Повесть
Опубликовано в журнале Урал, номер 3, 2021
Екатерина Каретникова (1976) — родилась в Ленинграде. Окончила Санкт-Петербургский институт машиностроения. Работала инженером-конструктором. В 2008 г. начала писать прозу. Рассказы печатались в журналах «Edita-club», «Венский литератор», «Млечный путь», «Разноцвет», «Слон». В 2011 г. вышла первая книга прозы для детей. Лауреат Международной детской литературной премии имени В.П. Крапивина (2011), финалист и лауреат поощрительной премии литературного конкурса имени Сергея Михалкова (2012), многократный финалист литературного конкурса «Книгуру». Живёт в Санкт-Петербурге.
Часть первая
Я знала, что не справлюсь. Железная двойная дверь плотно прилегала к коробке, не оставив ни щёлочки, ни просвета. Её было не только не открыть, через неё даже голос никто бы не услышал.
Никто — это ящерицы и муравьи. Больше я никого тут не видела. Уже полдня — никого. Крохотная ящерка пролезла ко мне с улицы через трещину в стене, пробежала по бетонному полу и, не обнаружив ничего полезного для ящеричной жизни, исчезла так же легко, как пришла. Если бы я сумела повторить её путь — проскользнуть через почти невидимую трещину и оказаться на улице!
Но я могла только сидеть на скамье или бродить от крохотного окна до двери и обратно. В принципе, можно было ещё лечь, но я решила: это станет последним, что я себе разрешу. Последним и единственным. Больше разрешать было нечего.
Я вытащила смартфон, посмотрела в сто первый раз на мёртвый экран. Ну да. Заряд аккумулятора кончился — с чего бы ему светиться? Чудес не бывает, самозаряжающихся телефонов — тоже. Зато бывают безмозглые наивные существа женского пола, такие, как я.
Лучше бы этот гадский смартфон разрядился у меня месяц назад — причём так, чтобы никогда больше не зарядился. Или пусть бы мне его не подарили на прошлый день рождения, а, наоборот, подарили новые часы со швейцарским механизмом, как хотел папа. Или набор французской косметики для юных дев, как планировала мама.
Но разве я позволю родителям дарить мне то, что хочется им? Это невозможно уже лет десять. И теперь такого не будет. Скорее всего, никогда. Теперь, скорее всего, уже никакого не будет. Потому что не станет меня.
В первый раз я подумала об этом отчётливо, не прогоняя саму мысль и даже, кажется, не оглохнув и не ослепнув от ледяного ужаса.
Не станет меня, а мир будет прежним. Даже здесь, в этом разбросанном по пригоркам и клочкам леса посёлке, где от соседей до соседей — идти и идти, и не факт, что не заблудишься. Даже дома, где мама и папа поседеют от горя, но до последнего дня будут верить, что это чудовищное недоразумение и я когда-нибудь вернусь. Даже у Игоря. И уж тем более в несчастном фейсбуке. Там-то уж совсем ничего не изменится. Кроме того, что я не буду писать про свою, чтоб её вовек не было, несчастную любовь. Ну и Рысика постить не буду — это уж точно. Нет в фейсбуке меня, нет и Рысика — железное правило, реальный закон виртуальной жизни.
Девчонки заметят быстро, начнут писать в мессенджере, может, даже звонить. Игорь полистает ленту, пожмёт плечами — нет, так нет. Он и раньше был таким: покажет фейсбук что-нибудь моё в ленте — лайкнет. Не покажет — ладно, лайкнет чьё-нибудь ещё, чьё увидит. А в последние дни меня он не лайкал совсем.
Это я, как дура, только продрав утром глаза, хватала смартфон и открывала его страницу. Что там? Как? А ничего. Новый пост или два. Сто восемнадцать лайков, двадцать четыре комментария. От девчонок тоже. То есть в основном от девчонок.
А у меня на странице — ни одного его лайка.
Я огорчалась. Я вытирала дурацкие слёзы. Я бесилась. Я ждала с телефоном в руках. Вечно с телефоном в руках. Наверное, если бы получалось, я бы и спала так, в режиме ожидания.
***
А ещё несколько недель назад лайки Игоря появлялись каждый день, и я становилась счастливой. По крайней мере, на ближайшие полчаса-час. Правда, потом счастье проходило, и жизнь превращалась в ожидание. Пост — ожидание — тишина, тишина, тишина — ночь со странными снами, после которых было стыдно смотреть на себя в зеркало, — снова пост — ожидание. И лайк. Его, Игоря. Собственно говоря, тот лайк, ради которого я вообще что-то писала в фейсбуке.
Нет, конечно, я никому и никогда бы в этом не призналась. У меня были френды, у меня даже были подписчики, которые говорили, что ждут моих историй и фотографий моего Рысика. И, честно сказать, мне нравилось их внимание и слова нравились тоже. Но всё-таки не настолько, чтобы вести бложик в фейсбуке. А Игорь — настолько.
Кажется, он был единственным из всех знакомых мальчишек, кто читал какие-то книги и смотрел нормальные фильмы. А главное — главное, рассказывал об этом. В первый раз, когда я наткнулась на его страницу, удивилась так, что даже забыла отправить ему заявку, чтобы принял меня в друзья. Он писал про старый-старый фильм, причём так искренне и просто, как будто его слова были адресованы лучшему другу. Не знаю, как объяснить, но иногда бывает — читаешь что-то, и сразу видно, что оно написано для многих, а иногда хоть и знаешь, что это может прочитать кто угодно, но думаешь, что человек писал только для тебя. Вот у Игоря было написано именно так. И меня, как говорится, повело.
Когда я прочитала про тот фильм, мне стало легко-легко. И тепло, как будто меня на ветру обнял любимый человек.
И, конечно, я отправила ему заявку, а он добавил меня в друзья. И я стала читать. У него было много интересного. Не только про книжки и фильмы. Он сочинял двустишия, очень смешные. Нет, были, конечно, и не совсем удачные, но так же у всех — иногда получается лучше, а иногда — из рук вон.
Я читала его и привыкала постепенно. К тому, что он пишет. К тому, что есть в моём фейсбуке. К тому, что, если захочу, наверное, смогу его увидеть. Но видеть мне как раз тогда не хотелось. Я боялась, что, если мы заговорим, всё разрушится. Я пойму, что ничего в нём особенного нет. Он — он тоже что-нибудь поймёт обо мне, чего лучше бы не нужно.
А потом прошло время, и я привыкла так, что ждала его лайков днём и ночью и уже спала с телефоном.
И он всегда приходил, а однажды взял и не пришёл.
Это был жаркий-жаркий день, следующий после моего дня рождения. Утром я написала пост о том, что вот теперь знаю, что в фейсбуке у меня есть не только френды, но и настоящие друзья, которые поздравляют с праздником и даже дарят цветы, пусть и виртуальные.
Мы были, конечно, на даче и обливались холодной водой, полдня ходили в магазин за мороженым и минералкой, а полвечера я смотрела дурацкий сериал про тётеньку-сыщика. Ну и, понятно, поглядывала в телефон. Сначала спокойно, потом волнуясь. А чем ближе время подходило к полуночи, тем отчаяннее хотелось, чтобы Игорь появился. Лайкнул бы на моей странице хоть что-нибудь, и я бы спокойно перевела дух.
Но наступила полночь, а он так и не появился. Вернее, не появился у меня, потому что в сети я его увидела.
Я уснула только часа в два ночи, и мне снились вокзал, поезда, перрон и все эти вечные запахи дороги, от которых сосёт под ложечкой и немного кружится голова. Как будто я вышла из поезда и бегу на вокзал. Туда, где собралась маленькая толпа у табло. Мне не хватает воздуха и колет в боку, но я всё равно не перехожу на шаг, а чемодан на колёсиках подпрыгивает слева от меня на брусчатке перрона и норовит вырваться и укатиться вниз — в клубы железнодорожного не то тумана, не то дыма.
А потом я прибегаю и вижу, что поезд Игоря ушёл пять минут назад. Меня обдаёт волной безнадёжности, и нет даже сил расплакаться.
Утром я схватила смартфон и почти сразу же увидела, что зря. На моей странице ничего не изменилось. На его тоже. Я минут пять подумала и пошла по страницам общих знакомых. Наверное, это было совсем глупо, но я хотела проверить. Его лайки кое-где были. И даже два комментария. Значит, с ним всё в порядке. Просто не до меня.
Это утешило. И одновременно расстроило так, что мне не хотелось ни вставать, ни куда-то идти. Но я, конечно, встала. И весь день заглядывала в смартфон, хоть надежды оставалось всё меньше.
На самом деле это было так странно. Человек не зашёл на твою страницу или перелистнул тебя в ленте, потому что — да мало ли почему. Глупость, фантом, виртуальная реальность. Но мне было плохо всерьёз, как будто меня бросил любимый человек.
***
Шли дни. Я ждала, но уже понимая, что зря. Наверное, ему надоело меня читать. Только и всего. Обычное дело.
Оставалась последняя надежда. Игорь всегда лайкал, если кто-то из друзей менял аватарку.
Я надела самое красивое платье, накрасилась и попросила бабушку меня сфотографировать. Бабушка поворчала, но согласилась, и фотография получилась удачная. Я сделала её аватаркой и стала ждать. Через пару минут на панели фейсбука загорелось уведомление, что кто-то что-то лайкнул. Я вздрогнула и осторожно открыла вкладку, чтобы посмотреть, кто и что, но уведомление исчезло. Как будто померещилось.
