Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2021
Сергей Шестаков — родился и живёт в Москве. Автор нескольких книг стихотворений.
Имя относится к сущности,
как гость к хозяину.
Чжуан-цзы
Этот цикл — своего рода документальная поэзия; он складывался после и во время нескольких поездок в Сен-Мало (небольшой прибрежный город на северо-западе Франции), разговоров с некоторыми его жителями, ставшими нашими друзьями (с их согласия сохранены имена и сделаны комментарии). В самом конце XVI века Сен-Мало в течение четырёх лет был республикой, видимо, с той поры сохранился девиз, который и сейчас время от времени можно встретить на придорожных щитах: “ni français, ni breton, malouin suis” (не француз, не бретонец, малуэн я; малуэн — житель Сен-Мало).
Комментарий. chemin des amoureux (фр.) — путь влюбленных (дорожный указатель и улочка в Сен-Мало);
sept petits contes de la côte d’emeraude (фр.) — семь маленьких историй (сказок) Изумрудного берега; Изумрудным берегом называется 40-километровая часть атлантического побережья на севере Бретани (Франция);
chroniques privées — частные хроники (фр.).
- динар. бельгийские вафли
город зимой вымирает, — сказал анри,
не отрываясь от приготовленья вафель, —
даже хичкок нахохлился, посмотри,
даром что бронзовый, кто бы ему потрафил,
чаек, над ним глумящихся, отогнав,
раз в две недели я прихожу сюда
каждой зимой, ибо смысл в постоянстве, ибо
мы не должны оставлять своего труда,
даже когда пустота холодней, чем глыба
льда, ибо счастье на карте жизни — всегда анклав,
знаю, что в это время увижу здесь
любящих двух, сменивших язык и лица,
будет она сквозь мороси тусклой взвесь
тихо сиять, а он подойдет разжиться
парой горячих вафель, покоем полный,
мы поболтаем, весел его акцент,
он заберет заказ, как всегда, не трудный,
если один из них улыбнётся, изменит цвет
мутный ла манш с болотного на изумрудный,
ты улыбаешься, что ж, оглянись на волны.
Комментарий. Как-то в начале января мы c Искрой бродили по Динару, удивляясь его безлюдью; на маленькой прибрежной площади Эклюз с памятником Хичкоку абсолютно все кафе были закрыты, работал только один павильон, где делали вафли; мы слегка замерзли, и я сделал заказ; пока вафли готовились, немного поболтал с хозяином; на вопрос, зачем он приходит сюда в мёртвый сезон, когда на площади никого не бывает, он ответил примерно так, как говорится в начале второй строфы.
- вечер. сосед
вы-то здесь, а я уже за окоёмом, —
пошутил андре, возвратясь к беседе, —
столько птиц пролетело над этим домом,
если их сосчитать, обретёшь бессмертье,
возраст такой, что поручни, скрепы, скобы
ищет каждый, не каждый находит только,
вот и целюсь шарами в прошлое, чтобы
удержаться в нынешнем ненадолго,
многажды побеждал, жаловаться не гоже,
кубки смешные, пыжась, блестят на блюде,
как ни переставляй их, не скроют всё же
пустоту в том месте, где были люди,
тьма прирастает ненавистью, любовью —
свет, и поэтому год от года
дни всё темней, но к любящих изголовью
луч проберётся, не разбирая входа,
видел сегодня здесь, в декабре чугунном:
комнату, где уснули двое, накрыло светом,
сердце моё вспорхнуло галчонком юным,
вечером к ним зашёл рассказать об этом.
Комментарий. Андре Азе (André Hazet) — наш друг (уже несколько лет) и сосед (в те дни, когда мы приезжаем в Сен-Мало). Химик по образованию, всю жизнь проработал в крупной нефтяной корпорации, что не помешало ему в своё время написать и издать учебник по языку программирования бэйсик. Как и многие, перебрался в Сен-Мало, выйдя на пенсию. Двое детей, внук от сына и внучка от дочери. Родился в 1941 году. Cтарается вести активный — по своим возможностям — образ жизни (даже на самокатах с нами катается иногда), водит автомобиль, увлекается игрой в шары (несколько раз в неделю), очень популярной в Бретани (проводятся индивидуальные и командные — для команд из двух, трёх или четырёх человек — чемпионаты и турниры) и отличающейся от петанка способом бросания шара, в силу чего поле имеет большие, по сравнению с полем для петанка, размеры. Бретань вообще долгое время позиционировала себя как особая часть Франции; это и сейчас ещё можно почувствовать, до сих пор есть жители, говорящие только на бретонском, в силу чего, например, врачи со знанием бретонского языка весьма востребованы.
