Возможный эффект инбридинга
Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2020
Макс Зильберт (1966) — родился в Ленинграде. В 1994 году окончил Санкт-Петербургскую консерваторию. В 2013-м стал составителем и соавтором сборника «Лев Гумилев. Теория этногенеза: великое открытие или мистификация» (2013). Неоднократно выступал с докладами на научных конференциях, посвященных теории Л.Н. Гумилева. В «Урале» публикуется впервые.
Явление это (всплески пассионарности. — М.З.) имеет огромное, часто ключевое историческое значение, хотя до сих пор проходило для историков незамеченным. О причинах его можно и нужно спорить, но изучать его необходимо1.
И.М. Дьяконов (1914–1999)
Вопрос о природе возникновения, подъёма и упадка цивилизаций — один из сложнейших в исторической науке. Многократно предпринимавшиеся ранее попытки ответить на него до недавнего времени не имели значительного успеха. Поэтому, пытаясь продвинуться в решении данной проблемы, автор может выглядеть излишне самонадеянным, однако его стремление к этому непреодолимо для него.
Чем объяснить, что кочевники-бедуины из Аравийской пустыни, до того игравшие минимальную роль на международной арене, в VII веке подняли знамя пророка и под ним победили в войне мощнейшую державу того времени — Византию, разгромили богатейшую империю Сасанидов и стали господствовать на огромных землях от Испании до Индии? Каким образом дотоле мало кому известные и сравнительно немногочисленные монголы в XIII в. смогли захватить всю Южную Азию и пол-Европы? В силу каких причин из едва образовавшихся крохотных государств вырастали великие империи, как было, например, с Древним Римом, королевством франков, Османской Турцией и Россией?
Как могло случиться, что лет 900 назад исламский мир, где процветали поэзия, философия, медицина, подвергся атаке свирепых и беспощадных фанатиков-крестоносцев из Европы, а сейчас можно наблюдать, как, напротив, просвещённый и материально обеспеченный Запад отчаянно противостоит массовому религиозному фанатизму исламского мира? Почему произошла смена ролей? За последнее тысячелетие в Западной Европе имело место несчётное количество войн. За что только не воевали — за власть, за территории, за мессу или против мессы, за «испанское наследство» и т.д.; Шотландия 7 веков назад вела с Англией ожесточенные войны за независимость. И вот как всё изменилось: современные шотландцы любят разве что за кружкой пива поругать англичан, а вопрос о пребывании Шотландии в составе Соединённого королевства может решаться только на референдуме, Германия лишилась многих своих земель, но воевать за их возвращение не собирается, католики и протестанты (за исключением Ольстера) исповедуют каждый свою веру, не мешая друг другу, большинство когда-то непримиримых врагов объединили ЕЭС и НАТО. Зачем же столько крови было пролито? И нельзя ли было раньше договориться, как сейчас?
Русским историком Л.Н. Гумилевым была выдвинута гипотеза, согласно которой явления, подобные перечисленным, — это следствия всплесков и затуханий пассионарности разных этносов (автором гипотезы такие всплески назывались пассионарными толчками). Пассионарность на индивидуальном уровне он определил как «необоримое внутреннее стремление к целенаправленной деятельности, всегда связанной с изменением окружения, общественного или природного, причем достижение намеченной цели, часто иллюзорной или губительной для самого субъекта, представляется ему ценнее даже собственной жизни. … Особи, обладающие этим признаком, при благоприятных для себя условиях совершают (и не могут не совершать) поступки, которые, суммируясь, ломают инерцию традиции и инициируют новые этносы»2. (Примем для начала такое определение, а в сути явления пассионарности попытаемся разобраться ниже.) Действительно, поскольку все попытки найти разгадку в чисто социальной сфере потерпели неудачу, вполне разумным представляется искать её в природных свойствах людей, что, по мнению автора данной статьи, делает данную гипотезу весьма перспективной. Пытаясь дать ей биологическое обоснование, т.е. понять, каким же образом в этносах может резко возрастать и затем постепенно снижаться уровень пассионарности, Л.Н. Гумилев предположил, что этот уровень у индивидуума определяется неким геном, который у разных представителей данных популяций по каким-то причинам (возможно, космического излучения) примерно одновременно мутирует, порождая резкое повышение пассионарности их и их потомков; затем, по его мнению, люди с повышенным уровнем пассионарности элиминируются из этноса естественным отбором3. Поскольку данное обоснование можно считать безвозвратно ушедшим в прошлое, ему необходимо искать альтернативу. Попытки найти её предпринимались автором этих строк и ранее4. В докладе, сделанном в 2014 году5, им была выдвинута идея, что вспышки пассионарности порождаются смешением близкородственных этносов (вероятно, неудачно этот процесс был там назван гетерозисом); однако более глубокое изучение исторического материала привело его к выдвижению новой гипотезы.
Чтобы выявить условия, при которых в тех или иных популяциях могут возникать гипотетические вспышки пассионарности, нужно попытаться выявить обстоятельства, схожие для каждого такого случая. И начнем с эпизода, который является одним из ярчайших в этом плане и относительно которого сохранилось особенно много генеалогических данных, — эпизода с арабскими завоеваниями. О.Г. Большаков в своем четырехтомнике «История халифата», по сути, признал, что все предпринимавшиеся ранее попытки объяснить эти завоевания так и не позволили найти ту «конкретную последнюю песчинку, которая перетянула чашу весов истории на сторону завоеваний»6. Проверим, не поможет ли найти её гипотеза, предложенная Л.Н. Гумилевым.
