Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2020
Мария Голдина — родилась в Златоусте Челябинской области, окончила философский факультет Уральского государственного университета. Публиковалась в журнале «Урал», периодической печати. Автор книг «Женщина до востребования», «Полосы жизни», «Кони хочут пить». Живет в Екатеринбурге.
Проверено: ягод нет
Самые вкусные — первые и последние ягоды.
Когда на кустике смородины, уже потерявшем листья, находишь последнюю веточку-гроздь сладких ягод, то хочется сохранить ее подольше, полюбоваться последней спелой красотой и прикрепить табличку: «Проверено: ягод нет!»
С грядки в роддом
Картошка зацвела дружно, нежно, душисто. Она хотела, чтобы ее окучили. Мама выполнила ее просьбу: убирала сорняки, рыхлила и остро поднимала землю над ботвой.
Ей было трудно работать, она торопилась. Оставался последний ряд.
Мама успела: схватки начались на последнем кусте неокученной картошки.
Маму увезли в роддом из прибранного огорода. Я появилась на свет через три часа.
Когда меня спрашивают, где я родилась, уверенно отвечаю:
— В картошке.
Желтые светофоры
Электричка выбегала из-за поворота, и открывался вид родного города. Детство, юность как на ладони: повзрослевший мудрый пруд, выросшие деревья, сгорбившиеся, но держащие осанку деревянные дома моих подруг…
Все это вижу, но ищу самое яркое пятно — огород мамы. Там расцвели подсолнухи — желтые светофоры.
Родителей не вижу, вижу только на доме флаг России. Это папа, выдумщик, по случаю моего приезда достал флаг из чулана.
Обычно он флаг вывешивает по праздникам на парадное крыльцо. Сделал даже специальное приспособление, чтобы древко флага можно было вставлять и свободно вынимать.
Флаг ему служил и в будни. Он махал им и приглашал сестру в гости, она жила выше всех на Пятой Тесьминской улице. Она отвечала ему своим флагом. Телефона у тети Оли не было, а увидеть сестру папе иногда нужно было срочно. И, обменявшись сигналами, встречались, решали свои неотложные дела, и опять хозяйство, скотина, огород…
Встречи моих родных были особенными: подшучивали над своими болячками, обсуждали предстоящие события — торжественные и не очень.
Тетя Оля приносила трехлитровую банку молока, закрытую полиэтиленовой крышкой. Никогда не брала деньги за молоко, но строго предупреждала:
— Банку и крышку верните.
Молоко переливали в свою посуду, а тетя Оля получала чистую банку с каким-нибудь гостинцем.
Иногда, правда, выясняли отношения:
— Сережа, вы не вернули мне крышку в прошлый раз.
— Да я тебе даже одну лишнюю отдал, — парировал, улыбаясь, Сергей Алексеевич.
Все Староверовы, а было у бабушки шестнадцать детей, жили дружной семьей. Не оставляли друг друга в беде, советовались, не было ссор, криков. Правда, ревность к младшему брату оставалась у сестер до старости.
Бабушка брала моего папу в церковь. Он был толстенький, симпатичный, послушный мальчик. Остальных детей, постарше, дед брал на покос. И они завидовали младшему.
Сестры любили играть с братом: крутили его на животе, баловали семечками.
Мама знала, что папа любит с детства семечки, и садила подсолнухи.
Увлечение мамы подсолнухами тетушки не одобряли:
— Ты в огород подсолнухами воришек приваживаешь, — подтрунивали они над мамой, но не отказывались от спелых светофоров-подсолнухов, созревших в огороде мамы.
А сейчас я еду домой… Вижу желтые светофоры…
Это было счастливое время — самое счастливое. Живы родители, а в огороде мамы горят желтые светофоры…
Сладкие уколы
Смородина, малина, яблони, даже грушевые деревья росли у папы в огороде. Через много лет ухода за грушевыми деревьями отец получил первый урожай. Груши были зеленые, красивые, но твердокаменные.
Папа очень гордился долгожданным урожаем; положил плоды в большие вазы, и все стали ждать, когда они станут помягче.
Время шло, груши не хотели становиться мягче, а дети глотали слюнки…
Но папа не отчаивался: он провел удачный эксперимент. Сделал сладкий сироп, набрал его в медицинский шприц и каждой груше сделал укол. Груши получили сладкое удовольствие, а мы прыгали от предстоящего праздника.
Огород 1989 года
В год рождения сына в огороде было изобилие. Кабачки выносили с грядок и складывали в подпол, как дрова в поленницу. Лук после просушки высыпали в большие мешки, а потом раздавали тем, у кого не было огорода и желания возиться с землей.
Огурцы созревали быстро. Пришлось покинуть палату роддома, чтобы засолить два ведра привезенных мужем с огорода крепеньких, пупырчатых зеленых огурчиков. Аромат флоксов, интеллигентно белых и торжественно сиреневых, заполнил все коридоры учреждения, где появился наш первенец.
Лето плавно переходило в осень, огород отдыхал после рождения обильного урожая. Сынок начинал познавать жизнь, вдыхал запахи осени и варенья, приготовленного из нового урожая.
Собачья преданность
Наш Грант, любимая овчарка, бегал в огороде только по бороздам. Любил порядок: не пускал в огород чужих собак, не лаял без толку на кошек. Кошки и не собирались с ним ссориться, боялись его. Грант был предан своим хозяевам, но особенно любил самого младшего, Владимира. Играл Грант с маленьким хозяином осторожно, боялся его задеть острыми когтями.
Но однажды все-таки заигрался: скатился с малышом под откос, то и дело подталкивал очаровательного хозяина большими лапами. Вылезали оттуда оба счастливые. Грант преданно громко лаял, звал на помощь, облизывал кровь с лица и рук Владимира, а малыш боялся, что родители накажут его друга.
