Опубликовано в журнале Урал, номер 1, 2022
Сергей Беляев — искусствовед, автор книг, учебников, статей, посвященных истории культуры Урала. Постоянный автор журнала «Урал».
Из летних удовольствий 1888 года
С давних лет (впрочем, старожилы сказали бы точнее: с николаевских времен) единственным общедоступным местом для искавших спасения от летнего зноя и пыли был в Екатеринбурге Харитоновский сад. Когда-то вход на его территорию был многим заказан. Право наслаждаться прохладой и любоваться прекрасными видами сада имели только представители «лучшего» общества. Но после реформ царя-освободителя садовая публика мало-помалу начала меняться. Зеленый оазис на склоне Вознесенской горки стал принимать гостей всех сословий, рангов и состояний. Днем всякий мог зайти сюда бесплатно. Вечерами и в дни массовых народных гуляний вход был по билетам.
На летний сезон 1888 года сад арендовал Василий Васильевич Семёнов. Поднимавший голову предприниматель — буфетчик и ресторатор — взялся за новое для себя дело основательно. По-своему распланировал садовую территорию, построил вокзал (театрально-концертный зал), беседки, павильоны, бильярдную, тир. Открыл ресторан, кухней которого заведовал главный повар прошедшей годом ранее Сибирско-Уральской научно-промышленной выставки. В соответствии с последними достижениями было устроено освещение: электрические фонари дополняли специально выписанные газово-керосиновые «солнца» Гуго Мейера.
Картина, открывшаяся взору первых посетителей сада, восхищала. И кое у кого даже пробуждала воспоминания о виденном только в столицах. Были и такие (в их числе молодой писатель Д.Н. Мамин), кто утверждал, что Харитоновский сад в нынешнем виде не хуже московского «Эрмитажа».
Сравнение, безусловно, лестное. В 1880-е годы, при М.В. Лентовском, «Эрмитаж» был самым популярным увеселительным садом старой русской столицы.
Екатеринбуржцы, потянувшиеся в обновленный Харитоновский сад, выкладывали из своих карманов гривенники и двугривенные не только за возможность погулять по аллеям. Посетителей привлекали всевозможные зрелища, которые ежевечерне предлагал неутомимый Семёнов.
В течение лета на сцене садового вокзала перебывало бесчисленное количество песенников, куплетистов, рассказчиков, гармонистов. Выступали и артисты с громкими именами вроде таких, как «король воздуха» Аджи-Амир или «Паганини на флейте» Адольф Тершак.
Ложку дегтя в море летних удовольствий добавил сам же Семёнов. В начале августа он расклеил по городу афиши, извещавшие о небывалом шоу с участием приглашенного известного воздухоплавателя Андреева.
В указанный в афишах день, в воскресенье, сад переполнила публика, собравшаяся собственными глазами увидеть «воздушное путешествие на аэростате». Однако вместо Андреева на трапеции, прикрепленной к холстяному мешку с нагретым газом, в воздух поднялся перепуганный юноша. Холстяной мешок с горе-аэронавтом перелетел в нескольких саженях от земли Вознесенскую улицу и повис на воротах ближайшего дома.
Ни назавтра, ни позднее публика так и не увидела полет настоящего Андреева. Поговаривали, что его и вовсе не существует.
Несмотря на этот конфуз, екатеринбуржцы в целом остались довольны летним сезоном в Харитоновском саду. Доволен был и Семёнов. Иначе он не брал бы сад в свои руки еще почти двадцать пять следующих лет.
Но об этом, разумеется, в 1888 году никто не знал.
Литературные вечера на Уктусской
Во флигеле, приютившемся на нечетной стороне Уктусской улицы, между Уральским горным управлением и Управлением полиции, доживал свой век старейший клуб города — Благородное собрание. После выхода в свет «Приваловских миллионов» вся читающая Россия узнала, что ничем примечательным, кроме «скучищи смертной и сплетен», этот клуб не отличался. А симпатии поклонников клубного досуга были всецело на стороне Общественного собрания.