Как известно, пророк Мухаммед, его ближайшие сподвижники и будущие арабские халифы происходили из племени курайшитов7, которое во главе с Кусаййем, предком Мухаммеда в 5-м колене, поселилось в Мекке, где находится камень Кааба, объект поклонения ряда арабских племен. «Предания, зафиксированные мусульманской традицией, свидетельствуют о том, что… в середине V в. племя курайш под предводительством Кусаййа вытеснило отсюда племя хуза’а…»8. Курайшиты, также поклонявшиеся Каабе, вскоре заняли в Мекке господствующее положение, а группа племен во главе с ними получила название «хумс». «Хумс, — писал М.Я. Кистер, — обозначает людей, убежденных в святости Мекки, признающих выдающееся положение курайшитов, обладающих особым статусом в обрядах хаджа и готовых бороться за свои идеи»9. «Характерная для кочевников высокая социальная значимость генеалогии, — писал О.Г. Большаков, — усугубленная особым вниманием к Мухаммаду и его племени, сохранила нам имена и многие детали взаимоотношений нескольких сотен мекканцев, живших на протяжении по крайней мере полутора веков до 20-х годов VII в., и это позволяет достаточно живо представить жизнь этого своеобразного центра и составить генеалогическое древо, помогающее разобраться во взаимоотношениях многочисленных родов курайшитов…
Средневековые арабские ученые насчитывали 25 родов (батн) курайшитов, но в момент переселения Кусаййа в Мекку кроме его большого семейства было только 16 родов. Шесть из них переселились с ним в долину Мекки (курайш ал-битах — «долинные курайшиты»), а остальные остались жить в окрестностях Мекки (курайш аз-завахир — «внешние курайшиты»), часть из них потом вообще ушла в другие районы и не принимала участия в жизни Мекки, а несколько родов частично поселились в Мекке»10.
Фрагмент генеалогического древа Мухаммеда11
На генеалогическом древе семи поколений предков Мухаммеда (см. иллюстрацию I) видно, насколько близкородственные браки практиковались курайшитами. Мурра ибн Кааб, предок Порока Мухаммеда в 6-м, 7-м и 8-м коленах по разным генеалогическим линиям, был общим предком его обеих бабушек и обоих дедушек. Он также был общим предком его двух прабабушек и всех четверых прадедушек, у его прабабушки Умм Хабиб и ее мужа Абд аль-Уззы был общий прадед (Кусайй); прабабушка Мухаммеда Сахра и его прадедушка Амр были двоюродными братом и сестрой, мать пророка Мухаммеда Амина приходилась его отцу Абдаллаху четвероюродной племянницей и одновременно четвероюродной теткой по разным ветвям родословной. Т.о., курайшитам был свойственен инбридинг — близкородственные браки, вследствие которых к временам Мухаммеда у этого племени образовалось ядро, представлявшее собой группу потомков переженившихся между собой родственников.
В то же время, заняв вскоре после поселения в Мекке там господствующее положение, курайшиты активно завязывали брачные связи с местными племенами. «Политические союзы курайшитов, — писал далее О.Г. Большаков, — дополнялись узами свойства. Многие курайшиты брали жен из соседних племен; в частности, одна из жен Абдманафа (прапрадеда пророка Мухаммеда. — М.З.) была из бану сулайм, а другая — из бану мазин б. са’са’а, в то же время одна из его дочерей была замужем за кинанитом12, а другая — за сакифитом. Мать Абдалмутталиба (деда Мухаммеда. — М.З) была из бану ан-наджжар (Йасриб), а три из его пяти жен — не курайшитки. Впоследствии курайшиты, продолжая брать жен из других племен, стали реже выдавать своих дочерей за иноплеменников, считая их ниже себя»13. «Курайшиты,— писал о том же М. Кистер, — отличались от других племен тем, что они не отдавали своих дочерей в жены представителям знати других племен, если у них не было уверенности, что те примут идею хумс. (Сами они… женились на девушках из других племен без каких-либо условий, которые бы им навязывались.)»14.
Каков был рост численности курайшитов в Мекке, показывает, к примеру, «история рода Абдманафа, когда потомство одной супружеской пары в четвертом поколении насчитывало одних мужчин около 80 человек (учтем, что средневековые генеалоги могли еще кого-то и не знать). За 150 лет потомство Кусаййа настолько разрослось, что их уже считали семью отдельными родами (батн)… В Мекке селились и представители других племен на правах «союзников» (халифов) какого-либо из курайшитских родов»15.
«Действительно, за сто лет со времени Кусаййа до Абдалмутталиба (деда и опекуна Мухаммеда. — М.З.) курайшиты превратились из малозначащего кинанитского племени в самостоятельную экономическую и политическую силу. Если Кусайй, как говорили, положил начало своему богатству, убив и ограбив эфиопского купца, то его потомки соперничали между собой в расходовании средств на угощение паломников, увеличивая этим свой авторитет хранителей святынь Мекки и привлекая к ним более широкий круг почитателей»16.
В данном примере мы наблюдаем следующее: мигрирующее эндогамное племя, представляющее собой инбредную группу, оседает в некоей местности, занимает там доминирующее положение, пополняет свои ряды за счет браков с представителями местного населения (что, возможно, позволяет ему избежать инбредной депрессии), после чего это племя создает одну из величайших религий и затем устраивает великие завоевания. И вот вопрос: не мог ли такой инбридинг породить вспышку пассионарности, о каковых писал Л.Н. Гумилев? И не могла ли в этом и состоять та самая «конкретная последняя песчинка, которая перетянула чашу весов истории на сторону завоеваний» и о которой пишет О.Г. Большаков?
Имело ли место что-либо подобное в истории Европы? Л.Н. Гумилев был, вероятно, весьма точен, связав начало формирования современной западноевропейской цивилизации («суперэтноса», если использовать его терминологию) с распадом империи Карла Великого, произошедшим в середине IX века (правда, этот процесс он считал, скорее всего ошибочно, следствием пассионарного толчка)17. Действительно, именно из её обломков постепенно начали образовываться современные европейские нации, именно с этого времени берут начало многие средневековые дворянские родословные: «Большинство великих королевских и герцогских семей средневековья впервые появляются в записях девятого века», — пишет Констанс Б. Бушар18. Фактор внешних агрессий (главным образом со стороны норманнов) в Европе того времени привел к вершинам власти тех, кто был способен этим агрессиям противостоять: «В то время, когда последние Каролинги оказались беспомощными против вторжений, которым противостояли Капетинги во Франции (против викингов), Оттоны в Германии (против мадьяр) и Беренгар и его потомки в Италии (против мадьяр и арабов), реальная сила, а не какая-либо отдаленная связь с Карлом Великим определяла кандидатов, когда аристократия собиралась, чтобы выбрать нового короля»19. В конце IX — начале X веков роды новых влиятельных людей сплошь породнились через браки с Каролингами и между собой20, вследствие чего образовалась «инбредная придворная элита»21, по выражению Констанс Б. Бушар. «В IX веке верховная знать (Западной Европы. — М.З.) была «интернациональной». … В то время не было чисто «местной» знати, потому что все представители дворянского сословия были родственниками»22.
