Илья Оганджанов. Человек ФИО: Роман в рассказах
Опубликовано в журнале Урал, номер 3, 2021
Сокращение ФИО напоминает анкету, документы. Книга Ильи Оганджанова преодолевает одномерность сухих анкетных данных. Она о простых людях со сложной судьбой. Их на страницах книги многое множество: школьники, учителя, актеры, офисные работники, монахи, официанты, журналисты. Все они когда-то родились в Советском Союзе — стране, которой уже нет на карте, но она осталась в памяти людей, в сохранившихся привычках, в доживающих свой век предметах окружающего мира.
География рассказанных историй широкая: Москва, Питер, Алушта, Соловки. Провинциальный город советских времен с «похожим на крематорий заводом», «неотличимыми, как близнецы, детским садом и поликлиникой», с гипсовыми горнистами в парке («Наш отец»). Окраины большого города в девяностые. В заброшенных цехах промзон теперь склады, шиномонтаж, автосервис. Зыбкая атмосфера тех лет. Соблазн и обман («Беспроигрышная лотерея», «Легко и беззаботно»).
Прошлое и настоящее сталкиваются самым неожиданным образом, создавая архитектурно-административный абсурд. За стенами Ризоположенского монастыря в Суздале детско-юношеский спортклуб, гостиница, кафе. На улице Парижской коммуны — православная гимназия («Годовые кольца»).
У книги есть подзаголовок «Роман в рассказах». Я всегда с недоверием отношусь к такому определению жанра. За ним часто оказывается просто сборник рассказов. В данном случае связь действительно есть. Пестроту событий и лиц скрепляют тема и герой. Эта книга о писателе, его жизни и работе.
«Эфемерный, загадочный мир…»
Его зовут Вадим. Имя переходит из рассказа в рассказ, и нетрудно соединить разные периоды жизни героя. Если повествование ведется от первого или третьего лица, без упоминания имени, все равно ощущается единство жизненного опыта, взгляда на мир, стиля.
Склонность к сочинительству, живое воображение, чуткость к слову проявились у мальчика еще в детстве. Его просто завораживала вывеска «Плиссе. Гофре». Волшебные, удивительные слова. Он воображал, что там поселились вельможные сеньоры, волею судьбы оказавшиеся в их городке. А может быть, авантюристы, искатели приключений. Пройдет много времени, и мальчик узнает, что «плиссе» и «гофре» всего лишь складки на платьях («Здесь, на земле»). В математической школе, где по настоянию родителей учится мальчик, его больше занимает не теорема Вейерштрасса, а звучание фамилии немецкого математика: «не фамилия, а какая-то улица вееров» («Подоконник»).
Еще Вадима отличали наблюдательность и цепкая память на события, лица, вещи: деревянный, шершавый от потрескавшейся краски подоконник, мешковатая, купленная на вырост (почти забытое понятие) школьная форма. Открытка советских времен — «цена 3 копейки, тираж 400 000, посылать в конверте». Все это пойдет в писательскую копилку.
Потом пришла потребность писать. Появилась толстая потрепанная тетрадь со стихами и рассказами. В некоторые рассказы книги включены первые литературные опыты Вадима. И главное, что заставляет писателя создавать из обычных слов эфемерный мир, — непреодолимое желание перенести увиденное и пережитое на бумагу. Спасти и сохранить от забвения. «Ах, какой сегодня день! Словами не передать! — с волнением и тоской приговаривает Леха-поэт» («Последний урок»). Для окружающих Леха просто городской сумасшедший. Для Вадима — товарищ по несчастью, а может быть, счастью сочинять. Впрочем, о себе Вадим говорит иронично: «Я человек из разряда щелкоперствующих, подвид бумагомарателей, отряд безвестных обитателей газетных и журнальных полос» («Дамба»).
Маленькая повесть, короткий рассказ, миниатюра — любимые жанры Ильи Оганджанова. И вот теперь, узнав их содержание, я прочитала подзаголовок «роман в рассказах» иначе. В каждом, ну почти в каждом рассказе заключен сюжет для небольшого романа.
«И короче, как можно короче…»
Эти слова Чехова запомнил и записал Бунин. Не знаю, следовал ли Илья Оганжанов советам классика или нашел свои жанры и стиль интуитивно, но именно Чехов вспоминается, когда читаешь книгу.
