Рассказы
Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2021
Степан Зотов — член президиума и первого отряда Русского космического общества, координатор юридической службы Национально-освободительного движения, федерального направления «Космос и добровольцы» в Союзе добровольцев России. Основатель литературного проекта «Империум Человека» (конкурс-империум.рф — Легенда). Выпускник кафедры криминалистики юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, несколько лет работал в Управлении по расследованию бандитизма и убийств прокуратуры города Москвы. В «Урале» печатается впервые.
Велосипед
1
У меня свой велосипед! Уже не какой-нибудь детский, трехколесный, а настоящий стальной конь. Можно рассекать по улицам с гордо поднятой головой. Да, порой ноги до педалей едва достают, но это уже не считается. Велосипед настоящий.
Когда-то, может, и надоест. Но сейчас каждая прогулка на велике — это как полет в космос. Или там крестовый поход. Смотря кем захочу себя представить. Ветер в лицо, солнце в лужи, и доблестный рыцарь несется навстречу змею на своем коне, копье в руке, блики света на клинке! Или грозный истребитель, подрагивая крыльями, набирает высоту, чтобы затем с горки нырнуть в атакующее пике… И всё это я, конечно.
Когда в глубокой луже с разгону поднимаю волну брызг, так что лучше задрать ноги, — тогда больше истребитель. А когда встаю на педали и с силой упрямо разгоняю велосипед до боли в ногах, — тогда точно доблестный рыцарь в бою.
Вообще велосипед великая вещь. Сразу доступный мир стал побольше, ногами-то далеко не протопаешь, а тут по-хозяйски можно объехать чуть ли не весь район. И сразу как-то взрослеешь, масштаб мысли хочешь не хочешь, а растет. Сколько в экран ни пялься на планету, ощущения не те. Мир надо живьем брать, ударами пульса измерить, дыхание на нем посбивать. Тогда он твой. А иначе – пфу, одна видимость. Так каждый может. А район мой, только я буду знать.
Наши отношения с велосипедом переживают золотой период. Я его там чищу, колеса качаю, гаечным ключиком настраиваю. А он меня носит как ветер. Конь железный, а заботу любит. Я с ним разговариваю, он по-своему отвечает. Всё как надо — будь я летчиком-истребителем или рыцарем, разве я меньше заботился бы о своей боевой машине? Вжух! Гоняем мимо школы, по лесу и даже около шоссе. Вжух! Прыгаем через бордюры, по лужам и ямам. Вжжжж…уууууу! Разгоняемся под горку, целясь из воображаемых пушек. А если катим с друзьями, то умножай всё на три. Целая эскадрилья летит наперегонки. Нам нужен мир, и желательно весь. Благодать!
Так я и катаюсь всё лето, молодцевато здороваясь со знакомыми прохожими с высоты своего положения. Вот уже и август клонится к закату, скоро на учебу, всё больше на улицах ребят моего возраста, и постарше тоже… Вечер наступает, думаю, пора обозреть, как школа к 1 сентября готовится, и домой потом. Не спеша еду вокруг знакомого белого здания, крыльцо парадно украшено, ленточки, плакаты на День знаний. Если честно, даже учиться охота, соскучился по ребятам, да и оценки приятно получать. Надо же как-то выделяться, как ордена с медалями у солдат, не зря. Еду за угол и в тихом закутке между двумя крыльями школы вижу картину.
Два парня из восьмого Б прижали к стене четвероклашку, чтоб я помнил, как его зовут. Очков не носит, но по лицу видно — очкарик по жизни. И сейчас у него лицо, как будто очки потерял, и глазами рыскает, моргает крупно. Один из старших рукой прижал его за шею к стене. Другой взял сумку малого и спокойно в ней рылся. Малой кинул на меня взгляд, на секунду, я смотрел ему в глаза… Эх, черт! Что ж ты жалкий такой, угораздит же таких!
Велосипед сам пронес меня мимо, за угол крыла школы, и покатил дальше. Ему что, он конь, куда правят, туда и едет. А для меня время замедляется, и предательский холодок растекается по груди. Как бы там прижали не меня. Но раз уж я видел, то сказать, что не моё дело, не могу. Мало ли кого там вообще жмут… Но этого малого жмут уже как бы при мне, и как бы я там стою рядом, даже уехав. И тут уж рыцарь или трус. Герой или тряпка. В сказках добро всегда… Но тут не сказка. И мне 10 лет, а их двое, они старше и больше. Они меня побьют. Велик, новый, поломать могут. А чего доброго, и отберут! Блинский фиг. Холодок уже пробирает до кончиков пальцев, жидкий такой, покалывающий. Страаашно.
Я останавливаю велосипед, одна нога на земле. Мучительно текут секунда за секундой. Как я красиво летел с горки, каким могучим воином видел себя. И если я сейчас уеду, то как потом? Скрывать, забывать, врать… Хоть бы кто взрослый показался! Но задний двор школы тих и пуст. Здесь только я. И мой страх. Так легко было бы уехать на быстром велосипеде в тихий вечер, и не надо выбирать, не надо рассуждать. Просто катись себе по дорожке и думай о хорошем. Вот же непруха с этим жалким малым. Я уже начинаю выдумывать, как бы это его самого сделать виноватым, мол, нечего по вечерам ошиваться… мне он уже противен почти. Но вот это уже лишнее. Ведь когда-то и я могу быть на его месте. Я тут как бы тоже один. И какой бы он ни был жалкий, это не повод его грабить… наверное? А, к черту всё, к черту всех, рыцарей пусть ждет успех… Аааа, блин. Разворачиваю велосипед.
Они там еще не закончили. Со всего разгона тараню великом крупного парня. Славный рыцарь с боевым кличем «ААААААААААААААА!» Бух! Прямо под колено ему. Он валится с ног. Велосипед на него. А я сверху, через руль лечу, ага. Но как они опешили. Не ждали! Только это, наверное, и дает мне время прийти в себя от падения и кинуться на второго обидчика. На тебе, на, получай! Кулачки так и летают. По уху, по подбородку, по носу… Вот сейчас победю, аж сам верю. Но сколько веревочке ни виться, а конец настает. После первого шока мои противники приходят в себя. Поверженный конем парняга встает, хватает меня сзади, и начинается то, что, в сущности, и должно было произойти. Избиение. Кавалерийский наскок дал мне взять первую кровь, но вторая и все последующие будут за ними.
Но раз уж ввязался, жги мосты, я отбиваюсь, как могу: ногами, локтями, даже зубами хватаю одного. Не уверен, что стоило, — это их только злит и оправдывает не просто взбучку, а боль, настоящую боль. Скоро я лечу на землю, прикрывая руками только лицо, и чувствую сквозь закрытые или заплывшие глаза, как на меня сыплется град ударов. Ногами тоже. Звездочки вокруг головы, как в мультиках, только взаправду, вижу их во тьме закрытых глаз… Бум, бум, еще бум.
