Александр Шубин. Живица
Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2021
Александр Шубин. Живица. — Челябинск, Издательский центр «Павлин», 2020.
Удивительно сочетание в этих стихах народной простоты и метафорической сложности.
Эта поэзия затягивает, как полынья, и поднимает, как летний ветер после отшумевшего ливня, к медленно и торжественно идущим в выси светящимся облакам.
Эта поэзия предельно неожиданна во внезапных сравнениях и необычной ритмике — и одновременно радостно-традиционна, узнаваемо замкнутая в русскую рифму и в русское стихосложение.
Она опирается, и она летит. Она земля, и она небо.
Впрочем, так и должно, наверное, быть. Контрасты бытия еще никто не отменял. Как и невыносимую цельность бытия. Как и его незыблемую тяжесть и прозрачную легкость.
Книга Александра Шубина называется «Живица».
Живица, хвойная терпкая, пахучая смола… Что она слепляет? Что соединяет?
Поэт живет на Урале, он к хвое привычен. Хвоя — символ вечности, незыблемости, вечной жизни (а значит, и смерти… еловые ветки бросают за гробом…), и вместе с тем колючести, предполагающей обжигающую живую боль, а рядом с болью непременно будет радость, мы же так в это верим…
Поезд летит, как в побеге растратчик,
перемежая тоскою дыханье.
Как же сладка из последней заначки
жизнь за прозрачною гранью.
Сириус белым горит, светофорит,
гонит в Аид, в пересуд бесконечный,
где — первым кругом,
огнями «lovestory» —
меченый, мельничный, Млечный.
Что есть жизнь? Мы живем ею, живем в ней… и не знаем, что она такое. Не знаем мы, зачем брошены в этот мир. Однако догадываемся, что — Богом. Не все догадываются. Поэт знает это изначально. А не знает, так чувствует. Для Александра Шубина искусство — это чувство; и мгновенно, на ходу и на лету, он превращает это чувство в мысль, в обзор, в охват, в пресловутую, и трагическую и радостную, и солнечную и плачущую подо льдом реку Времени. Вот «Ода чайнику» — поэт обращает стихи к предмету быта, что внезапно становится артефактом бытия и свидетелем драмы истории:
Как заклятое наследье
ты пришел, впитавши медью
судьбы лагерных широт.
Как по глобусу, гадаю
путь твой, пройденный до края
исторических щедрот.
А вот идет человек (стихотворение «По живому») по тонкому льду, по нежному призрачному слою, преградой между живым и потусторонним; идет осторожно и храбро — так мы, мы все, переходим жизнь…
Верой греюсь, дышу и — шагаю.
Век страстной прогибается с треском.
Не умею втихую по краю:
по-над бездною — с силою крестной.
Одно из самых нежных, мужественных и таинственных стихотворений современной русской поэзии о любви — «Не говори» Александра Шубина. Знаковое название. Может, не все надо (и можно!) проговаривать словами, переливать в слова. Хоть «В начале было Слово, и слово было у Бога, и слово было Бог». Помним, помним Евангелие от Иоанна. И сказать в полный голос «люблю» — тоже счастливо, насущно. Но есть и молчание. Есть просто дыхание. Вдох и выдох. Есть то прощание, что остается навек крылатее и драгоценнее самой вольной, страстной и нежной встречи.
Не говори и ты «прощай»,
кручины не держи.
Моей, слетевшей невзначай,
слезой не дорожи.
Она сверкнула и ушла
в земных печалей тьму,
и сколько жизни унесла —
не ведать никому.
А еще Александр Шубин — художник. Ему удается так написать простой земной пейзаж, что всецело окунаешься в его воздух и свет, и это сиянье воистину святое, а ассоциации с садом в этом стихотворении совершенно и неспоримо райские, ибо непонятно, сад этот земной или Сад Небесный, Эдем, ведь он тысячелетний:
Туманом сентябрь пропах.
А в росплеске звёздного блеска
улыбкой на стылых губах
блуждаю — по влажным пролескам.
Роса.
Светляки горят
с открытостью дерзкой. Детской.
Мерцаньем живым объят
тысячелетний сад.
Тысячелетний лад.
Осенней тоски аромат.
Всякий художник — философ. Всякий поэт прикасается и к земному, и к звездному. Вот это тютчевское начало просвечивает, как серебряная рыба сквозь ночную тьму прозрачной реки, у Александра Шубина. Устройство мироздания волнует. А твоя судьба, твоя малая — в масштабах Космоса — жизнь уже не кажется тебе несчастно-обреченной на неизбежный уход: ты вместе со звездами, ты в их медленно, царственно движущемся хоре, и ты уже счастлив:
Забыв о времени, об имени своём,
лишь осенённый чувственным сознаньем —
смиренным дикарём в счастливом прозябанье
всю ночь со звёздами плыву за окоём.
Александр Шубин смело работает на контрастах. На солнечном покосе в памяти поэта внезапно появляются красные наши вожди, канувшие в туманы двадцатого века («Будто не было в наследье / жути мёртвых омутов, / где на дне сидят в секрете / добрый Ленин и Свердлов…»); здесь эпитет «добрый» не должен обмануть чуткое ухо; подобно поэтам Средневековья, Шубин обращается душою и словом к Вергилию, и античный поэт становится не только его книжным спутником, но настоящим другом и поводырем, проводником по судьбе:
Я жил с Вергилием в обнимку целый день.
Подвздошие моё сияло поднебесьем:
корпускулы любви, костры пастушьих песен,
где тминный вкус тоски, что пепел на воде;
где гимны красоте, как бабочки над бездной,
штурмующие рай с отчаяньем болезным.
Бог и природа, любовь и смерть — все это материя поэзии Шубина, и все это вечные вещи, внятные каждому. Наша сиюминутность насколько же пронизана вечностью, насколько и пропитана сожалением о каждом умирающем человеческом мгновении. Что такое время? Опять никто не знает. И еще меньше люди знают о том, что такое вечность. Но горячий, горящий вектор поэзии — в том, что она, то нежно-трогательная, то громко кричащая, направлена прямиком к вечности:
Мы — горняя капель, живущая полётом,
с дарующей руки берущая взаём
мгновенный облик лиц и душу как работу,
которую так ждёт небесный чернозём.
…Эта поэзия живая. Эта поэзия жива. Она дерзко балансирует между загадкой и отгадкой, между буквицей и живым объятием, между таинственной символикой и яркой предметностью. Всякая подлинно поэтическая интонация — сокровище. Всякий живо создаваемый поэтический мир — это праздник. Пусть книга Александра Шубина «Живица» станет празднично нужна нынешнему русскому читателю.