Опубликовано в журнале Урал, номер 1, 2022
Андрей Бауман
1. В каком возрасте вы начали сочинять стихи? Почему это произошло? Как вы относитесь к своим ранним опытам?
Начал писать стихи лет в шесть. Почему это произошло — бог весть. (Вот примерно так означенная внутренняя машина и закрутилась.) К своим ранним опытам отношусь с некоторым снисхождением, но без малейшего энтузиазма. В первые 25 лет писательства получалось совсем плохо, затем понемногу стал появляться смысл.
2. Назовите имена поэтов, русских и зарубежных, оказавших на вас наибольшее и благотворное влияние.
Начал честно составлять список, но он оказался настолько огромным, что, подозреваю, мало кто сей длинный перечень прочтет до середины.
3. Различаете ли вы поэзию и литературное (иное) стихотворчество? Какие факторы влияют в большей степени на появление из-под вашего пера поэтических/стихотворных текстов — онтологические и социальные или какие-либо иные?
Первая часть вопроса связана с известным спором о терминах. Кто-то противопоставляет поэзию и литературу, кто-то — настоящую и ненастоящую поэзию и т. д. Я до определенной степени согласен с такими противопоставлениями, но тут нужно всякий раз определять, чтó каждый из нас подразумевает под понятиями «поэзия», «литература», «настоящее/ненастоящее» и пр. В нескольких предложениях это вряд ли возможно осмысленно сформулировать.
На появление поэтических/стихотворных текстов в моем (и не только моем) случае влияют самые разные факторы: и онтологические, и социальные, и психологические, и исторические, и бытовые… Не знаю, есть ли факторы, которые не влияют. Ранжировать их по степени воздействия не возьмусь, поскольку все эти вещи теснейше переплетены и в каждое мгновение неразлучимо пронизывают друг друга.
4. Как вы относитесь к верлибру? Как бы вы определили прозопоэтический текст? Назовите имена поэтов, создающих верлибры, которые определялись бы как поэтические тексты. Пишете ли вы верлибры? Если да, то почему? Если нет, то почему?
К верлибру отношусь очень хорошо, как, впрочем, и к неверлибру. Верлибр — поэзия, свободная от метра, звуковой рифмы (но зачастую не от смысловой рифмы) и любых других привычных конструктивных особенностей формы; распределение строк здесь диктуется исключительно ритмом дыхания и интонацией, которые определяются смыслом и, в свою очередь, определяют его. Prose poetry / стихотворение в прозе, в отличие от верлибра, — скорее все-таки проза, однако наполненная поэтическими элементами (от мелодики до композиции). Впрочем, сейчас граница между поэзией и прозой, не говоря уж о различии между верлибром и prose poetry, все более расплавляется, а равно и границы, отделяющие поэзию и прозу от эссеистики и даже от академического письма.
Поэтов, создающих верлибры, которые определялись бы как поэтические тексты (то есть, в моем понимании, верлибры, представляющие собой не рутинную повествовательную жвачку, а событие в слове, некое новое, пусть и совершающееся лишь на краткий миг рождение), очень много: см. пункт 2.
Я сейчас в основном пишу верлибры и гетероморфные стихи, поскольку метрическо-рифмическая шарманка, игравшая внутри меня с самого раннего детства, слишком часто стала прокручивать одни и те же клише и поскольку регулярный и даже белый стих самим своим устройством, вне зависимости от содержания, даруют утешение и гармонию, а утешение и гармония нужны в поэзии далеко не всегда. Например, метрически и рифмически рассказывать о насилии — значит, неизбежно подключаться к ритму насильников и к их наслаждению. Речь, однако, не только о таких вещах, как насилие. Само словесное прикосновение к другому и словесное открытие/пересоздание множественных пространств-времен требуют совершенно разных «сценариев», определяющих те или иные — зачастую абсолютно несходные — элементы поэтической формы.
5. Категория предназначение поэта сегодня забывается и наукой, и читателем, и издателем. Каково, на ваш взгляд, предназначение поэта? Попытайтесь дать определение таким забывающимся феноменам поэтического творчества, как вдохновение, пророчество, невыразимое, путь, предназначение (поэта), поэтическая гармония, тайная свобода, поэтическая свобода, энигматичность, эвристичность, экспериментальность, поэтическая энергия, духовность и др.