Мамин-Сибряк, конечно, сгустил краски. В действительности будни Благородного собрания не были такими уж безрадостными. Оживленно отмечали здесь годовщину основания клуба и Макарьев день — горный праздник. Всегда многолюдно было на концертах заезжих артистов и в дни чествования именитых горожан. Никто, однако, не стал бы спорить с тем, что затмить популярность Общественного собрания всего этого было все же недостаточно.
Шанс добавить привлекательности Благородному собранию появился во второй половине 1890-х годов — после того как правление клуба согласилось принимать в своих стенах членов только что народившегося Общества любителей изящных искусств.
У Общества была с размахом задуманная программа деятельности. А это вселяло надежду на то, что со временем в Благородное собрание потянутся люди, не равнодушные к искусству.
Вскоре флигель на Уктусской действительно стал местом притяжения журналистов, библиофилов, страстных читателей. Таких людей в городе оказалось немало. Литературные вечера, которые начали проводиться под эгидой отдела изящной словесности Общества, собирали аудиторию в сто и более человек. Возможно, кому-то эти вечера даже напоминали заседания литературного клуба, куда гости попадали не иначе, как по приглашению действительных членов Общества.
Поводом для устройства каждого очередного вечера служил приближающийся юбилей известного писателя или поэта. О юбиляре и его творчестве готовили рефераты, которые в назначенный день публично представляли их авторы или кто-нибудь из действительных членов Общества. Докладчиков выслушивали, но сказанное ими не обсуждали. Мнениями обменивались, вероятно, вне стен Благородного собрания, в приватных беседах.
За научной частью вечера обычно следовал литературный концерт: читались произведения юбиляра, посвященные ему стихи, иногда — новинки современной литературы.
Такой порядок установился почти сразу, после первого же литературного вечера, состоявшегося в ноябре 1897 года. Тогда чествовали писателя Н.Н. Златовратского в связи с тридцатилетием его литературной деятельности. И одним вечером чествование не ограничилось. По настоянию некоторых присутствовавших, не согласных с прозвучавшей оценкой творчества юбиляра, была назначена новая встреча — для проведения дебатов.
Через неделю дебаты состоялись и привлекли куда большую аудиторию, чем в день, когда зачитывался реферат. Недовольным, однако, этого показалось мало. Они обратились в комитет Общества с предложением: впредь рефераты предварительно просматривать, а об избранной теме заблаговременно извещать господина начальника полиции.
Мнение «бдительных» членов Общества, видимо, было учтено. Во всяком случае, со стороны это выглядело именно так. Все литературные вечера, проведенные позднее, прошли без неожиданных осложнений. «Юбилейность» собраний ничем не омрачалась.
Последний раз любители словесности отмечали на Уктусской двухсотлетие русской периодической печати. Это было в начале 1903 года.
После этого жизнь Общества любителей изящных искусств замерла надолго. Прекратило свое существование и Благородное собрание. Флигель, где располагался старейший в городе клуб, приспособили для нужд других учреждений.
Таланты городского головы
На рубеже XIX–ХХ веков в городскую жизнь на удивление быстро вошли так называемые народные чтения. По сути, они представляли собой литературные или литературно-музыкальные концерты (иногда лекции-концерты), предназначение которых — не столько развлекать, сколько просвещать «простой народ».
Как показала практика, «народ» против такой постановки дела ничего не имел. Где бы ни проводились чтения — на гранильной фабрике, в Верх-Исетском народном доме или на ближайших к городу заимках, — недостатка в аудитории не было. Начинание не встретило противников и среди особой публики — арестованных, содержавшихся в тюрьме, где также устраивались чтения.
Самым примечательным было то, что перед сотнями слушателей выступали вовсе не профессиональные артисты. Способности к публичному чтению стихов или прозы обнаруживали представители юридических, медицинских, педагогических профессий.
