К столетию Ю.М. Лотмана: воспоминания учеников и коллег. — НЛО, 2021, № 6
Опубликовано в журнале Урал, номер 10, 2022
Столетие Лотмана (28. 02. 2022) очевидным образом стушевалось — в коллективной памяти конец февраля 2022 года останется явно не под знаком Лотмана. Тем лучше, что «Новое литературное обозрение», вопреки сложившимся журнальным практикам, дало подборку воспоминаний слегка заранее — под занавес прошлого, 2021-го года.
Краткие мемуары о Лотмане сюда успели еще дать Мариэтта Чудакова («После общения с ним многие умные люди начинали казаться пресными…») и Кирилл Разлогов («Он был человеком, безусловно, чрезвычайно чутким по отношению не только к научным идеям, но и к самым разным нюансам повседневности прошлого и настоящего»). Не успел, увы, Борис Егоров. «Борис Федорович не успел написать свое мемуарное эссе, несмотря на то, что деятельно готовился к грядущему юбилею своего друга и коллеги. В одном из последних писем он подчеркивал: «…важно показать живого Ю.М., настоящего. Уж сколько я написал, и книгу, а все кажется, что что-то важное ускользает. Таким уж по-настоящему живым он был, что всю его личность целиком трудновато схватить», — говорит во вступлении к подборке ее составитель Павел Глушаков.
Схватить всю личность Лотмана не удастся и нынешней, на это и не претендующей, подборке, но «живой Лотман» воскресает тут если не на каждой странице, то почти что через одну. Жив он тут прежде всего глазами учеников. Кажется, совсем не тех, которые «о тексте, как учил их Лотман, судили как о чем-то очень плотном, как о бетоне с арматурой в нем». (В памяти иных гуманитариев застряли, разумеется, эти строки блистательного и злоязыкого Льва Лосева.)
Бетон и арматура времен структурализма лишь необходимой тенью легли на эти мемуарные страницы. А живой Лотман порой предстает просто волшебником. Подрастающей своей племяннице (Лариса Найдич. Подарки дяди Юры) он не только подарит щедрою рукой старинный многотомник Гете в оригинале, не только расскажет, как нешаблонно ответить на заданный скучной школой вопрос о стихотворении Пушкина «Деревня», но и научит пользоваться рейсфедером («Оказывается, и это он умел!»). Кроме того, мэтр умеет готовить обед, починить лампу — и виртуозно моет пол. Да что там, он обладает даром исцелять детей. «Вспоминаю встречу у нас на Крещение, вероятно в январе 1975 года. Мы пригласили Успенских (Б.А. и Галю) с Ю.М., как вдруг в назначенный день наша младшая четырехлетняя дочь Фекла сильно разболелась, лежала неподвижно с высокой температурой в своей кроватке, и мне, конечно, в такой ситуации нелегко давалась роль хозяйки. Ю.М. сразу заметил мое состояние и решительно сказал: «Пустите меня к ней». Он подсел к девочке и стал читать ей «Сон Татьяны». Он просидел с Феклой довольно долго, и случилось чудо: жар упал, и вскоре ребенок заснул. Другой раз, когда Фекла была уже чуть постарше и ей надоело слушать взрослые разговоры, она забралась под стол и там тихонько сидела со своими игрушками. Очень скоро Ю.М. перебрался к ней, и они увлеченно беседовали под столом, очень довольные друг другом». (Светлана Толстая. Крупицы памяти).
Как же это прелестно — ЮрМих под столом с маленькой праправнучкой Льва Толстого. Как, должно быть, завидовал бы Корней Чуковский. Но если вдруг покажется, что добрый волшебник Лотман похож на большого ребенка, то публикуемые здесь же письма Лотмана-наставника немедленно внесут коррективы: «Быть большим ребенком слишком просто. Сейчас все готовы снять с себя ответственность, чтобы не быть тем, чем они должны быть: мужчины не хотят быть мужчинами, а предпочитают до старости оставаться мальчиками, женщины бояться быть женщинами…» (Людмила Зайонц. Письма от Ю.М. Лотмана).
Лотман может быть безмерно заботлив, но, как это и пристало мудрецам, умеет сердиться, если ученики и младшие коллеги не видят очевидного. Вот Людмила Горелик (Пушкинское «самостоянье» в личности Ю.М. Лотмана) жалуется на судьбу, которая забросила ее в несчастный Борисоглебский пединтситут. «И тут я заметила холод в глазах Юрия Михайловича. «Но ведь и Тарту — маленький город, — сказал он. — И здесь не было такой кафедры, когда мы приехали…». Он не договорил, но мысль была ясна: человек сам строит мир вокруг себя и именно от него зависит, каким этот окружающий его мир станет».
А вот бывший студент Лотмана вспоминает, как его, пишущего курсовую о Пестеле, мучила «фраза Пестеля, приписываемая ему в мемуарах Трубецкого». Пестель якобы уверял, что «Франция блаженствовала» под управлением Комитета общественного спасения. Реактивный ответ/экспромт Лотмана будет полезен всем, кто интересуется категорией точности в исторических мемуарах. «Он только на секунду задумался и тут же ответил: «Представьте себе: выступает Пестель, говорит что-то о целесообразности отдельных мероприятий якобинцев, и тут не расположенный к нему Трубецкой бросает с места реплику: “Так Вы хотите сказать, что Франция блаженствовала?”, а потом уже в мемуарах приписал свою фразу Пестелю». (Вадим Парсамов. «Всякое общение есть воспитание»).
А давние выводы Лотмана об Александре II, зафиксированные Татьяной Кузовкиной («Несколько дневниковых записей о Ю.М. Лотмане»), будут, возможно, полезны в скором будущем исследователям современной России. «А ведь Александр II был очень плохой человек. Вначале — не очень злой, но слабый и лживый. Вот Николай I был человек ограниченный, злой, Александр III — грубый, но оба были честные люди. Если они говорили, то делали то, что говорили. А Александр II был человеком лживым».
Читаешь эту подборку здесь и сейчас, и хочется повздыхать по тартускому вольному воздуху позднесоветской поры, по тому, как умели люди выговорить себе свободу в несвободное время. Но Лотман, давая в письме совет конкретной ученице (уже упомянутой Л. Зайонц), напомнит и потомкам: «Надо жить не прошлым, не будущим, а настоящим. Настоящее — очень хорошая вещь (не случайно, означает еще и «не поддельное», «не фальшивое»).