«Поскольку в IX веке небольшое количество семей, составлявших старую аристократию, все породнились, в десятом веке они либо должны были найти новые источники для партнеров по браку, либо должны были вступать в браки со своими родственниками. Но браки между родственниками были запрещены начиная с конца девятого века из-за того, что церковь выступала против «инцеста», который она понимала широко»23. Таковыми «новыми источниками для партнеров по браку» стали семьи графов. «Если IX век — это период, когда появляются величайшие семьи северной Франции и Империи, X — век графов. Графские семьи появляются как служащие великим дворянам, которые когда-то служили Каролингам … Основатели многих графских семей начинали как виконты. Виконты были зависимыми вассалами графов, первоначально немногим больше, чем управляющие, которых графы назначали в качестве своих представителей, когда их имущество было слишком обширным, чтобы управлять им лично. Все же в течение X столетия много семей виконтского происхождения выросли в дворян и приняли графский титул»24.
«После 1000 года размеры дворянства снова расширились, поскольку новая группа семей, кастеляны (управляющие замками. — М.З), начала консолидировать свою власть, а её представители стали жениться на девушках из старших дворянских семей, как и виконты до них… Замки, возникшие по всей Европе в десятом и одиннадцатом веках после вторжений, стали центральными точками, вокруг которых можно было построить власть. … Люди, которые первоначально были назначены хранителями этих новых замков, быстро стали наследственными управляющими. Они подражали обычаям и нравам старого дворянства и стали считаться дворянами и, таким образом, подходящими партнерами для дворян в поисках супругов»25. «Представители ряда семей кастелян, не имевших графов в своей родословной, начали в конце XI века жениться на девушках из графских семей и выдавать замуж собственных дочерей за графов. Этот процесс продолжался в течение двенадцатого века. Эффект был таков, что в конце XII века великие знатные семейства графов и герцогов были связаны по крови или браку с большой частью виконтов и кастелянов своих регионов. … Это постепенное расширение размеров дворянства продолжалось в конце XII–XIII вв., так как потомки простых рыцарей, вооруженных слуг графов и кастелянов, стали входить в ряды дворянства (несмотря на возрастающее сопротивление уже признанного дворянства принятию новых пополнений в свои ряды). Рыцари впервые появляются во французских записях во время войн и междоусобиц конца десятого века, и такие записи становятся частыми к концу одиннадцатого века. Эти зависимые воины к концу XII века были уже на пути к тому, чтобы стать частью дворянства»26. «Представители новой знати, начинали ли они как виконты, или как кастеляны, или как рыцари, быстро вошли в паутину союзов, которые объединяли членов старого дворянства друг с другом»27. В результате «…у большинства важных родов Франции двенадцатого века была некоторая каролингская кровь, то есть Карл Великий может быть помещен в их родословные…»28.
Таким образом, вся средневековая европейская знать произошла из инбредной группы Каролингов и их сподвижников, образовавшейся в середине IX — начале X веков, которая затем постепенно пополнялась выходцами из менее знатных сословий через браки. Если в социальном аспекте данный процесс мало похож на тот, что имел место в описанном выше эпизоде с арабами в Мекке, то в генетическом аспекте сходство очевидно. И если предположить, что подобный процесс порождает бурный рост пассионарности, становится яснее, почему, проведя Европу через религиозный фанатизм эпохи крестовых походов, он создал величайшую в истории цивилизацию.
Теперь попробуем поискать что-то подобное у истоков государства российского. До начала XII века наиболее знатные русские князья стремились искать невест из монарших домов за пределами Руси, вследствие чего в Рюриковичах было намешано множество кровей — скандинавская, франкская, англо-саксонская, греческая, польская и т.д. Позже, когда активно пошел процесс закрепления удельных династий на определённых землях, между Рюриковичами — в основном между потомками Ярослава Мудрого и его брата Изяслава Полоцкого — стали всё чаще заключаться династические браки, хотя многие русские князья, особенно в южнорусских землях, в XII веке брали в жены половчанок (например, первой женой Юрия Долгорукого и матерью Андрея Боголюбского была дочь половецкого хана Аепы). После татаро-монгольского нашествия в Северо-Восточной Руси, где и зародился росток будущей России, традиция династических браков продолжилась, зачастую они там заключались между потомками Всеволода Большое гнездо: например, Юрий Данилович Московский, праправнук Всеволода, первым браком был женат на его же праправнучке, внучке князя Ростовского Бориса Васильковича, а дочери Дмитрия, сына Бориса Васильковича, Василиса и Анна, вышли замуж соответственно за великих князей Владимирских Андрея Александровича и Михаила Ярославича, оба из которых приходились Всеволоду Большое гнездо правнуками. (Браки более близких родственников были запрещены церковью.) Автору этих строк известны только два случая полиэтничного брака Рюриковичей из Северо-Восточной Руси во второй половине XIII века: брак князя Белозерского Глеба Васильковича с родственницей ордынского хана Сартака и брак ярославского князя Фёдора Ростиславовича Черного с дочерью ордынского хана, вероятно, Менгу-Тимура. (Второй брак Юрия Даниловича Московского и Кончаки, сестры хана Узбека, был бездетным, вследствие чего здесь может не рассматриваться.)
Таким образом, высшая знать Северо-Восточной Руси, с большой вероятностью, образовала «инбредную элиту» подобную той, из которой произошло дворянство средневековой Европы. И дальнейшие события, связанные с присоединением к этой элите новых родов, также перекликаются с имевшими место в Западной Европе. Приведем ряд цитат их книги С.Б. Веселовского «Исследования по истории класса служилых землевладельцев».
«Во второй четверти XIV в. в упорной борьбе суздальских, московских и тверских князей ясно намечается перевес Москвы. В четвертом десятилетии века, когда Иван Калита получил великое княжение, на службу в Москву приходят крупнейшие представители великокняжеского боярства: Андрей Иванович Кобыла, потомки Миши Прушанина во главе с Иваном Семеновичем Морозом, Дмитрий Александрович Зерно, родоначальник Сабуровых и Годуновых, и другие. Около 1338 г. в Москву выезжают многие тверские бояре, и в том числе Ратшичи, всем родом. Во второй половине XIV в. тверские и суздальские князья пытаются еще продолжать борьбу, но перевес Москвы становится несомненным. Так, в какие-нибудь 25–30 лет со дня смерти Ивана Калиты (1341 г.) в Москву собираются все элементы старого великокняжеского боярства и образуют крепкое ядро правящей верхушки будущего Московского государства.
