Рассказы
Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2020
Сергей Махотин — прозаик, поэт, радиожурналист, автор более тридцати книг стихов и прозы для детей и подростков. Лауреат премии имени С.Я. Маршака, всероссийского конкурса детской литературы «Алые паруса» и Почетного диплома Международного совета по детской и юношеской книге (IBBY), лауреат премии имени К.И. Чуковского в номинации «За выдающийся вклад в отечественную детскую литературу». Живёт в Петербурге.
«Насквозь вижу!»
Была в школе одна учительница, строгая-строгая! Войдёт в класс, обведёт учеников пронзительным взглядом и пригрозит: «Я вас насквозь вижу!»
Ученики вздрагивали. Сразу хотелось залезть под парту и не высовываться.
— И как это у вас получается, Любовь Мефодьевна? — удивлялся директор. — На пении дети шумят, на физике шалят. Только на биологии тишина. Мимо вашего кабинета я всегда на цыпочках прохожу.
— Заветные слова знаю, — отвечала учительница.
— Какие же?
Но Любовь Мефодьевна от прямого ответа уклонялась. Не хотела ни с кем делиться заветным способом укрепления дисциплины. Однажды, правда, учительница английского подслушала, какими словами Любовь Мефодьевна детям грозит. И на своём уроке воскликнула: «Я вас насквозь вижу!» Но ученики не поверили и захохотали. А с ними засмеялась и сама англичанка.
На очередном педсовете директор учительницу английского пожурил. За то, что на уроке дети веселятся. А Любовь Мефодьевну, наоборот, похвалил и всем в пример поставил. Другие учителя поморщились, но промолчали. А та оглядела своих коллег и про себя подумала: «Вы все мне завидуете. Я вас насквозь вижу!»
Увы, недолго ей оставалось злорадствовать.
На другое утро пришла Любовь Мефодьевна в школу. Ровно в девять, по звонку, вошла в кабинет биологии. Смотрит — что такое? За партами одни скелеты сидят. Лишь один стоит в углу, пластмассовый. А все остальные шевелятся, телефоны между рёбрами прячут и зловеще скалятся.
Любовь Мефодьевна попятилась, вывалилась в коридор и с воплем «На помощь!» побежала в учительскую. А в учительской — тоже скелеты вместо учителей. Один скелет тетради с диктантами проверяет. Другой чай собрался пить. «Позавтракать не успел, — говорит. — А вы, Любовь Мефодьевна, чайку не хотите? Я свежего заварил».
Любовь Мефодьевна замотала головой и снова побежала. По коридору, вниз по лестнице, мимо будки с охранником, вместо которого снова оказался скелет, крупный и усатый. Выбежала на улицу — и прямиком к автобусной остановке.
Тут и автобус подошёл, распахнул с шипением двери.
Любовь Мефодьевна быстро заскочила внутрь и плюхнулась на свободное сиденье. Сидит, отдышаться не может.
— Не забываем оплачивать проезд, — обращается к пассажирам кондукторша.
Подняла Любовь Мефодьевна голову и ахнула! Вместо пассажиров скелеты едут! А один скелет, побрякивая кондукторской сумкой, прямо к ней пробирается.
Тут автобус остановился, двери открылись. Водитель объявил: «Остановка «Поликлиника». Любовь Мефодьевна выскочила из автобуса и бегом в поликлинику.
Там врачи её выслушали, посочувствовали.
— Ну что ж, — говорят, — случай необычный. А не хотите у нас поработать?
— А как же школа? — растерялась Любовь Мефодьевна.
— Зачем вам школа? — настаивают врачи. — Да и детей вы, как мы поняли, не очень любите.
— Не люблю, — призналась Любовь Мефодьевна.
— Вот и славно! А у нас рентгеновский аппарат сломался, очередь растёт. Но вы ведь и без аппарата всех насквозь видите.
Подумала Любовь Мефодьевна и согласилась.
С тех пор она заведует в поликлинике рентгеновским кабинетом. И зарплату получает больше, чем в школе. Правда, всякий раз вздрагивает, когда к ней заходит очередной пациент.
Ваня Терентьев
Выступал я как-то перед пятиклассниками. Рассказал немного о себе. Почитал стихи. Отвечал на вопросы.
Одна девочка спросила:
— А можете про нас написать?
— Ну, если кто-нибудь из вас мне особенно запомнится, может, и напишу.
— Про меня напишите! — крикнул мальчик с последней парты. — Я Ваня Терентьев. Запомнили?
— Да, Ваня, я тебя запомнил.
— Это будет мой первый шаг к успеху, — сказал Ваня.
— Ты в этом уверен?
