Владимир Лемпорт, Вадим Сидур, Николай Силис. «Что бы мы ни писали, мы рисуем свой портрет». «Знамя», 2021, № 9–10
Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2021
Когда художник и скульптор Вадим Сидур предложил своим друзьям и коллегам по творческому трио «ЛеСС» Владимиру Лемпорту и Николаю Силису начать вести общий дневник, им было по тридцать с лишним лет. Молодые, но при этом уже многого добившиеся люди. Такие же их и окружали, становились постоянными гостями общей мастерской — подвала одного из домов на Комсомольском проспекте в Москве. Они и стали героями дневника — «судового журнала» Лемпорта, Сидура и Силиса, фрагменты которого спустя шесть десятков лет после создания были опубликованы в «Знамени».
Закрутилось все в 1960-м, во времена хрущевской оттепели. Этому историческому периоду на страницах «Знамени» не раз посвящались как отдельные публикации, так и целые циклы. Три года назад даже вышел тематический номер «Памяти оттепели» (№ 8, 2018), оказавшийся в новейшей истории журнала одним из самых успешных. Событиям тех лет посвятил широко обсуждавшуюся в «Урале» и других изданиях книгу главный редактор «Знамени» Сергей Чупринин, ныне работающий над вторым томом — на сей раз о действующих лицах оттепели. Словом, эпоха изучена хорошо, однако новые свидетельства эпохи, новые детали, новые подробности продолжают становиться общественным достоянием. И «тройственный дневник» Лемпорта, Сидура и Силиса тему удачно и весьма наглядно дополняет.
На огонек к скульпторам захаживали Булат Окуджава, Константин Ваншенкин, Александр Митта, Генрих Сапгир… И это лишь малая часть имен тех, о ком сегодня пишут в литературоведческих трудах, мемуарах и энциклопедиях. В начале же 1960-х они лишь начинали свой путь, хотя, конечно, некоторые к тому времени, надо признать, уже обрели популярность, — и популярность эта только росла. К примеру, если Эдвард Радзинский только входил в мир большой литературы, то Евгений Евтушенко плоды славы вовсю пожинал. Вот каким увидел поэта Николай Силис в момент, когда тот посетил мастерскую скульпторов после долгого перерыва: «образец изысканности. На нем все заграничное: невероятно изысканная серая рубашка, с невероятным отливом узкие брюки, с невероятными финтифлюшками босоножки. На груди с левой стороны на рубашке пришит кустик красной материи ромбиком. В светлых волосах поэтический беспорядок. За то время, что мы его не видели, Женя сильно взматерел. Раздался вширь и стал невероятно большим. От прежней фитюлистости его ничего не осталось. В движениях вместе с изысканностью появилась солидность».
Лемпорт, Сидур и Силис не только принимали гостей, но и сами охотно ходили в гости. Как раз в период ведения дневника зародилась их дружба с актрисой Ией Саввиной. Любопытно следить и за особенностями общения троицы с Борисом Слуцким. «Борис очень огорчился, когда мы отказались делать надгробие Яну Дзержинскому. Слуцкий вообще считает, что от официальных заказов отказываться не нужно, какие бы они ни были. Нужно только отделять от них искусство “для себя”». И все же от официальных заказов, от политики, власти Лемпорт, Сидур и Силис, судя по записям в общем «судовом журнале», принципиально старались держаться подальше — таким был их выбор. Естественно, они прекрасно понимали, насколько выгодны такие заказы, тем более перед глазами всегда был живой пример. Эрнст Неизвестный — наверное, самый колоритный, самый выпуклый сквозной персонаж дневников. Его характер, его экспрессия в записях «судового журнала» замечательно переданы. То он звонит по телефону, то лично является, будто из ниоткуда. И всегда говорит о себе. Договоров «на полмиллиона», но «получил всего 14 тысяч». Все против его работ — а он пробивается, рвется вперед, несмотря ни на что. Невероятно энергичный, азартный — в энциклопедических статьях о Неизвестном такого не прочтешь. Этими личными подробностями дневники и оказываются ценны в первую очередь. В аналогичном ключе обращает на себя внимание и запись Владимира Лемпорта о вылепленной им скульптуре виолончелиста, созданной под впечатлением от концерта. Скульптор увидел музыканта таким: «громадный, лысый, терзал свою виолончель, как женщину, так что она кричала не своим голосом. Он, как медведь, злобно поворачивал голову то к первым скрипкам, то к дирижерy, очевидно с требованием темпа. А те увеличивали старания сверх своих сил». Образ создан. И тут же — уточнение: «А виолончелист мой не просто виолончелист, а Ростропович».