— Хорош, Петро, а то убьем еще! Берём велик – и ходу. Трофей мы заслужили.
Нет, нет, только не велосипед! Я разеваю разбитый рот в беззвучном всхлипе, в немой мольбе к миру, но из груди раздается лишь сиплый свист. Я задыхаюсь от сухих рыданий и, кажется, теряю сознание…
2
Открываю глаза. Вернее, глаз… второй слипся. Механически встаю на четвереньки, затем поднимаюсь. Еще не стемнело, значит, валялся недолго. Что ж, обозреем поле брани. На земле остались капельки крови, явно не только мои. Какие-то обрывки одежды, свидетельства доблести… Велосипеда и след простыл. Злосчастный малой, по ходу, дал деру еще раньше. Я серьезно ждал, что он, как в сказке, омоет мне лицо, возблагодарит, будет верой и правдой служить… Бррр. В сказке и велосипеды не отнимают! Всё пустое, лицо разбито, руки-ноги в синяках, одежда рваная, ни награды, ни благодарности. И велосипееееед! Тут меня окончательно прорывает, и я начинаю реветь уже в оба глаза. Сопли, слюни, пузыри и долгая дорога домой.
Мама открывает дверь. Все слова, которыми она хотела одарить меня в поздний час, тут же теряются в единственном вздохе, стоило только меня увидеть. Лицо мамы, собранное для взбучки, смягчается от строгости к тревоге, затем к жалости.
— Сынок, что случилось, на тебя напали?
— Скорее я напал.
— Чтооо? — лицо матери начинает обратное превращение, что в иной ситуации могло бы смотреться забавно.
— Тссс… — Из-за спины мамы появляется отец. — Спокойно, тихо. Пожалуйста, мама, умой его, обработай раны, переодень, и я с ним поговорю, сам. Сейчас обнимай, жалей и будь доброй женщиной.
И мы идем с мамой в ванную. Через полчаса, чистый, мытый, перемотанный и заклеенный пластырем, я сижу в своей комнате. Отец заходит и закрывает за собой дверь.
— Расскажи мне всё.
И я рассказываю ему всё. Отец внимательно слушает. Мне почему-то не хочется смотреть в его пристальные, искристые глаза. И я смотрю в пол.
— Хорошо. Что ты сам теперь чувствуешь?
— Жалею, что ввязался. Велосипед забрали, парнишка сбежал, даже не расскажешь никому. И никто не видел!
— Ошибаешься. Всё это видел один важный человек.
— Опа! А ты откуда знаешь, пап? И кто же это? Тебе звонили?
— Этот человек, мой сын, ты. И это всё, что имеет значение. Встань и подойди ко мне!
Я подхожу и пялюсь на свои голые коленки.
— Смотри мне в глаза и слушай. — Я смотрю в лицо отцу, на его раннюю седину висков, на добрые, но со сталью серые глаза. Он кладет мне на плечи тяжелые, твердые руки. Его голос становится тише, как будто он доверительно решил сообщить мне большую военную тайну. Я затаил дыхание. — Знаешь ли ты, что был сегодня не один? Что за твоей спиной в лихую велосипедную атаку поднялись Александр Матросов, монах Пересвет, Илья Муромец и всё святое воинство?
У меня нет слов… только рот приоткрывается. Руки отца сжимают мои плечи, он расправляет спину и кажется выше, каким я его еще не видел.
— Сейчас поверь. Обдумаешь и поймешь позднее. Знаю наверное, любишь играть в рыцарей, признавайся.
— Да.
— Тогда я должен сказать тебе, что думал сказать позднее, когда вырастешь. Но смотрю и вижу, пора.
Тут у меня совсем кожа идет мурашками. И голова даже чуть кружится, столько впечатлений за один вечер!
— Отвечай на мои вопросы честно, обдуманно и смертельно серьезно. Тебе было страшно?
— Да.
— Противник был сильнее, больше числом, и победа возможна только чудом?
— Да…
— И всё же ты вступил за правое дело, за слабого очертя голову? Не ожидая награды?
— Да, но я же…. — Про себя думаю, ну, не то чтобы совсем-совсем не ожидая…
— Тихо! Ты вступил в бой, проливал кровь и стоял до конца, не прося и не зная пощады? Враги твои ушли, хромая, побитые?
— Да!
— Тогда данной мне властью я посвящаю тебя в Тайный Орден рыцарей света! — Рот я открыл еще раньше, но тут, по-любому, в него влез бы весь рыцарь на коне. — Готов ли ты дать клятву верности Ордену и сражаться в его рядах до конца дней?
— …Д-да. — Наверное, полагается лучше обдумывать такие клятвы, но меня слишком редко об этом спрашивают!
— Кровью, пролитой на поле сражения, я скрепляю эту клятву. — Тут он накрыл ладонью мое лицо. Ладонь была сухая и холодная — Ранами в горячем бою я свидетельствую её истину. — Он прикоснулся к маминым пластырям на моих руках. Доблестью этого сердца да будет она нерушима. — Он коснулся моей груди, где под майкой сердце стучало, как молот кузнеца.
— И запомни, сын. Ничто не напрасно. Малой сегодня убежал, но придет его час, и он вспомнит твой пример и сам поможет другому. Пусть даже не тебе. Пусть даже за себя примет бой, а не покорится. И даже если у него вновь не хватит духа, — Орден не торгуется и не гадает о будущем. Подлецы и злодеи во всем мире трясутся от страха, потому что знают, где-то по их душу уже несется лихая велосипедная атака. И не будет им покоя и сна. И да будет так до конца времён. А теперь спать!
Отец улыбается мне и обнимает. Мои ноги подкашиваются, я с трудом нахожу концы одеяла и, как говорят, засыпаю мертвым сном еще в полете до подушки. Посвященный Тайного Ордена!
3
— Ты же понимаешь, я не могла вас не подслушать, — заявила мама, приобнимая отца, когда он закрыл за собой дверь моей комнаты.
— Конечно, как и положено настоящей женщине, — заявляет он с улыбкой, уже совсем лишившись торжественного тона магистра Ордена.
— Пойдем на кухню, сделаю чаю, расскажешь мне про свои тайные дела. Давно выдумал? Или импровизация, колись? — На лице мамы играло лукавство, но тон выдавал еще тревогу: «Чем-то это кончится»?
— Импровизация. Давно. Всегда. Всё вместе. Ты же знала, за кого идешь замуж.