Притягательная сила Москвы как организующего центра была так велика, что в это же время в нее стекается множество выходцев из-за рубежа. Спасаясь от засилья Литвы, пришли, в разное время, смоленские княжата… Спасаясь от Литвы же и от татар, приходили княжата и бояре с Волыни и из Чернигово-Северской земли… Междоусобия в Литве сыновей Ольгерда привели в Москву Дмитрия Ольгердовича Брянского и Андрея Ольгердовича Полоцкого.
От татар бежали в Москву измельчавшие потомки муромских князей. Наступивший в Золотой Орде после смерти хана Узбека (1353 г.) длительный период дворцовых переворотов выбрасывал из Орды в разные стороны татарских царевичей и мурз, потерпевших поражение в борьбе. Так, приехал в Москву и крестился царевич Серкиз, от которого пошла боярская фамилия Старковых. Остался в Москве ханский посол Алабуга, приехавший из Орды с Дмитрием Донским, и стал родоначальником фамилии Мячковых»29.
«Основное ядро боярства Дмитрия Донского состояло из небольшого сравнительно числа родов, не успевших еще разбиться на множество фамилий, как это произошло позже. Это ядро, состоявшее приблизительно из 25–30 родов, было правящей верхушкой Московского великого княжения, организатором его военных сил и источником кадров помощников Дмитрия Донского по управлению его хозяйством.
Виднейшие представители этих родов были все наперечет лично известны князю, знали друг друга, а многие из них были связаны между собой и с великокняжеским домом узами родства»30.
«Исследуя московские боярские роды, мы видим, что они все так или иначе находились между собой в тесных и неоднократных родственных связях. Если они роднились с княжескими родами, то большей частью только с теми, которые уже служили московским князьям. До конца XV в. нам не известно ни одного случая родственных связей московских бояр с тверскими, рязанскими и другими родами»31.
«Это небольшое количество родов, едва достигающее двух десятков, образует очень сплоченный круг лиц, связанных с князьями и между собой узами родства и свойства. Даже отрывочные сведения, дошедшие до нас, дают очень выразительную картину. Микула Васильевич Вельяминов и вел. кн. Дмитрий были свояками, т. к. были женаты на родных сестрах, дочерях суздальского князя Дмитрия Константиновича (самому Дмитрию Донскому эти сестры приходились четвероюродными сестрами, поскольку, как и он, они были праправнучками великого князя Ярослава Всеволодовича. — М.З.). Дочь Микулы выходит замуж за Ивана Дмитриевича Всеволожа. Кн. Петр Дмитриевич Дмитровский, сын Дмитрия Донского, женится на дочери Полиевкта Васильевича Вельяминова. Федор Андреевич Кошка выдает свою дочь за кн. Федора Михайловича Микулинского. Иван Федорович Собака Фоминский был сыном несчастной кн. Евпраксии Смолянки, разведенной жены вел. кн. Семена Гордого. … Иван Андреевич Хромой, Александр Андреевич Белеут, Семен Мелик и Иван Толбуга, двоюродный брат боярина Ивана Собаки, — все были женаты на родных сестрах, дочерях боярина Д.А. Монастырева. У третьего сына Ивана Мороза, Дмитрия, одна дочь замужем за Иваном Семеновичем Меликовым, а другая — за Юрием Степановичем Бяконтовым, митрополичьим боярином, племянником известного боярина Данилы Феофановича. Дочери боярина Константина Дмитриевича Шеи Зернова были замужем: одна за Федором Кутузом, другая — за кн. Александром Федоровичем Ростовским»32.
И здесь вновь наблюдается схожая с описанными выше картина: в Московском княжестве вокруг великокняжеской династии образуется инбредная группа переженившихся между собой родственников, к которой через браки с её представителями присоединяются новые роды. С этого начинается рост Московского княжества в Российскую империю. Не вновь ли инбридинг породил вспышку пассионарности?
Теперь перейдем к событиям, предшествовавшим появлению на мировой арене монголов. «Имеется рассказ, — читаем мы в «Сборнике летописей» Рашида ад-Дина, — [передаваемый со слов] заслуживающих доверия почтенных лиц, что над монголами одержали верх другие племена и учинили такое избиение [среди] них, что [в живых] осталось не более двух мужчин и двух женщин. Эти две семьи в страхе перед врагом бежали в недоступную местность, кругом которой были лишь горы и леса и к которой ни с одной стороны не было дороги, кроме одной узкой и труднодоступной тропы, по которой можно было пройти туда с большим трудом и затруднением. Среди тех гор была обильная травой и здоровая [по климату] степь. Название этой местности Эргунэ-кун. … А имена тех двух людей были: Нукуз и Киян. Они и их потомки долгие годы оставались в этом месте и размножились.
Каждая их ветвь стала известной под определенным именем и названием и стала отдельным обаком, а под [термином] обак [имеются в виду] те, кои принадлежат к определенным кости и роду. Эти обаки еще раз разветвились. В настоящее время у монгольских племен так установлено, что те, которые появились от этих ветвей, чаще всего состоят между собой в родстве, и монгол-дарлекины — суть они.
Когда среди тех гор и лесов этот народ размножился и пространство [занимаемой им] земли стало тесным и недостаточным, то они… вышли из той теснины на простор степи… Племя нирун33 и предки Чингиз-хана… все принадлежат к одной ветви и к роду тех двух людей, которые некогда ушли на Эргунэ-кун»34.
В данном эпизоде, если его описание соответствует действительности, можно наблюдать такое явление: образуется очень маленькая — 2 пары — изолированная популяция, которая, расплодившись, за века вырастает в популяцию многотысячную, состоящую из множества ветвей — племен. Вновь яркий пример инбридинга. Но в данном случае, в отличие от приведенных выше, описанные события, согласно летописям, имели место за много веков до завоеваний Чингисхана: исход из Эргунэ-кун должен был произойти не менее чем за 19 поколений до них. «…Правдивые тюркские сказители историй рассказывают, что все племена монголов происходят из рода [наел] тех двух лиц, которые [некогда] ушли в Эргунэ-кун. Среди тех, кто оттуда вышел, был один почтенный эмир по имени Буртэ-чинэ, глава и вождь некоторых племен, из рода которого был Добун-Баян, супруг Алан-Гоа…»35. Согласно летописям, Добун-Баян (в монгольском «Сокровенном сказании» он именуется Добун-Мэргэном) был потомком Буртэ-чинэ в 8-м колене36 (согласно данным «Сокровенного сказания» — в 1-м колене), а Чингисхан был потомком Алан-Гоа через Бодончара, одного из трех сыновей, рожденных ею после смерти мужа, в 11-м колене37; в итоге — не менее 19 поколений. Поэтому неясно, можно ли напрямую увязать великие завоевания монголов с указанными событиями в Эргунэ-Кун, и непосредственную причину, сделавшую их возможными, нужно попытаться найти ближе по времени, вероятно, уже в развитии рода кият-борджигин38, родоначальником которого был Бодончар.