- снег. maison angélus
в детстве мы всех соседей знали по именам, —
джулио помолчал, отойдя за чаем, —
нынче милан разросся, не в меру нам,
все по своим углам, но порой скучаем
[марио, 3 года, рисует снег]
замужем кьяра, но как сингапур далёк, —
грустно кристина молвила, — не добраться,
скис и почти не теплится уголёк
сестринства, пылкого некогда, или братства
[жюльен, 14 лет, на песке выводит: мари, ты прекрасней всех]
мир изменился, не восстановишь пин,
к дружеству, правда, всё же сильна привычка:
хлеба накрошим, и прилетят на пир
le goéland, lo scricciolo и синичка
[марта, 16 лет: я — животное, парни — подонки, мы все умрём]
смертной зиме невместно цветенье губ,
но и когда исчезнем за зеркалами,
мальвы, гортензии, каллы, гибискус, дуб,
розы, камелии, — всё породнится с нами
[падает снег, настоящее тонет в нём].
Комментарий. Кристина Пеллегатта и Джулио Казелли (Cristina Pellegatta et Giulio Caselli) — первые, с кем мы познакомились и подружились в Сен-Мало, куда в последнее время стараемся приезжать каждый год. Родились в Милане, купили довольно большой дом (виллу начала 19 века в английском стиле) в Сен-Мало, перебрались туда из Милана в начале десятых годов, открыли три гостевые комнаты (c названием Maison Angélus и постоянно высокими рейтингами в системах бронирования). Кристина прошла необходимое обучение и сертификацию, теперь сама даёт кулинарные мастер-классы. Кьяра — их дочь, уже довольно много лет работающая в Сингапуре. Все упомянутые растения сплошь и рядом встречаются в Сен-Мало (климат мягкий — летом обычно не выше +24, зимой — не ниже +6…+10 с редкими исключениями; поэтому там можно увидеть самые разные растения: кто-то сажает берёзы, кто-то — пальмы или магнолии). Джулио иногда, когда по-доброму дразнится, называет Искру “scricciolo” (скриччоло).
le goéland — чайка (фр.).
lo scricciolo — крапивник (ит.).
- после полудня. аперитив
как дела, — улыбнулась мишель, — и тьерри из окна замахал руками,
девять роз горят, а в москве метель полыхает белыми языками,
девять роз горят, отдыхает вино, и пирог на лиможском блюде,
настоящее и мыслимое — одно, будда — то же, что мысль о будде,
города обирают нас, отбирают плоть, к сорока обращают в тени,
если сущее не полоть, не заметишь сам перехода в разряд растений,—
продолжал тьерри, разливая пино,— потому-то мы здесь осели,
посмотри в окно: каждый час — кино, ежедневное новоселье,
для чего мы этому ветру, этому небу, этому океану,
не затем же, чтобы, подобно джонке, ладье, корвету, плыть, молясь делёзу или лакану,
слаще нам на кьяроскуро да карпи, у кастильоне монотипией, моя игривость
не расшалилась ли слишком в лакомом котильоне, я не заговорил вас?
знаете, за что мы ценим время аперитива?— за быстротечность,
чинный обед — для компаратива, так сподручней ворчать-судачить о судьбах
своих отечеств,
что до меня, по мне, разговоры эти хуже старой сухарной корки,
словно обедающие только и есть на свете, а все остальные — орки,
но мишель дичится затянутых эскапад за вином с друзьями,
смотрит, как холодок с карпат, убегающими глазами,
посему смолкаю, прощаясь, чтоб серебром вновь зажглись они в молодом гамбите,
мы друг друга любим, так — никаким пером, никаким, ты слышишь, мы любим,
и вы любите.
Комментарий. Мишель и Тьерри Видлен (Michèle et Thierry Videlaine), наши друзья. Жили в Париже, в Сен-Мало у них была маленькая квартирка в качестве дачного варианта. Выйдя на пенсию, продали квартиры в Париже и Сен-Мало и купили дом в Сен-Мало. Надо сказать, что во французской провинции для многих людей традиции незыблемы, в частности, например, те, что связаны с едой. Если вы приглашены на ужин, то это — 3 часа, на обед — 4 часа, на аперитив перед обедом — примерно час. Аперитив — это напитки и легкие закуски (крекеры, канапе и т.д.). На него могут пригласить отдельно (выпить по бокалу и поговорить, обедать все уже отправляются по домам или в кафе), либо он будет первой частью обеда; вторая часть — салат, третья — горячее блюдо, четвёртая — десерт или даже два десерта — сначала сыры, потом сладкое; кофе или чай подают после десерта. Чай пьют далеко не все, например, Андре предпочитает кофе, а чай иронично называет “l’eau chaude anglaise” (горячая английская вода, фр.) и не пьёт его вовсе.
