Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2021
Евгений Мартынов — родился в Санкт-Петербурге (2003). Получает среднее образование. Ранее нигде не публиковался.
***
Терракот. Обожжённая глина.
От зимы не разит формалином,
Но твои смоляные глаза
Мне напомнили горечь в гортани,
Ту застывшую кровь под бинтами
И Введенской больницы фасад —
Там, где долго гуляю по кругу.
Так кивают забытому другу —
Черный след на снегу февраля,
Я молчу — ни единого слова
Вроде «Господи» [прочерк], и снова
Выхожу на листах за края:
На фаянсовом блюдце пакетик,
Штукатурка на буром паркете,
У окошка сухая герань,
И к предплечью прижатая вата —
Твои радужки в белых халатах
Из палаты мне машут. Ты глянь —
Уже тащат на старых носилках
До кровати и, как в морозилку,
В одеяло суют с головой.
Батареи трещат о погоде —
Я им вторю в своём переводе,
Но не держат слова этот строй
И лицо твоё чертят собой.
***
Знакомый двор всё так же горбит плечи,
Наедине беседуя со мной
О том, что птицам надобен скворечник,
И том, что называется землёй.
Куда ни оборачиваюсь — то же
Пустое небо в замершей воде,
И так легко читать в глазах прохожих,
Что вызревать, расти я буду где,
Понятная, протоптанная местность,
Советского покроя детсады,
И всё кругом — изысканная бедность,
Изысканная бедность красоты.
***
Стою один, от холода сжимаюсь
В подобие креста и выражаюсь
Словами по пустому словарю:
«Ты умирала ближе к февралю».
Стоишь одна в тени ограды возле,
На роговицах теплых тают звёзды,
От жара расплетается язык,
Умалчивая большее в разы.
Перевожу на партитуру музе
Святую грусть, завязанную в узел, —
«Ты умирала ближе к февралю…» —
От холода губами шевелю.
***
А ветер — что ветер? — измерит строку,
Расскажет тебе, что я сам не могу,
И снегом за ворот закинет слова,
В которых — о боже! — ты будешь жива.
Лестница
Александру Башлачёву
В подъезде лампа тень качает
Мою — в конце, твою — в начале,
Ты — вверх, я — вниз, ступени врозь.
Здесь что-то было… и сбылось.
Здесь что-то было… знал бы сам —
У ночи ясные глаза,
Но чёрное, как смерть, крыло.
Ступень… вослед… ступень… пролёт.
Ты — вниз, я — вверх. Морозный сон
Колотит грудь, скребёт ножом
По стёклам, прячется в лице
Моём — сейчас. Твоём — в конце.
Сплошная тень. Внизу — асфальт.
Ступень вослед, ступень назад.
Скрипит, как свежий снег, карниз.
Ступени врозь… Не обернись.
Здесь что-то было… А теперь
На новый ключ закрыта дверь,
И у двери стоят цветы…
Я — след вослед.
Я — здесь.
Я — ты.
***
Я не умел любить деревья,
Рябину в мартовском снегу.
Теперь холодную деревню
Своим молчаньем берегу,
Как бережёт голодных горе.
Рябина высохнет в снегу —
Я не хочу любить другое.
Я не могу.
***
Раз пора уходить — провожу до двери,
Меховую перчатку пожму, попрощаюсь.
Я о чем-то — не помню — тебе говорил —
Ничего, кроме слова того, не осталось
В уходящем дворе, на зеленых часах.
Опустевшее эхо замерзнет в проеме
Дверном, повторяя до боли в зубах:
«Ты забудешь слова — все забудутся, кроме…»
***
Варежки серого цвета,
Утки в замёрзшем пруду.
Вещи сложу до рассвета,
Тихо сложу и уйду.
Где-то в горах, у подножий,
Где-то у чистой воды
Тихо останусь, быть может,
Вещи оставлю свои.
Там, где вопрос без ответа
И облака на виду, —
Варежки серого цвета,
Утки в замёрзшем пруду.
***
Оставлю небо на потом —
Вернётся, говорить прикажет,
И аист мне махнет крылом,
Опять на изгородь покажет,
Где будет слышен долгий звон
Такого честного молчанья,
Что начинается как стон,
А продолжается случайно.
***
Может, на дне колодца
Белого неба лёд
Звонко меня коснётся
И завершит полёт.
Чья-то рука сухая
Дождь соберёт с волос,
Чтобы, сошедши с края,
Эхо я произнёс.