Илья Кочергин. Сахар. — «Новый мир», 2020, № 2
Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2020
Илья Кочергин. Сахар. — «Новый мир», 2020, № 2
Илья Кочергин нечасто балует своих читателей новой прозой. Напомню, что дебютировал он пронзительным рассказом «Алтынай» в ноябрьском номере «Нового мира» за 2000 год. Потом были другие рассказы, повесть «Помощник китайца» («Знамя», 2002, № 11), за которую автор получил премию Правительства Москвы в области литературы и искусства.
После повести «Я внук твой…» («Знамя», 2007, № 6) и издания одноименной книги, вобравшей почти всё написанное Кочергиным на то время, наступил без малого пятилетний перерыв публикаций. Казалось, автор исчерпал себя.
Но с конца 2011 года в том же «Знамени», а затем в других толстых журналах появились новые тексты. Но не валом шли, как бывает, когда автор пишет и копит и потом всё разом бросает в печать, — постепенно.
Очевидно было, что Кочергин начал после паузы практически заново. И, по моему ощущению, пошел по уже пройденному им кругу…
У термина «профессиональный писатель» есть, по крайней мере, два толкования. В советское время таковым считался человек, оставивший предыдущую работу (журналиста, врача, инженера) и занявшийся только писательством; обычно так случалось после вступления в Союз писателей. В последнее время профессионалами называют тех, кто умеет работать в разных жанрах, способен написать и качественный исторический роман, и прозу о сегодняшней жизни, и сценарий, и детектив. Но по сути эти два толкования можно объединить — чтобы жить литературным трудом, нужно быть разносторонним автором…
В этом смысле Илья Кочергин, конечно, не профессионал. И пишет медленно, и разнообразием тем и жанров не удивляет. Он или ходит по одному кругу, выискивая не замеченные ранее красивые камушки, или роет довольно узкую шахту, надеясь эти камушки отыскать. Кому какой пример ближе.
Сквозной герой почти всех его вещей — москвич по рождению, который стремится из Москвы убежать. Чаще всего это горы Алтая, Белое море, реже Камчатка, Байкал, города Золотого кольца. После пятилетнего перерыва появилась деревенька в глубине Рязанской области, где герой построил дом и проводит большую часть времени.
Сквозному герою сопутствуют в основном одни и те же персонажи, среди них — его старший брат, который давно живет в Америке, но часто приезжает в Россию. И в начале рассказа «Сахар», к которому мы наконец переходим, герой как раз ждет своего брата на бензозаправке где-то в дальнем или, может, не очень дальнем Подмосковье.
Брат героя, специалист по производству сахара, едет с какой-то проверкой на один из сахарных заводов. И по дороге подхватывает героя, чтоб провести вместе время.
«…Мы договорились, что съездим вместе на один из заводов. Днём он будет работать, я буду гулять по старинному городу, а вечером в гостинице можно спокойно, не спеша поболтать или даже помолчать. Уже сто лет так вместе не молчали».
Их сопровождает коллега брата по имени Стёпа.
«Стёпа для начала проехал вдоль очереди из грузовиков с сахарной свёклой и подрулил к кагатам — длинным кучам, в которые она была сложена. Из кагатов торчали серебристые трубы вентиляции. Свёкла спала, ждала переработки, потихоньку дышала, чуть теряла сахар. Некоторые свёклы раскатились по асфальту и напоминали грызунов с хвостиками, отбившихся от стаи. Плотненькие такие, начинённые энергией, хотелось что-нибудь делать с ними — пробовать их на зубок, грызть, бросаться, перерабатывать или сортировать каким-нибудь образом. В крайнем случае, просто залезть на эти кучи и прыгать».
Илья Кочергин, по моему мнению, отличный живописатель. Читать его большое удовольствие. Плюс он очень дотошен в мелочах и деталях. Раньше это были мелочи и детали в основном охотничьи, рыболовные, туристские, затем — такой странной науки, как психология, а теперь — заводские.
«На заводе было на удивление мало народа. Свёкла сама садилась на транспортёрные ленты, ехала на помывку, потом измельчалась. В других помещениях стояла жара, сок здесь сам собой выпаривался, очищался, кристаллизовался. Брат со Стёпой наблюдали за всем этим с огромным интересом. В тысячный раз, наверное, но с огромным интересом. Говорить и слушать было трудно из-за шума различных механизмов, иногда Стёпа кричал мне, объясняя смысл процесса или показывая работу центрифуг».
Пребыванию героев на заводе отведено меньше двух журнальных страниц, но написаны они так увлекательно, что хочется больше узнать об изготовлении вроде бы такого обычного для нас продукта, как сахар…
После осмотра цехов и совещания с руководством директор отправляет братьев к владельцу завода Сергею Петровичу: «Там и перекусите, и отдохнёте. И оленей посмотрите. А с утра отчалите». И тут начинается самая, по моему мнению, важная часть рассказа.
Владелец завода — этакий помещик новой формации. О прошлом его мы мало что узнаём, но можем догадываться.