А Игорь так и не пришёл. Всё было зря.
Раньше я не сомневалась, что пишу в фейсбуке из-за Игоря, и получалось, что теперь можно всё это бросить и даже снести приложение из смартфона. Но я не могла. Как будто разорвать последнюю ниточку, которая нас связывала.
Если бы не летние каникулы, я бы, может, поехала к его школе, но летом ехать было реально некуда. И я виртуально шла в фейсбук.
Прошло две недели. Я уже ни на что не надеялась, но всё равно методично писала о чём-нибудь по утрам и фотографировала Рысика вечером.
Однажды Рысик получился особенно хорошо. Огромный, пятнистый, с кистями на ушах и на лапах. Его лайкали все подряд. Лайкали, восхищались и ахали. А один новый френд даже написал: «У меня такой же. Хочешь, покажу?»
В последнее время я легко добавляла новых френдов. Честно говоря, просто мне было всё равно. Хотят дружить? Я не против. Добавляются для количества? Пусть, от меня не убудет.
Не то чтобы мне сильно хотелось смотреть на чужого кота, но отвечать так было невежливо, и я написала: «Покажи».
«Кину в личку», — ответил он.
Я удивилась, но не стала возражать и через минуту получила фотографию роскошного сибирского кота. Правда, не только его. Кот лежал на руках у хозяина. Хозяин был симпатичным парнем примерно моего возраста. А ещё он немножко напомнил мне Игоря. Наверное, улыбкой, потому что черты лица у них были совсем разные и цвет волос тоже. Этот был блондином, с длинной вьющейся чёлкой. Кажется, высокий. Кажется, худой, с тонкими запястьями и широкими плечами. Но точно разве по фотографии разберёшь?
«Красавец!» — ответила я, сообразив, что слишком долго не реагирую на сообщение, и фыркнула, потому что это слово можно было отнести к обоим — и к хозяину, и к коту.
«А ещё он умеет ловить рыбу!» — написал хозяин кота.
Раньше я не обращала на него внимания и даже не помнила, что у меня есть такой френд. Но теперь, конечно же, посмотрела его страницу. Его звали Стас, и он жил в Санкт-Петербурге. Как и я. Как и Игорь. Вот зачем я опять вспоминаю про Игоря? Даже сейчас, когда пишу сообщение совсем другому человеку.
«В миске?» — спросила я, снова понимая, что слишком долго молчу.
«В речке!» — мгновенно ответил Стас.
«Так не бывает!»
«Спорим?»
Это было неожиданно, но, в общем, весело. А мне уже давно не хватало чего-то такого, поэтому я ответила:
«Легко!»
«Тогда приезжай в субботу на Финляндский вокзал!»
Вот тут я сперва напряглась. Всё-таки одно дело — трепаться в фейсбуке и совсем другое — встречаться в реале.
Стас, наверное, почувствовал и написал:
«Не хочешь — не надо. Я тебе потом фоточку скину. С доказательством».
Любопытно, подумала вдруг я, что он сразу начал говорить со мной на «ты», но меня это ни капельки не смутило. Как будто мы были знакомы сто лет.
«Спасибо, скинь, — ответила я. — А ехать — не то чтобы не хочу, просто сейчас совсем нет времени».
И получила:
«Без проблем. Если вдруг появится время или желание, пиши. Буду рад. Отвезу тебя на базу на Вирту. К Муссону».
Мне, конечно, тут же захотелось спросить, что такое Вирта и кто такой Муссон.
Оказалось, что Вирта — это старое русло реки Вуоксы, а Муссон — кот. Когда он был совсем маленьким, назвали Мусей, но кот Муся звучало так себе, а кот Муссон — вполне.
Тем разговор и закончился. Мне было приятно, что меня куда-то позвал симпатичный парень, но я никуда не собиралась с ним ехать.
***
Прошло уже довольно много времени с тех пор, как Игорь перестал лайкать мои записи, но я не могла не думать об этом. Вся история чем дальше, тем сильнее напоминала древний анекдот про кота, которому отрезали хвост по частям, чтобы было не так жалко.
Наверное, мне нужно было или вообще удалить фейсбук из смартфона, или отправить Игоря в глубокий бан. Но я не могла. Рука не поднималась, глаза сами искали его посты. И я по-прежнему ждала.
Это было совсем не похоже на прежнее ожидание. Раньше я ждала и дожидалась, а теперь заранее точно знала, что не дождусь.
Если летом представлять себе снег, тщательно, со всеми подробностями, шероховатостями и запахом, то снег всё равно не появится. Если всё время думать про человека, который давно о тебе не вспоминает, он всё равно не вспомнит. А тебе становится только больнее. С каждым часом, с каждым днём.
И однажды я решила — ну сколько можно-то? Мне было особенно тошно, болела голова, левое веко опухло после укуса мошки, губы всё время сохли, и их приходилось облизывать почти таким же сухим от жары языком. И я решилась написать Игорю в личку. И написала. И отправила.
Руки тряслись, кровь стучала везде, где можно и где нельзя, ладони мгновенно вспотели. Я же видела, что он в сети и что прочитал моё сообщение, тоже видела.
А потом увидела, что он набирает ответ, и чуть не упала в обморок.
«Привет! Всё нормально. Ничего такого», — написал Игорь.
Собственно, это было похоже на пощёчину. Или на быстрое, но чуть приукрашенное вежливостью: «Отстань!»
И ни на что больше.
Я плохо соображала, но чувствовала: если промолчу — сойду с ума, и быстро набрала пост, в котором просто рассказала про то, что со мной творится в последнее время. Не называя имен и вообще изо всех сил стараясь сделать так, чтобы меня понял только Игорь, если бы вдруг случилось чудо и он опять начал меня читать.
А потом я дописала и поняла, что он все равно не прочитает. Потому что.
Я не помню, сколько проплакала. Наверное, долго. Кажется, прошёл дождь. Кажется, выползло солнце. И ветер порвал облака в перистые лоскуты. А я сидела над смартфоном, и слёзы ползли по щекам, по шее, по экрану. Потом я подумала, что от сырости телефон может сломаться. А ещё потом — что и пусть. Куплю себе обычный кнопочный, начну ходить по вечерам к магазину, где собирается дачная молодёжь, и будет мне счастье. Счастье, а не вот эти непонятные сущности — духи фейсбука. Чтоб их всех никто ни разу не лайкнул и не откомментил.
Пе-ре-жи-ву.
Что, я себе другого нормального парня не найду? Да запросто! Тем более что и искать-то не нужно. Сам нашёл. Стас же! Стас меня нашёл.
Вот и напишу ему прямо сейчас. Посмотрим, что скажет.
***
Стас обрадовался. Обрадовался так явно и искреннее, что я почти перестала стесняться. Он не дразнил, не обращался свысока, даже не спрашивал ни о чём. Он просто рассказал, чётко и ясно, где мы можем встретиться и куда поедем.
Не то чтобы я совсем забыла про Игоря, но мне стало легче, намного легче. По крайней мере, появилась тема для размышлений, которая никак не была с ним связана.
Как раз в пятницу бабушка собиралась в город, ей нужно было выписать какой-то рецепт у врача, и я осторожно её начала уговаривать, чтобы она не торопилась, а спокойно возвращалась на дачу в субботу. И не утром — зачем вскакивать ни свет ни заря? — а вечером, на пустой электричке, в тишине и прохладе.
— А ты точно не испугаешься? — спрашивала бабушка.
— Чего?! — искреннее возмущалась я. — Не испугаюсь, не пущу в дом чужих и не умру с голоду. Точно.
И бабушка согласилась.
А я, бессовестная, обрадовалась и начала незаметно собираться в поездку. Положила в рюкзак крем от комаров, бутылку воды и складной швейцарский нож. Мы его с мамой подарили папе, но он хранил нож на даче. Для дальних походов. А я как раз собиралась в дальний поход.
***
Стаса я увидела издалека. Он показался мне таким же, как на фотографии, только кота не хватало.
Я подошла к нему сзади и окликнула:
— Стас? Привет!
Он обернулся, смерил меня оценивающим взглядом, секунду помедлил и улыбнулся.
— Привет, Кать!
Улыбка у него была странная. Губы улыбались, а глаза оставались безразличными. И как мне показалось, что эта улыбка похожа на улыбку Игоря? У Игоря даже на фотографии было видно, что лицо светится и глаза сияют.
В голове вертелись эти никому не нужные мысли, но я быстро справилась с собой и перестала сравнивать.
Он подхватил мой рюкзак за верхнюю ручку и слегка дёрнул:
— Снимай, донесу.
— Да он лёгкий, — отказалась я.
Но Стас всё равно рюкзак не отпустил:
— Снимай, говорю. Или так пойдём, за ручку?
Он хохотнул и сделал пару шагов в сторону, увлекая меня за собой. За рюкзак увлекая.
Я почувствовала себя глуповато. Проще было согласиться:
— Ну ладно, бери!
Стас накинул мой рюкзак на одно плечо, крепко взял меня под локоть и повёл к кассам. Руке стало больно, и я подумала, что от каждого его пальца останется отпечаток. У меня вообще нежная кожа, и на ней моментально появляются синяки. Вечно хожу, как побитая. Особенно летом. В смысле, особенно заметно летом, что я в синяках. Теперь вот ещё добавятся, на ровном месте.
— Давай-давай-давай! — поторопил меня Стас и вдруг запел: — Пять минут! Пять минут!
Электричка давно стояла, и вид у неё был такой, словно стоять ей надоело до смерти и хочется уже в луга, леса и степи.