Они пришли на кухню и, оставшись наедине, наконец перестали выглядеть озабоченными родителями и превратились просто в любящую пару, где многое понятно без слов.
— Ты хочешь, чтобы он так и бросался на все амбразуры? Чтобы в следующий раз пришел с переломом, а потом и с дыркой в голове? И когда ты ему скажешь, что никакого Тайного Ордена нет? Или когда он сам поймет? Об этом ты подумал? — Мама явно копила эмоциональный заряд еще с момента открытия двери в столь поздний час. Хотя подслушанный обряд не мог оставить равнодушным даже женское сердце. Тон вопросов был куда мягче, чем мог оказаться полчаса назад.
— Подумал. Он впервые прошел через такое испытание. От того, что мы скажем ему сегодня, возможно, зависит вся его дальнейшая жизнь. Вся его судьба как мужчины. И тут лучше не продешевить. Послушай себя, фраза «бросаться на амбразуру» вошла в нашу речь, потому что были такие мужчины с большой буквы, которые подставляли свою грудь вновь и вновь, за нас с тобой в том числе…
— Ох, не начинай. Я знаю, знаю. Ты хочешь нашему сыну такой судьбы? — Мама возражала, потому что она мама и такова её природа.
— Неужели кто-то хочет такой судьбы? Да минует нас чаша сия. Но чья-то грудь должна быть следующей, чей-то потрет должен висеть на стене, и в момент истины пусть у нашего сына найдутся силы не отвернуть взгляд… Давай будем надеяться, что потеря велосипеда будет в нашей жизни самой трагической. Чайный тост за это!
Родители сдвинули чашки с горячим чаем, и папа обнял маму, целуя её в ямочку на шее, в ушки, в щечки и наконец в молодые и горячие губы.
— Что же касается, есть Тайный Орден или нет… Это еще большой вопрос. Даже если в нем нас двое, это уже много. Бесконечно больше нуля. И даю тебе слово, если ребенка не разуверять, он найдет других орденских братьев, а не найдет, так примет сам! И пойдет о них слава по всей Руси великой. Спросишь, как это? А вот тут и начинается большая военная мальчишовая тайна, не для женских ушей. — И папа потянулся к маме, чтобы новым поцелуем замкнуть её уста от дальнейших возражений.
— Погоди, нежный мой. Велосипед-то будем снова покупать?
— Нет. Это важный урок сыну. За добро надо платить. Иначе все были бы добренькими. В Тайные Ордена без жертвы не берут. Но погоди, обидчики, мы знаем, учатся в его школе. Так что велосипед будем не покупать, а добывать. — И тут на его губах заиграла улыбка, которая бывает только у настоящих рыцарей.
В это время я лежу в своей кровати и вижу сны. В них легионы таинственных рыцарей на стальных конях несутся как ветер, горящими мечами погоняя полчища злодеев и подлецов. Я сладко улыбаюсь во сне, по-детски причмокиваю. Я обещал. Это время придет.
Жажда
Без сомнения нет веры.
Без страха нет мужества.
1
Жаркий летний день освежал ветерок, так что лучше погоду было трудно представить. Редкие облачка скорее украшали синее небо, чем скрывали солнце. Лес был зелен, трава густа, а озерцо близ города полно желанной прохлады и привлекало людей со всего района. Стайками шли девушки, многие уже в купальниках. Впрочем, легкие юбки и прозрачные рубашки всегда больше привлекают тем, что хоть немного скрывают. Молодые ребята, расправив плечи, ставя ноги пошире и закидывая волосы назад, шагали рядом, заглядываясь на девиц. На пляже кто-то играл в мяч, кто-то жарил шашлыки, дети просто носились и визжали. Люди купались, загорали, отдыхали, жизнь шла своим чередом.
Но буквально за одной тонкой линией сосенок, на лесной поляне, происходило историческое событие. В центре поляны устремила острый нос к небесам царица, богиня ярости, отливающая сталью ракета. Направляющие были деревянными, никогда бы не выдержали пламени настоящего запуска, но и сама ракета была творением двух школьников, которые прямо сейчас разматывали провод запуска и тянули его к кустам. Бледная кожа, битые коленки, красные глаза, худоба — всё выдавало в них домоседов и книжных червей. Но провод они раскручивали с энтузиазмом первых ударников труда. И пыхтели так же, наверное.
— Начальнику Космодрома очистить стартовую площадку!
Один из мальчуганов, оставив провод, побежал собирать остальной скарб, который творцы притащили на поляну. Рюкзаки, канистры, инструменты, запчасти, всё быстро переместилось в кусты. Ракета возвышалась в гордом одиночестве.
— Товарищ Главный Конструктор! Стартовая площадка готова к запуску.
— Прекрасно. Занять укрытие!
Ребята залегли в кустах. Надели белые строительные каски и сварочные очки. Всё было готово. Торжественный момент вот-вот должен настать. Они переглянулись, пока не зная, как еще отметить его по-взрослому. Решили, что можно отметить после успеха.
— Начинаю обратный отсчет. Десять, девять… — Начальник космодрома чеканил каждое слово, как делали ученые в кино. — Два… Один… Пуск! — И он торжественно нажал на кнопку, сначала открыв стеклянную крышку над ней — никто же не хочет случайного старта.
Кнопка нажата. Невидимый электрический сигнал несется к зажиганию. Момент. Еще один. Всегда остается миг, когда в мозгу успеет пронестись: «Не сработало!», «А вдруг косяк», или «Не дай бог!». Но вот сопла выдали слабый дымок, затем он окреп, загустел и превратился в робкое пламя. Оно быстро теряло детскую робость, набирая силу, вой и красноту. Скоро оно уже явно сжигало траву под ракетой и грозило разрушить опоры.
— Давай!
Главный Конструктор дернул за веревку, вылетел штырь крепления опор, и ракета, которую до этого силой жали к земле, резко прыгнула вверх, распушив горящий хвост и издав такой хлопок, будто прямо тут порвала звуковой барьер. Но едва ребята успели затаить дыхание и посмотреть вверх, как над самыми верхушками деревьев что-то ухнуло, и вместо уходящей вверх ракеты, царицы неба, над ними завис огненный шар. Красивый шар, который медленно таял в дыму. В полнейшей тишине, которая после взрыва казалась звенящей, на землю по всей поляне глухо стали падать обломки.
— Чёрт! Да как так-то? Опять. Третий раз уже. Я на неё последние деньги откладывал! — Начальник Космодрома яростно грозил кулаком небу, поляне и всему сущему. Каска и очки полетели об землю.
— В ингибиторе ошиблись? Ступени неверно рассчитали? Да, должно быть, ступени, — Конструктор уже искал решение проблемы, в растрепанные волосы запущена пятерня, взгляд ушел в себя, да и разговор с самим собой.