«Сергей Петрович сидел во главе щедрого стола в просторном павильоне, перед ним — здоровенная бутыль с напитком коньячного цвета и этикеткой, на которой написано «Петрович». Ещё на этикетке был изображён сам Сергей Петрович — такой же улыбающийся, как и сейчас, немного растрёпанный, такой же рубаха-парень, такой же позитивный, небритый и как будто простой.<…>
Что можно было понять, просто поглядев ему в лицо? Не знаю. Я же не мой брат, который говорит, что можно много понять о человеке, просто посмотрев этому человеку в лицо.
Но даже если ты не физиономист, то всё равно любопытно же взглянуть в лицо Сергея, много и эффективно мутившего в легендарные девяностые, бывшего правой рукой правой руки одного из бессмертных. Многим владевшего и что-то, видно, сохранившего, по крайней мере — завод, на котором я знакомился с тонкостями производства. Человека, который тоже крепко связал свою жизнь с сахаром, только чуть по-другому, чем мой брат».
Лет двадцать назад очень популярен был криминальный роман, главным героем которого являлся новый русский — бандит-бизнесмен. В некоторых книгах даже милиция не появлялась, словно ее не существовало, и новые русские сражались исключительно между собой. Захватывали фабрики и заводы, банки, золотые прииски.
Потом мода на такую литературу прошла. Не совсем, конечно, — подобное пишется и издается и сегодня. Но именно подобное: там все так же воюют, так же отбирают собственность конкурентов и врагов. Но на деле война стала другой, многие участники предпочли выйти из нее, лечь на дно с тем, что удалось захватить и удержать. Очевидно, из таких и Сергей Петрович, нешумно живущий в своем имении в глубинке одной из областей Центральной России.
Илья Кочергин очень живо набросал этот типаж, вроде бы довольный сложившимися обстоятельствами, почти лишенный блатных повадок, паханства, добрый, отзывчивый — помогает детям-инвалидам, сохраняет исчезающие виды животных.
Но типаж именно набросан; автор быстро переходит к описанию обстановки сахарной жизни Сергея Петровича, концентрируясь на своем излюбленном — на разного рода живности.
Где-то в этом описании можно найти многозначительные символы, а можно и не найти. Вот, например, такой эпизод:
«…Оглядели вольеры с чёрными баргузинскими соболями, с фазанами и дикими индейками.
— Брат, слушай, это просто фантастика! Я никогда не видел, чтобы соболя вот так бегали! Нет, старичок, только посмотри!
— Это Сергею Петровичу с самого Байкала привезли. Они, правда, друг друга едят иногда. Троих уже съели, — вставил лесничий. Он тоже лучился восторгом. Они с братом как будто соревновались, кто из них сильнее рад.
— Едят друг друга? Удивительно!»
Финал рассказа тоже может претендовать на многозначительность. Герой возвращается в Москву, и жена ему сообщает:
«— В общем, я тут подумала… ну, статьи всякие почитала, с девчонками поговорила — с Маришей, Олькой. Короче, я буду отказываться от сахара. Белая очищенная мука и сахар — это яд.
Она, наверное, удивилась, насколько правильно, насколько чутко, даже чересчур чутко я отреагировал на эту новость. Обнял, расцеловал в глаза, похвалил. Сказал, что, возможно, составлю ей компанию.
Пристально посмотрела в глаза.
— Чем это вы там занимались? Хулиганили?»
На этом рассказ завершается. Я лично морали не понял. Мне кажется, что рассказ не окончен, и не окончен потому, что не всё нам автор рассказал выше. Рано увез нас от Сергея Петровича. Да и по форме, — возьму на себя смелость судить, — не рассказ это должен быть, а нечто крупнее. Повесть или даже роман. Сейчас же я увидел конспект. Отличный, написанный художественным языком, но — конспект.
В конце 1990 — начале 2000-х мы занимались с Кочергиным в одном семинаре Литературного института. И наш мастер, Александр Евсеевич Рекемчук, разбирая тексты Кочергина, недоумевал: «В одном рассказе у него всегда столько, что опытный писатель бы из одного рассказа сделал несколько. А Илья парень неопытный и щедрый». Это произносилось с одобрением, но и предостережением.
В общем-то так Кочергин пишет и спустя двадцать лет. Но, как я говорил выше, этот метод заставляет его возвращаться к второстепенным персонажам, к эпизодам, разворачивая их в главных героев, в отдельные сюжеты. Так наверняка будет и с Сергеем Петровичем, которого, как самородок, подобрал Кочергин по пути жизни и положил в свою писательскую торбу. Думаю, он вернется на то место и начнет разрабатывать жилу всерьез.
На это намекает в «Сахаре» сам герой-повествователь: «Иногда на последней затяжке возникало унылое желание дружить с Сергеем Петровичем. Тихо, корыстно дружить. Я вздрагивал, ёжился от осенней сырости и без большой охоты шёл обратно в компанию».
Корыстной дружбе автора с таким персонажем я был бы как читатель Кочергина очень рад.