Хотя относительно родословной монголов до великих завоеваний информации сохранилось много, родство известно в основном по мужской линии, о происхождении монгольских женщин данных довольно мало, поскольку роды были патрилинейными. Известно, что у монгольских племен существовал обычай побратимства-свойства (анда-худа), при котором между ними происходил обмен невестами (в этнологии подобный обычай называется дуальной экзогамией); у племени Кият, к которому принадлежал Чингисхан, такие взаимоотношения были главным образом с монгольским племенем унгират и его ответвлениями: у его прадеда Хабул-хана (родоначальника рода Кият) жена, которую звали Гоа-Кулуку, была из унгиратов, отец Чингисхана, Есугей-Багатур, был женат на Оэлун из племени олхонут, которое было ветвью унгиратов. Наконец, главной женой самого Чингисхана была Бортэ, также из унгиратов. Притом что в роду Бодончара запрещалось брать в невесты девушек из этого же рода, по женской линии браки могли быть весьма близкородственными. Например: «Буту-гургэн был братом матери Чингиз-хана. Чингиз-хан отдал ему ту дочь, которая была старшею из его детей, по имени Фуджин-беги. Она принесла от него сына, имя его — Дарги-гургэн; он отдал этому Дарги-гургэну и другую свою дочь, по имени Джабун»39. Таким образом, у моголов поддерживался инбридинг: «…во времена Кабул-хана (прадеда Чингисхана. — М.З.), бывшего монгольским ханом, из рода которого происходит большинство племени кият, а монгольские племена нирун суть его двоюродные братья, а другие ветви монголов, из которых каждая [еще] до него были известны под своим особым именем и прозвищем, — все были его дядьями и дедами и все по родству…»40.
На основании изложенного выше можно констатировать, что к началу эпохи своих великих завоеваний монголы представляли собой бурно растущую инбредную популяцию, разные племена которой пополняли свои ряды за счет невест из других племен, что, возможно, могло позволить им избежать инбредной депрессии. Это ещё один аргумент в пользу того, что инбридинг способен порождать вспышки пассионарности.
Далее рассмотрим подъём Древнего Рима. Здесь нужных нам достоверных данных значительно меньше. Известно, что Рим был основан группой выходцев из латинского города Альба-Лонги в середине VIII века до хр.э., что там образовался конгломерат из представителей италийских племен латинян и сабинян, из числа которых происходили и первые цари, затем более века городом правили цари-этруски (616–509 до хр.э.). Известно, что там сформировалось высшее сословие патрициев, однако происхождение его спорно, и можно только предполагать, что оно происходило из некоей инбредной группы, образовавшейся в Риме в самом начале его существования. А ведь оно, вероятно, и представляло собой пассионарный костяк Рима царского периода: именно патриции возглавили освобождение Рима от владычества этрусков в лице последнего царя Тарквиния Гордого и заняли в нем лидирующее положение в первые полвека существования республики. В знаменитых законах XII таблиц поначалу устанавливался запрет (вскоре отмененный) на браки между патрициями и плебеями; если он закреплял существовавший ранее обычай, то это может служить дополнительным аргументом эндогамного (инбредного) характера сословия патрициев.
И. Маяк указывала на случаи, свидетельствующие о «брачных союзах между кузенами с материнской стороны», а также случай «обмена невестами, … включающийся в известную этнографам картину дуальных экзогамных систем»41.
Таким образом, и в ранней истории Древнего Рима есть основания предполагать наличие инбридинга.
Относительно следующего эпизода нужных нам данных ещё меньше. В середине XIII века в Малой Азии появилось племя кайы, происходившее от тюрок-огузов. Они мигрировали с востока в числе других тюркских племён, вероятнее всего, под натиском татаро-монголов. Во главе со своим вождём Эртогрулом они поступили на службу к султану сельджуков Ала ад-Дину Кей-Кубаду I (правил в 1219/20–1236/37) и за военные победы над никейскими греками получили во владение небольшую область (удж), которая называлась Сёгют, к западу от Ангоры (ныне Анкара), вероятно, ими же у греков и завоёванную. Кайы были язычниками, а земли, где они обосновались, были населены греками-христианами и мусульманами. Сын Эртогрула Осман женился на дочери местного шейха (его имя было Эдебали) и вместе со своим племенем принял ислам. Обращаться в ислам стали также и местные греки. Впоследствии удж был преобразован в бейлик42, Осман стал беем. «Обращение Османа и его племени, — писал Г.А. Гиббонс, — породило народ — Османов, потому что оно объединило в одну расу различные элементы, живущие в северо-западной части Малой Азии. Новая вера дала им смысл существования. … Внезапно мы обнаруживаем, что Осман нападает на своих соседей и захватывает их замки. В течение десятилетия, с 1290 по 1300, он расширяет свои границы, пока не вступает в контакт с византийцами. Его четыреста воинов вырастают до четырех тысяч. Мы начинаем слышать о людях, называемых не турками, а Османами… Они враги как греков, так и татар. Они определенно связаны с исламом. Они обладают миссионерским духом и стремлением к прозелитизму, которое всегда можно найти у новообращенных»43. После 1300 года начались военные действия уже против Византии. Бейлик Османа стал тем ядром, из которого за два века выросла Османская империя.
Конечно, чтобы утверждать, что племя кайы ко времени поселения с Сёгюте представляло собой инбредную группу, исторических данных совсем недостаточно. Однако это весьма вероятно для кочующего племени.
Далее гипотезу можно экстраполировать и на другие исторические эпизоды, например, на образование мировой религии из ранних христианских общин, которые, весьма вероятно, были эндогамны, на род Ахмена, породивший персидскую династию Ахменидов, на род Ашина, породивший Тюркский каганат, на племя салических франков, давшее начало могучей европейской державе.