— Какие ступени, валенок! Ты хочешь еще раз исправить ошибки – и новый заход? Ну, не наша это тема, не получается, ты не видишь, что ли? Сколько времени на это угрохали? И всё впустую!
Конструктор остановился, пошевелил губами. Потом развернулся к товарищу и, смотря ему в глаза непроницаемо мощным взглядом сварочных очков, ответил.
— Если мы остановимся, всё это время в самом деле будет угрохано впустую. Ты этого хочешь?
— Я хочу успеха, понимаешь, успеха! Чтобы мне было о чем рассказать и объяснить друзьям, чем я с тобой занимаюсь, на что деньги трачу. А мы уже год работаем – и что? Одни обломки.
— Мы изначально и взялись за «Первую в мире многоступенчатую ракету из подручных материалов» потому, что успех тут — это круто. Это мы первые. Если мы сдадимся сейчас, это будет успех? Ты какого хочешь? На турниках подкачаться, тоже успех, вон целый пляж полон пацанов, которые к успеху идут. Девчонки так и липнут. Едва ли наша ракета даст тебе такое, будем честны. — Конструктор снял очки и посмотрел в глаза Начальнику.
— Может, и такого хочу. Попроще хочу. А не стоять на поляне под дождем из собственного бессилия. Сдаюсь я, убедил. Доволен, умник?
— Насильно мил не будешь. А вот мне интересно, где же у нас ошибка. Это вызов, понимаешь ты? Брошен нам вызов этой поляной. И если я буду каждый проект оставлять, как только проблемы возникли, грош мне цена как ученому. Ракету мы, может, и не построим, но знать, где ошибаемся, — надо. Наука, брат, положение обязывает.
— Это тебя оно обязывает. А я вечно в помощниках, «Начальник Космодрома, подай-принеси». Баста. Последний раз тебе помогу тут убраться – и дальше без меня. Запущу свой проект, более реальный.
Конструктор пожал плечами, и ребята стали понуро собирать остатки «царицы неба», сматывать провода, убирать всё в рюкзаки. Для остального мира в эти минуты как будто ничего и не произошло. И никто не мог даже посочувствовать им либо оценить высоту и дерзость замысла школьников. Это было особенно обидно, ведь кажется, что весь твой мир перевернулся. А за опушкой леса всё тот же пляж, брызги, девчонки и ребята. Для кого, спрашивается, старались?
2
Комната Главного Конструктора напоминала причудливый союз лаборатории алхимика и офисного центра. В полумраке рядом с компьютером, принтером и сканером лежали пыльные чертежи от руки, скрученные ватманы, карандаши, набор для черчения, весы с чашечками, жидкие и сыпучие тела в стеклянных колбах. Тут же располагались засохшие бутерброды, огрызки яблок и грязные чашки. Проще сказать, чего здесь не было! В центре этого царства новых и забытых знаний, в ореоле света настольной лампы восседал сам хозяин комнаты, и его длинные всклокоченные волосы в электрическом зареве казались объятыми колдовским огнем. Он смотрел в экран и грыз карандаш, не спрашивайте зачем.
По артефактам прошлых исследований можно было судить об интересах творца. Большинство чертежей и книг на полках были посвящены космосу, звездам, астрономии и ракетным приборам. Однако нетрудно было найти тут же и занимательную химию, историю военного искусства, а на самом верху шкафа гордо выстроилась антология фантастики, изданная еще в Советском Союзе. Весьма редкая коллекция в дни электрона. Как часто бывает с теми, кто дружит с книгами в детстве, — мало кто дружит с ними, пока не придет время. Поэтому наш герой давно заработал привычку говорить сам с собой, порой даже вслух. Вот и сейчас, просматривая на компьютере видео чужих самодеятельных запусков, он что-то ворчал себе под нос. «Ну, это совсем примитивно… Таким путем мы не пойдем…. А вот это интересно!.. Где они взяли такое топливо? Изучить вопрос…» Карандаш стучал по столу, иногда на автоматизме записывая умные мысли в блокнот.
Тишину и бормотание прервал телефонный звонок.
— Здорово, Главный, хочешь, я угадаю, чем ты занят?
— Здоровее бывали, Начальник, валяй!
— Сидишь за компом и смотришь видюхи о ракетах! Что, в яблочко? Кто тебя знает лучше меня?
— Десятка. Тебе надо было магией заниматься, а не мне помогать… Хочешь вернуться в проект?
— Держи карман шире. Проекты я бросаю, а друзей никогда. Пойдем гулять, лето на дворе. Я тут девчонкам про тебя все уши прожужжал, уже очередь с гением знакомиться!
— Спасибо, Начальник, я тебя тоже никогда бы не бросил. Но сейчас дело горит. Мы ошиблись. Я обязан понять почему. Я до этого спать плохо буду. Не то что о женском поле думать.
— Мы все ненормальные, но ты золотой призер! Выдохни, расслабься, отдохни немного, каникулы, жара, жить когда будешь?
— На том свете, вечно. Я тебе больше скажу, я хочу сделать новый прототип и запустить его к годовщине Спутника, в октябре. Уже без косяков.
— А чего мелочиться? Давай сразу на луну высадимся. Утрем нос американцам. Из дома на луну, а? Вот круто будет. Или у тебя фея крестная появилась? Откуда материалы возьмешь? Свои-то гроши еще в третий запуск вложил. Мы год бились, три раза огненные шары пускали. А ты за три месяца хочешь всё повторить?
— Надо будет — и возьму, и повторю, есть у меня пара мыслей. Хоть автомехаником подработаю. Главное, поставить цель, тогда и средства найдутся. Сдаться я всегда успею.
— С ума сойти ты всегда успеешь. Ладно, сохни дальше. Нужна будет помощь в человеческих делах — звони.
— Бывай. Девчонкам можешь сказать, что без тебя я бы ничего не добился.
— Обижаешь. С этого начал!
Главный Конструктор повесил трубку и перевел взгляд на вечерний город. Прекрасный вид открывался прямо из окна за его столом. Он знал, что если окно открыть, то до него донесутся шум деревьев, детские крики, гул машин и запах лета. Теплый, светлый летний вечер, где-то ребята гуляют с девчонками. Где-то мог быть и он. Было бы совершенно неверно считать Главного сухарем или железным человеком. Он был молодым и здоровым, и ему хотелось гулять. Хотелось быть в этом теплом вечере, беззаботно ходить до зари под ручку с красивыми девушками. Не думать ни о чем, просто наслаждаться моментом, carpe diem. От таких мыслей глаза его наполнялись грустью. Жажда знаний уже тянула его обратно к монитору, к его чертежам и планам, к 3Д моделям и симуляторам. Святая жажда человечества. Но разве от этого легче?