- франсуа. обивка мебели
в пасмурном теле сердце не загорится,
дни, словно ласточки, в сумерках растворятся,
нам половина франции — заграница,
мы и в париже были всего два раза,
разве увиденным меряется живое,
или по тени судят о достоверном?
строчка в газете, галочка на шевроне,
фото в альбоме, — пеплом вернутся, ветром
времени, вепрем, рвущимся из былого
(цыкнуть, не дать хозяйничать в настоящем),
жизнь без любви и тщания, что полова,
счастье своё по зёрнышку в норки тащим,
даже в починке мебели есть веселье
духа, не замутнённое, без эрзаца,
мысли и чувств отпразднуем новоселье
светлым и лёгким вином моего эльзаса,
я лишь простой обивщик, иным и не был,
тихо живу, не всеми любим словами,
боже, смотрите, небо, какое небо,
небо сейчас над нашими головами.
Комментарий. Франсуа Гийе (François Guillet) — обивщик мебели, поселился в Сен-Мало с женой Элен несколько десятилетий назад и живёт практически безвыездно. Двое детей. Заработки невелики, в трудные времена пришлось продать часть дома (первый этаж), теперь это кондоминиум на две семьи. Практика подобных продаж достаточно распространена, причём не всегда по причинам безденежья: дети взрослеют, уезжают, родители остаются одни и продают часть дома, ставшего для них слишком большим.
- млечный путь. флейта
люди изнашиваются быстрей, чем вещи, —
пьер улыбнулся, снимая пальто в прихожей, —
тени ещё густы, но не столь зловещи,
скоро весна, я чувствую это кожей,
есть алфавит и музыка по соседству,
чтоб у кого-то выпорхнуло случайно
то, что, перелетая от сердца к сердцу,
дыры латает мира, как тайну тайна,
хлеб, и вино, и сыр, и тепло живое
здесь, а со мною виолончель и флейта,
звуки искрятся, что угольки в жаровне,
пахнет весной, и моцарт уместней фрейда,
горько смотреть, как топорщится смерть на каждом,
хочется приструнить её, напугать, одёрнуть,
только протянешь руку — зайдёшься кашлем,
словно глотнул не воздух морской, а дёготь,
что же, оставим в скобках её, покуда
небо ломоть луны в океан макает,
время сгущается, как в сердцевине чуда,
волны шумят, и флейта не умолкает.
Комментарий. Пьер Барро (Pierre Barreau) — профессор английского в университете Лиона, вышел на пенсию в 2017 году. В 2015 году купил квартиру в кондоминиуме на 6 семей в Сен-Мало. После переезда написал роман “La voie lactée” (“Млечный путь»); послал его в издательство, роман был принят к публикации. Книга вышла в свет в ноябре 2018 года. Профессионально играет на виолончели и флейте в различных оркестрах. Пишет стихи на французском и английском, которым владеет в совершенстве.
- февраль. фиалки
плоть наше счастье, плоть наше горе,
сердцем не обуздать стихию,
мерой вершин мы сделали плоскогорье,
мерой вещей и времени — ностальгию,
в каждой твердыне воют пустоты мира,
подлинное не передать словами,
где тишина взрывается, словно мина,
там нестерпимо музыки целованье,
дух заполняет сущее, как плаценту,
мы и доныне в самом низу девона,
только бесценное в сердце имеет цену,
даже одной фиалки у ног довольно,
где наши боги?— умерли; наши чувства
выродились и вырядились такими
фифами, что и, когда очнутся,
не различить их в сумрачной летаргии,
скоро мне за полночь — возраст, в котором лучше
к зеркалу не подходить, избегать пророчеств,
вот этажерка, ларчик, а выше — лучик,
ни приручить, ни присвоить, ни обморочить,
может, на то и жизнь, чтоб однажды утром,
в сонном окне увидев сиянье мира,
стать на мгновенье солнечным демиургом
в токе небес, блистающих, как порфира.
Комментарий. Повествование ведётся от лица… ну, например, Колетт, воображаемой или условно-собирательной знакомой из Сен-Мало.