Маркс утраченный и Маркс обретенный
Опубликовано в журнале Урал, номер 12, 2021
Маркс утраченный и Маркс обретенный. Книга о философии Маркса и о том, как и почему в России ее потеряли и обрели вновь / Под науч. ред. А.А. Коряковцева. М.—Екатеринбург: ИФиП УрО РАН: Кабинетный ученый, 2021.
Нынешний российский раздрай не получается одолеть никакими «скрепами»: ни сочинская олимпиада, ни мировой футбольный чемпионат, ни даже «Крымнаш» не поубавили (да как бы только не приумножили!) накал противостояния между обличителями «сталинизма» и противниками нынешнего российского капитализма. Комбатанты этих ристалищ «с мест своих не сойдут» из-за того, что позиции и тех и других сформировались на волне зашкаливающих эмоций. Поводы к эмоциям в достаточном количестве подбрасывает реальная жизнь, направление им задается явными или неявными лидерами (теперь часто из-под «ников» в интернете), которые не очень озабочены обоснованностью своих аргументов. Ну, а в действиях толпы, которая и вершит историю, выплескиваясь из бурлящего социального котла «майданной» вольницей, разум практически не участвует.
В ситуации категорической непримиримости единственная надежда — на здравый смысл, который требует не горячиться, а рассудить. Тем, на мой взгляд, и замечательна книга, о которой здесь пойдет речь, что она обращена не столько к чувствам, сколько к разуму читателя. По этой причине появление книги, которая точно бестселлером не станет (на то и не рассчитана), нужно оценить как событие, о котором стоит знать и тому, кто читать ее не будет «ни при какой погоде».
Напрямую в споры, порождающие раскол общества, ее авторы не вмешиваются: не обличают и не возвеличивают прошлых или нынешних «вождей», не сопоставляют Россию, «которую мы потеряли», с Россией, на которую мы теперь обречены. Но они проделывают более важную для понимания ситуации операцию: исследуют тот момент, когда на лаковой поверхности нашей «православно-самодержавной» государственности впервые появилась неустранимая трещина.
Впервые ли? Читатель знает, что «беспощадные русские бунты» подсвечивали багровыми сполохами всю российскую историю, а потом декабристы «будили Герцена», Герцен — народников и т. д. Но бунты были «бессмысленными», потому что, потрясая основы, не посягали на архаичную «конструкцию», а революционеры «из дворян и помещиков» пытались исправить власть, не поступаясь своим социальным статусом и не задумываясь о том, что для перестройки власти нужно радикально перестроить и общество.
Но вот явился Маркс… Учение Маркса авторы книги и положили на предметный столик своего интеллектуального «микроскопа».
Однако пора их представить. Первым назову Константина Николаевича Любутина (1935–2018) — известного в стране историка философии, одного из зачинателей философского образования на Урале. Его тексты (написанные «соло» и в соавторстве) определяют концептуальную основу книги, но непосредственно участвовать в создании книги сам он уже не мог: ее сформировали и издали как своего рода памятник Учителю его ученики: Андрей Александрович Коряковцев — кандидат философских наук и член Союза российских писателей (насколько могу судить, именно он явился идеологом издания, он же принял на себя и роль научного редактора); Петр Николаевич Кондрашов — доктор философских наук; Сергей Валентинович Вискунов — историк, занимающийся изучением развития общественной мысли в России.
В книге собраны статьи разных лет, но они выстроены так, что получилась цельная по теме, методологии и даже по «сюжету» работа — по сути, коллективная монография, обобщающая результаты многолетних исследований учения Маркса самим Любутиным и его учениками. Причем даже не Маркса вообще — с «Манифестом Коммунистической партии», «Капиталом» и всем 50-томным собранием сочинений (созданных классиком отчасти в соавторстве, а более в содружестве с Энгельсом), — а Маркса-философа, чье понимание «родовой сущности человека», наметившееся еще в юности и дополнявшееся новыми оттенками смысла на каждой новой ступени научной и общественно-политической деятельности мыслителя, послужило, по мнению авторов книги, основой Марксовой теории общественного устройства и понимания законов исторического развития. На этой теоретической базе покоится вывод Маркса о том, что правомерно изменение общественного строя революционным путем. Таким образом, обращение Любутина и его учеников к наследию Маркса — это, по сути, исследование гена, привнесенного некогда в российский бунтарский социум из более «продвинутой» в области социальной теории Европы и породившего новую революционность.