— Конечно, уверен! Я Ваня Терентьев. Запомнили?
— Запомнил.
Прозвенел звонок. Все задвигали стульями, зашумели. Стал и я свои книжки складывать в сумку.
— Только не забудьте, — раздалось у самого уха. — Я Ваня Терентьев.
— Да уж как тебя забыть. Чуть не напугал.
— Придёте домой и про меня вспоминайте. Я Ваня Терентьев.
Учительница велела приоткрыть окна для проветривания и пригласила меня пообедать в школьной столовой. Мы вышли из класса.
Вниз по лестнице неслись школьники, толкаясь и хохоча. И лишь один Ваня Терентьев прыгал через две ступеньки нам навстречу.
— На первое сегодня гороховый суп! Любите?
— Люблю, — соврал я.
— А я терпеть его не могу! Я Ваня Терентьев. Не забыли меня?
— Не забыл, Ваня, не забыл.
Он развернулся и помчался обратно в столовую.
Меня посадили за учительский стол и принесли тарелку горохового супа.
— Какой активный парнишка у вас этот Ваня Терентьев, — произнёс я, помешивая ложкой суп.
— Да уж… — вздохнула учительница.
— А на второе у нас котлета с вермишелью! — раздался за спиной ликующий голос.
— Ваня! — рассердилась учительница. — Ты уже поел? А наш гость ещё нет, ты ему мешаешь.
Принесли второе. Я с облегчением отодвинул от себя тарелку с супом, взял вилку и на всякий случай огляделся.
— Я здесь! — крикнул Ваня издалека. — Рядом с умывальником. Видите меня? Я Ваня Терентьев!
Учительница погрозила ему кулаком.
На третье был компот из сухофруктов. Я приготовился снова услышать Ваню Терентьева и, кажется, даже огорчился, когда этого не произошло. Поблагодарил учительницу за гостеприимство и пошёл к гардеробу.
Рядом с гардеробщицей стоял Ваня Терентьев и хвастался:
— Вон писатель идёт. Он в нашем классе выступал. Обещал про меня рассказ написать. Я Ваня Терентьев.
— Балабол, ну и балабол, — качала головой гардеробщица, подавая мне пальто.
Ваня стоял рядом и улыбался во весь рот.
— Это будет мой первый шаг к успеху, — уверял он. — Я Ваня Терентьев!
По дороге из школы я думал о Ване Терентьеве. Вдруг он действительно добьётся успеха в каком-нибудь деле. А что? С такой звонкой фамилией многого можно достичь. И правда, не написать ли про него рассказ?
Пришёл домой и написал.
Третья тайна
Две тайны всегда мучили меня: почему самолёты летают и почему девчонки визжат. Сегодня к ним прибавилась третья.
Родители очень удивились, когда я спросил:
— А почему я родился?
— Ну, ты уже взрослый, — сказал папа, почесав лоб. — Вряд ли нужно тебе объяснять, откуда дети берутся.
— Это я давно знаю, — я поморщился. — Это все знают.
— Давно — это когда? — насторожилась мама.
— Да ещё с детского сада. Но я не про когда, а про почему? Вернее, про почему я.
— Что значит — почему? — Папины глаза за круглыми очками стали ещё круглее. — Потому что мы хотели, чтобы ты у нас был.
— А если бы был не я?
— А кто?
— Сестрёнка, например. Или другой мальчик.
— Не нужен нам другой мальчик, — воскликнула мама. — С чего у тебя вдруг такие мысли?
— Но я ведь мог родиться не у вас, — продолжал я настаивать. — И это меня волнует.
— Как не у нас? А у кого?
— Ну, не знаю. У наших соседей, например. Или у тёти Лены, которая вчера к нам заходила. Ты её всё время Ленкой зовёшь.
— Только не у Ленки! — запротестовала мама и как-то странно посмотрела на папу. — Она моя лучшая подруга.
— Или вон у него, — я ткнул пальцем в сторону телевизора. Бодрый ведущий рассказывал, какую вкусную рыбу готовят на Чукотке.
— Вот ещё! — не согласился папа. — Какой-то он приторный, улыбается, как идиот. И это мерзкое «вау!» всё время произносит.
— А мне он симпатичен, — возразила мама и обернулась ко мне: — Но ни ему, ни Ленке, никому на свете мы тебя не отдадим, понял? А соседям и подавно!
— Можешь не переживать, — подтвердил папа.
Я кивнул и ушёл в свою комнату.
Родители не поняли меня. Сам виноват. Не сумел им объяснить. Но как объяснить, если я сам не могу эту тайну словами выразить? А тайна настоящая! Это вам не какой-то девчачий визг.