Но это я вру, конечно. Степей у нас поблизости нет, никакая электричка не доедет.
Я улыбнулась и спросила у Стаса:
— А нам долго ехать?
Он широко улыбнулся:
— А ты как хочешь? Подольше или побыстрей?
Чёлка упала на лоб, глаза блеснули сталью, на скулах проступил лёгкий румянец.
Я посмотрела на него и вдруг поняла, чего хочу больше всего на свете. Но вроде было уже поздно.
Часть вторая
Вы можете ржать, но сначала я объясню, почему про себя зову её Ры, а потом уже всё остальное.
У меня была двоюродная сестра. То есть она и сейчас есть. Но сейчас она красит волосы, и ничего не поймёшь. А в детстве она была рыжая. И вредная. Хорошая, но вредная. Это бывает с девчонками. Некоторые совсем никакие или дрянь, даже если вредности в них ни на грош. Так с ними рядом и сидеть не хочется. А бывают, как моя сестра. С такими трудно, но, когда она уезжала куда-нибудь из города, я первое время готов был выть на луну. И ругаться со всеми подряд за то, что они — не она. Потом привыкал, конечно. А потом она возвращалась. Всегда, кроме последнего раза. Её мама вышла замуж и увезла её к новому мужу в Москву.
Так вот, её звали Катя. А я её звал Рыжая Катя. Это сначала. А потом сократил, и стало Рытя. Ну и, в конце концов, просто Ры.
Так вот эта Катя, которая меня нашла в фейсбуке, тоже была рыжая. И характер у неё был — ой. И вообще чем-то она мне напомнила сестру. Я сам не заметил, как детская кличка перекочевала к новой хозяйке. Ей она, кстати, подходила. Только мне приходилось следить, чтобы не назвать её так вслух. Ну, в смысле, не написать в фейсбуке. В жизни-то мы не встречались.
Вернее, один раз мы виделись, но я тогда не знал, что она — это она. И Ры ничего не знала про меня. Это была городская олимпиада по литературе. Ры сидела от меня наискосок и один раз посмотрела в упор. Но я заметил, что она смотрит, но не видит. А может, ей всё равно. Мне тогда тоже было всё равно. Я только удивился, какая у неё фигура. Вроде хрупкая, а вроде… ну, неважно. Что я сейчас буду?
А через полгода она нашла меня в фейсбуке. Или не нашла, а просто наткнулась через общих знакомых и не вспомнила даже, но ей стало интересно. Мне тоже стало интересно.
Она так восхищалась тем, что я пишу о кино, что мне хотелось писать хоть каждый день. Но я знал, каждый день — это чересчур. Надоест и всё.
И я писал раз в неделю, не чаще. А ей не надоедало.
Она тоже что-то писала там, у себя на странице. Регулярно. Читать всерьёз я это не мог, но и особых ужасов вроде не обнаружил. То есть глупости были, но нормальные — девчачьи, простительные. А каждый вечер она постила портрет своего кота Рысика. Вот его тоже вполне можно было бы звать Ры.
Я не знаю, нравилась она мне тогда или нет, но то, что Ры появилась у меня во френдах, нравилось точно. И то, что она мне писала. И то, что была онлайн каждый день, с утра до вечера.
А потом у неё наступил день рождения. Я не знаю, как там это нужно делать, чтоб все были довольны. Но я поздравил. Она сухо ответила: «Спасибо». И даже, кстати, по имени не назвала.
А утром написала, что теперь знает, кто её настоящие друзья, а не просто френды. Кто цветочки прислал — тот и друг.
И вот тут я взбесился. Может, на ровном месте. Но это же был совсем идиотский бред. А потом решил: ладно. Не друг, так не друг. Дружи с кем хочешь.
Я собирался вообще убрать её из друзей, но передумал и просто отписался. Внешне все оставалось по-прежнему, просто я не читал того, что пишет Ры. День не читал, два, три. А потом не выдержал почему-то и опять начал. Раз в день, оптом.
А Ры однажды мне написала в личку. Я, честно сказать, обалдел. И ответил какую-то фигню. Ну, от неожиданности и вообще. Чего от меня ждать? Я же простой френд, а не друг.
Я думал, может, она потом ещё напишет, но Ры больше не писала. Обиделась, что ли? Или ей было наплевать?
У Ры почти всегда светился статус онлайн, и я знал, что у неё все в порядке. Вроде надо было забить на неё и забыть, но почему-то ничего не забывалось.
А потом я прочитал у неё такой пост, что у меня чуть крыша не съехала. Может, я все неправильно понял? Но если правильно, то получалось, что Ры все время думает обо мне. Нет, она писала не прямо, но у меня даже загривок вспотел и спина. А внутри все напряглось, как будто ещё чуть-чуть — и должно было случиться что-то.
Не случилось.
Я решил, что хватит уже и я сам ей напишу. Вечером её не было онлайн, наверное, рано легла спать. В полдень, когда я проверил, не было тоже.
Я удивился, посмотрел и обнаружил, что в последний раз Ры выходила в сеть в девять утра. И все.
Это было совсем на неё не похоже. На всякий случай я заглянул на её страницу: вдруг она там написала, что куда-нибудь собирается. Нет, ничего похожего вроде не было. Я подождал ещё час и начал методично перечитывать все её записи с комментариями. Не то чтобы я разволновался, но мне было интересно, куда она подевалась.
Потом я подождал ещё немного, а потом открыл мессенджер и написал: «Привет!»
Я подумал, что, может, она увидит сообщение и ответит. Ну и что, что сейчас Ры не в сети? Уведомление-то ей придёт и так.
Но она не ответила. Ни через пять минут, ни через двадцать.
Я махнул рукой и опять занялся делами. А потом смартфон хрюкнул и затрясся. Пока я его вытаскивал из заднего кармана, хрюкать он перестал и трястись тоже. Но я увидел, что мне звонила Ры. Не по телефону, у неё и номера-то не было, а в мессенджере.
Никогда в жизни она мне не звонила. Сплошные какие-то странности.
Я решил перезвонить.
Она ответила сразу, и я подумал, что раньше не слышал её голоса вот так.
— Привет, — сказала Ры. — Я очень рада, что ты написал. Только тут связь плохая и какая-то вообще странная. Я отправить сообщение не могу, а позвонить почему-то могу.
— Отдыхаешь где-то? — спросил я.
— Ну, — слегка замялась она, — в общем, да. Отдыхаю. От всех.
И мне то ли показалось, то ли на самом деле Ры странно вздохнула, как будто всхлипнула.
Я бы ни за что не стал расспрашивать о подробностях, но этот вздох-всхлип меня насторожил.
— Совсем одна?
— Совсем. Сначала была не одна, а теперь, — она не договорила и всхлипнула уже явно, а потом ещё носом шмыгнула.
Тут я не выдержал:
— Ты где, Кать? Что происходит вообще?
— Да не знаю я! — выкрикнула она. — На даче у Стаса. А он меня закрыл почему-то и свалил.
— Так, спокойно, — велел я, стараясь говорить как можно отчётливее и медленнее.
Слышимость в телефоне была так себе.
Отчётливо вроде получалось, медленно — не очень.
— У какого Стаса? Ты с ним вместе учишься? Давно его знаешь?
— Да Стаса, из фейсбука! У тебя он тоже во френдах есть. А так я его совсем не знала.
Я подумал, что, если бы она была поблизости, я первым делом дал бы ей по шее. За то, что поехала на дачу неизвестно к кому. Я даже не помнил такого френда. Мало ли их у меня? Но сейчас было не до «по шее». Сейчас нужно было что-то решать.
— Где дача? — быстро спросил я.
— На Вирте.
— Где?
— На Вуоксе, у старого русла. Её там Виртой…
— Всё, понял. Попробуй определить поточнее.
— Как?
В её голосе послышались истерические нотки. Я заговорил медленнее.
— Подойди к окну. Открой его. Можешь? Вылезти нереально? Так. Тогда встань поближе и телефон, если можешь, высуни в окно. Связь будет получше. Открой карты Яндекса. Выбери «Указать моё местоположение». На карте появится точка. Её координаты сообщи мне. Можешь сделать скрин экрана и переслать. Не перешлётся, продиктуй. Поняла?
— Ага, — чуть спокойнее ответила она.
Я не стал отключаться, пусть будет на связи, пока можно. Дурак. Конечно, было уже нельзя. Её смартфон разряжался со страшной силой, а у меня даже в голове не щёлкнуло.
Я задал несколько вопросов про придурка, который её запер. Получалось странно. Вроде они не ссорились и он к ней не приставал. Просто обещал сгонять на туристическую базу, взять лодку и подогнать к этому берегу. А Ры чтобы пока его на даче подождала. Она и не возражала. Но дверь он почему-то захлопнул так, что Ры выйти не могла. Не только из дома, из комнаты. Может, случайно, а может, и нет — пойди разберись. И главное — сам не возвращался уже больше двух часов. А обещал минут через двадцать. Вот и вся история. Ну и на звонки и сообщения не отвечал, ясное дело. Был вне сети.
Рассказав вот это всё, Ры опять всхлипнула и прислала мне координаты. И я увидел на карте, где она сейчас. Это было не слишком глухое место. Сто четыре километра от города, большой посёлок. Правда, та его часть, где сидела Ры, оказалась построенной недавно, и дома там были разбросаны друг от друга на приличном расстоянии.