В конце октября 1900 года на чтениях в тюремном замке выступил городской голова Гавриил Гавриилович Казанцев. Мастерски прочитанное им стихотворение Н.А. Некрасова, судя по реакции необычной аудитории, произвело впечатление.
Для людей, хорошо знавших Казанцева не только как общественного деятеля, появление его в качестве чтеца вряд ли явилось неожиданным открытием. Екатеринбургский градоначальник обладал талантами в разных сферах. Гавриил Гавриилович был своим человеком среди ученых: деятельно участвовал в работе УОЛЕ, случалось, выступал с докладами и перед столичными светилами науки. В городе знали о его давних театральных увлечениях. Он имел домашний театр, на сцене которого играл вместе с единомышленниками, пробовал свои силы как драматург. Список ролей, сыгранных им в спектаклях, исчислялся десятками.
Выступив публично чтецом, Гавриил Гавриилович продемонстрировал еще одну, до той поры не столь известную грань своего актерского дарования.
Вскоре он читал вновь. Для той же аудитории. С таким же успехом.
Почти итальянские сюжеты
В 1901 году в Екатеринбурге — то ли в шутку, то ли всерьёз — заговорили о том, что город стал всё больше напоминать какой-нибудь уголок Италии. При этом климатические метаморфозы были тут ни при чём. Черты сходства видели в изменившейся музыкальной атмосфере города.
Главным аргументом была, конечно, опера. Редкая гостья весь сезон не покидала город. Но, сказать по правде, с аншлагом проходили только премьеры, «обычные» спектакли посещались весьма умеренно. Многочисленных поклонников собрал Вердиевский вечер, которым артисты и публика почтили память скончавшегося в январе автора «Аиды», «Травиаты» и других бессмертных опер.
Новый весомый аргумент появился летом, когда в Клубном саду начались концерты под открытым небом оркестра во главе с маэстро Оскаром Кирхгофом.
К итальянским приметам относили даже шарманщиков, еще весной заполонивших центральные улицы города. Причудливо одетые владельцы этих нехитрых инструментов, расположившись около крупных магазинов, оглашали окрестное пространство звуками полек, вальсов и опереточных мотивов. Получив за свое «искусство» монетку, шарманщики охотно вступали в разговор. И на вопрос: «Издалека ли приехали, уж не итальянцы ли вы?» — отвечали: «Уржумские мы, батюшка, из Вятской губернии будем».
Проитальянски настроенные обыватели не оставили без внимания еще один эпизод, тут же признанный достойным Венеции.
Как-то июльским вечером большая толпа гуляющих собралась на набережной Городского пруда, привлеченная хоровым пением. Певчие — человек пятьдесят — медленно плавали в лодках по пруду, весьма стройно распевая русские песни.
Необычную спевку (которую в толпе сразу назвали «серенадой на воде») устроил молодой регент хора Общества ремесленников Фёдор Узких. Кроме удовольствия, доставленного слушателям, регент рекрутировал таким образом пополнение в свой хор.
Осенью, с началом нового сезона, в городе воцарилась оперетта. Но о сходстве Екатеринбурга с Парижем или Веной разговоров почему-то слышно не было.
«Лоранж»: не только кинематограф
Будущий кинематограф «Лоранж» появился в Екатеринбурге осенью 1909 года — в числе первых таких же заведений. Свое «ароматное» французское название он обрел чуть позже, а первое время демонстрировал продукцию зарождающейся отрасли зрелищной индустрии как «Новый электро-театр».
Его владелец — предприниматель К.П. Лоранж — арендовал под зрительный зал помещение в доме П.И. Певина, на пересечении Главного и Вознесенского проспектов. Благодаря соседству еще двух кинематографов — в Городском театре и в доме «Пале-Рояль» — этот уголок города вскоре превратился в кинематографический перекресток.