Итак, суть выдвинутой здесь гипотезы: образуется инбредная группа из потомков переженившихся родственников, она занимает господствующее положение в популяции и затем расширяется за счет притока новых членов через браки с ними своих представителей; в результате происходит вспышка пассионарности. Возможно, для этого необходимо, чтобы такая инбредная группа изначально состояла из людей с высоким уровнем пассионарности, которая затем за поколения преумножается инбридингом: такое предположение можно сделать на основании приведенного выше примера с рождением западноевропейской цивилизации.
Подтверждение данной гипотезы можно найти и в современном мире. Приведенная ниже карта ) показывает, в каких странах в какой степени сейчас распространены близкородственные браки: наибольшее распространение они имеют в преимущественно мусульманских странах Передней Азии и Северной Африки.
Это регион, характеризуемый массовым религиозным фанатизмом, которому всё менее успешно противостоит Запад. Именно оттуда идет массовая миграция в страны Западной Европы, переживающие депопуляцию. Не поразительно ли — Афганистан, с его тяжелейшими условиями жизни, истерзанный войнами, тянущимися десятилетия, в котором количество врачей на душу населения и средняя продолжительность жизни (52 года) самые низкие в мире, а уровень детской смертности самый высокий в мире, показывает демографический рост 2% в год44 (при том что, казалось бы, гораздо более благополучные страны Европы и Россия, в которых работают социальные программы поддержки рождаемости, переживают стабильный демографический спад) и отважно противостоит всем самым могущественным оккупантам: британским, советским и американским поочередно?45 Не может ли всё это быть связано с высокой пассионарностью, порождаемой инбридингом? Если это так, то сбудется пророчество А.И. Солженицына, сделанное им четверть века назад, что рост мусульманского мира будет «великим явлением XXI века»46.
Ещё одним подтверждением может служить история этноса ашкеназских евреев. Этот этнос родился около XI века из нескольких небольших общин, обитавших вдоль среднего течения Рейна. Быстро разрастаясь, он к XVII веку распространился далеко на восток Европы и затем сыграл огромную роль в мировой политике, экономике, науке, искусстве. Так вот, пока европейские евреи жили в культурной изоляции, близкородственные браки также были для них обычным делом: иудаизм таковые допускает. Не это ли позволило евреям сохранить пассионарность, в то время как окружавшие их этносы её теряли? Не в этом ли кроется разгадка феномена ашкеназских евреев?48
Почему же цивилизации, достигнув некоего пика своего развития, затем непременно приходят в упадок? В каких-то случаях возникающие в результате вспышки пассионарности элиты закрываются в плане бракосочетания от притока новых людей в свои ряды и деградируют от губительной инбредной депрессии — так, например, было с Габсбургами в Европе и с татаро-монгольской династией Юань в Китае, где-то проявлялся «пассионарный перегрев» — типичным примером является «война роз» за королевскую корону в Англии XV века, истребившая почти весь цвет английского дворянства. Возможно, есть и другие причины. Пока что оставим этот вопрос для дальнейших исследований. Сейчас важно, что такое снижение уровня пассионарности происходит; попытаемся очень вкратце рассмотреть данный процесс на примере западноевропейской цивилизации.
Начало её формирования в X–XI вв. было связано, в частности, с мощным движением за очищение церкви от пороков и за повышение ее авторитета, зародившимся в аббатстве Клюни в Бургундии. Религиозный фанатизм XI–XIII вв. — крестовые походы, монашеские и рыцарские ордена, инквизиция — наталкивает на мысль, что на это время пришелся пик пассионарности западноевропейской элиты. Далее можно наблюдать, как религиозных и политических фанатиков в Европе постепенно сменяли прагматики, что, в частности, способствовало экономическому подъему. На смену крестоносцам, готовым во имя идеи фанатично сражаться с любым сколь угодно превосходящим их противником, пришли конкистадоры, грабившие и порабощавшие народы, используя своё подавляющее превосходство в военной технике. Смена стереотипа поведения была великолепно показана Сервантесом в «Дон Кихоте»: в начале XVII века человек, не понимавший, что времена рыцарских подвигов и романтической любви прошли, был уже смешон. Происходившие изменения требовали новой этики; её дал протестантизм, который, как писал Макс Вебер, «носители экономического подъема — «буржуазные» средние классы… защищали… с таким героизмом, который до того буржуазные классы как таковые проявляли редко, а впоследствии не обнаруживали больше никогда… Это было «the last of our heroism» («последней вспышкой нашего героизма», англ.), по справедливому определению Карлейля»49.
Все больше предпочитая подвигам светские развлечения, европейские элиты теряли способность управлять, лишь сковывая энергию «низов». Постепенно терялась моральная основа феодально-монархического строя, что привело во Франции к появлению идеологии Просвещения, основанной на стремлении к правовому равенству и воинствующем антихристианстве. При крайней деградации религиозно-дворянско-монархической элиты Франции в конце XVIII века энергия «низов», подобно вулканической лаве, вырвалась из оков феодализма, сметая на своем пути старые порядки и человеческие жизни.
«Упрощение системы, — писал Л.Н. Гумилев, — всегда ведет к выбросу свободной энергии»50. Если применить данный принцип к описываемой ситуации и предположить, что сословный («мозаичный», по выражению Л.Н. Гумилева) этнос для поддержания себя в равновесии требует большей пассионарности, нежели этнос, лишенный сословности («упрощённый»), можно сделать вывод о природе дальнейших событий: после упразднения сословий выясняется, что этнос имеет избыток пассионарности, требующий реализации. События в постреволюционной Франции развивались по сценарию, обычному для всех аналогичных ситуаций (например, позже в России и в Германии): была установлена революционная диктатура и создана мощная армия на обломках разложившейся, революционеры устроили кровавую расправу сначала над представителями поверженных сословий, а затем и друг над другом, после чего диктатура стала единоличной и была совершена военная экспансия в другие страны. В результате избыток пассионарности был устранён, и Франция, пережив еще ряд менее серьезных катаклизмов (1830, 1848 и 1870 гг.), через 83 года после создания Конвента стала относительно спокойным буржуазно-демократическим государством (в 1875 году была принята Конституция III республики).