Морис Бланшо замечает в эссе о Рене Шаре: «Поэт рождается из стихотворения. Рождается перед нами и опережая нас, как наше собственное будущее». Поэт не есть некая персона с именем и фамилией, которая профессионально или, наоборот, на досуге пишет стихи, — персона, за которой закреплено «звание» поэта. Поэт и поэзия суть само событие прикосновения — словесного прикосновения — к другому существу (даже не обязательно к человеку, но также и к темноте Бога, преизобилующего светом, или к сердцебиению животного; либо и вовсе к неодушевленным вещам и природным стихиям, которые слово наполняет дыханием, переизобретая миры). И лишь из этого события, всякий раз заново и впервые, и только на мерцающей кромке этого события, — рождается и существует поэт. То же самое относится к читателю, который вовсе не резервуар для «закачивания» неких образов и смыслов, не материя, пассивно воспринимающая специальную лингвистическую форму, но живой отклик на прикосновение (если, конечно, есть отклик), а следовательно — тоже поэт, которому точно так же предстоит родиться в качестве читателя-поэта, в открытый миг проживания стихотворения. Именно здесь, в этой творящей точке поэзии как непредзаданного события прикосновения, заключены ее этика, эстетика и политика: слова, обращенные к другому существу, оказываются способны — хотя бы иногда и хотя бы на долю секунды, расширяющуюся до целой жизни, — высвободить (не)названное другое существо из-под нарциссической власти «я» (любого «я»: и чужого и своего), высвободить из конвейера бесконечного производства значений и бесконечного потребления друг друга в качестве средства достижения и насыщения. Потому-то стихотворение адресовано абсолютно любому, всякому, в буквальном смысле кому угодно, без исключения и изъятия. И потому у стихотворения, у автора и читателя-соавтора нет, строго говоря, никакого места: места в социуме, литературе и т. п. Это — всякий раз заново начинающееся начало, бесприютная (утопическая) завязь: по ту сторону всех сложившихся иерархий, привилегий, классификаций etc. И в современной русской поэзии, с ее цветущей сложностью чрезвычайно многообразного и несхожего опыта, подобное ощущение-понимание стихотворчества, полагаю, все более и более расширяется.
Таково, на мой взгляд, предназначение поэта, если толковать его не в жречески-романтическом и не в профессионально-цеховом смысле. Поэт — тот/та, кто в настоящий момент создает и пересоздает (пишет/читает) стихотворение, и только в этот момент. Что касается остальных категорий, упомянутых в вопросе, то они — тема для целого трактата. Боюсь, ответ занял бы половину журнального номера.
6. Назовите ваши любимые стихи, которые были созданы вами или другими поэтами.
См. пункт 2.
Алексей Кудряков
1. В каком возрасте вы начали сочинять стихи? Почему это произошло? Как вы относитесь к своим ранним опытам?
Первое стихотворение я сочинил лет в 12. В поселке Монетном. И было оно посвящено нашему деревенскому дому, природе, земле. Толчком послужило не чувство полноты жизни, равное счастью, а что-то сверх этого, что и требовалось поместить вовне. Наверное, стихи так и пишутся: либо от недостатка, либо от избытка. Дальнейшие мои стихотворные опыты приходятся на подростковый возраст. Отношусь к ним сдержанно-равнодушно: это то же, что стреляные гильзы.
2. Назовите имена поэтов, русских и зарубежных, оказавших на вас наибольшее и благотворное влияние?
Первой любовью был Пушкин. Затем, в старших классах, его сменил Есенин. Студенчество началось с шестидесятничества и невнятных блужданий из стороны в сторону. Однако довольно скоро я смог сориентироваться среди главного и второстепенного, и тогда настало время полиамории. Мандельштам, Ходасевич, Георгий Иванов, Тарковский, Бродский, Рильке, Фрост… В общем и целом, я влюблялся в достойных поэтов. И полагаю, что их влияние было благотворным. Впрочем, в этом вопросе энциклопедия УПШ осведомленнее меня.
3. Различаете ли вы поэзию и литературное (иное) стихотворчество? Какие факторы влияют в большей степени на появление из-под вашего пера поэтических/стихотворных текстов — онтологические и социальные или какие-либо иные?
Да, различаю. Поэзия вообще, на мой взгляд, гораздо больше стихов — того, что поймано в слова, вербализовано. Будь то рифмованная или нерифмованная речь. Как писал Арто: «За поэзией текстов стоит просто поэзия, без формы и без текста». И мрачно добавлял: «Письменная поэзия годится на один раз, а затем ее следует уничтожить».