Кто-нибудь решит, что у меня в тот момент отказали мозги, но я ничего не придумал лучше, чем сказать ей, что приеду. Скоро. Ну, может, не совсем скоро, но к вечеру точно.
А что я мог ещё сказать? Потерпи, он вернётся? Откуда я знал, вернётся или нет. Позвони в полицию? И что скажи? И, главное, что там ответят? Если уж будет нужно, вместе позвоним. Когда приеду.
Самое главное, я даже не задумывался, что почти целый месяц в фейсбуке не разговаривал с Ры и вроде жил. А сейчас уже бежал к метро, проверяя на ходу, сколько у меня денег, и пробивая маршрут в Яндекс-картах.
***
Когда началась гроза, я на автобусе подъезжал к конечной. Небо нависло так тяжело и низко, что его хотелось чем-нибудь подпереть. Солнце исчезло в сером облаке, сначала затянувшем его тонким слоем, будто паутиной. Но с каждой минутой слой становился толще, паутина превращалась в непрозрачное и прочное покрывало, сквозь которое даже лёгкому свету было не пробиться.
Я надеялся, что будет просто дождь, но как только небо потемнело всерьёз, то тут, то там словно покатился по жести железный горох, сухой, крупный и частый.
А потом я увидел первую молнию. Она расколола небо, превратив его в пазл, разделённый сверкающими трещинами.
Автобус остановился, открыл двери. Люди, кто нехотя, кто торопливо, потянулись к выходу. Капли дождя медленно падали на землю и расползались кляксами. Но это была артподготовка — не больше — к настоящему ливню. А тот уже влажно дышал нам в лицо. Я понял, что у меня есть только один шанс не промокнуть, и то фиговый. Отсидеться в павильоне остановки. Вряд ли такой дождь мог идти долго. Вряд ли за это время с Ры могло случиться что-то фатальное, если не случилось до сих пор. А я изо всех сил надеялся, что не случилось. В последний раз я написал ей полчаса назад, и она ответила, что смартфон почти разряжен, а в остальном — без изменений.
Это меня не то чтоб обрадовало, но слегка утешило. Если ничего хорошего не произошло — это так себе. Но раз при этом не случилось и ничего плохого — это вполне вариант. Рабочий, как говорит мой папа.
Дождь прорвал небесную плёнку и хлынул, как только я сел на разогретую солнцем скамью в павильончике. Павильон был дурацкий — вроде и крыша сверху, и стены сзади и с боков, но настолько узкие, что даже при прямом ливне на носки и колени попадает вода.
Но я не жаловался. Да и некому было. Дождь лил. Молнии полосовали небо. Я подумал, что ещё чуть-чуть и оглохну. А потом подумал: хорошо, что я не на реке. Там в сто раз опасней, громче и вода со всех сторон.
Мне хватало воды и тут. Джинсы основательно промокли внизу, на футболке появились холодные тёмные пятна.
Я подумал, что, если посижу здесь ещё минут пятнадцать, можно будет спокойно выходить под дождь. Мокрее не стану. А если стану, то несущественно.
И всё-таки гроза уползла на запад. Медленно, неохотно, с грохотом и порывами ветра, от которого леденела кожа.
Странно, вроде давно настало лето, но от промокшей футболки и джинсов мне было холоднее, чем зимой в домашней одежде, когда я выходил на балкон.
Я постоял ещё чуть-чуть, посмотрел на крупные прозрачные капли, набухшие над головой по краю навеса, перевёл дух и пошёл. По мокрой траве, по скользким камням, по грязной дороге, пытаясь обходить только самые большие лужи.
Сначала я шёл уверенно, но потом мне показалось, что иду не туда. Пришлось вытаскивать телефон. Сначала я попробовал позвонить Ры, но она не ответила, конечно. Я в очередной раз повторил себе, что у неё разрядился аккумулятор и нечего тут зря сходить с ума.
А потом открыл карту. Смотреть было неудобно, я уткнулся почти носом. У меня с детства зрение не очень, но очки я надеваю редко, а сегодня вообще не взял. Кажется, за спиной прошли какие-то люди. Заурчал мотор. То ли мотоцикл без глушителя, то ли маленький трактор вдалеке. Я не смотрел. Мало ли кто где ходит и ездит? На всякий случай, правда, свернул с дороги на обочину.
На обочине росла высокая трава, и сейчас она сверкала и переливалась всеми цветами радуги. Меня эти переливы не обрадовали. Я знал, что сейчас снова нырну кроссовками в холодную сырость.
Да ладно, плевать. Ну, простужусь. В первый раз, что ли? Мало я в детстве болел всеми этими ОРВИ, ангиной и бронхитом? Проходили же? Проходили. Пора привыкнуть и не париться.
Я снова уставился на карту и смотрел на неё, пока не услышал:
— Слышь, парень. Дай позвонить. Позарез надо. Я те деньги отдам.
Я сразу вспомнил про Стаса. Глупость несусветная, но почему-то я подумал, а вдруг это он. И обернулся.
Нужно было не оборачиваться. Нужно было бежать, и, может, даже бросив смартфон, как бросают рукавицу догоняющему медведю. Если бы я не оборачивался, не думал, не смотрел в тупые рожи, потерявшие человеческий облик не сильно позже рождения, то у меня было бы несколько лишних секунд.
Но я обернулся, увидел, и меня будто парализовало.
— Дай позвонить, — как на автомате бубнил самый мелкий из них, а остальные окружали меня, деловито и молча.
Часть третья
Пока не умер смартфон, я верила, что Игорь приедет.
Он говорил так серьезно и убедительно, что ему было просто невозможно не верить. И еще я слышала, как он волнуется и как хочет меня успокоить. Я ничего не придумываю, я на самом деле это поняла по его голосу.
Первые минуты после разговора сердце билось как сумасшедшее, и щеки горели, и я чувствовала себя так, словно мне только что подарили то, о чем я мечтала сто лет. То есть сначала мечтала, а потом уже потеряла всякую надежду, что это сбудется. А оно сбылось. Пусть совсем не так, как я себе представляла. Пусть не в то время, не в том месте и с кучей лишних условий, но всё-таки сбылось.
В общем, сперва я была почти счастливой. Я даже напрочь забыла про Стаса и, наверное, сильно удивилась, если бы он вдруг вошёл в комнату. Но он не вошёл. Ни он, ни кто-нибудь другой.
Я ждала Игоря. Смотрела на часы в смартфоне — и ждала. Читала два его последних сообщения — и ждала. Смотрела на его фотографии в фейсбуке — и ждала.
А потом как-то сразу у смартфона погас экран, и я поняла, что все мыслимые сроки на дорогу из города до Вирты прошли. Если бы кто ехал, давно бы добрался, а кто не собирался, того и ждать бессмысленно.
Значит, меня никто не спасёт.
И что мне теперь — в самом деле пропадать?
Если я не смогу отсюда выбраться, то или умру от жажды, или… Или меня тут заперли, чтобы вернуться в нужное время и убить. Ведь так же обычно бывает в фильмах? Мало, что ли, я их смотрела? Мало читала про них у Игоря? Может, триллер, может, хоррор. В зависимости от того, чем закончится. Маньяк заманил жертву в логово и скоро вернётся. Видимо, в ночи, чтоб было интереснее ему и чтобы точно ничего не разглядели соседи. Вот почему когда я смотрела эти фильмы, то изумлялась наивности девушек, легко идущих в гости к маньяку? И даже почти не верила, что такая доверчивость бывает на свете. А сама при этом так же пошла за Стасом! Идиотка. Я же ничего про него не знаю, совсем ничего. Это же не Игорь, с которым мы вместе писали олимпиаду и про которого я была в курсе хотя бы, в какой школе он учится и даже где примерно живёт.
И общих знакомых у нас, реальных знакомых, воз и маленькая тележка. А со Стасом? Да я понятия не имею, кто из реальных друзей хоть когда-нибудь с ним виделся и знает о нём хоть что-то.
Может, я, конечно, зря так думаю про Стаса. Может, с ним самим случилось несчастье и он не смог вернуться.
Да что же всё так плохо!
Дверь не открыть, позвонить невозможно. Стас не вернулся. Игорь не приехал.
И самое-то ужасное — мне позарез нужно выйти отсюда. Хоть куда потому что. Попробуйте посидеть весь день запертыми в комнате, поймёте. Терпеть уже нет никаких сил.
И тут я вспомнила про окно, в которое высовывалась, когда звонила Игорю. Вернее, когда он мне звонил. Тогда я сказала, что вылезти через него нельзя, потому что оно высокое и створки у него узкие. Да, всё так. Но это если ничего не подставлять снизу и вылезать через створку. А если, например, подтащить стол, а раму выбить чем-нибудь тяжёлым? Хотя нет. Выбить не получится. Может, тогда перепилить?
Я вытащила свой, то есть папин швейцарский нож из рюкзака. Там была маленькая пила.
Стол стоял в противоположном углу. Обычная столешница на четырёх ножках. Я попыталась его сдвинуть, не вышло. Ножки не хотели скользить по бетонному полу. Вообще этот пол подошёл бы для подвала или гаража, но никак не для жилой комнаты. Может, его хотели покрыть ковролином или ещё чем, просто не успели? Или не хватило денег? Всякое бывает, я знаю.
Так вот, ножки стола скользить не хотели, зато мои тапки, которые Стас выдал мне при входе, ездили по бетону только так.
Я приподняла стол за одну ножку, подсунула тапок. Потом за вторую — подсунула другой. Не сказать, чтобы это мне страшно помогло, но кое-как, то приподнимая, то опуская не обутые ножки, я всё-таки смогла подтащить стол к окну.