Таким образом, нет веских оснований считать, что события XVIII века во Франции и последовавшие за ними наполеоновские войны были следствием подъёма пассионарности, хотя такое впечатление может сложиться, вероятнее, они были следствием упразднения сословий. Аналогично и рост государственной мощи и воинственности в Германии в эпоху от Бисмарка до Гитлера вряд ли был следствием пассионарного подъёма, поскольку и там в это время сословия постепенно упразднялись.
Теперь, как было обещано в начале статьи, попытаемся поработать над сущностью явления пассионарности. Напомню, ЛН определял пассионарность как «необоримое внутреннее стремление к целенаправленной деятельности, всегда связанной с изменением окружения, общественного или природного…»51. Такое определение можно было бы считать приемлемым, если бы не существенный недостаток: согласно ему, к примеру, реформаторы и революционеры — пассионарии, а вот консерваторы и контреволюционеры пассионарностью не обладают, поскольку не стремятся к «изменению окружения», а, напротив, противостоят ему. Однако универсальное определение пассионарности не должно быть связано с политическими предпочтениями индивида.
Тем более нельзя согласиться с утверждением создателя теории этногенеза, что «…описанный импульс (пассионарность. — М.З.) находится в оппозиции к инстинкту самосохранения и, следовательно, имеет обратный знак»52, как и с дальнейшими его рассуждениями: «Если мы примем за эталон импульс врожденного инстинкта самосохранения (1), индивидуального и видимого, то импульс пассионарности (Р) будет иметь обратный знак. Величина импульса пассионарности, соответственно, может быть либо больше, либо меньше, либо равна импульсу инстинкта самосохранения. Следовательно, правомочно классифицировать особей: на пассионариев (Р>1), гармоничных (Р=1) и субпассионариев (Р<1)»53. Ведь инстинкт самосохранения — это стремление к выживанию, следовательно, импульс, «имеющий обратный знак», — это стремление к смерти. Поэтому, согласно такой логике, пассионарность — это склонность к суициду: если желание умереть сильнее, чем желание жить, то незачем, к примеру, устраивать завоевательный поход, проще выпрыгнуть из окна. Гармоничному же человеку, получается, всё равно, жить или умереть, а каждый, кому жизнь сколько-нибудь дорога, автоматически записывается в субпассионарии.
Наиболее верное, на взгляд автора этих строк, понимание пассионарности ему неожиданно довелось встретить в статье В. Капустяна из сборника «Экологические корни культуры»:
«…Даже самый поверхностный взгляд показывает, что людьми движет стремление к самоутверждению. Самоутверждение — это главный внутренний стимул человеческого поведения. …
Можно полагать, что и за свойством «пассионарности», которое Л.Н. Гумилев считал ответственным за весь гигантский процесс этногенеза, стоит именно могучий инстинкт самоутверждения»54.
Самоутверждение — это стремление к ощущению собственной значимости. Оно с таким же правом может считаться инстинктом, как и самосохранение, если под инстинктами подразумевать основные врождённые стремления, обеспечивающие выживание, социальную адаптацию и репродукцию. Не будь у человека этого инстинкта, он был бы нечувствителен ни к комплиментам, ни к оскорблениям, не занимался бы спортом, который, в отличие от физкультуры, всегда предполагает состязательность, не испытывал бы ни ревности, ни зависти. Человек так или иначе самоутверждается в течение всей жизни. Именно по способам самоутверждения, главным образом, и различаются человеческие характеры, в зависимости от того, что в ком порождает ощущение своей значимости: один самоутверждается, делая добро, другой — пытаясь унизить кого-либо, третий — доказывая своё превосходство в интеллекте, или в силе, или в богатстве, власти, любовных успехах, профессиональном уровне и т.д. Кому-то для самоутверждения необходимо сознавать себя честным человеком, для кого-то это менее существенно; так люди различаются по уровню совести. Неудовлетворённое самоутверждение порождает в человеке сознание собственной ущербности или стыд; последнее в некоторых случаях может быть сильно до несовместимости с жизнью, т.е. приводить к суициду. Такой подход хорошо сочетается со словами Л.Н. Гумилева: «Собственно говоря, пассионарность имеют почти (почему «почти»? — М.З.) все люди, но в чрезвычайно разных дозах. Она проявляется в различных качествах: властолюбии, гордости, тщеславии, алчности, зависти и т.п., которые с равной легкостью порождают подвиги и преступления, созидание и разрушение, благо и зло, но не оставляют места равнодушию»55. По сути, пассионарность — это синоним амбициозности.
Исходя из этого, гармоничный (умеренно пассионарный) человек — это тот, у которого инстинкт самоутверждения находится в рамках некой нормы, т.е. он обеспечивает ему нормальную адаптацию в социуме, включающую в себя собственное выживание, продолжение рода, достижение материального достатка, успеха в профессии и т.д. «Вырастить дерево, построить дом, воспитать ребёнка» — его типичное credo, но при необходимости он обычно готов и воевать за свою страну. У пассионария этот инстинкт развит особенно сильно, у субпассионария его, напротив, недостаточно даже для нормальной адаптации в социуме. Типичными представителями последней категории являются большинство бомжей, питающихся на помойках: их инстинкт самоутверждения удовлетворяется даже при таком образе жизни.
Л.Н. Гумилев был близок к такому пониманию пассионарности: «Именно потребность в самоутверждении, — писал он, — обуславливает быстрый рост системы, территориальное расширение и усложнение внутриэтнических связей; силы же для развития ее черпаются в пассионарности популяции как таковой»56. А также: «Если же они (участники религиозных войн в Европе. — М.З.)… отдавали жизнь за мессу или библию, то, значит, то и другое оказалось символом их самоутверждения…»57. Следующим шагом могло бы быть признание того, что пассионарность — это и есть потребность в самоутверждении.
Вопрос, который часто возникает: возможно ли измерить уровень пассионарности индивидуума? Как и все прочие параметры человеческой психики, в абсолютных величинах на данный момент она неизмерима. Измерять её можно лишь в относительных величинах «больше — меньше» в зависимости от уровня конкуренции, в которой человек стремится участвовать. В абсолютных величинах измерять её можно будет в том случае, если выяснится, что уровень пассионарности индивидуума определяется количеством энергии, расходуемой им на работу психики.