Под определенным углом зрения поэзией может оказаться все, что угодно. Нужно только увидеть, запечатлеть — поместить в рамку: видоискателя фото/видеокамеры, книжной страницы, театральной сцены. Или же не помещать… Ведь поэзия ограниченная неизбежно выдыхается, издыхает. В рассеянном же виде ее как бы и нет. В этом неразрешимое противоречие. Может быть, поэзия существует только в момент проявки, обнаружения себя.
Факторы, влияющие на творчество, сложно вычленить, описать в отдельности. Социальное может провоцировать онтологическое. Физиологическое — эмоциональное. И т.д. Так, например, одно свое давнее стихотворение (про стрекозу и Паганини) я сочинил, сидя в кабинете у специалиста службы занятости. Происходящее казалось мне настолько унизительным, что к моменту выхода на открытый воздух первая строфа была у меня уже «в сачке». Две последующие также, по сути, оставалось только записать.
4. Как вы относитесь к верлибру? Как бы вы определили прозопоэтический текст? Назовите имена поэтов, создающих верлибры, которые определялись бы как поэтические тексты. Пишете ли вы верлибры? Если да, то почему? Если нет, то почему?
К верлибру отношусь положительно, если это действительно верлибр, а не подделка под него, которую я охарактеризовал бы так: свобода без ответственности («безответственности» — тоже уместно). Для меня верлибр — это сверхзаконный путь поэзии (как юродство — сверхзаконный путь святости). Человек должен иметь серьезные основания, чтобы на него решиться. И такими основаниями могут быть предельная вера, предельное отчаяние, предельная ясность видения или мысли. Все, что вне этого, — манная каша, размазанная по тарелке.
Сейчас я не пишу ни рифмованных регулярных стихов, ни свободных — мне свободнее в драматургии. При этом два моих последних стихотворных текста — верлибры. Я не исключаю, что спустя время еще вернусь к этой форме, если обнаружу в себе необходимую концентрацию сил.
Верлибры, в моем представлении являющиеся поэзией, можно найти у С. Стратановского, В. Гандельсмана, В. Бородина, Л. Югай, некоторых других современных поэтов.
5. Категория предназначение поэта сегодня забывается и наукой, и читателем, и издателем. Каково, на ваш взгляд, предназначение поэта? Попытайтесь дать определение таким забывающимся феноменам поэтического творчества, как вдохновение, пророчество, невыразимое, путь, предназначение (поэта), поэтическая гармония, тайная свобода, поэтическая свобода, энигматичность, эвристичность, экспериментальность, поэтическая энергия, духовность и др.
«Музыкант никому ничего не должен. Музыкант может даже не быть музыкантом», — пела Умка. Парадоксальное суждение, подразумевающее, что за музыкой есть что-то еще помимо музыки, что она не совпадает со звуком, не исчерпывается нотной грамотой. Не хотелось бы клонить в сторону «музыки сфер» — это заезженная пластинка… Однако аналогии музыкального и поэтического здесь напрашиваются сами собой.
Ничего — никому — кроме своего внутреннего червя. В этом, вероятно, и заключается тайная свобода поэта, даже если он включен в человеческие связи, в общественную, культурную, политическую жизнь (иногда против своей воли). И одновременно в этом его несвобода, закабаленность, ищущая своего разрешения, — через что? Гармонию слова… красоту поступка и жеста… художественную целостность судьбы… Очевидно, что «гармония», «красота», «целостность» лежат вне человеческой досягаемости. И это в некотором смысле высшее благо для поэта. Ибо есть в нем самом какая-то строптивая сущность, уклоняющаяся от всего конечного, идеального, совершенного и только питающаяся тоской по названному.
Если верно, что поэзия — самоцель, верно и другое: поэзия — это тавтология и хождение по кругу. И на этих кругах, несмотря на то что поле истоптано, нет никакого истинного пути — ни «узкого», ни «широкого». В поэзии, как в сталкерской зоне, в принципе не ходят одними и теми же путями.
6. Назовите ваши любимые стихи, которые были созданы вами или другими поэтами.
В каждый момент времени это будет разный набор стихов. Сейчас первыми приходят на ум: «Еще не умер ты, еще ты не один…» О. Мандельштама, «Сладко умереть…» М. Кузмина, «Элегия» А. Введенского, «Элегия» А. Парщикова, «Черемыш» А. Цветкова, «Потерпи меня, земля…» М. Айзенберга, «Все сложнее, а эхо все проще, проще…» Д. Новикова, «Проезжая песенка» В. Гандельсмана.