Его духовный взор часто возвращался к портретам ученых в школе. Ломоносов, Менделеев, Циолковский, Королёв… Они тоже хотели гулять с девчонками? Тоже делали выбор в пользу жажды? Какова их реальная биография, какие грузы и испытания поднимали они? Могли они себе позволить отдохнуть, расслабиться, заняться человеческими делами, как говорит Начальник. А если бы могли, висели бы их портреты в школе? А что важнее, портрет или «дела человеческие»? Эти вопросы не давали Главному покоя уже несколько лет. Но ответ он всегда находил примерно такой. Любителей обычных дел полно и без него. А вот дар или проклятие научного азарта у него особенное. Каждому свой путь. Погулять всегда успеется, а среди чертежей и таблиц его ждут раскаленное железо победы, открытия, рекорды. Надо ковать, пока горячо. Со вздохом Конструктор запускал пятерню в косматые волосы и вновь склонялся у экрана, закусив карандаш.
3
Чего Конструктор не сказал своему другу, так это того, что он решил пойти ва-банк. Больше года мучиться с домашней ракетой и не добиться результата, это вызов науке, гордости, разуму. Пора рубить гордиев узел. Главный не просто решил закончить проект к 4 октября, годовщине полета Спутника, он решил жечь мосты и сообщить об этом всем. Объявление о запуске он дал в социальные группы района, школы, в местную газету и даже телеканал. В конце концов, «Первая в мире многоступенчатая ракета из подручных материалов», это вам не прогноз погоды! В объявлении было твердо сказано, что запуск состоится, но содержался и призыв помочь молодым ученым с приобретением материалов. Написать «необходимых материалов» Главный постеснялся. Всё-таки запуск назначен, признаться в отсутствии необходимого нельзя… Добавил, что приобретенные материалы повысят зрелищность и научную значимость запуска. Звучало расплывчато и отчаянно, но помирать, так с музыкой.
Отклик не заставил себя ждать. Завидовать Главному никто бы не стал, поэтому все от чистого сердца желали удачи. Даже сделали несколько посильных взносов в фонд школьного ракетостроения. Капля камень точит… за века. Но даже моральная поддержка лучше никакой, и Главный продолжал корпеть и даже проводить испытания миниатюрных моделей ракеты. Надо избежать очередного взрыва. Пусть ракета упадет, пусть собьется с курса, это всё же запуск, будет хотя бы красиво. Лишь бы не огненный шар. Остатки топлива с прошлых опытов позволяли еще немного химичить, понижать активность смеси. Чтобы горела, но не взрывалась. Он даже смастерил малую аэродинамическую трубу, где «ракетка» удерживалась на месте для контроля продолжительности горения. По частям, в миниатюре всё удавалось. Но в большой ракете… может, критическая масса какая, может, ускорение? Чёрт, как мало знаний, как мало времени! И по мере того, как бежали дни, становилось ясно, что подработка в автомастерской остается единственным вариантом. О тестовой модели речи даже не шло.
В конце августа снова позвонил Начальник.
— Здорово, Наука! Ну что, полтора месяца до «Большого Взрыва»?
— Табличку «Сарказм» увидел бы и мертвый.
— Вот и я думаю, что затеял ты очевидную труху. И батя Начальник, как настоящий друг, хочет тебя выручить.
— Если ты решил вернуться в проект, я очень рад и давно жду…
— Нет, погоди, два раза в одно и то же болото я не сажусь. Дело круче и беспроигрышное. Ты получаешь свою известность, публикацию и железобетонное алиби по неудачному запуску.
— Приятно, что друзья в тебя верят.
— Верят в чудо и домовых, а в наши огненные шары мне верить не надо — сам видел. Слушай. Я же себя в жертву готов принести. В день запуска устраиваю похищение века. Прямо под камеру умыкну твою ракету. Мотив налицо — зависть старого соратника, бросившего проект. Можешь всё валить на меня. Для школы и СМИ ты обиженный гений, таких любят. Мне ничего не будет, ты же в полицию не пойдешь, вроде жалко друга. Еще и добрым и великодушным себя выставишь. Про мою выходку забудут через месяц. А тебе старт научной карьеры! Классно я придумал? Кто еще для тебя такое сделает?
— Да тут медведь один услуги предлагает.
— Ой, Петросян! По делу говори — спасать тебя или нет?
— Начальник, я очень ценю твоё предложение. Правда. Понимаю, что себя бы подставил под удар ради меня. Но спасать меня от науки не надо. Знаешь, как говорят, отрицательный результат тоже результат. Я либо решу задачу, и запуск будет подарком Вселенной. Или нет, и значит, снова за исследование. Но это будет честный, трудный и правильный путь ученого. Оставь его мне. Каждому своё.
— Да ты всё красиво говоришь! Я в тебе как в умнике не сомневаюсь. Но деньги на эти запуски ты откуда возьмешь? Сколько тебе там сдали в Контакте? На бумагу с карандашами хватило?
— Завтра выхожу в мастерскую. За месяц сделаю достаточно. Худо-бедно, на летающий прототип хватит. Раньше делали и еще раз сможем.
— Блаженны нищие духом. Ладно, бывай. А похищение века смотрелось бы круто! Нет в тебе артиста.
— Ни грамма, одна наука. Будем на связи.
И Конструктор пошел в свою мастерскую. Он там подрабатывал не первый раз, и встречали его всегда с распростертыми объятиями. Мужики держали неофициальный сервис, чинили старые модели и те, что уже были без гарантии. Находили творческие решения, делали тюнинги и улучшения. Главному нравилась свобода творчества, клиент редко интересовался, как именно ему увеличили мощность или починили мотор. Старые мастера, может, и не были сильны в теории, но практику двигательного дела, пусть и не ракетного, тоже важно пройти. И Главный ценил это. Его тоже ценили за свежие идеи, видение со стороны «науки», умение пользоваться интернетом и компьютером, заказать хитрые детали на барахолках и, что греха таить, здорово сэкономить мастерской время и деньги.
Больше месяца он никогда не мог продержаться. Заказ, решение, работа. Повторить. Очень скоро стало понятно, что немудреные запросы клиентов не требуют особых знаний. Всё по накатанной, главное, быстро и дешево, а не интересно и по-новому. Хоровод шестеренок, масленок, поршней и гаек сводил с ума. И Главный засыхал от жажды. Казалось, что время безнадежно теряется, что всё это скучно и пройденный этап, что он тут лишний. Сердце рвалось домой, к чертежной доске и компьютеру. Союз труда и капитала был всегда вынужденным, кратким и завершался по обоюдному согласию, как только наука получала средства на продолжение исследований. Сейчас сроки поджимали, и Конструктор работал до ночи, стремясь взять максимум летних дней до начала учебы.
