустивших гибель их брата, и прохладно относится к их предку — Всеславу Полоцкому. Во время рассматриваемой нами усобицы это было выгодно противникам Ольговичей.
В-седьмых, стоит обратить внимание на отрывки, в которых видна ирония в отношении Игоря и других Ольговичей, хотя на первый взгляд может показаться, что автор их хвалит.
Так, Демкова видит прославление Ольговичей в словах: «Ольговичи, храбрые князья, уже поспели на брань». Но Лихачев обоснованно видел здесь иронию. Ведь Игорь и Всеволод никак не успевали принять участие в походах половцев, которые организовывал Святослав Киевский. А тут они пошли сами и наконец с половцами сразились. Но потерпели поражение.
Также ироничным выглядит следующий отрывок: «Дремлет в поле Олегово храброе гнездо. Далеко залетело! Не было оно на обиду рождено ни соколу, ни кречету, ни тебе, черный ворон, поганый половчанин!» Так описывается ночь участников Игорева похода накануне решающей битвы. Под «Олеговым гнездом» подразумеваются Ольговичи, участвующие в походе. И встает вопрос, как можно понимать слова, что они «не были рождены в обиду поганому половцу». Ведь читатели знают, что на следующий день половцы их разобьют и возьмут в плен.
А напоследок заметим, что уже использование автором термина «Ольговичи» свидетельствует, что он из другого лагеря. Так как, по наблюдению Бориса Александровича Рыбакова18, этот термин игнорировали летописцы, лояльные Ольговичам. Если этот термин встречался, то в лучшем случае летописец был нейтрален, а в худшем — враждебен.
При этом нельзя сказать, что автор ненавидит Ольговичей. Тот же Игорь неоднозначен: он храбр и самоотвержен. Просто автор и Игорь в разных лагерях. А делать кого-то из князей вечным врагом было просто невыгодно. Как говорили на Руси: «Мир стоит до рати, а рать — до мира». И сегодняшние враги завтра могли быть союзниками. А автор вообще был заинтересован в заключении мира и поэтому довольно дипломатичен.
Итак, вышеперечисленные факты дают основание считать, что «Слово о полку Игореве» было написано весной 1196 года, во время разгорающейся усобицы. При этом, несмотря на симпатии к Святославу Киевскому, автор находился в лагере, враждебном по отношению к Ольговичам, которых считал виновниками начавшегося конфликта. Он рассчитывал своим произведением повлиять на князей, чтобы они прекратили конфликтовать и снова, как во времена Святослава Всеволодовича, стали воевать с язычниками-соседями. Поэтому он в конце пишет: «Здравы будьте, князья и дружина, выступая за христиан против полков поганых!»
Если данная гипотеза верна, то, возможно, «Слово…» было написано не зря и имело какой-то эффект. Автор огорчался, что Рюрик и Давыд не могут согласовать действия, причем Рюрик действовал как «пригвожденный к Киеву». А Рюрик в какой-то момент перестал бездействовать и послал посольство Ярославу с угрозами. Автор призывает Ярослава Черниговского прекратить боевые действия. А Ярослав в какой-то момент отступил в родной Чернигов. Боевые действия на время прекратились, хотя полностью остановить усобицу не удалось.
Впрочем, пока это только гипотеза.
1 Вообще, Киевским князем он бывал и раньше, но тогда был вынужден Киев оставлять. В этом же году он утвердился в Киеве окончательно.
2 Соловьев С.М. Сочинения в 18 кн. Книга I. — М.:, 1988. С. 555.
3 Н.С. Демкова (1932–2018) — советский и российский литературовед, археограф, исследователь древнерусской литературы. Доктор филологических наук, автор свыше 100 научных работ.
4 Здесь и далее «Слово» и его перевод (кроме оговоренных случаев) цитируется по следующему изданию. Библиотека литературы Древней Руси / РАН. ИРЛИ; Под ред. Д.С. Лихачева, Л.А. Дмитриева, А.А. Алексеева, Н.В. Понырко. — СПб.: Наука, 1997. — Т. 4: XII век. — 687 с.
5 Ранчин. А.М. «Слово о полку Игореве». Путеводитель. — СПб.: Нестор-История, 2019. 272 С. 215.
6 Демкова Н.С. Из комментария к тексту «Слова о полку Игореве»: «…сего бо нынѣ сташа стязи Рюриковы, а друзии — Давидовы…» // Труды Отдела древнерусской литературы (далее ТОДРЛ). СПб., 2004. С. 171.
7 Демкова Н.С. Из комментария… С. 171.
8 Демкова Н.С. Средневековая русская литература: Поэтика, интерпретация, источники: Сб. статей. СПб., 1996. С. 48.
9 Лаврентьевская летопись — первая в Полном собрании русских летописей. Была создана в 1377 году монахом Лаврентием по заказу Суздальского князя Дмитрия Константиновича. Состоит из трех частей. 1) Повесть временных лет, заканчивающаяся 1110 годом. 2) Летопись с южно-русскими известиями (1110–1161). 3) Летопись с известиями Северо-Восточной Руси (1164–1304).
10 Ипатьевская летопись — вторая в Полном собрании русских летописей. Найдена в Ипатьевском монастыре. Состоит из следующих частей. 1) Повесть временных лет, заканчивающаяся 1117 годом. 2) Киевская летопись 1118–1198 гг. 3) Галицко-Волынская летопись 1198–1292 гг.
11 Лихачев Д.С. «Слово о полку Игореве» и культура его времени. Л.,1985. С. 175.
12 Яценко Б.И. Лаврентьевская повесть о походе Игоря Святославича в 1185 году// Русская литература. 1985. № 3. С. 40.
13 Горский А.А. «Слово о полку Игореве»: обстоятельства возникновения и некоторые проблемы изучения. // Слово о полъку Игоревъ, Игоря, сына Святъславля, внука Ольгова. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2002 — С. 66
14 Шахматов А.А. Повесть временных лет и ее источники // ТОДРЛ. 1940. С. 22–23.
15 Здесь слово «отец» означает «глава рода».
16 Лихачев Д.С. Исторический и политический кругозор автора «Слово о полку Игореве»// Слово о полку Игореве. Сборник исследований и статей. М. — Л., 1950. С. 15–16.
17 Зеленокоренный А.М. Ярослав из «Слова о Полку Игореве»// Сборник Русского Исторического Общества. Т. 3 (151). М., 2000. С. 263.
18 Рыбаков Б.А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве». М., 1972. С. 408–409, 484.