После этого пришлось приходить в себя минут десять, но я уже всё решила. Поэтому, когда дыхание стало более-менее ровным, я забралась на стол и начала пилить ту часть рамы, которая разделяла створки. Она была деревянная, не слишком толстая и вполне поддавалась. Жаль, что перепиливать пришлось в двух местах. Я вспотела, покраснела, почувствовала, что сердце бьётся не только, где обычно, но и под горлом, в запястьях, под коленками и даже немного в ушах. Но всё это было ерундой по сравнению с тем, как мне было нужно выйти из этой проклятой комнаты. Хотя бы чтоб найти другую комнату, гораздо меньших размеров. Или фиг с ней, с комнатой, — густые кусты или высокую траву.
Пока я таскала стол и пилила, снаружи прошла сильная гроза, но я даже не смогла испугаться. Я вообще-то боюсь грозы, особенно за городом, но это в нормальных условиях. Сегодня условия ни в какую норму не вписывались.
В общем, я допилила, и перегородка оказалась у меня в руках. Вылезать было, наверное, страшно, но мне настолько хотелось на улицу, что я даже забыла испугаться. Не знаю, как это делалось бы по правилам, но я просунула в окно ноги, потом живот, потом грудь и плечи. Потом чуть-чуть повисела, держась руками за низ окна, и сползла по стене. И плюхнулась в клумбу.
Кажется, я поломала штук десять бархатцев и помяла остальные, но нечего было меня ставить в безвыходное положение. Что я — Винни-Пух? Так тот сам себя в него поставил. Или — или я тоже сама? Поехала неизвестно с кем неизвестно куда… Тьфу! Ну, вот самое время сейчас побиться головой обо что-нибудь, страдая от собственной глупости. Это я и потом смогу. А сначала мне бы найти траву повыше и кусты погуще. Как-то так.
Кусты нашлись и даже не колючие. Я осмотрела их со всех сторон и бодро полезла в самую середину.
А когда собралась выбираться наружу, услышала голос Стаса. Сначала я замерла от ужаса, что он всё-таки разглядел меня в кустах и теперь спрашивает о чём-то. Но потом поняла, что спрашивает Стас вовсе не меня, и замерла от ужаса уже всерьёз.
— Да здесь она, куда ей деваться? Замок, что ли, взломала? Не! Не может быть. Такие только по телефончикам умеют пальцами водить.
Вот что он говорил! И через несколько секунд я увидела — кому.
Их было четверо. По виду абсолютные гопники или хуже. Рожи тупые. Глаза мутные. Немытые волосёнки будто приклеены к головам. Это казалось бредом, но они действительно почти не отличались один от другого. Ни одеждой, ни причёсками, ни выражением лиц. От этого у меня чуть не поплыло чувство реальности. Словно я попала в дурной сон, где все герои — одинаковые чудовища.
Нет, всё-таки не все одинаковые. Стас отличался. Он был всё тем же городским мальчиком в аккуратной одежде, который прислал мне фотографию в мессенджере и встретил меня на вокзале. Симпатичным и высоким. Только кота не хватало для завершения образа. Вместо кота были эти четверо.
Я ничего не понимала. Зачем он их притащил? При чём тут я? Ведь «такие только по телефончикам умеют пальцами водить» — это же точно про меня?
Я сидела в своих кустах и боялась пошевелиться, а они пошли ко входу в дом.
— Теперь весь долг спишете же? — спросил вдруг Стас.
И я заметила, как он напрягся. Спина, плечи, ноги. Как будто внутри у него сжались пружины.
— «Же» точно спишем, — сплюнул слова уголком рта один из четверых.
Теперь, чуть присмотревшись, я разглядела, что он выделялся среди них. Во-первых, был старше. Во-вторых, держался уверенней и развязнее. Хоть в этом направлении и остальные отставали не сильно, но всё-таки.
— А тебе — поглядим, — продолжил старший сплёвывать слова. — Как твоя девка нас встретит.
Он не замолчал, он продолжил и говорил такие ужасные слова, что меня чуть не вырвало. Прямо там, в кусте. И самое мерзкое, что всё сказанное было про меня.
Я замерла, почти перестала дышать и решила, что не вылезу из этих кустов никогда. А потом вдруг поняла, что мне конец.
Вот сейчас они войдут в дом, не найдут там меня, зато найдут опилки и стол под окном. А дальше всё просто. Если присмотреться, всяко можно увидеть, что вокруг моих кустов примятая трава. Ну, или ещё какие-нибудь следы. И тогда меня найдут.
И всё.
Значит, есть несколько минут — от того момента, как они исчезнут за дверью, до того, как поймут, что меня в доме нет.
Это всё сильнее напоминало кошмарный сон. Классический, когда нужно бежать, а ноги не слушаются.
Но мне повезло — мои послушались. Как только дверь в дом захлопнулась, я рыбкой вынырнула из куста и помчалась к дороге. Хорошо, хоть на участок мы пришли пешком, и куда идти, я знала.
На дороге не то чтоб меня отпустил страх, но я решила просто не думать. Ни о чём. Бежать к станции, пока сердце не начало выскакивать горлом. Идти к станции, пока ноги отрываются от земли. Да хоть ползти к станции, лишь бы вперёд.
Пробежала я немного. Меня догнал мотоцикл. Старый, чёрный, с большой коляской. Кажется, такие я видела только в кино.
— На автобус? — спросил мотоциклист. — Опаздываешь?
Он был в шлеме, и его лица я не разглядела, но и так было понятно, что это человек в возрасте. Скорее всего, глубоко пенсионном.
— Да! — ответила я.
— Садись в коляску! Только шлем надень. Он там, под брезентом.
Мамочки мои! Всю жизнь меня учили не разговаривать с чужими людьми. Всю жизнь мне объясняли, что нельзя садиться в попутки. Но что мне оставалось-то? Ждать, что те гады догонят?
Мотоциклист понял, что я торможу, и добавил:
— Садись-садись! У нас тут шпана совсем распоясалась. Парнишку сегодня подобрал. Отделали так, что…
Он махнул рукой.
Я охнула и забралась в коляску.
— Меня-то не бойся, — сказал мотоциклист. — Я — Серый Грибник.
И вот тут мне стало совсем нехорошо.
Правда, ненадолго.
Серый Грибник вытащил мобильник вполне современного вида, что-то там полистал и передал мне.
Знаете, что там было? Группа в «ВК». Так и называлась «Грибы на Вирте». И администратор — Сергей Грибник. Приятный дедок с бородой и с подписью «фельдшер села Ромашное».
Специально для меня он снял шлем, и я увидела, что да — на аватарке он самый и есть.
— Видела? Меня пол-области знает. И полгорода заодно.
Подписчиков у группы было в самом деле — число с пятью нулями.
Я с уважением кивнула, мы надели шлемы и поехали.
Трясло ужасно, но мотоцикл быстро довёз нас до развилки, к которой топать ногами мне пришлось бы полчаса, не меньше. И это если бы меня не догнали.
На развилке Серый Грибник притормозил.
— Смотри. Тебе к станции — это вон туда. Метров пятьсот. А мне в медпункт — сюда. Я тому парнишке кое-что из аптечки возьму.
Я вдруг почувствовала, что дрожу. Вот сижу в коляске и дрожу крупной дрожью.
Фельдшер тоже заметил, конечно.
— Так, — сказал он. — Так. А с тобой что?
— Я боюсь, — честно призналась я. — Боюсь одна.
Больше спрашивать он не стал.
— Тогда поехали ко мне. А там как пойдёт. Или на последнюю электричку тебя отвезу, или завтра с утра. Домой позвонишь.
Я даже не поинтересовалась, что пойдёт, а молча кивнула и расплакалась.
***
В доме пахло лекарствами. Не то чтобы совсем остро, но вполне различимо. Как будто пару часов назад кто-то наливал в стаканчик валерьянку, а может, корвалол. И ещё расползался аромат то ли крема, то ли мази, сильный, до сладковато-горькой слюны.
Я сидела над чашкой красного чая и грела руки. Тепло от пальцев медленной волной двигалось дальше и выше, и это было так хорошо и правильно, как будто ничего лучше в тот момент и быть не могло.
Фельдшер, разрешивший его называть дядь Серёжей, ушёл к своему сегодняшнему пациенту, а я осталась одна. Снова одна и снова в чужом деревенском доме.
Дядь Серёжа зашёл в комнату, топая так, что в шкафчике затряслись стёкла.
— Согрелась?
Я кивнула.
— Хочешь сегодня уехать?
Я кивнула ещё раз. Мне на самом деле ужасно не хотелось оставаться на ночь в чужом доме.
— Или до утра подождёшь? — продолжил дядь Серёжа, будто не заметив моего кивка. — Парнишку того лучше до завтра не трогать. А так вместе и поедете.
— Да я могу до завтра. Только мне бы позвонить.
Ну что у меня — совсем совести не было? Я же понимала, что он пожилой, что устал, наверное, и что спас меня. И не только меня, так получалось.
— Звони, конечно. Номер помнишь? Или тебе, может, зарядник от моего телефона подойдёт?
Зарядник, увы, не подошёл. У моего смартфона разъём был необычный. Зато с номером, к счастью, проблем не возникло, потому что я спокойно могла звонить в город, на домашний телефон. Я и позвонила. И наврала, что на даче и что всё в порядке. Городской аппарат у нас допотопный, номер звонившего не определяет, поэтому не пришлось ничего лишнего придумывать и объяснять.