Он уставал, дышал парами бензина, пачкал руки в масле и копоти, но про себя твердил: каждый сделанный заказ – это топливо, крыло, сопло новой ракеты, каждая минута труда – это сварка и сборка ступеней. Это будущее. Даже если снова крах, другого способа испытать, узнать, разобраться в процессах внутри ракетного двигателя Главный не знал. И приходил по ночам домой, чтобы упасть на кровать прямо в одежде. Но однажды вечером, проверяя для матери почту на первом этаже своей многоэтажки, он достал большой синий конверт, адресованный — в это было трудно поверить — «Главному Конструктору». С этого дня всё изменилось.
4
4 октября, в разгар бабьего лета, вся школа собралась на первый в мире пуск «Многоступенчатой ракеты из подручных материалов», приехали местные каналы, ребята в Контакте пригласили блогеров. Даже управа района подтянулась засвидетельствовать свою причастность к успехам родной науки. В духе двадцать первого века на крыльце школы под козырьком был установлен большой экран. На него будет транслироваться изображение с камеры, установленной на носу ракеты. Первый в мире запуск был еще и первым для Главного опытом с полезной нагрузкой. Безоблачное небо, отголоски осенней прохлады, красавица ракета на стальных направляющих посреди площадки, идеальная сцена для триумфа или трагедии. Главный выступал сегодня в белом халате поверх одежды и заранее спрятал в вихрах сварочные очки. Это выглядело очень по-научному, круто и прямо как в кино. Все сумасшедшие и даже здравомыслящие ученые одевались так. Раз уж всё поставлено на карту, можно хотя бы внушительно выглядеть. Даже провал может быть стильным… Но лучше уж в белом халате, на белом коне и в Космос.
Всё было сделано заранее, расчеты, чертежи, сборка, новое топливо, испытания. Сейчас уже ничего не решалось. Только нажать на кнопку и получить результат. Как обладатель истинно научного мировоззрения, Главный даже не волновался, мнение учителей, СМИ и блогеров его ничуть не волновало. Только решение задачи, момент истины, успех или неудача. Пожалуй, главным его чувством была жажда развязки, предвкушение, азарт первого шага. Что будет дальше, и так ясно — продолжать работу, новая планка, новые вопросы, поиск новых ответов. Но миг оправдания, день подтверждения всегда уникален.
Рядом не было Начальника. Жаль. Но социальные сети принесли достаточно помощников, сейчас ожидающих его указаний, налаживающих камеру, экран или готовых убирать направляющие. Другой на его месте питал бы эйфорию от такой власти над умами в шестнадцать лет. Главный же знал одну, но пламенную страсть – расширять границы возможного. Остальное было средством. Он бы даже не вспомнил имен всех помощников. Как и полагалось Главному Конструктору, пока оборудование проверяли, он ходил взад и вперед по полю и посматривал на часы. Наконец ребята дали знак «готово». Оператор канала поднял большой палец. Толпа школьников затихла. И когда «похищения века» не последовало, Главный понял, пора начинать.
Это четвертый запуск в его жизни. Даже без Начальника ритуал надо было соблюсти. Для себя, для памяти, как знак пройденного пути. Главный скомандовал «В укрытие!» и вместе с помощниками отошел на почтительное расстояние от ракеты. Опустил старые очки. «Начать обратный отсчет!» И хотя на экране у школы замелькали огромные цифры, Главный вслух громко считал: «Десять… Девять…» Начальник делал это более смачно. Но сейчас его нет, и надо постараться за себя и того парня. «Пять… Четыре…» Пульт в его руке, вся его рука была будто под напряжением. Он держал в руках свой космос. «Один… Ноль… Начать первичное зажигание!» — Главный знал, что Начальник мечтал дать красивый запуск с этой фразой… Момент истины.
На экране загорелся обзор камеры, которая смотрела сверху вниз с носа ракеты. Пока было видно лишь клочок земли. Но вот сигнал по проводу добежал до корпуса. Пошел дымок. Пламя, сперва робкое, красной юбкой окутало ракету и землю. Рев был чистый и сильный, хотя, конечно, не такой, как в больших полетах. По сигналу Главного направляющие отошли, и его красавица ракета прыгнула в небо. Он даже на секунду зажмурился. Но когда через мучительный миг не последовал хлопок, позволил себе с надеждой развернуться и посмотреть на экран. Там разворачивалась великолепная картина. Вокруг хвоста из дыма и пламени росла панорама площадки, школы, людей. Камера всё бежала и бежала от земли. Ракета вгрызалась в небо как стрела Господа. Бух! И Главный впервые увидел, как отделилась первая ступень и полетела вниз. Он не дышал. Вся картинка дрожала от растущей скорости. Ракета пронзала облака, неслась над землей, над страной вместе с духом своего создателя. Вжух! Отделилась вторая ступень. Еще немного, и камера уже не могла дать четкую картинку земли, ребята переключили её на вид по курсу полета. На синеву, на Космос, где все, затаив дыхание, смогли увидеть одинокие звезды. Даже днем. Затем бег ракеты замедлился. Топливо кончилось, и головная часть стала медленно падать назад, к земле, чтобы потом приземлиться на парашюте. Космос в камере стал удаляться, оставшись лишь предчувствием, предвкушением порога… Перед школой стояла тишина, в которой люди будто одновременно снова вздохнули и услышали гул далекого шоссе. Тишина.
Главный до сих пор видел перед глазами медленно гаснущие звезды в густой синеве. Ему надо было еще прийти в себя. Словно это он сам на огненном столбе поднимался ввысь и теперь плавно опускался на землю. Какие же ощущения у тех, кто на самом деле был в Космосе! Теперь он поверил в памятник Гагарину, выходящему из пламени с руками, будто крылья ракеты. Они сделали это. Он разрубил узел, решил задачу, нашел ошибку. Это победа. Всё было не зря. К нему уже подходили журналисты. Школьники окружили толпой, были аплодисменты, поздравления. Но он еще был мысленно в небе, со спускаемой частью, витал в облаках. Не слышал и не видел ничего. Его тормошили, что-то кричали, улыбались. Только через минуту он снял очки и приготовился к следующему шагу. Пусть будут журналисты.
— Поздравляем! Что вы сейчас чувствуете?
— Оправдание.
— Интересно… Скажите, это правда, что вы сначала произвели три неудачных запуска?
— Правда.