Читатель вправе усомниться: да повинен ли Маркс в катаклизмах российской истории? «Учителю мирового пролетариата» и в голову не могло прийти, что началом социалистических преобразований в мире может стать крестьянская Россия; в положениях его учения не найти объяснения радикализму «пролетарских вождей» и российских «революционных масс». А, по разысканиям нынешних интернет-эрудитов, Россию он даже не любил — считал варварской страной. Пусть это так, тем не менее революцию у нас вершили с его именем на устах, обращение к его авторитету придавало сакральность программам и лозунгам российских (а потом и по всему миру) революционеров; его гипсовые изваяния (на бронзу и мрамор не было ни времени, ни средств) появились на площадях уже в первый послереволюционный год; на его профиль наложились профили других вождей в популярной эмблеме, символизирующей идеологию советского строя. Словом, прав был Н.А. Бердяев, подметивший, что революция в России произошла хоть и «не по Марксу», но «во имя Маркса». И на протяжении всего советского периода российской истории труды Маркса были главным и непререкаемым источником философской и обществоведческой мудрости.
И все это враз ушло вместе с советским строем! Конечно, в этом смысле Маркс и был, как выразились авторы книги, российским обществом «утрачен».
Но на почве нынешних протестных настроений, считают авторы монографии, интерес к нему возродился: «Для нашей страны уже миновало то время, когда авторам марксистских исследований приходилось, как бы оправдываясь, убеждать читателя в актуальности и необходимости обращения к учению К. Маркса. Сами капиталистические реалии (и не только в России) убедили читателя в этом более, чем какие-либо слова». Однако настроения — не теория; они возвращают общественное мнение к Марксу, каким он помнится с советских времен, когда классику поклонялись, не дав себе труда внимательно его прочитать, принимая на веру марксизм в интерпретации Ленина и Сталина. И если Маркс возвратится в сегодняшний день в советском обличье, то, по мнению авторов книги, «едва обретенный Россией марксизм вновь рискует стать утраченным». Отсюда вытекает задача, которую во вступлении сформулировал А. Коряковцев: очистив марксизм от всевозможных интерпретаций, воссоздать «только само учение К. Маркса — каким оно предстает в результате специальных исследований».
Наивная вера в возможность докопаться до подлинной сути религиозных учений, художественного мышления, языковых систем и т. п., освободив их изначальную субстанцию от более поздних включений и наслоений, на удивление часто встречается в гуманитарных областях знания, так что намерение авторов книги представить читателю «аутентичный» марксизм, честно говоря, совершенно меня не впечатлило. Другое дело — прочитать Маркса непредвзято, то есть не стремясь к заранее заданному результату. Не знаю, это ли имел в виду А. Коряковцев, говоря о «специальных исследованиях», да и что тут «специального»? Просто компетентность и добросовестность. Но в этом плане работа уральских марксистов вызывает уважение.
Авторы монографии читают Маркса непредвзято — и он выглядит существенно иным, нежели в советских учебниках. У них, к примеру, нет нужды представить его главным революционером всех времен — так, они не приписывают «Тезисам о Фейербахе» роль барьера между «Экономическо-философскими рукописями 1844 года» и «Капиталом»: это, в их понимании, ступени развития одного мировоззрения. Им не нужно доказывать, что «единственно верное» учение цельно и монолитно, и они вполне убедительно показывают, что 50 томов собрания сочинений написаны не двухголовым монстром по имени «Маркс-Энгельс», а двумя выдающимися мыслителями, чьи познавательные интересы и даже позиции не во всем совпадали, хотя дополняли друг друга и хорошо сочетались. «Политическая целесообразность» не заставляет их обособлять экономическое учение Маркса, с его подогревающим революционные настроения наемных работников понятием «прибавочной стоимости», от его философской антропологии, и социальная теория Маркса обогащается важным положением о том, что сущность человека не остается неизменной «от Ромула до наших дней», а зависит от реального исторического процесса.