Дядь Серёжа деликатно вышел из комнаты, поэтому краснеть перед ним за враньё тоже не пришлось. Повезло, короче. Со всех сторон повезло.
Минут через десять дядь Серёжа вернулся и предложил:
— Пошли познакомлю. Вместе будет веселее. А мне сейчас всё равно уходить.
— Куда? — растерялась я.
— На реку. Мы же на реке живём, заметила? А что река, если на рыбалку не ходить?
— А грибы?
— Грибов пока нет. Это попозже. Нет, бывают и в июне, конечно. Колосовики называются. Приличный слой иной раз. Но за грибами по ночам не ходят. А на рыбалку — самое оно.
***
Это было даже не больно, это было невыносимо. По крайней мере, первые секунды, когда я смотрела на его лицо и понимала столько всего сразу, что мысли готовы были шипеть и плавиться.
Я была сто раз не права, тысячу раз не права, и ещё можно повторять и повторять, каждый раз увеличивая число в десять раз, всё равно получилось бы правильно, без гипербол.
Игорь ничего не придумывал. Игорь отвечал за свои слова. Игорь приехал. И кто виноват, что дойти до меня ему просто не дали. Вернее, ясно, кто виноват.
То, что случилось с ним по дороге, было ужасно, но могло бы быть ещё ужасней. Если бы не дядь Серёжа на своём мотоцикле.
И теперь Игорь был жив, и Игорь был рядом.
Сердце у меня выстукивало какой-то немыслимый ритм, будто забыло, как бьётся обычно.
Я смотрела на Игоря, на его разбитые губы, и мне хотелось реветь в голос. Нет, я, конечно, сдерживалась. Я понимала, что это было бы чересчур даже для меня.
Но в груди появился и рос странный комок, от которого с каждым вздохом расходилась боль. Не смертельная, не мешающая дышать, но всё-таки вполне ощутимая и реальная, от которой ныло и обливалось щиплющим теплом всё внутри.
Я пыталась сесть так, чтобы боль исчезла, но она не пропадала ни в движении, ни в покое.
Мы о чём-то говорили, но я не очень понимала о чём. И ещё я думала, что так не бывает. Вот чтобы человек перевернул во мне всё и сразу. Ну, то есть не сразу, конечно. Мы же были знакомы в сети и даже один раз виделись. Но тогда это было совсем не то. А теперь то, единственно возможное.
И мне по большому счёту ничего не было нужно. Только сидеть с ним рядом и разговаривать.
По телевизору шёл какой-то ужасный фильм, с монстрами, инопланетянами и бедными глупыми студентами, которые при первых признаках опасности решили разделиться и исследовать подозрительные места по одному. Нет, ну не мне их сегодня было осуждать.
Если честно, я такие фильмы не люблю, но сейчас могла бы посмотреть четыре раза подряд. С Игорем я бы согласилась на любой фильм.
А он, кажется, нарочно выбрал самый страшный ужастик. Чтобы не отвлекаться. На меня.
Я видела, что он стесняется, да и сама готова была провалиться, но это же глупо и обидно терять на всякую ерунду время, когда мы оказались рядом.
Может, завтра уедем в Петербург и больше не увидимся. Потому что ведь далеко не факт, что Игорь захочет меня видеть, особенно теперь, после того, что случилось.
Сейчас, по крайней мере, он смотрел на экран и не отрывался.
Мне хотелось задать ему сто и один вопрос, но язык почему-то не поворачивался. И я сидела как последняя дура и пялилась на монстров.
А потом решила, что фиг с ними, с монстрами. И пусть Игорь на них пока смотрит. А я сама придумаю что-нибудь, чтобы его отвлечь.
В голове зашевелились такие мысли, что я покраснела. И подумала, как хорошо, что Игорь смотрит на экран. Нет, ну правда. У меня такое идиотское лицо, что на нём всё всегда написано. А вот того, что там было сейчас, ему уж точно читать не нужно. Девчонки о таком думать не должны, наверное. По крайней мере, первыми. По крайней мере, так, чтобы можно было догадаться.
И всё-таки он посмотрел. И, кажется, понял. И спросил:
— Думаешь, фильм — фигня?
Я осторожно пожала плечами. Вот скажу сейчас что-нибудь невпопад, и будет дело.
— На самом деле он хороший. Это же не триллер как таковой. И не хоррор. Это пародия. Просто тоньше, чем обычно. И менее заметно всё. Но если смотреть, а не как ты…
Он выразительно смерил меня взглядом:
— Тогда поймёшь. И будет смешно. Особенно в конце.
— А что как я-то? — возмутилась я. — Я-то как раз смотрю. Ты просто не заметил.
— Как я мог не заметить? Ты рядом вроде?
— А потому что ты смотришь только на экран.
— А ещё у меня есть боковое зрение!
— И что ты им разглядел?
— Тебя!
Он сказал это и вдруг закашлялся. Как будто слово оказалось слишком холодным. Или слишком шершавым. Или вообще всё — слишком.
— Меня ты и раньше видел, — на всякий случай напомнила я. — Сто раз — на селфи, в фейсбуке.
— На селфи ты так же похожа на себя, как коты из мультика на живых.
— Почему это? Селфи же фотография?
— Фотография, но ты разве не видишь, как искажается лицо?
— Зато можно сделать гладкую кожу и большие глаза. А, и длинные ноги ещё.
— Ну да. И все становятся одинаковыми. Как пришельцы из селфи-страны. Иногда даже красиво, но на улице увидишь — не узнаешь. Ну, скорее всего. И вообще, лица какие-то кукольные. Неживые.
Я чуть отодвинулась от него. Мне-то казалось, что на селфи я очень красивая. И что все это видят. А Игорь — особенно. Иначе зачем я их вообще делала? Чтобы выглядеть в его глазах неживой куклой? Жесть.
Ничего так поговорили. Может, сейчас ещё что-нибудь выясним? Ну, что он ненавидит кошек, например. Или что его бесят девчачьи рассуждения про любовь. Или что он терпеть не может девчонок с рыжими волосами. Спросить, что ли?
Но я не успела спросить. Он подвинулся ко мне и взял за руку. Я подскочила и руку отобрала. А потом подумала: что я делаю? Он же сейчас обидится, и всё.
Но он, кажется, не обиделся. По крайней мере, я ничего такого не заметила.
— Сейчас там начнётся самое интересное, — сказал Игорь.
Он говорил про фильм, конечно.
— Здесь тоже, — шепнула я и сама прикоснулась к его пальцам.
Может, это было совсем неправильно и нужно поступать как-то иначе, но я просто побоялась, что Игорь больше не посмотрит на меня, а времени у нас осталось не так уж много. В городе у каждого своя жизнь. И в фейсбуке, оказалось, тоже. Значит, чтобы что-то изменить, у меня был только этот вечер. Совсем не бесконечный, кстати.
Игорь тоже, наверное, понимал, что сейчас может что-то решиться. Или не решиться. И что это зависит от него.
Он ничего такого не сделал.
Я встала с дивана и отошла к окну. Ну и ладно! Ну и пожалуйста!
— Так. Ну, — сказал он странным голосом и оказался рядом со мной.
Потом я почувствовала, что он прижал меня к себе. Мне хотелось его обнять, но руки почему-то не слушались. Я опустила голову, я боялась на него смотреть.
Он прикоснулся к моей щеке. Кажется, щекой — точно я не поняла, потому что как ты поймёшь, если взгляд не отрывается от пола? Но вот тогда я тоже прижалась к нему. Секунды на две, не больше.
Я думала, что так не бывает или бывает только в книжках, но мне правда стало больно, странно и хорошо. И захотелось, чтобы время остановилось. Вот в эту минуту, в эту секунду.
Но часы по-прежнему тикали, громко и часто, напоминая стук сердца сказочного великана.
Потом мы сидели на диване перед телевизором. Фильм закончился, начался другой. И я даже пыталась его смотреть, но получалось так себе. Зато Игорь держал меня за руку. И вот это получалось по-настоящему.
***
Звук был странный. Как будто кто-то стучал палкой по железному ведру. Если бы я не спала, то, может, так и не испугалась бы. Но я совсем недавно уснула, а проснулась от этого звука.
Я знала, что Игорь где-то в другой комнате, в другом конце дома. Мы разошлись часа два назад, потому что не спать до утра я не умею.
Я долго не могла уснуть, хоть глаза слипались и всё, что у меня было, ныло от усталости. Противненько так, протягивая через тело невидимые ниточки боли. Может, я простудилась, может, слишком сильно устала. Или просто всё это было откликом на бессонную ночь и почти бесконечный день.
Теперь, наверное, можно считать, что начался другой день. Но начался как-то не очень.
Я встала, одёрнула футболку, натянула джинсы и носки. И пошла туда, откуда доносился звук. И дошла. До запертой нами изнутри входной двери, по которой кто-то стучал чем-то тяжёлым.
Сначала я подумала: а вдруг это дядь Серёжа вернулся и не может открыть дверь? Хотя чего бы он не мог? Сам же нам сказал, чтобы мы спокойно закрывались на замок, а у него с собой ключ, которым он прекрасно всё откроет и попадёт в дом, когда ему будет нужно. Или ключ потерялся?
Я осторожно выглянула в окно. Ночь была светлая, потому что в июне у нас всегда такие, если только небо не затянуто тучами.
