Петер Хандке. Воровка фруктов
Опубликовано в журнале Урал, номер 10, 2022
Петер Хандке. Воровка фруктов. /Пер. с нем. М. Кореневой. М.: Эксмо, 2022.
«Эксмо» продолжает издавать произведения Нобелевского лауреата 2019 года Петера Хандке. В 2021 году мы прочитали «Второй меч» (см. «Урал», № 8, 2021), а год спустя можем познакомиться с романом 2017 года «Воровка фруктов». Нельзя сказать, чтобы эти две книги, написанные Хандке недавно, так уж сильно отличались по сюжету, стилю и тем более методу. В «Воровке фруктов» мы снова имеем дело с бегством и недовольством людьми и миром, и снова все эти дерзкие импульсы борьбы упрятаны в плотную упаковку интроверсии, так что никакого проявленного бунта не получается и все противостояние не покидает внутреннего мира героев. По-видимому, мир нельзя изменить, поэтому стратегия Хандке заключается не в том, чтобы победить его, а в том, чтобы превратить его в поле открытий. Своей глубинной прозой он, по сути, хочет соединить человека и мир, причем минуя социальное измерение проблемы. Хандке никогда не будет писать о том, что у его героев мало денег, или о проблемах этносов, но он может потратить страницу на описание того, как изгиб горизонта порождает причудливое волнение в душе. Иными словами, он может позволить себе в высшей степени философский подход и роскошь неактуальности.
Рассказ в романе начинает некий немолодой человек, очевидно, альтер-эго автора, такой же рассказчик, вероятно, позже будет действовать и во «Втором мече». Он проживает в пригороде Парижа и после укуса пчелы принимает решение отправиться в поездку. Все дело в том, что укус пчелы он воспринимает как знак. Ценность такого знака для него исключительна, даже если предположить, что все это лишь игра воображения. Вообще это очень важная поправка ко всей книге. С одной стороны, герой Хандке прозревает какие-то фундаментальные закономерности жизни, а с другой, не перестает намекать, что все рассказанное им — это литературная история. Он периодически как будто сверяется с формальными правилами ведения повествования, делает вылазки за пределы этих правил и тут же себя одергивает. Более того, иногда он готов допустить, что вся жизнь — это вымысел или на худой конец тоже рассказ какого-нибудь писателя. Впрочем, такие уколы сомнения редки, и мы, безусловно, имеем дело с историей, которая вполне может описывать реальную жизнь.
Рассказчик покидает свой дом и отправляется в Пикардию, к Вексенскому плато, то есть на северо-запад от Парижа. Впрочем, вскоре рассказчик исчезает из нашего поля зрения, и все внимание сосредотачивается на другой героине, то есть как раз воровке фруктов. Рассказчика с ней ничего не связывает, он просто пару раз ее видел. Тем не менее в прозе Хандке даже случайные связи оказываются очень прочными, и вот читатель уже сотни страниц следит за путешествием воровки фруктов. Эта женщина родилась во Франции и уже в детстве приобрела склонность к воровству. Хочется немедленно ее за это осудить, но не следует торопиться. Женщина не считает себя воровкой, а реальных воров сама ненавидит. Она действительно ворует только фрукты, и то не с прилавков, а исключительно с деревьев. Для нее это экзистенциальный опыт, позволяющий утвердиться в жизни и сделать открытие о мире. Через воровство фруктов она осуществляет как бы акт познания, и вообще это занятие, используя слова Хандке, — образцово-прекрасная безнаказанная благодать. Вместе с воровством у нее еще с юности проявилась страсть к бродяжничеству. Однажды она покинула дом, а потом вернулась неузнанной к родителям и жила у них, повторив элементы истории христианского святого Алексия. Поэтому мать даже прозвала ее Алексией. В зрелом возрасте она много путешествовала по свету, и последняя ее поездка состоялась на Крайний Север России. Здесь она выучила русский, работая то официанткой, то горничной, то продавщицей на рыбном рынке. В свободное время она делала рисунки, фиксируя в художественных образах мир вокруг себя. И вот теперь она возвращается во Францию.
