Стихи
В этом номере мы публикуем стихи поэтов — лауреатов фестиваля «Волошинский сентябрь» в номинации «Кто верит в жизнь, тот верит чуду…». Лауреатами стали Варвара Заборцева, Кирилл Моргунов, Анна Арканина, Анна Мамаенко и Екатерина Полянская.
Опубликовано в журнале Урал, номер 10, 2022
Анна Арканина (Рокецкая) — поэт, радиоведущая. Родилась в Сургуте Тюменской области, живет в Москве. Окончила МГУ им. М.В. Ломоносова, факультет иностранных языков и регионоведения. Призер национальной премии «Поэт года» в основной номинации 2018 г. Призёр литературной премии «Антоновка 40+» 2021 г. Лауреат первой премии литературного фестиваль-конкурса «Русский Гофман» 2022 г., лауреат и дипломант конкурсов Союза российских писателей. Публиковалась в журналах: «Плавучий мост», «Этажи», «Москва», «Южная звезда», «Сетевая словесность», «Формаслов», «Фабрика литературы», «Семь искусств», «Textura», «Волга XXI век» и др. Автор сетевого поэтического альманаха «45-я параллель». Автор четырех поэтических книг.
Воробушки
мы выживаем господи прости
и продолжаем сквозь февраль расти
с такой тоской что господи помилуй
течет по венам и густеет мгла
ребячество фантазия игра
воробушки мы живы живы живы
по тонкому серебряному льду
идем на свет у смерти на виду
прозрачных дней сшиваем чёт и нечет
там кто-то выдувает облака
и знает наблюдая свысока
что если нет любви — спасти нас нечем
***
какое небо голубое
какое небо мы с тобою
весёлый грач беспечный стриж
а кто есть кто не различишь
и только всплески голубые
сквозь сосны плещут вековые
колючих пасмурных голов
коснётся луч и был таков
в трескучий день в мороз янтарный
любой орешник и кустарник
любой и грешник и спасён
сквозь время тщимся но растём
макушки наклонив от смеха
сказать прощай но не уехать
стоять корнями впившись в снеги
как сосны будто человеки
***
Сереет небосвод — рифлёная бумага,
сырые облака, кручёная печаль.
Жирует воробей, живёт себе, салага,
и ниточки аллей бегут куда-то вдаль.
Давай я напишу унылую пейзажку,
что видится в окне на третьем этаже.
С бессонной головой, с любовью нараспашку,
со всем, что накопил, что ни к чему уже.
Я напишу ещё, как дождь выходит первым —
за ним из-за угла дворняга семенит.
И про собачий взгляд — доверчивый и верный,
который о любви так ясно говорит.
Как яркий свет в конце подсвечивает клёны,
как больно и светло в лазоревых краях.
Давай я напишу, а ты прочтёшь огромный
безумный этот мир, и двор, и воробья.
Так и надо
замечтаешься — осень уже не в моде
так не носят больше разденься снято
над озёрами голые ивы бродят
так и надо думаешь так и надо
на худых плечах выносить озёра
не моргая долго смотреться в бездну
из какой трухи из какого сора
получается синий такой небесный
так приложишь птицу к сердечной ране
защебечет станет внутри щекотно
это всё что будет сегодня с нами
деревянная музыка птичьи ноты
разгребёшь по горсточкам а в остатке
невозможная нежность подступит к горлу
раздеваешься — шея спина лопатки
остаёшься голой
***
Ещё бы свет… Но сумерки — хоть вой.
Приходит волк в тебя, и вот он твой
от лап когтистых до опушки снега,
до лунного мерцающего следа
над серой непокрытой головой.
И укусил бы за нос, за бочок.
Но пальцы жжёт немеркнущий бычок…
За всех живущих, плачущих, поющих,
за нас с тобой, за то, чтоб стало лучше,
гнусаво воет внутренний волчок.
Идёт на снег, и снег идёт войной.
Ну что ж ты ноешь, маленький, не ной.
Во всем такая царственная бледность.
И день иной, и век, и неизвестность,
и вечность над зубастой головой…
Мой непроглядный, сумеречный мой.
Блюз
1
Мальчик мой говорит: Анна ложись в кровать,
буду тебя по памяти рисовать,
знать тебя буду до рёбрышка наизусть,
выучу всю — клянусь.
Смотрит так — лучше бы не смотрел.
Будто не семь, а миллионы стрел
острыми пиками впились мне прямо в грудь.
Я отвечаю: выучишь — не забудь.
Я прижимаюсь плечом и лечу, лечу,
боли не будет — лишь безвременье чувств.
Близко так, ближе нельзя и совсем впритык.
Тело, замок, язык.
2
Мальчик мой просит: Анна ложись в кровать.
Буду тебя по-своему понимать,
будто ты мой ребёнок, седая мать.
Даже не смей дремать.
В чем твоя сила, вера, любовь, живот?
Сердце мое не камень — сразу не заживёт.
Вижу во снах долины твои холмы.
В этих полночных снах обитаем мы.
Голые, юные, в точности как сейчас.
Это не ток по венам — так закипает страсть.
Так обжигает — будто бы дом горит,
а мы с тобою, Анна, заперты изнутри.
3
Мальчик мой — это весна, весне,
всё о весне ликует, и мы как все —
всё, что не названо, — просто бурлящий сок.
Нежность такая — льнёт к лепестку лепесток.
Голые веточки рвутся упрямо в бой,
всё, что не сказано, — льётся с небес водой.
Всё, что за скобками, — тише — не навреди.
Будешь готов — входи.
Да, это блюз, замешанный на крови, —
ноты дрожат, мальчик мой, от любви.
Кто останется
это кто там сидит на полночной трубе
так похожи на нас эти А эти Б
их курчавых голов ослепительный свет
растекается над и плывет по Москве
кто останется кто досидит до утра
это точно не Б это может быть А
коченеет под утро труба как труба
я не знаю кто выдумал слово судьба
почему онемевшие птицы строчат
в небе тонком знакомое слово печаль
свет течёт заливая прохожую жизнь
А прошу усиди Б прошу удержись
***
Мы все из снега вышли по прямой,
по наскоро протоптанной дорожке.
Мы сами стали улицей, зимой
и тенью в запорошенном окошке.
Что говорить? Летим куда-то вверх,
нас не узнать — легки и бледнолицы.
В черновиках рифмуем смерть и смех,
пока нам белый свет под утро снится,
пока любовь там катится в сугроб
на сказочной расписанной ледянке
и разбивает в кровь высокий лоб.
Любовь и кровь — извечные подранки.
Как долог путь — всего шестнадцать строк.
До дома шаг — но как дойти до дома?
Скажи мне — снег, а я отвечу — Бог,
как будто я с ним запросто знакома.