Я увидела высокого человека в плаще с капюшоном. Он стоял рядом с дверью и методично лупил в неё палкой. Это было жутковато. Но я же не знала, вдруг к дядь Серёже всегда так приходят? Он же — фельдшер. Может, кому-то срочно нужна помощь?
Именно поэтому, а не из-за какого-нибудь любопытства или чего там ещё я подошла к самой двери и спросила:
— Кто там? Что случилось?
Меня услышали сразу. Человек перестал стучать и скинул капюшон.
Сперва я не разглядела его лица, потому что смотрела в довольно мутное окно и наша белая ночь — всё-таки не день. Это на Севере можно перепутать три часа дня с тремя часами ночи. У нас белая ночь скорее похожа на серебристые сумерки, в которых нет солнца, зато отчётливо видны силуэты и тени.
— Катя? Это я, Стас. Открой, пожалуйста!
Я замерла на мгновенье, а потом меня тряхнуло от бешенства. Что он тут делает? Он думает — я ненормальная и ему открою? Он считает — мне мало того, что случилось, хочу ещё?
— Ну, открывай уже! — повторил Стас погромче. — Что я тут дураком стою?
Наверное, не нужно было с ним разговаривать, но разве ж я могу?
— А что я дурой сидела у тебя — это нормально было?
— Ну, прости! Случайно дверь захлопнулась. Я же не хотел. А ты сбежала, как не знаю… Прихожу — тебя нет. Чуть с ума не сошёл!
В его голосе появились обвиняющие нотки.
— Что мне было думать? Хорошо, знакомые рассказали, что видели тебя с фельдшером на мотоцикле. А он, между прочим, чокнутый. Ты не знала? Притащил тебя к себе, думаешь, зачем?
Меня снова тряхнуло от злости.
— Да уж не зачем ты! — ответила я.
Голос сорвался, но слова прозвучали вполне отчётливо.
— Конечно, — кивнул Стас. — Я такое с несовершеннолетними девчонками не делаю.
— Да! Ты их привозишь для своих дружков-уголовников! Что они собирались со мной сделать? Расскажешь? Какой долг тебе должны были простить? Большой, наверное, да? Раз ты так заморочился?
Услышав меня, Стас отшатнулся от двери.
— Что ты несёшь? — прошипел он. — Совсем крыша поехала?
— Я видела, как ты их привёл. И слышала, что они говорили.
— Ах, вот как! Да это игра такая! Ничего бы тебе не было! Ты дура, что ли? И с чего ты взяла, что они уголовники? Детективов насмотрелась?
Он говорил всё спокойнее и убедительней. Может, если бы они не избили Игоря, я бы даже могла поверить Стасу. Потому что реальность, которую я увидела из кустов около его дома, оказалась настолько страшной, что в неё-то как раз верить не хотелось. А в то, что всё это просто игра, — хотелось.
— Открой, — совсем спокойно попросил Стас, — и я тебе нормально всё объясню. Пока твой маньяк-фельдшер не вернулся со своей рыбалки. Я с ним не справлюсь, если что.
— Уходи! — почти так же спокойно ответила я. — Хватит врать! Дядь Серёжа — человек, а ты и твои дружки…
Я набрала воздуха, чтобы сказать прямо, не выбирая выражений, что я думаю про Стаса, но не успела.
— Не откроешь? — прошипел он. — Ну и не открывай. Я сейчас эту дверь вынесу. Вон за фомкой схожу, и все дела. Или без фомки даже. Думаешь, сил не хватит? Хватит! И тогда тебе будет в сто раз хуже. Поняла?
— В сто раз хуже будет тебе. В любом случае.
Это сказала уже не я. Это сказал Игорь. Он стоял за моей спиной с баллончиком в руках. Я знаю такие, у мамы одно время был. Ей папа купил, когда она поздно возвращалась с работы.
— Я уже позвонил дядь Серёже. Он тут через пять минут будет. И не один, как ты догадываешься. Так что у тебя минуты три, чтоб свалить безболезненно.
Стас выругался, как-то совсем уж мерзко, и больше мы его в ту ночь не видели.
***
Утро светилось росой и зеленью.
Небо, река и заросший травой берег — вот и всё, что мы увидели, когда дядь Серёжа высадил нас из мотоцикла. Мы попросили полчаса. Полчаса на берегу Вирты, чтобы просто посмотреть, какая она.
Она оказалась совсем не широкой, синей, с кувшинками у нашего берега. У кромки воды рос рогоз. Лёгкий ветер шевелил его, и листья шуршали, как шёлк или как крылья гигантских стрекоз. Стрекозы, кстати, тоже были. Зелёные, голубые, серые — они кружились над водой, садились на концы листьев, качались вместе с ними и снова взлетали.
Мы шли по берегу, Игорь впереди, я чуть-чуть сзади, и смотрели, смотрели, смотрели. На волны, которые у берега становились настоящими, лизали холодными пенными языками песок и камни и раскачивали рогоз, а ближе к середине реки превращались в мелкую рябь. На камни, торчавшие из воды, то чёрные, то серые, то выгоревшие почти в белизну. На чаек, устроившихся на камнях. На поплавки от старой сети, то ли разрезанной специально, то ли разорванной ненароком.
— Реальная Вирта, — пошутила я.
— Всяко лучше виртуального реала, — согласился Игорь. — Особенно твоего.
— Почему моего?
— Ну, это у тебя он вырвался на простор. Сидел бы себе в фейсбуке, ничего бы и не было.
Я покраснела, чуть не подавилась воздухом, а потом всё-таки сказала:
— И тебя бы здесь не было.
— Ага, — кивнул он. — Я бы, кстати, не возражал. Не, тут красиво и всё такое, но мы могли бы встретиться где-нибудь ещё. При других обстоятельствах.
— Значит, ты жалеешь?
— Ну как? Морду свою и смартфон не очень, тебя — да.
Я не знала, что ему ответить, и промолчала. Может быть, зря. Но я всегда молчу в нужную минуту и болтаю, не умолкая, когда нельзя. Характер. Не лечится. Или лечится, но временем и опытом, а у меня и того и другого — в обрез, мягко говоря. Хоть, кажется, за вчерашний день должно было прибавиться. Но ведь сразу не поймёшь — прибавилось или ни капли. Потом видно будет, время покажет.
— А зато ты вернулся, — всё-таки сказала я, но тихо.
Игорь, кажется, не услышал.
Наверное, было не совсем правильно говорить «вернулся», потому что в реальной жизни он от меня не уходил, и не факт, что в фейсбуке он снова начнёт меня читать. Но всё-таки я воспринимала его появление рядом именно как возвращение. В конце концов, какая разница, где он ушёл и где пришёл? Главное, что от меня и ко мне.
— А ты нормально кавалеров выбираешь, — заметил вдруг Игорь. — Но в следующий раз предупреждай заранее, что ли, когда куда соберёшься. Я подготовлюсь.
— Он не кавалер! — возмутилась я.
— А кто?
— Просто! Знакомый. По фейсбуку…
Слова звучали всё тише, потому что говорить такие глупости даже для меня было слишком.
— И ты с просто знакомым по фейсбуку поехала за сто километров от города, чтобы… кстати, чтобы что? Он стал не просто знакомым? Или знакомым не по фейсбуку?
— Чтобы посмотреть на кота. Который сам ловит рыбу.
— На кого?!
У Игоря даже лицо вытянулось от изумления.
— На кота Муссона. Этот Стас сказал, что он сам умеет ловить рыбу. В реке.
— Ага, — осторожно кивнул Игорь и спросил совершенно серьёзно: — А тебе сколько лет?
Я хотела ответить, но он не дал мне рта раскрыть.
— Два? Три с половиной? Максимум — шесть?
Мне хотелось его остановить на минуту и попытаться объяснить, что, когда я договаривалась о поездке со Стасом, это не выглядело идиотизмом. Это выглядело… А собственно, как? Ой, мамочки!
— Ну, если бы меня позвал ты, это было бы нормально?
— Я? — Игорь прижал руки к груди. — Позвал тебя смотреть на кота? Который сам ловит рыбу?
Весь его вид выражал недоумение и скорбь. Видимо, от одной мысли, что он мог меня куда-то позвать.
— Я бы тебе гифку скинул — и все дела.
Солнце выглянуло из-за молочного облака, и я на минуту ослепла. Это было хорошо, потому что иначе как бы я смогла незаметно вытереть слёзы? Никак.
А тут я стояла и тёрла глаза кулаками, напрочь забыв и про салфетки, и про носовой платок. Тёрла и ворчала сквозь зубы:
— Опять зайца словила.
— Какого зайца? — не понял Игорь.
Кажется, он решил, что я совсем того. На нервной почве и от недосыпания, например. Или по жизни, а он просто не знал.
— Солнечного, конечно, — объяснила я.
И он вроде бы поверил.
***
Мы влетели в электричку в последнюю минуту перед отправлением. Я уже не верила, что успеем. Но ни Игорь, ни дядь Серёжа не сомневались, и, когда я робко заикнулась про следующую, они посмотрели на меня как на странную.
— Все всегда успевают, — успокоил дядь Серёжа, — и вы успеете.
Я хотела уточнить: кто все и за какое время, но потом поняла, что только моих глупых вопросов сейчас и не хватало.
А потом дядь Серёжа остановил мотоцикл, и мы буквально ссыпались с него.
— Ну, чтоб не в последний раз тут, — сказал дядь Серёжа и обнял нас обоих одновременно.
— Спасибо! — пискнула я. — Обязательно.
Игорь тоже ответил в том же духе, только чуть более связно. А потом мы взялись за руки и побежали. Сначала в кассу, потом на перрон.