— Как вам удалось преодолеть эту полосу неудач? Каждый раз заново находить средства на сборку ракет? Что вами двигало? Не каждый день ведь школьники в России собирают многоступенчатые ракеты!
— Может, и каждый, просто мы не знаем. Мной двигало желание сделать то, чего никто не делал раньше. Шагнуть за порог. Бросить вызов миру и победить. И что для этого может быть интереснее Космоса?
— Всё же про неудачи…
— А кто начинает с удачи? Делали ошибки, учились на них. Другого способа я не знаю. Тяжело? Да. Сомневались? Да. Хотелось всё бросить? Каждый раз. Но хотелось и добить. Любая победа – это победа вопреки, иначе смысла нет. Главное, в ходе работ мы много узнали нового. Пусть нового только для нас, но это тоже многого стоит…
— Вы всё время говорите о себе во множественном числе?
— Ах, да, нет, конечно. Понимаете, со мной с самого начала был друг, которого я сейчас хочу горячо поблагодарить, Начальник Космодрома!
— Где же он?
— К сожалению, он не смог быть на запуске. Но поверьте, без него и я бы тут не стоял. Говорят, что трудно сделать первый шаг. Правда, только не вся. Когда ты сделал первый шаг и понял, что ракета взорвалась, и надо будет делать первый шаг снова и снова, — вот это по-настоящему трудно. И вот тут нужен безумный друг, который в вас верит и продолжает вкладывать силы и средства в «огненные шары». У меня такой друг был. А что его нет сегодня, — лишь досадное стечение обстоятельств. Прошу, в репортаже укажите, что запуск произвели двое. Главный Конструктор и Начальник Космодрома… Да и всех, кто нам помогал, надо упомянуть. — И он растерянно оглянулся вокруг, моргая и стесняясь сказать, что не помнит их имен.
5
Начальник сидел дома у Конструктора, потягивал чай и в третий раз перечитывал мятую газету, где на первой полосе красовался Главный в своем стильном белом халате и очках на лбу.
— Мда… Молодец, ничего не скажешь. Значит, «запуск произвели двое»… Ты не думай, я там был и интервью слышал. Глаза на мокром месте после этого были, потому и не подошел.
— Я сказал правду, дружище — отвечал Конструктор, мечтательно улыбаясь и предвкушая следующий вопрос.
— Ладно, ладно, порадовал старика. Аж совестно стало, что бросил проект. Но не тебя бросил, слышишь, не тебя же!
— Знаю. И это тоже было важно.
— Важно ему было. Как на духу говори, откуда деньги взял на крутую ракету, камеру и стальную раму? В автосервисе царь заказ делал?
— Не поверишь, но помог тайный доброжелатель. В конце лета на почту пришел синий конверт, я тебе его покажу, само собой. В нем были карточка и письмо, в котором указаны магазины и мастерские, где по этой карте нам отпустят и сделают всё необходимое для запуска.
— Врешь, как дышишь, фантазёр! Показывай конверт.
— Я знал, что мы к этому придем, — с этими словами Конструктор выдвинул ящик стола и достал синий конверт. — Держи и скажи, ничего не замечаешь странного?
— Кроме того, что кто-то спонсировал твою безумную затею и решил остаться в тени? Да вообще сплошная нормальность.
— Посмотри, кому адресован конверт.
— Ну, тебе, понятно, Главному Конструктору! Погоди-ка…
— Вот и я о том же, Начальник. Только мы с тобой друг друга так называем! Это же наша легенда. Детские мечты. Это значит, что либо кто-то давно за нами следит так плотно, что слышит разговоры, либо взломал Контакт, телефон, либо телепат, либо чудо. Надо же все варианты рассмотреть. Но странным будет каждый.
— Интересно девки пляшут… Не зря мы огненные шары пускали, я прямо как знал. С тобой на связь не выходили потом? Ничего не предлагали?
— Нет. Я вообще считаю, что зря не бывает ничего. Мы бросаем вызов Вселенной, и она отвечает. Когда злобой и огнем, а когда и помощью. Но если бы я не разместил своих объявлений, шанса на успех бы не было. Помнишь, как в «Острове сокровищ»: «Фортуна в дверь стучит, а вас дома нет…»
— Я бы сказал, что дальше только в домовых верить, но факт передо мной. Не поспоришь.
Собеседники на время замолчали, каждый пил чай и углубился в свои мысли. Видно было, как шестеренки в голове Начальника крутятся и составляют план, что дальше с этим делать и как использовать нежданного покровителя. Конструктор же словно сидел на берегу моря и, подняв голову, смотрел в пылающий закат, такие в его мечтательном взоре играли огоньки. Друзья снова были вместе, и казалось, что их ждет общее и замечательное будущее. Теперь, когда удалось то, к чему они шли полтора года и во что трудно было поверить. Начальник первым нарушил молчание.
— Хорошо, а что ты дальше планируешь? Пошли статью в вуз крутой, переписку заведи с учеными там, космонавтами. Новую ракету бахнем?
— Ракеты – это прошлый век, друг. — Во взгляде Конструктора была видна решимость, новая жажда знаний и ответов. За этот взгляд называли его фанатиком по-тихому, а порой и в лицо.
— Погоди, и что же мы полтора года в прошлый век вложили?
— Надо было с чего-то начать. Потом мы сделали уникальную вещь, и ты это знаешь. Но загвоздка в том, что ракеты во дворах пускали и сто лед назад! О том же мечтали, как мы с тобой, и сто лет назад. Да, мы сделали чуть лучше, более красиво, с камерой, из подручных материалов и бла-бла-бла. Но это смотрится только потому, что в последние годы на космос основательно забили, и мы, возможно, одни такие чудаки, кто еще ракеты хочет строить…
— Я всё время гадаю, кто из нас больший чудак. Ты, кто всё это выдумывает. Или я, что тебе верю.
— Так вот. Ракетный принцип изжил себя. Давно понятно, что это было начало космической эры. Но звезды и планеты так не покорить. Ни по скорости, ни по времени, никак! Мы имеем портативные компьютеры и нанотехнологии, но до сих пор летаем в космос на трубе с горючим. Самому не смешно?
— Если так посмотреть, то скорее грустно. Но что ты предлагаешь, «Первый в мире фотонный двигатель из подручных материалов»?
— Я предлагаю мечтать о том, чего еще не сделано и что надо сделать. Не «удивить школу», а «решить проблему покорения пространства». Играть по-крупному.
— Тебе успех в газете голову вскружил, скажи честно? Так это скоро пройдет, — Начальник был человеком практическим. Если в многоступенчатую ракету он мог поверить, то в «покорение пространства» с трудом. А тут вместо небольшого почивания на лаврах явно предстояла новая авантюра.