Под листом лопуха
Кролики жили в огороде в клетках. Для прогулки их выпускали в открытые вольеры. Частенько там на кроликов налетали хищные ястребы, стаи ворон.
Пушистые серые комочки очень любили свободу. Один такой смышленый сбежал из вольера, жил целое лето в огороде у забора, под огромным лопухом. Отъелся. Травы было вдоволь. Сытый кролик иногда выбегал из своего укрытия на улицу. И однажды чуть не стал добычей соседа охотника, который возвращался с ружьем с охоты и принял его за зайца.
Оранжевый комбинезон
Эвелина Петровна изобрела свой способ отпугивать клещей — надевала в лес оранжевый комбинезон. На ее бесформенной фигуре он казался фирменным. Талии, которой у нее не было, он не подчеркивал, а только обозначал резинкой. Широкие штаны комбинезона заправлялись в носки, ноги упаковывались в резиновые, непродуваемые и непромокаемые сапоги. Ведерко под ягоды тоже было оранжевого цвета. Капюшон комбинезона плотно закрывал голову, а на шейном платке было написано: «Оранжевое настроение». Эвелину Петровну в таком наряде местные узнавали издалека:
— Опять пошла за поганками, — так они называли рыжие лисички, которые любила собирать Э.П.
Ермаковых-сестер, Эвелину Петровну, Луизу Петровну, не любили коренные жители поселка. Не спасало даже то, что в честь их отца-революционера была названа улица. Нелюбовь была взаимная: сестрам не нравились алкогольные привычки местных, незнание литературы, неуважение к истории поселка. Правда, много повидавшие на своем веку, не очень трудолюбивые дамы искренне поражались умению местных трудиться.
— А вот работать они умеют красиво и на покосе, и в огороде, и в стайке, и колоть дрова, и шустро собирать грибы, ягоды, — повторяли городские сестры.
Ах, да! — я про комбинезон…
Не помог он Э.П. Клещ укусил ее в собственном огороде. Обыкновенный рыжий клещ не посчитался с заслугами хозяйки модного комбинезона. А потом все по сценарию: запоздалые уколы и радость местных:
— Не будет соваться со своими советами и модами…
Несчастья продолжались: сгорели дома сестер, старинная мебель, которую они не хотели передавать в музей.
А комбинезон? Его разорвали на тряпки.
С крыши видней
Местный житель воровал много лет государственный лес: распиливал, продавал. Безнаказанно. Пожилой дачник все видел, доказал его воровство. Обиженный абориген пришел в огород доносчика с топором и начал убивать пенсионеров. Соседи через дорогу (жена — учительница, муж — охранник, сын — шофер), услышав крики о помощи, забрались на крышу своего дома, чтобы увидеть огородный спектакль с убийством.
…«Скорая» приехала нескоро к избитым пенсионерам, милиция сделала вид, что ничего не произошло…
Июльский град
Жара стояла три недели. Солнце устало жечь землю, люди — поливать огороды.
Развязка приближалась.
Сизо-лиловая туча показалась в пятницу к вечеру: поторопила покосников завершить ароматные теплые зароды и ушла восвояси.
Огородники пошли привычно таскать воду для полива, а на покосах, не торопясь, собирались домой.
Но коварная беременная туча, погуляв недалеко, вернулась неожиданно, заблестела сухой молнией, разрывая небо яркими полосами на геометрические фигуры, и начала мучительно рожать.
Тяжелые, сочные капли дождя застрочили пулеметной очередью, сгибая все вокруг.
В бешеной пляске закружился хоровод листьев, веток, хвои, мошек.
Внезапно дождь прекратился. Своей работой туча любовалась недолго и бурно разродилась продолговатыми яйцами града, который мгновенно накрыл белым ситцем крыши, землю, реки.
В огородах по бороздам пополз цветной кисель. От прожженной солнцем земли пошел пар, запахло изрубленной ботвой, листьями. На ставших белыми земляничных грядах красными фонарями зажглись срезанные градом спелые ягоды.
Уходя, уставшая, похудевшая, но довольная туча видела, как пострадавшие хозяева выскакивали в огороды в галошах на босу ногу и тут же возвращались обратно, проваливаясь в бурое холодное месиво.
Сваленные деревья на глиняных реках, бегущих по дорогам, создали непроходимые заторы-шатры.
От земли поднимался белыми струями пар, туман плотно застилал дома, дороги, мосты.
Утром солнце аппетитно позавтракало свежим молочным туманом, стало светло, и все увидели, что пышные огороды превратились в пустыню, а сочный зеленый лес — в прозрачный осенний.
Спрессованный в огромные лепешки град лежал под солнцем нового дня, ничуть не смущаясь его жарких лучей. Ребятишки, разбив лопатами белые круги, играли в снежки.
А лето продолжало жить законами июля — самого жаркого месяца: на третий день начала подниматься ботва картошки, и тут же нахальные личинки колорадских жуков облепили ее, как веснушками, и продолжали торопливо доедать оставшиеся листья.
Расторопные хозяйки обработали землянику, убрали срезанную ботву, полили безжизненные плети огурцов, кабачков, тыквы. И чудо восстановления всего живого, поверженного бурей, началось. Только самые тонкие былинки, сохранившиеся как ни в чем не бывало, продолжали цвести, удивляясь трагическим переменам в своих собратьях-гигантах, которые поникли при первом же ударе грома и свинцовой капле дождя.
Лето продолжалось. Жаркое солнце по-прежнему загоняло всех в речки и на покосы, а остальных на лавочки — посудачить о граде и об ожидании трудного урожая.