И снова пахло разогретой железнодорожной смазкой, и над рельсами клубился не то туман, не то дымок. И снова меня обволакивало миром дальней дороги, тревожным и терпким. И я понимала, что впереди расставание. Но может быть, и встреча.
Электричка набрала такую скорость, что трава над насыпью превратилась в сплошные зелёные полосы, а гравий мелькал серыми полотнищами, отличавшимися друг от друга только оттенком.
— Хорошие теперь вагоны, — сказал Игорь. — Я сто лет не ездил. А они вон как изменились. Раньше были просто диванчики, теперь отдельные кресла. Жаль, без подлокотников.
— Только они узкие, — заметила я. — Нам с тобой как раз, а взрослым тесновато.
— А народу почти никого. Раньше, помню, не протолкнуться было. Особенно в пятницу вечером и в субботу утром.
— Это из города. А в город — в воскресенье.
Игорь кивнул. Это напоминало разговор двух старичков. Мол, в наши годы было вон как, а теперь — всё не то. Наверное, в другое время я бы рассмеялась, но сейчас мне хотелось расплакаться.
Мы болтали о жуткой чепухе, и было обидно и страшно, что скоро уже приедем в город, разойдёмся в разные стороны, и всё.
Как будто не было вчерашнего вечера, не было ужастика по телевизору, не было его щеки рядом с моей. Ничего не было. Приснилось. Померещилось.
Я сидела, слушала Игоря и понимала, что ничего он сейчас не скажет. Ничего важного, что могло бы изменить нашу жизнь. Хотел бы — давно сказал. А начинать этот разговор я сама не смогу. Да и незачем, наверное.
Да, он мне очень-очень нравился. И сейчас я это понимала абсолютно точно. Он нравился мне и там — в фейсбуке, и здесь — в реале. Может быть, я любила его. Причём знаете, когда я это почувствовала? Даже не сейчас. А до всего этого страшного, когда ещё ехала со Стасом. Я посмотрела на Стаса и поняла, что он никогда мне не понравится. И никто не понравится. Кроме Игоря. По крайней мере, в ближайшие сто лет.
Но так было со мной. А Игорь просто не мог оставить человека в беде.
Я понимала.
Я не собиралась навязываться.
Я просто чуть-чуть надеялась, что он останется пусть не в моей жизни, но хотя бы в моём фейсбуке. В моём несчастном фейсбуке, между рассказами о кино и фотографиями Рысика.
Слёзы хлынули так внезапно, что мне осталось только прикрыться рукой и убежать в тамбур.
Часть четвёртая
Я не понял, куда Ры так рванула. Сидела вроде спокойно, кивала, улыбалась. Но вдруг сорвалась — и как ветром сдуло. Может, я сказал что-нибудь не то? Но я вроде старался. Пошлых анекдотов не рассказывал, ругаться не ругался, приставать не приставал.
Вот это было особенно трудно. Потому что она сидела рядом, вся такая… как это назвать-то? Ну, вот если девчонка не только красивая, но от неё как будто расходятся волны. Посмотрел, почувствовал — и всё. Попал.
Но я реально держался и ничего такого себе не позволял. Захочет, чтобы позволил, даст знать, — я так решил.
А она сегодня как раз, похоже, ни о чём таком не думала. Притихла, замкнулась в себе. И даже не улыбалась.
Вообще, вчерашний день у неё, конечно, был тот ещё. После такого не только улыбаться разучишься, после такого заикаться начнёшь.
У меня, правда, тоже не то чтобы всё получилось.
Ни фига ведь не получилось, если честно-то. И сколько ещё всё будет болеть — неизвестно. Но я-то переживу.
А вот за неё я этим гадам башку бы свернул. Если бы мог, конечно. Мне даже думать было страшно, что бы с ней они сделали. Этот Стас привёз её в счёт карточного долга. Вы представляете? Живого человека. Девчонку. Красивую, хрупкую, невинную до дури.
Тварь.
Как подумаю, начинает трясти от бешенства. Реально убил бы.
Ф-фу. Надо бы о другом.
Вот, единственное, что я сказал ей полезного, — спросил про окно. И ведь она же вылезла через него. Успела. Это же нужно было не побояться вылезать, а сначала найти пилку, перепилить. Не любой парень справился бы, кстати.
А Ры смогла.
Вот только теперь сидела рядом, молчаливая и грустная. А потом вообще умчалась.
Я довольно долго её ждал. Но через пятнадцать минут решил всё-таки выйти в тамбур. Просто посмотреть.
Она стояла у двери, бледная в синеву.
— Кать, что? — осторожно спросил я.
Она посмотрела на меня пустыми, почти прозрачными от страха глазами и, мне показалось, сперва не узнала.
— Кать? — повторил я, взяв её за рукав.
Надо было, наверное, обнять Ры и растормошить как-то, но меня самого переклинило.
— Там Стас, — сказала она вдруг.
— Где? — не понял я.
— Между тамбурами. Курит. Я. Его. Боюсь.
— Не смей, — сказал я. — Слышишь, не смей его бояться. Он ничего тебе не сделает. Больше ничего.
Ры посмотрела на меня, и уголки рта у неё поползли вниз.
— Ты поняла?
Она кивнула, но так, что лучше бы не кивала.
— Ты мне веришь?
Она дёрнула плечом и отвернулась.
— Ладно! — сказал я. — Смотри!
Я старался говорить спокойно, но уже чувствовал, что ещё чуть-чуть, и бешенство затопит меня целиком, леденящее и обжигающее одновременно. От него становилось трудно дышать и темнело в глазах, зато в голове моментально возник план. Чёткий, ясный, как рисунок углём по белому листу.
Это был план на одну секунду, без предисловий и эпилога. План действия. Моего. В настоящем времени. Вернее, в ближайшем будущем.
Я подошёл к двери тамбура и отодвинул её. Дверь поддалась легко и беззвучно.
И я сразу увидел того гада. Я не мог называть его по имени. По имени называют людей. А он не был человеком. По крайней мере, со вчерашнего дня. Люди не приводят других людей на растерзание чудовищам. А если приводят, то именно в этот момент с ними происходит необратимое. Они становятся чудовищами сами.
А этот не просто привёз Ры. Он сделал всё возможное, чтобы вытащить её из безопасного укрытия не один раз, а дважды. Он не постеснялся уговаривать её на пороге дядь-Серёжиного дома, чтобы Ры пошла с ним. Не постеснялся льстить, и врать, и угрожать. И ни на секунду в нём не шевельнулась совесть.
Сейчас он стоял в междувагонном тамбуре лицом в открытую дверь, спиной ко мне.
Электричка грохотала, и не было слышно ни как я открыл дверь, ни как подошёл.
Он стоял и курил, а мне оставалось только повернуться, сделать шаг и пнуть его в зад, чтобы никого и никогда он не смог притащить в своё проклятое логово, к своим проклятым упырям, за свои проклятые долги. Ни Ры, ни какую угодно другую девчонку.
Это было так просто. Нас разделяли смешные сантиметры грохочущего и подпрыгивающего пола. И всё. Всё!
Я уже повернулся и вдруг почувствовал странное. Как будто мне на плечи накинули тяжёлую сеть. Ни пошевелиться, ни руку поднять. Это было так неожиданно и так непонятно, что я чуть не подавился воздухом.
Мне и так его сейчас не хватало, а здесь он к тому же пах железом и разогретой резиной. Вот и проходил в лёгкие с трудом. Вот и чуть не застрял где-то посередине, между носом и лёгкими.
Но всё-таки я протолкнул его куда нужно и сделал следующий вдох. И замер.
Потому что теперь воздух пах совсем иначе. Не гадким и механическим, а мятой, лавандой и чуть-чуть леденцами.
Я повернул голову и поплыл.
Сзади, изо всех сил вцепившись мне в плечи, стояла Ры.
— Нет! — прошептала она.
Я услышал, несмотря на грохот электрички, потому что её губы шевелились у самого моего уха.
— Нет! Не смей!
Больше Ры ничего не сказала, а молча потащила меня в наш первый тамбур. Я понял, что она догадалась или просто почувствовала, что я собирался сделать. И не дала.
К счастью.
Эпилог
Он называет меня Ры, представляете? Когда я в первый раз услышала об этом, то чуть с ума не сошла. От смеха.
Если бы он сразу мне это рассказал, до моего четырнадцатого дня рождения, я бы ещё тогда всё поняла. Потому что кому попало не дают домашние клички. Нет, ну реально же. И виртуально тоже.
И я бы поняла, что он обиделся, а не просто так ушёл из моего фейсбука. И постаралась бы его вернуть. И не стала бы знакомиться ни с каким Стасом.
И ничего бы не было. И Вирты тоже.
Ну что уж теперь?
Вот такой у него характер, и вот такой у меня длинный язык и беспредельная наивность. Но пока Игорь рядом, это, наверное, не очень страшно.
А он рядом, пусть даже в фейсбуке. И я знаю: можно его позвать, и он обязательно откликнется.
Я очень стараюсь не дёргать Игоря лишний раз, но у меня не всегда получается. Потому что иногда мне становится страшно: а вдруг я позову, а он не ответит? И я зову. А он отвечает.
Может быть, это когда-нибудь нам надоест. А может, мы станем взрослыми, поженимся, и у нас родятся дети. Мальчик и девочка. Или девочка и мальчик. Мне всё равно кто.
Но Игорю я пока про это не рассказываю. Ещё успею, если что.