— Кирилл. Я тебя давно понимаю. Давай все вопросы с вузами и космонавтами я оставлю тебе, пиши письма, договаривайся, развивай наш успех. Ведь «запуск произвели двое». А я хочу на ВДНХ, на космической выставке, в апреле следующего года представить игрушку, но рабочую, прототип нового принципа. Наш первый стук в двери пространства.
— Думаешь, опять синий конверт придет?
— Не знаю. Но уверен, что многие за всю жизнь не получили и одного. И если уж нам оказали такое доверие, то надо идти дальше, изучать, открывать, дерзать. «Бороться и искать, найти и не сдаваться».
— «Пока смерть не разлучит нас», ага. — И друзья рассмеялись. Всё-таки каждому Дон Кихоту нужен свой Санчо Панса.
6
Главный Конструктор вернулся с выставки домой. Аккуратно положил сверток с экспонатом на полку и, едва сняв ботинки, со вздохом плюхнулся на кровать. Он лежал, смотрел в потолок и молчал. На третий глубокий вздох в комнату зашла его мать.
— Что, сынок, не одержал победы на выставке? — Она одна могла спросить его с улыбкой, иронией и в то же время искренним сочувствием. Многие годы она тихо и спокойно была рядом. Никогда не сомневалась в его безумных затеях. Помогала найти нужные книги и инструменты. Только боялась, как бы он себя где-то не сжег и не взорвал. Но даже об этом говорила редко. Вот и сейчас, по опыту зная, что сыну надо выговориться, спокойно подошла к столу и села на стульчик возле кровати. Успех или неудача, она всегда будет рядом, на стульчике, сложит руки на фартуке и посмотрит с улыбкой, прищурив глаза цвета и тепла янтаря.
— Куда там! Не уверен, что вообще кто-то понял фишку моего экспоната. Вроде и на стенде было написано, и я сам пояснял… — Он явно терялся в своих мыслях, как всегда, в поиске решения.
— И таинственный покровитель не появился? Мне ты можешь рассказать?
— Нет! Может, они просто не поверили… Рассказать, конечно, могу, мам. Понимаешь, после нашего с Начальником запуска я сразу понял, что ракеты — это пройденный этап. Надо искать новый способ по-другому покорить пространство. Я чувствую, что мало знаю, даже не студент еще.
— Но ты обязательно поступишь, правда ведь? На физтех, как хотел?
— Должен. Но речь о другом. Знаешь, как говорят, «открытие совершает тот дурак, который не знал, что это невозможно». Вот я хочу немного роль этого дурака попробовать. — Когда Главный горел какой-то идеей, он мог потерять обычную рассудительность и говорил слегка рассеяно. — Да, ведь все знают, что гравитация работает только в одну сторону, но если предположить…
— Ты забываешь, что я выросла не в деревне и тоже ходила в кино. Антигравитационные двигатели куда только не ставили. Мы оба с тобой любим «Назад в будущее». Такое хочешь сделать?
— Хах, да, мам, по типу. Представь себе, что какой-то человек видел всё время магниты и железо. Он тоже будет думать, что магниты могут лишь притягивать. А ведь совсем наоборот. Может, и с гравитацией мы просто не нашли, что она отталкивает…
— И как ты будешь искать? Если ученые мира пока за тобой не поспели.
— А я не уверен, что они верят в успех. Ведь все знают, что… Ну, ты понимаешь. А я верю, знаю, что иначе быть не может. Огромная Вселенная, расстояния меряем световыми годами. На трубе с топливом мы никогда, ни за что её не освоим. Не может быть, чтобы весь этот исполинский размер был только для глаза, для уха, но никогда для нас. Да и то мы видим отражение событий столетней давности, свет звезд, которые, может, уже погасли! Выход должен быть. А если его нет, то следовало бы придумать.
— И что, придумал?
— Больше на ощупь пытался, экспериментировал. Но если знаешь, что ищешь, даже слепой нет-нет, да и найдет пятак на полу. Тут в чем штука, гравитация — это поле, как и электрическое, и магнитное, и еще разные поля. Следовательно, они могут взаимодействовать, пересекаться, как ученые и наблюдают. И если покрутить в нужных местах, вдруг, бах, и как с магнитами получится — оттолкнутся!
— Фантазёр ты у меня.
— Да я тебе покажу сейчас! — он вскочил с кровати. — Сама увидишь!
Главный взял сверток, аккуратно развернул, достал из него корпус от машинки на радиоуправлении, к которому были приделаны четыре маленьких вертолетных винта по краям. От машинки провод тянулся к большому пульту, на котором было всего две кнопки.
— Понимаю, не очень презентабельно. Может, и в этом дело было… Но какого черта, это наука, а не выставка игрушек! — убеждал он самого себя. — На, мам, держи пульт и нажми красную кнопку.
Мама взяла в руки пульт и с детской улыбкой на губах нежно нажала красную кнопку. Лопасти винтов закрутились, моторчики зажужжали, и машинка плавно поднялась вверх. Никаких других возможностей пульт не давал.
— Видишь?
— Вижу, что машинка взлетела. Как на ней звезды покорим, мечтатель?
— Мам, ты меня знаешь, не шути так. Лучше нажми синюю кнопку.
С нажатием второй кнопки изменилась ровно одна вещь. Моторчик так же жужжал, винты так же крутились, но машинка плавно опустилась на пол и больше не поднималась.
— Сын, это захватывающий аттракцион. Теперь машинка опустилась. Но поясни простой женщине, где тут новые горизонты?
— Да прямо перед тобой, «Первый в мире генератор антигравитации из подручных материалов». Если бы хоть кто-то на выставке воспринял это всерьез! Ничего, я продолжу опыты и найду настоящих ученых…
— Подожди, я так ничего и не поняла!
— Прости, увлекся. Внутри машинки находятся пластины, которые под минимальным напряжением от простой батарейки создают некое поле. Синяя кнопка его отключает.
— И?
— Моторчик и винты могут поднять машинку, только когда поле работает. Стоит его отключить, и они не справляются! Значит, пусть на один процент, на один грамм, но наше поле уничтожает вес. Или опирается на гравитацию Земли. Или еще на бог знает что. Но как ни поверни, оно делает то, что все считают невозможным. И вот с этой зацепки, с этой забавной машинки, дорогая мама, мы отправимся к далеким звездам и планетам!
Вечером того же дня телефон Конструктора отразил звонок с неизвестного номера. Он принял вызов и услышал твердый мужской голос, медленно произносящий каждое слово:
— Товарищ Главный Конструктор? Примите наши поздравления. Мы пристально следим за вашей работой. В почтовом ящике вы найдете синий конверт. В нем будущее и приглашение в Русское космическое общество.