Оказалось, что матери дома нет, и, значит, ее надо найти. Поговорив с отцом, который дал ей наставления, она решила отправиться в Пикардию на поиски. Путь недалекий, однако автор тратит на него сотни страниц. Река Уаза, ночь в доме с покойником в Курдиманше, встреча с разносчиком пиццы и часть пути, пройденная вместе, футбольный матч в кафе, пустынные привокзальные площади и настоящие джунгли за городской чертой — казалось бы, ничего, что могло бы поразить воображение любителя приключенческой литературы. Тем не менее это в некотором смысле именно приключенческая литература. Приключение рождается не из напряжения и драматических событий, а из сложного рисунка ландшафта, из цветов и запахов, мелких наблюдений и размышлений. Поток глубочайшей интроверсии у Хандке не стоит на месте и обильно орошает довольно сухое поле сюжета. Писатель периодически подчеркивает, что в описываемых им событиях нет ничего исключительного и все происходит, как всегда. Тем не менее герои этого романа нацелены сделать открытие даже в самых обыденных вещах. Можно совершать обычные поступки, но, когда вся душа обращается в чувство, когда мелочи вспыхивают ярким светом, когда даже тишина открывает какой-то дополнительный смысл, тогда даже банальное путешествие действительно ведет к очень глубокому пониманию нашего места в мире. И понимание это необходимо, потому что позволяет понять себя. Фактически Хандке стремится выразить невыразимое, потому что окружающий мир для его героев недоступен даже для органов чувств: «Все это происходило вне пределов слышимого, видимого, ощутимого. Но тем не менее было явным и очевидным». Явное, но не ощутимое — эта парадоксальная фраза Хандке позволяет понять его метод. Все писатели во все времена говорили об ограниченности слова по сравнению с тем, что можно прочувствовать. Хандке идет дальше: для него существует мир, который даже почувствовать нельзя, но это не значит, что к нему нельзя подступиться словом. Присутствие смысла в контакте человека и мира, даже если он происходит на каком-то глубинном, невидимом уровне, можно передать в литературе. Языковое выражение может не соответствовать жизненному опыту, но оно может дать образ даже больший, чем сама жизнь. Эта парадигма слова, становящегося реальностью, наверное, берет начало из иудео-христианского источника. Точность и истинность этого предприятия, конечно, под вопросом, но это тоже путешествие, где движение важнее цели. Именно поэтому даже молчание у Хандке не мертво, а красноречиво. Всматривание без выискивания — вот еще способ определить метод писателя. Размытое способно сообщить больше, чем конкретное. Пусть цели неопределенны, но даже в этой неопределенности есть настойчивость, заставляющая двигаться вперед. Более того, неопределенность — это планка, которую еще предстоит взять, она — это свобода, до которой нужно дорасти.
Хандке, по-видимому, видит в способности взаимодействовать с миром важное человеческое качество, поэтому в «Воровке фруктов» он выступает критиком тех, кто к такому взаимодействию не способен. Он называет их «недосягаемыми». Под этим он понимает их закрытость для опыта. Увы, таких людей большинство. Хотелось бы их, конечно, изменить, но это вряд ли возможно. Поэтому рассказчик в романе и воровка фруктов оказываются героями-одиночками. Они не то чтобы противостоят серой массе «недосягаемых» людей, но точно несут бремя исключенности из этой массы. В итоге для воровки фруктов мир иногда представляется полем боя, а люди врагами. Только вот о борьбе речь, пожалуй, все же не идет. Мать называла воровку фруктов «женским Гамлетом» за ее нерешительность в мелочах, где уж ей воевать с миром? Тем более ее контакт с окружением избыточно совестлив, и иногда она даже ощущает вину за то, что все происходит так, а не иначе. Такие, как она, не имеют прочного места в обществе, однако Хандке выражает надежду, что когда-нибудь они создадут принципиально иное общество. Что касается рассказчика, то в его образе автор стремится создать нечто бунтарское, когда пишет о его «нелегальности» и нежелании играть по правилам. Правда, это лишь фигура речи. Такое мы уже встречали во «Втором мече», где герой тоже хотел обрушиться на своего врага, а в итоге до дела так и не дошло. И тем не менее, несмотря на вялость в том, что касается действия, герои Хандке до известной степени оставляют за собой право сделать финальные штрихи к картине мира. То есть они в некотором смысле творцы, другое дело, что они вряд ли меняют сам мир, а скорее характер своих отношений с ним. И когда эти отношения начинают проясняться, выясняется, что мир дает сигналы и намеки и словно специально создается для них.
История главного героя и воровки фруктов указывает нам на важность рассказа как такового. Хандке прямым текстом отказывается от актуальности, особенно от «актуальности библейских историй». Не нужно извлекать из повествования поучения, наставления или примеры. Важна ценность самого пути. Воровка фруктов выбирает мир как таковой, и его полноте только угрожают человеческие категории, которые делят территории на страны, а людей на группы. Поэтому экзистенциальный опыт берётся не из истории страны и не из жизни народа, а из самой топографии местности. Это диалог с ландшафтом без посредников. А если речь идет о контакте людей, то Хандке сталкивает даже не их, а как бы сразу их внутренние миры за пределами условностей и формальностей, из которых складывается человеческое общение. Выводы, к которым приходят герои, не опошляются утилитарным применением, и в итоге получается, что самоценен только сам рассказ, соединение слов в предложения, а предложений в текст. Причем рассказывать можно о самых обыденных вещах, и даже простейшие истории заслуживают права быть записанными.
Проза Хандке, несомненно, адресована ценителям слова, умеющим распознавать нюансы и оттенки. Рассказчик в этой книге говорит о «недосягаемых» людях, то есть слепых созданиях с узкой душой. Так вот, «Воровка фруктов» написана как раз для тех, кто «досягаем». Трудно получить от этой книги удовольствие, если твое восприятие закрыто для неуловимых дуновений не только человеческой, но как бы и мировой экзистенции. Хандке создает великолепную литературу почти из пустоты, во всяком случае, в его прозе звучат голоса времени и пространства, а затем и человек включается в этот хор. «Воровка фруктов» — это высококлассный образец литературы в «неактуальном» смысле, то есть не отягченный социальным посланием, зато раскрывающий, как кажется, самый смысл нашего пребывания в мире.