Через два года, когда количество заведений подобного рода увеличилось (их стало даже многовато для шестидесятитысячного города), «Лоранж» входил в тройку лучших. По мнению местных газетчиков, верхнюю строчку в рейтинге популярности уверенно занимал кинематограф в Городском театре. Кроме самого вместительного зрительного зала у лидера была отличная кинопроекционная аппаратура, показ немых фильмов сопровождался игрой профессиональных музыкантов-иллюстраторов. Немного уступал Городскому театру кинематограф «Варьете». Но зато был модным местом, где любила собираться интеллигентная публика, в особенности дамы. Третье место газеты отдавали «Лоранжу». Далее следовали «Магнит», «Рона» (после смены владельца — «Звезда»), «Комета» и прочие.
При этом ни одному из этих заведений не удавалось избежать критических стрел в свой адрес. Главным образом — из-за программ. «Окрошка» или «винегрет» из нескольких коротких разножанровых картин входили в повседневное «меню» всех кинематографов.
К начале 1912 года ситуация изменилась. Первым из лучших екатеринбургских кинематографов стал «Лоранж». В Городском театре и в «Варьете» зрительская аудитория заметно сократилась. А на сеансах в доме П.И. Певина что ни день — полный зал.
Победа над конкурентами в «Лоранже» готовилась исподволь. Зимой в конце 1911 года кинематограф закрыли. «Прогорел, наверное», — решили в городе.
На самом деле внутри певинского дома кипела работа. Арендатор расширял и облагораживал зрительный зал. Через три-четыре недели, когда двери «Лоранжа» вновь открылись, побывавшие там зрители уверяли, что теперь этот зал ни в чем не уступал столичным.
Более привлекательными стали и программы. Наряду с «окрошкой», которая по-прежнему преобладала, предлагались то «картины в красках», то «говорящие картины», то экранизации опер или балетов. Оригинальные аранжировки для музыкального сопровождения фильмов поставлял пианист из собственного ансамбля.
Но и это еще не всё. Кинопрограммы в «Лоранже» начали соединять с выступлениями певцов, рассказчиков, имитаторов. В феврале, во вторую неделю Великого поста, киносеансы дополнили представлениями театра миниатюр во главе с комиком Б.Н. Трояновым. Модная новинка появилась тогда и в Городском театре. Но репертуар труппы Б.Н. Троянова, по отзывам, оказался удачнее.
Так «Лоранж» превратился в кино-концертно-театральное учреждение. И, заняв ведущее место среди кинематографических собратьев-конкурентов, уже не уступал его в ближайшие годы.
Маскарадное послание
Новый век привнес изменения даже в мир довольно консервативной маскарадной моды. Зимой 1913 года в этом лишний раз смогли убедиться посетители святочных маскарадов в клубах. В толпе примелькавшихся с прадедовских времен домино, летучих мышей, пейзанок и цыганок выделялись группки футуристов, встречались фигуры в костюмах, созданных под впечатлением городских событий, привлекших всеобщее внимание.
Костюм художника, в котором явился на маскарад в Верх-Исетском народном доме один из гостей, сразу вызвал повышенный интерес публики. О принадлежности изображаемого персонажа к художническому цеху свидетельствовал белый халат, забрызганный красками, и большая малярная кисть в руке. Голову художника заменял огромный кулак. Довершали костюм таблички с надписями: на груди было крупно выведено «Гроза репортеров», а на спине красовалось предупреждение: «Хорошо обо мне пишите, а плохо — нельзя!»
Оригинальный костюм — своеобразное и весьма недвусмысленное послание, адресованное одному из участников инцидента, сообщения о котором облетели все местные газеты и даже попали на страницы столичного журнала. Главный герой скандальной истории, театральный художник Иосиф Белкин, напал на вышедшего из редакции журналиста Константина Никитина. Представитель прессы пострадал за свои неодобрительные — а по мнению Белкина, несправедливые — газетные отзывы о декорационных работах художника в оперных постановках.