Лемпорт, Сидур и Силис на страницах общего «судового журнала» создают скульптурные портреты из слов. Рельефных описаний в их заметках невероятно много. Известных литераторов, деятелей культуры и искусства трио видит буквально насквозь, считывая как внешнее, так и внутреннее. Вот прогулка по парку Горького в компании поэта, сценариста и режиссера Геннадия Шпаликова. Вот встреча с поэтом Робертом Рождественским в бассейне «Москва». Вот поездка с «сельским интеллигентом» Юрием Ковалем в Гжель. Почему Сидур назовет Коваля «сельским интеллигентом», в примечаниях к записи объяснит публикатор дневников — историк из Рурского университета Владимир Воловников. О его комментариях к тексту стоит сказать особо. Это обширнейший справочный аппарат, где исчерпывающе объясняются и уточняются отдельные эпизоды и явления, а также говорится обо всех персоналиях, упомянутых в «судовом журнале». Кому-то отдельные примечания могут показаться излишними. Стоило ли, допустим, представлять читающей публике Владимира Дудинцева? Ведь старшее поколение прекрасно знает имя автора нашумевшего романа «Не хлебом единым». Но знает ли его современная молодежь? Ну, уж Беллу Ахмадулину знает точно — вроде бы ее можно было лишний раз не представлять. Ан нет — эта сноска значима потому, что публикатор напоминает в ней, в каких годах Ахмадулина была замужем за Евгением Евтушенко. В тексте же дневника Николай Силис сравнивает ее со второй женой Евтушенко — Галиной Сокол-Лукониной.
Молодость равна любви. Вадим Сидур замечает: «А наш подвал, который мы очень редко называем мастерской. Мы прибежали в него шесть лет назад. Гулкий, пустой, крашеный, новенький. Сейчас полы сгнили, а в маленькой комнате совсем вытерлись. Стены ощетинились, появились огромные трещины. А сам диван, сколько он вынес на своей спине нашей любви к разным Нинам, Наташкам, Юлям, Валям, Розам, Тамарам. Сколько задов давило его… Все заполнило наше творчество, все “деревянные”, “глиняные” полки, стеллажи, полати, ящики. Нет, нам подвал не убежище от времени! Время несется со страшной скоростью и неудержимо тащит нас за собой. И все яснее становится, куда оно нас тащит. И не к кому обратиться, некому пожаловаться». От любви скульптор переходит к искусству, от искусства — к самоанализу, обобщениям. Как же три творческие единицы уживались в одном подвале? С трудом. Сидур: «Почти все время спорим, не понимаем друг друга, высказываем исключающие друг друга точки зрения». Лемпорт: «Ругаемся мы часто и бурно… Стоит одному уличить в чем-то другого, как тот найдет сейчас же ряд примеров, наглядно показывающих, что обвиняющий не менее повинен в тех же грехах». Пройдет время — и трио перестанет существовать, каждый пойдет дальше своей дорогой. До этого, в 1961-м, оборвется и «тройственный» дневник: после инфаркта у Вадима Сидура — идейного вдохновителя общего «проекта» — Владимир Лемпорт и Николай Силис постепенно ведение «судового журнала» забросят. Но эти страницы молодости сохранятся, дойдут до наших дней. И мы увидим покорителей мира в момент начала их пути. Ищущих, горячих, азартных, молодых. Живых.