Добросовестность и компетентность коллективного исследования К.Н. Любутина и его учеников проявляется еще и в том, что труды Маркса — по крайней мере, наиболее концептуально значимые — заново прочитаны ими на языке оригинала. Почему это важно? Потому что, как утверждает П.Н. Кондрашов, выделяя даже свой вердикт курсивом, «нельзя доверять тем переводам текстов Маркса, которые имеются на сегодняшний день на русском языке». Дело не в том, что советские переводчики плохо знали немецкий язык, — они его хорошо знали. Но философские термины Маркса они переводили не в контексте его собственных философских размышлений, а в контексте новодела под названием «марксизм-ленинизм». И это меняло их смысл: исчезали «очень важные оттенки слов, без учета которых адекватно понять мысль Маркса не представляется возможным». Глава «Какого же Маркса мы читаем?», написанная П.Н. Кондрашовым, на мой взгляд, поучительное чтение не только для историков общественной мысли, но и для лингвистов.
Жанр рецензии не дает простора для обсуждения многих подробностей, так что ограничусь общим суждением: новое прочтение Маркса К.Н. Любутиным и его учениками раскрывает в теоретическом наследии классика богатейшие творческими прозрениями пласты смысла, которые даже не затрагивались в догматических курсах «диамата» и «истмата» в советские времена. Тем книга может заинтересовать не только специалистов по философии, но и пытливого «широкого» читателя, легко расставшегося с Марксом как «пророком» безвозвратно ушедшей эпохи.
На этой мажорной ноте можно было бы поставить точку, но нельзя, я думаю, обойти вопрос, заключенный в самом названии этого ученого труда: а точно ли Маркс уже снова нами «обретен»? В реальной жизни признаков его «второго пришествия» я как-то не замечал, а Коряковцев не подтвердил свой тезис фактами. Мало того, в этой серьезной монографии мне остро недостает стремления авторов разобраться в том, почему учение Маркса, даже плохо освоенное, оказалось столь важным для русской революции 1917 года и, стало быть, для чего его сегодня снова нужно «обретать»? Автор вступительного текста предупреждает, что «предлагаемая читателю книга лишена политического содержания». Ценю «политкорректность» этого заявления, но боюсь, что без «Новой Рейнской газеты» и I Интернационала никто бы особенно не заинтересовался ни «Капиталом», ни тем более «Экономическо-философскими рукописями 1844 года». На самом-то деле Маркс ворвался (не имея даже таких намерений) в эпицентр общественной российской жизни именно через политику, причем нюансы смысла, столь тщательно отыскиваемые уральскими марксистами, не имели решительно никакого значения для исполнения им той роли, которую ему довелось сыграть в России. Стараниями российских революционеров Маркс стал символом протеста против власти «буржуев», что, кстати, доказывает правомерность понятия «марксизм-ленинизм», как и всех прочих ситуационных толкований Марксова учения. В теоретические глубины этого учения редко кто из революционеров решался погрузиться, но смысл ключевого понятия «прибавочная стоимость» в народном сознании легко укладывался в сумароковскую формулу, дошедшую из XVIII века: «Они работают, а вы их труд ядите». Этого хватало, чтобы возбудить непримиримую вражду к угнетателям.
Когда же протестующий народ сплачивается вокруг некоего символа, попытки разобраться в нюансах смысла этого символа закономерно разрушают единство. Умные «вожди» хорошо это знали во все времена, а потому герои «пролетарской» революции боролись «за светлое будущее» (которое каждый понимал по-своему), и диссиденты, по признанию В. Буковского, сознательно избегали обсуждать вопрос о том, какой будет жизнь после падения советской власти. Следуя той же традиции, и сегодняшние участники электоральных игр выступают «за все хорошее». Так что подводить теоретическую базу под «жалкие формы наличной протестной практики» за счет уточнения смысла терминов Марксовой философской антропологии — значит, не усиливать, а ослаблять протестное движение.
Но следует ли из сказанного, что почитать монографию уральских марксистов полезно лишь в качестве интеллектуального упражнения? Нет, тематика человека нынче стократ актуальнее, нежели во времена Маркса, ибо и кризис советской цивилизации, на мой взгляд, на 99 процентов объясняется пренебрежением человеческим фактором, и нынешняя деградация человека под влиянием «демократических свобод» требует серьезного изучения. И вот тут эвристические потенции философской антропологии Маркса могут быть — и наверняка будут! — востребованы.