Биологическая наука на данный момент не может предложить объяснения описанной в данной статье закономерности, поскольку генетика особенностей человеческой психики пока что находится в зачаточном состоянии. Возможно, это изменится в дальнейшем. А может быть, изучение данной закономерности само сможет дать толчок исследованиям в этой области, поскольку речь может идти о неизвестном ранее эффекте инбридинга.
1 Дьяконов И.М. Огненный демон. «Нева», 1992, № 4.
2 Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1990. С. 260.
3 Там же. С. 319–323; гл. XVIII, «Мутации — пассионарные толчки».
4 Зильберт М.М. Великий ученый или великий фантазер? // Лев Гумилев. Теория этногенеза: великое открытие или мистификация. / Сост. М.М. Зильберт. — СПб.: «Астрель»; Зильберт М.М. Наука и лженаука в творчестве Л.Н. Гумилева // Лженаука в современном мире: медиасфера, высшее образование, школа. Спб., 2013; Зильберт М.М. Вспышки пассионарности как возможный эффект гетерозиса. // Лженаука в современном мире: медиасфера, высшее образование, школа. СПб., 2014.
5 Зильберт М.М. «Вспышки пассионарности как возможный эффект гетерозиса». // «Лженаука в современном мире: медиасфера, высшее образование, школа». СПб., 2014.
6 Большаков О.Г. «История халифата». Т. II. М., 2002. С. 13–15.
7 Родоначальником курайшитов был Фихр по прозвищу Курайш, предок Мухаммеда в 11-м колене.
8 Большаков О.Г. История халифата. Т. I. М., 2000. С. 44.
9 M. J. Kister «Mecca and Tamīm (Aspects of Their Relations)» // Journal of the Economic and Social History of the Orient, Vol. 8, No. 2 (Nov., 1965), pp. 113–163, “Brill”, с. 135. Перевод с английского здесь и везде далее сделан мной. — М.З.
10 Большаков О.Г. История халифата. Т. I. М., 2000. С. 47.
11 Автор схемы: Maher27777 — سيرة ابن هشام except for Atika, Attribution, https://commons.wikimedia.org/w/index.php?curid=27896642; Русский перевод книги, на основании которой составлена схема за исключением информации об Атике: Ибн Хишам. Жизнеописание пророка Мухаммеда. М., 2007. С. 38–39.
12 Кинаниты — потомки Кинаны ибн Хузаймы, который был прадедом Фихра, родоначальника курайшитов; т.о., курайшиты тоже были кинанитами.
13 Большаков О.Г. История халифата. Т. I. М., 2000. С. 51.
14 M. J. Kister. Указ соч. С. 136.
15 Большаков О.Г. История халифата» Т. I. М., 2000. С. 49.
16 Там же. С. 51–52.
17 Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1990. С. 343.
18 Bouchard C. B. The Origins of the French Nobility: A Reassessment // American Historical Review. Vol. 86, № 3. June 1981, с. 511.
19 Там же. С. 525.
20 Там же. С. 512–514.
21 Там же. С. 527.
22 Там же. С. 523.
23 Там же. С. 530.
24 Там же. С. 514.
25 Там же. С. 521.
26 Там же. С. 523–524.
27 Там же. С. 524.
28 Там же. С. 525.
29 Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М.: «Наука», 1969. С. 56–57.
30 Там же. С. 578.
31 Там же. С. 151.
32 Там же. С. 499.
33 Нирун («собственно монголы») — потомки Алан-Гоа через её троих сыновей, рожденных после смерти мужа; к их числу принадлежал и род Чингисхана. Остальные племена монголов назывались монголы-дарлекин («монголы вообще»).
34 Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. М., 1952. Т. I. Кн. I. С. 153–154.
35 Там же. Т. I. К. II. С. 9.
36 Там же. Т. I. Кн. II. С. 9–10.
37 Там же, Т. I. Кн. II. С. 16–59.
38 Согласно «Сокровенному сказанию монголов», борджигинами именовался весь род Бодончара, а согласно «Сборнику летописей» Рашида ад-Дина, борджигины — это только потомки Есугея-Багатура, отца Чингисхана.
39 Рашид-ад-Дин. Указ соч. Т. I. Кн. I. С. 165.
40 Там же. Т. I. Кн. I. С. 103–104.
41 Маяк И. Рим первых царей. М., 1983. С. 178.
42 Бейлик — феодальное владение, управлявшееся беем. Бейлики появились в Малой Азии после сельджукского завоевания, начиная со второй половины XI века. Более широкое распространение бейлики получили в ходе распада Конийского султаната во второй половине XIII века.
43 Herbert Adams Gibbons, «Foundation of the Ottoman empire; a history of the Osmanlis up to the death of Bayezid I (1300–1403)», New-York, 1916. С. 27–29.
44 https://www.indexmundi.com/map/?t=0&v=31&r=xx&l=en. Там в выпадающем меню можно выбрать нужный параметр.
45 Интересно, что по уровню фертильности, который определяется по количеству рождений на одну женщину, если она доживает до конца своего репродуктивного периода, и который считается наиболее точным критерием уровня рождаемости, Афганистан занимает первое место в Евразии, а в мире он уступает лишь десяти африканским странам. (Там же.)
46 А.И. Солженицын. Выступление в Государственной Думе 28 октября 1994 г. https://litvek.com/book-read/418440-kniga-aleksandr-isaevich-solzhenitsyin-rech-v-gosudarstvennoy-dume-chitat-online?p=4
47 Bittles A. H. and Black M. L. (2015), Global Patterns & Tables of Consanguinity. http://consang.net
48 Зильберт М.М. Феномен ашкеназских евреев. СПб., «Омега», 2000 г.
49 Макс Вебер. Протестантская этика и дух капитализма // Макс Вебер. Избранные произведения. М.: «Прогресс», 1990. С. 63.
50 Гумилев Л.Н. Конец и вновь начало. Гл. 7. «Пассионарные надломы. Механизм надлома». М., 2007. С. 219.
51 Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1990. С. 260.
52 Там же.
53 Там же. С. 327.
54 Экологические корни культуры: Сборник статей./ Сост. В. Бугровский. Изд. 5-е, перераб. М., 2001. С. 304; жирный шрифт и разрядки авторские.
55 Гумилев Л.Н. «Этногенез и этносфера» // «Природа», 1970 г. № 1–2.
56 Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1990. С. 337.
57 Гумилев Л. Н. «Этногенез — природный процесс» // «Природа». 1971. № 2.