Наталья Разувакина. Дикороссия
Опубликовано в журнале Урал, номер 12, 2022
Наталья Разувакина. Дикороссия. М.: Свободный писатель, 2022.
Само название книги поэта Натальи Разувакиной — «Дикороссия» ёмко сообщает читателю то, о чём поэт говорит в первую очередь — о глубинной и неистовой России, о её отчаяниях и чаяниях, о себе, вплетённой в ДНК языка родной страны.
Предметы окружающей реальности преподносятся без шлифовки, набело — с полуразрушенными каменными домами, расшатанным водостоком, сараями, дорогами, прорезающими чернозем. Взгляд скользит, бесстрашной бабочкой замирая то на «серединках ромашек», то на «гильотине», то на «надгробном прочерке». Такое бесстрашие первостепенно для Разувакиной, оно определяется по-христиански дерзостным всматриванием не только в сами вещи, но и в состав их вещества, их природу, какой бы ужасной, стыдной или тяжёлой она ни была. Сам поэт в одном из своих интервью сказал об этом ясно и недвусмысленно: «нам, христианам, нечего бояться в этой жизни, вообще нечего, даже смерти. Ведь Он любит нас, значит, — нужно просто быть всегда с Ним, не отрекаясь…»
Искренняя — то напевная, то сбивчивая, с лёгкой горечью, в чём-то шаманящая интонация обнаруживает себя главным образом в заговаривании тоски, в заклинании бездны, в покачивающейся пёрышком «радости отчаяния». Поэт пользуется традиционной фольклорной эстетикой, но этот фольклор — попытка проникнуть сквозь штампы в глубь традиции, обогащая ее собственным голосом: «ты умрешь — я умру — делать нечего. Постоим ввечеру, брат мой меченый», «если путь лежит по небу — значит, Велико / россия».
Лирической героине Разувакиной присуще русское состояние растерянности, бесприютности, скитальчества. Оттого география её стихов так обширна, и всюду она одновременно бездомна и «как дома»: «У нас ведь переулок — Призывной»; «Москва, Москва, весёлая и злая, / суди меня наотмашь — я твоя»; «Я живу у Плещеева озера», «…едет к нам, в Переславль-Залесский». Это предельно странническое восприятие мира, в чём-то даже иронически-предапокалиптическое: «а в цирке мучают зверей, и к нам опять летит Нибиру».
Зима переживается как проклятая блоковская метель. Если снег, то «берестяной обвальный», «солью бертолетовой на треть», «идут снега вперёд, как звери шли». Реже — по-девичьи нежный — «снежинки ромашками вниз». Отсюда и лейтмотив «Дикороссии» — «Русь на изломе — саднящая вера твоя», над которой летит не снег, но вечные «гуси летят, лебедицы».
Творческое сознание, трогательное в своей открытости, видит грешных «батьков» «насквозь седыми мальчиками из детских книжек», радуется за травинку, потому что «хорошо тебе травинка // не затопчут так живи», и дерево: «как прекрасно быть деревом // возле самого Трубежа», представляет, как «перешёпотом пальчиков кедра живёт семисвечник», отправляет в полёт «весёлую строку», «чтоб смерть приметить свысока и не заметить, умирая».
Веселье у Разувакиной — обжигающее, «с примесью крови и серебра» (при осознании невозможности, нежизнеспособности воплощения земной радости, которую стремится испытать поэт, и тут же себя одёргивает, напоминая, что здесь на земле «чёрный снег да хлеба край оборванный»). Такое предощущение радости напоминает «се́лгу» (латыш. Selga — открытое море) — состояние морского горизонта, пока солнце ещё не взошло, но вот-вот взойдёт. Именно поэтому автору удаётся натуралистически страшные детали переплавить в подлинное слово, так что «неприглядные образы» перестают восприниматься как антипоэтическая материя и становятся поэзией — «о детской колонии — ангелы в ночь по рублю», «невидимо дует в ладони, невинно сосёт седуксен».
Ключевые черты поэтики Натальи Разувакиной особенно ярко проявляются в стихотворении «Ягод стеклянна явь, ёлочки, снегири». Поэт отчетливо и ясно ориентируется на соединение напевной фольклорной интонации с остротой современной речи, наполненной аллюзиями на классические произведения. Разувакина ретроспективно и физиологически ощутимо осмысляет биографические детали, мимолётные впечатления, напряжённо вглядывается в «стеклянный шар» прошлого.
Ждать бы зимы, как встарь, ёлочку выбирать.
Снегом лечить печаль, как шоколадом — классик.
Треснул стеклянный шар, холодно у костра.
Совестно вести ждать — нам бы ещё хоть часик,
нам бы одним глазком — санки да снегири…
Руку давай в карман — с марта ещё монетка.
Стало теплей — ну вот, вот и благодари.
Землю — за весь обман, небо — за то, что нету…
В то же время язык «Дикороссии» — это язык не столько «сора и мора», сколько «сора и мира», потому что между самыми тёмными строчками угадываются просветы бездны. Правда, не злой, а бережной, которая в конечном счёте не забирает, но остаётся как напоминание о себе, благословляя «слезой благодарности жить».
И при всём при этом, конечно, главное — это подлинно благородное гармоническое звучание, это убеждённость в исконной гармонии мира, которая есть у Разувакиной всегда, даже в жутковатых, безумных стихах, в которых мир, рушась, превращается в прах, в хаос. Но мы потому и ощущаем этот хаос, что изначально Наталья Разувакина — поэт классической благодатной гармонии, гармонии с миром, осмысления и принятия всей его удобопреклонности ко греху.