Инцидент разделил публику на два лагеря. Одни обвиняли Никитина в непозволительных печатных высказываниях, вынудивших художника прибегнуть к насилию. Другие считали замечания журналиста обоснованными, а поступок художника — недопустимым.
Гость маскарада в Верх-Исетском народном доме нашел свой способ выразить отношение к инциденту. Ни у кого не оставалось сомнения в том, на чьей стороне находился человек, облачившийся в злободневный наряд.
День русского актера
Екатеринбургские театралы поздравляли друг друга. Впервые присоединившись к общероссийской благотворительной акции по сбору средств в пользу учреждений Русского театрального общества (РТО), город оказался в числе самых успешных. Собранная в День русского актера сумма намного превысила аналогичные сборы в более крупных театральных центрах. При этом средства были направлены не только РТО, но и нуждавшимся артистам местных трупп — из Общественного собрания и оркестра Нового городского театра.
Публика города, привлеченная афишами и подробными анонсами в газетах, отнеслась к инициативе артистов с большим интересом и проявила поразительную расторопность. Уже за две недели до намеченной даты касса Нового городского театра встречала жаждущих попасть на представление объявлением об аншлаге. В день премьеры, 7 февраля 1914 года, цены на редкие «лишние» билеты выросли десятикратно. Чтобы попасть даже на галерку, некоторые зрители, не раздумывая, выкладывали три-пять рублей вместо пятидесяти копеек.
Участники представления — артисты всех трупп, игравших в городе, — приготовили ко Дню русского актера специальную программу: три премьеры — комедию, оперетту и балет. Кроме этого обещали массу сюрпризов.
Открыл вечер пожизненный действительный член РТО Петр Феофанович Давыдов, выступивший от лица артистов с небольшой речью. Он поблагодарил зрителей, переполнивших зал театра, за отзывчивость к нуждам актерской братии и призвал всех настроиться на волну веселья.
Удержать собравшихся на этой волне показанные спектакли смогли, однако, лишь отчасти. Спешность подготовки всё же давала о себе знать. Более оживленно зал принимал, пожалуй, только балет Р. Дриго «Волшебная флейта», поставленный балетмейстером Ф.Ф. Трояновским. Среди исполнителей мимических ролей в этом спектакле публика с удивлением узнавала ведущих солистов оперы — Ф.Е. Деранкову, К.Г. Ван-Брин, Е.А. Вронского, А.Н. Лохова, Б.А. Хохлова, А.А. Шидловского.
Подлинное веселье заполняло в тот вечер все антракты и продолжалось по окончании спектаклей, до раннего утра. Обещанное в афишах представление-кабаре артисты устраивали на сцене, в фойе и в американском баре, в который был преображен театральный буфет. Вот здесь-то сюрпризы сыпались один за другим.
Фурор произвели Е.А. Вронский и Е.С. Ивони, танцевавшие матчиш. Причем ведущий баритон-солист был «дамой», а его партнерша-сопрано — «кавалером». Много смеха вызвал шуточный квартет «Жил-был живописец», исполненный В.Г. Брюнером, А.А. Шидловским, А.Н. Лоховым и Е.А. Рогинским. С неожиданной стороны показали себя З.М. Мамонова, О.В. Тарновская и Г.И. Раисов, выступившие в «легком» жанре — с цыганскими романсами, шансонетками и неаполитанскими песенками. Баритон из труппы Коммерческого собрания Г.С. Хржановский тоже блеснул в новом для себя амплуа куплетиста.
Дождались своего часа и поклонники танцевальной моды. Для них продемонстрировали новый танец танго три пары во главе с балериной М.А. Стекль и балетмейстером Ф.Ф. Трояновским.
Казалось, запас песен, шуток, пародий и других веселых номеров у артистов неистощим.
По общему признанию, первый опыт организации Дня русского актера оказался успешным не только в материальном, но и в художественном отношении. И превзойти этот успех устроителям будущих подобных акций удастся вряд ли.
Так и случилось.