В комнате было темно и душно. Я открыл окно, и небо накрыло меня своей звёздной тяжестью. Удивительно, как над городом оказалось вдруг столько звёзд! Обычно фонари им мешают. А сегодня их как будто кто-то притушил. Будто специально для меня. Чтобы показать, какой я маленький по сравнению с Вселенной.
Но пусть маленький, но ведь всё равно это — я. И вижу эти звёзды — я. И волнуюсь отчего-то — тоже я.
И тут я понял, что когда-нибудь умру. Но думать об этом было не страшно. Лишь немного грустно. Не страшно, потому что это не навсегда. А грустно, потому что вряд ли я потом окажусь с моими мамой и папой. Какие-то другие родители будут у меня…
Я прислушался. В кухне мама сердилась на папу.
— Да, да, именно таращился! — выговаривала она ему. — Весь вечер. Даже ребёнок обратил внимание!
— Больно нужна мне твоя Ленка, — ворчал папа. — Сама её позвала.
— Ну и что, что позвала! — не сдавалась мама. — Это не повод, чтобы…
Я не выдержал и вбежал к родителям.
— Ну как вы не понимаете! Вам страшно повезло, что вы встретились. И мне повезло, что я у вас родился. Это же чудо! Тайна! А вы всё ссоритесь и ссоритесь!
Родители молча смотрели на меня. И я не знал, поняли они меня или нет.
В дверь позвонили. Папа пошёл открывать и вернулся с тётей Леной и тортом.
— По какому поводу торт? — удивилась мама.
— А просто так! Настроение хорошее. — Тётя Лена поставила торт на стол и стала расставлять чашки. — А вы чего такие заторможенные? Случилось чего?
— Ничего не случилось, — сказала мама, включая чайник.
— Ой, чего я вам сейчас расскажу! Просто отпад! Представляете, включаю телик, а там землетрясение!
— Ленка, не тараторь, — попросила мама. — Какое землетрясение? Где?
— В Индии, кажется. Ой, нет, в Мексике, если не путаю.
— Затруднительно эти страны перепутать, — заметил папа.
— Да неважно! Там шестилетнюю девочку спасли из-под обломков, и она, представляете, заговорила не на индийском, а на немецком языке. Да так бойко, будто знала его всю жизнь.
Я насторожился.
— Телевизор смотреть вредно, — усмехнулся папа.
— Бедная девочка, — вздохнула мама. — Такого страху натерпелась. И что с ней потом стало?
— Что стало? Ну, родители, разумеется, в шоке. Рады, конечно, но подозревают, их ли эта дочка? Может, в роддоме её с какой-нибудь немецкой девочкой перепутали.
— Которая, только родившись, по-немецки шпарит, — съехидничал папа.
Мама засмеялась, а тётя Лена, по-моему, слегка обиделась.
Мы сели пить чай. Торт был фруктовый, с жидковатым бисквитом. Приходилось наклоняться к тарелке, чтобы он не плюхнулся с ложки на скатерть.
— Про подмены детей телесериалы любят снимать, — сказал папа, отодвигая пустую тарелку. В тарелке у папы ни крошечки не осталось. Съел он свой кусок торта аккуратно, не то что я.
Мама вообще от торта отказалась. Лишь сняла с папиного куска цукаты, орешки и чернослив.
А я, как ни старался, всё равно уронил сладкую блямбу на джинсы и чашку чуть не опрокинул.
— Совсем я на вас не похож, — произнёс я с грустью. — Наверное, и меня вам в роддоме подменили.
Тётя Лена захохотала. А мама задрала мне левый рукав и показала на родинку ниже локтя.
— Видишь? И у меня такая же. Когда мне тебя кормить приносили, я сразу твою левую ручку проверяла: мой ли это мальчик.
— Так что можешь не переживать, — вставил папа свою любимую фразу.
— Класс! — обрадовался я и опрокинул-таки чашку на скатерть. К счастью, пустую. — Будет шанс тебя узнать в будущем!
— В каком будущем? — не поняла мама.
— В далёком. А потом и тебя, папа, мы как-нибудь найдём. Я вас с новыми родителями познакомлю. И мы опять будем вместе!
Все замолчали. Наверное, обдумывали тайну, которую я раскрыл. Тётя Лена даже чашку на блюдце не поставила, так и держала её, оттопырив мизинец. Тут я вспомнил, что многие девочки мизинчики оттопыривают, когда держат чашку или стакан с компотом. Не то что мальчишки, которые хватают стакан, выпивают компот — и дальше бежать!
Но маму, папу и тётю Лену я своим наблюдением озадачивать не стал. Потому что какая это тайна! Просто забавная странность. Так что можете не переживать!