«Когда я пишу, я вполне рассчитываю на читателя, полагая, что недостающие в рассказе субъективные элементы он подбавит сам» (письмо А.П. Чехова А.С. Суворину 1 апреля 1890 года). Можно пофантазировать и восстановить пропущенные сюжетные звенья рассказов Оганджанова. Это особенно заметно по самым коротким, меньше страницы, текстам. Женщина смотрит бразильские сериалы — единственное занятие, доступное ей после инсульта, и плачет. О чем? («Загадка») Она познакомилась с будущим мужем в эвакуации, на почте. Он приносил два раза в неделю казенные бумаги. Она приходила каждый день, ждала письма. Разгадка в последней фразе второго абзаца: «Письма она так и не дождалась». И можно представить, что плачет она не о Карлосе и Кончите, даже не о муже, который был старше ее на восемнадцать лет. Скорее всего, о человеке, который так и не прислал письма. Может быть, он погиб на фронте.
Татьяна Львовна Щепкина-Куперник вспоминала, как Чехов предостерегал ее от фразы «трогательно было видеть» и подобных. Надо, чтобы читатель почувствовал это сам.
Еще советское время. Сын уезжает в Америку. Навсегда. Писатель дает только внешний рисунок. Но драма для читателя очевидна. И выражена она в двух предложениях: «В ночном окне отражались фигуры матери и сына. Она терла губкой давно вымытую тарелку, а он понуро, как провинившийся ребенок, стоял у нее за спиной» («Отъезд»).
Во двор прилетели снегири, и герою вспомнились детство, родители, новогодняя елка: «…на губах привкус горечи. Должно быть, от сигарет» («Снегири»). Читатель сам, без подсказки, поймет, что не только от сигарет.
В рассказах Ильи Оганджанова эмоциональный акцент смещается с авторского комментария на предметы окружающего мира. «Жалобно поскрипывает открытая форточка, точно на дворе скулит брошенный щенок» («Нелетная погода»), «ветер по-вдовьи завыл» («Прошлый век»), «бессильно горит моя настольная лампа» («Самое главное»). Образы по преимуществу минорные.
«Уж сколько их упало в эту бездну…»
Воспоминания о детстве, юности — главные мотивы рассказов Ильи Оганджанова. Печальные воспоминания: потеря близких, одиночество. Обычно пишут о женском одиночестве. Илья Оганджанов — о мужском. Женщина уходит к более успешному, перспективному («Самое главное»), уезжает в Канаду («И неслышно текла река»), погибает в автокатастрофе («О жизни и смерти, и еще — о любви»). Чувство одиночества передано сдержанно, по-мужски: «Я поднял воротник, сунул руки в карманы и с хрустом сжал кулаки. Перед глазами все поплыло, задрожало» («Опять весна»).
Почти все рассказы Оганджанова о расставании, утратах, бесприютности, болезни, смерти. Особенно тягостные из них о быстротечности жизни. Даже жуткие («Игра в жмурки», «Пока журчит ручей»). Вокзал напоминает герою кладбище: «…цветы, слезы и лица, лица. Только все отбывают в одном направлении» («Куда глаза глядят»).
Мрачный фон, гнетущую атмосферу немного скрашивают птицы, кошки, собаки. Они описаны с присущей автору наблюдательностью, изящно, даже с улыбкой, очень редкой на страницах этой книги. Вдоль забора по снегу протянулась «ровная стежка, будто сделанная на швейной машинке». Это «упитанный Барсик» отправился на свидание к соседской «капризно мурлычащей» кошке Маруське («Нелетная погода»). «Лай и птичий грай». Это сороки дразнят дворнягу Полкана, а рыжий пушистый кот «с показным равнодушием» и тайным интересом наблюдает за ними. Воркуют голуби и чирикают воробьи: «Бог жив, Бог есть, Бог здесь» («Годовые кольца»). Радостные мгновения жизни. Их немного в книге. А так хочется надежды, даже иллюзорной. Но если читатели готовы погрузиться в мир повседневных забот, горестных мыслей и тревожных снов обыкновенного человека ФИО, то они прочитают рассказы Ильи Оганджанова и поймут, что книга написана и про них.