Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2020
Это ужасно! — кричал он. — Невозможно подписаться. Под чем я подпишусь? Под двумя строчками?
Авессалом Изнуренков
Из романа Ильфа и Петрова
«12 стульев»
Катя тут из Ленинграда привезла книжку «Метамодерн в музыке и вокруг неё» Настасьи Хрущевой. Я почитал. Срифмовалось с «Петровыми в гриппе и вокруг него».
Помнится, термин «постпостмодерн» я употреблял ещё в Музее уральской фантастики, в интервью Константину Комарову и Юлии Подлубновой. Довольно сумбурно (запись передачи найти не могу), но коротко формулировал весь «метамодерн» и «постиронию» «с говном», как говаривал преподобный Егор Летов.
Метамодерн в работе — это, собственно, нести фигню, слегка осклабясь, чтоб все подумали, что ты иронизируешь, и начали искать и успешно нашли б в фигне глубокий смысл. Что суть рекомая «эйронейя»?.. Сие на русский переводится как «издевательство»: то ли от «раздеться-заголиться» à la Bobocque, то ли от «издети имя» — по-варварски «нэйминг», хотя εκφερω значит также «вынос покойника».
Настасья — идеолог, а не философ. Она подменяет причину и следствие, чтоб сделать хорошую мину при плохой игре. Человек-субъект думает, что это он скользит, иронизирует и уравнивает. А на самом деле это его скользит, иронизирует и уравнивает. Метамодерн, как любая идеология, — стремление делать из нужды добродетель (Tugend aus der Noth machen). Идеология дигитальной дебильности, о которой уже который год голосит Андрей Курпатов. Почему автор умер?.. Потому что дигитальные дети не могут его имени запомнить.
Модерн — авторские и собственность. Постмодерн — сеть и всё украдено. А почему украдено?.. А в силу способности, как говаривал Иммануил Кант. Метамодерн же — дигитальный колхоз: всё вокруг колхозное, всё вокруг моё. Вынос мозга успешно завершён. В карман помещается всё. Человек может пройти по ссылке, но он уже не пойдёт по этой ссылке — «повертел за аристон — и готово. Да и вертеть долго скучно.» Когда у него в кармане все книги мира — он не прочтёт ни одной настоящим образом. Если у него в кармане целый мир — он отвернётся и от мира. Настасья проговаривается на стр. 21: «не нужны отсылки к конкретным» — т.е. нужны, наоборот, отсылки к общим понятиям (или которые сейчас считаются «общими» — торговые марки). Не фрукт — яблоко, а яблоко — фрукт — Granny Smith, например. Отсюда, видемо, метамодерные иероглифы:
Д. Добро — хотя на самом деле это «дверь».
Н. Надежда — хотя на самом деле это «рыба», возможно, связано со смыслом греческого ισχυς.
Л. Любовь — «плеть», рукоять кнута до сих пор в «Л» заметна.
Забавно, что человек, грозящий нам Сингулярностью (это когда мы будем жить внутри Господа Бога), носит фамилию Kurzweil, то есть с немецкого «досуг-забава». Буквально — время, которое течёт быстро, а противоположность Langeweile, «скуке». Нам сейчас не хватает именно «скуки» и «взгляда назад», чтобы задуматься. Это очень хорошо выражено в польском zastanowić się «задуматься», буквально «остановиться перед чем-то».
Складывание Метамодерна (в том смысле, как сложились башни WTC) напоминает о другой башне — Вавилонской, чья история отражает возникновение шумерского суржика, изоляция которого даёт предполагать, что это был изначально пиджин сошедших в Сеннаар дравидов, ариев, семитов и кавказцев. Пиджин складывается так: языки крошатся на мемы, «истина в которых воспринимается фотографически», а потом склеивается-монтируется бриколажем, «смешение языков». Ссылки на все эти мемы утеряны, потому что языцы, εθνοι, отступили в сопки. Кстати, «мем» — это «М», «вода» по-древнеегипетски, символ жизни, смерти и отсутствия смысла. Мемщина основана на несвободных ассоциациях. Им надо только трошки запамятоваться и смыслово подсохнуть, чтоб стать обычными словами. Так, имя Reinhard во французском стало названием «лиса», а bad в среднеанглийском было прозвищем пидораса в какой-то дошекспировской пьесе.
Так и сейчас. Прочные позиции займут торговые марки, и никто уже не усомнится, что творог добывают из вареников. А мемота-мемьё останется для создания перманентной логорреи в головах.
Настасья правильно говорит, что песня становится главным Gesamtkunstwerkом. Только мы это знаем ещё со времён клипов МТВ. Клиповое всё: и сознание, и чтение, и говорение, и понимание. О сущности музыки хорошо сказал Толстой-Шопенгауэр: «Чтоб иметь хороших подданных — надо сочинять много музыки». Потому что музыка подчиняет волю человека. Подтверждаю сие как бывший меломан. Сходное о музыке говорит Курпатов: «Музыка — тренировочная вещь, мозг собирает музыку». Соответственно, неопримитивизм метамодерна ослабляет волю. А ослаблению воли спаррингует дигитальная дебильность.
Постмодернисты — кочевники, метамодернисты — шатуны. Только шатаются они не «меж двор», а просто шатаются — осциллируют своей дуростью.
«— Плюньте, — приговаривал он спокойно. — Надо плевать. Непременно как следует, по-настоящему плевать. Отхаркиваться и плевать надо научиться, это — как азбука. По-настоящему плевать, все наладится. И ничего не бояться. Посмотрите, в детском санатории ребята с двусторонним пневмотораксом в футбол играют. И, знаете, завидуют спортсмены…»
Конст. Федин. Санаторий Арктур
Компьютер (ноутбук) перевязать шнуром и спрятать в сарай или на антресоли. Вместо смартфона купить тапок, смартфон от себя тщательно спрятать. Книгу купить бумажную. Книга вообще должна быть бумажной. Научиться делать маргиналии (robic notatki). Когда в руки при чтении берёшь карандаш и выключаешь музыку, внимание резко обостряется. Вообще, воспринимая информацию, следует брать её не так, как её дают тебе.
Следует вести дневник читателя: выписывать героев, слова, записи и выписки. Сейчас, пожалуй, пора уже каждому делать свои собственные указатели к книге, а также словари — как во времена гуманизма, трэша и угара. Рекомендоваю также обратную эллинизацию чтомого. Берёшь русско-греческий словарь и проверяешь отвлечённые и не очень отвлечённые на греческую форму. Глоссируешь.
Идею обычно записываешь 1–2 словами, наверное, первоначальную мысль так и мыслишь — 1–2 словами. Затем долго-долго смотришь на эти слова и с трудом понимаешь, что имел в виду, и выпрастываешь связь, которая не так уж и сильно связана словами. Тяжело начать именно потому, что кажется, что с 2–3 словами легко составить какой-нибудь афоризм с помощью связок и тире. Но это так не работает. Следует начинать сначала, с банального: «Мне кажется…» итд. А уже потом из возникшего периода выпрастывать из-под вводных новую связь. Повторения, риторика — не следует их бояться. А потом уже можно ножницами и клеем. Реклама и пропаганда хотят, чтоб мы ходили проторёнными тропами, несвободными ассоциациями, т.е. на условном рефлексе, как собаки Павлова. А литературка должна создавать свободные ассоциации. Анархия — мать порядка.