Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2020
Елена Безрукова — родилась в Барнауле. Автор четырех поэтических книг. Стихи публиковались в журналах «Юность», «Сибирские огни», «Алтай», «День и ночь», «День литературы», «Плавмост» и др. Член Союза писателей России. Окончила юридический факультет Алтайского госуниверситета и психологический факультет Томского университета. Работает в сфере культуры. Живет в Барнауле.
***
Шестое. Пять утра.
Тревожный полустанок,
Не бей мне по лицу
Просоночной листвой.
Кати, кати, кати
Чугунный твой рубанок,
Веди, веди, веди
Железный поезд твой.
Кури свою тоску.
А мне твоей не надо.
За тамбуром — рассвет,
Неси свои ключи.
Рассветная вода,
Унылая неправда.
Проснись и не кричи.
Выходит проводник.
Он маленького роста.
Как стражник у двери
Для одного тебя.
Умри куда-нибудь,
Где хорошо и просто.
Где глупые птенцы
Твой голос теребят.
***
…Пусть не вырос наш Бог и не́ дал
Нам любви, пусть его и нету
В растворенном окне моём.
Мне зачем проводник в небо?
Я сама — проводник в небо.
Я платок полощу в нём…
Но из детской котомки страха
Ты ли смерть мою для размаха
Выпускаешь туда, где я? —
Я танцую, как солнце в чаще,
И платок мой, как дым летящий,
Не бывающий без огня…
***
Ветка качается и лепестки роняет.
Как это терпко, как это щедро — цвесть!
Издалека ты говоришь:
— Родная,
где же ты есть?..
Здесь мы воюем маленькими руками,
Слушаем, как снова крик переходит в крик.
Катит и катит Сизиф заповедный камень,
Видно, совсем привык.
Печень клюет птица, и все ей мало.
Боги сварливы. Выморочна тоска.
…Где же ты есть? — с бежевым одеялом,
С теплым и дымным шепотом у виска?
— Как же ты там? Не заболел? Сыт ли?
Ты не виновен. Ты навсегда прощен.
Ветка качается и лепестками сыплет:
Ра́з, два, три — и ещё…
Я ли не думала, я ли да не хотела
Стать оберегом твоим, обратиться в свет?
Ветка качается, видишь, как много белых
душ…
Да меня в них нет.
Ветка колышется, небо собой качая.
Вот раскачает — нам не остановить…
Я принесу тебе лепестков для чая.
Только не знаю, можно ли это пить.
***
Твоя дочь светло-русого цвета,
Носит косы и рысьи зрачки.
И скребутся в ладошке нагретой
Трансцендентные
светлячки.
От пылищи Иерусалима
До горючих славянских болот
Ты ей вечную жизнь посулила,
А она её, эх, не берёт!
Ты ей белые сшила одежды
От великих скорбей, а она
Из числа подающих надежды
Вырастала, как будто вина.
Что угодно теперь говори ей
Про спасительный свет! — А она,
А она не осталась Марией,
По-мужски поменяв имена.
И, танцуя тропою подстрочной,
Она целому миру — мишень!
Провода от наушников, точно
Струйки крови, текут из ушей.
Пробуравлю глазами две точки
В голубом — на тот сумрачный свет.
Мне, твоей летаргической дочке,
Невозможного — нет…
***
Ёжик маленький помятый
Я ревела не по-детски
Искусал тебя проклятый
Пёс соседский
Я тебя помыла в ванне
Раня руки об иголки
Я сквозь рев звонила маме
Ну а толку
Все равно ты тихо помер
Ты и мамы не дождался
Ты меня совсем не понял
Не сумел не продержался
Даже если очень ранят
Рядом с мамой всё иначе
С мамами не умирают
Бедный мальчик
Доктор старше Дед-Мороза
Пусть твой скальпель не споткнется
Мама выйдет из наркоза
И проснется
Ёжик милый ради Бога
Вот идёт в потёмках мама
Покажи-ка ей дорогу
Из тумана
***
Мама поцеловала, отвела в детский садик: играй с другими!
А эти другие растеряны, как и ты.
И воспитатель не так мое
произносит имя
Режущим звуком с вышколенной высоты.
Мама, не вижу лица твоего овала,
Но, как луна, оно высветится ввечеру.
Мама, щека, куда ты поцеловала,
Меньше горит на ветру.
Бог целовал, с рук отпуская:
живи с другими!
(Шумно и душно в детском его саду.)
Он обещал: «Как день за своротком сгинет,
Так я за тобой приду».
Долго гляжу в окно, в его цвет чернильный.
Ты там смотри не забудь меня насовсем!
Твой поцелуй горит на щеке так сильно.
Я не пойму зачем…
***
Хорошо
гореть
бессонницей молодой,
Когда понял всё,
не вопрошая дважды.
Боже, я не могу
напиться твоей водой.
После крови твоей
вода не сбивает жажды.
Хорошо
притихшей скрипкой
дышать в чехле
за твоим плечом,
от жизни тебя врачуя.
Боже, я не могу
вкусить твой горючий хлеб.
После плоти твоей
я вкуса его не чую.
Хорошо
в прихожей темной
на ржавый гвоздь,
чтобы болью в лоб
убить и цвета, и звуки.
Боже, я твоих слов
больше не слышу сквозь.
Только руки твои
слышу я,
только руки…
***
Ненастный свет. Прощеная вода.
Я между «навсегда» и «никогда».
Ты между смертью и ее повтором.
На реверсе, на вечном колесе
Мы выживаем, кажется, не все.
…Я прилечу к тебе на самом скором —
На световом, — а он так невесом,
Что мне самой останется, как сон,
Не воплощаться, а висеть на грани.
На грани между вечным и живым,
Где Бог в окне смирен и недвижим,
Как подорожник, прикипевший к ране.
***
Мертвые голуби в дом не стучат.
Спящие пчелы мед не приносят.
Мы, вырастающие из девчат
В осень,
Двери откроем листву замести,
Мох пришептать и ворон убаюкать —
Я посчитаю им до десяти —
Ну-ка!
В этом краю заколдованных бед,
Женских, протяжных,
проветренных песен
Нету смертей и прозрения нет,
Хлеб на столе пресен.
Там, на другой половине Земли,
Смертные всадники бьются лучами.
Кажется, были мы вместе вначале,
Ну а потом не смогли…
Ну а потом наконец разошлось
Чёрное с белым и прочие дали.
Как горячо мы других забывали!
Но в забытье не спалось…
Как бы не стать нам обратно людьми,
Чтобы любовь не просилась наружу!
Лёгкая дудочка, пчел не буди,
Пусть засыхают их лёгкие души.
***
Когда кончится этот сон,
как туман на рассвете в поле
растворится — и не вернёшь…
У тебя глаза — человеческие до боли.
А в руках — от погони дрожь.
Когда выведет этот путь
между травами нам по плечи
на обрыв — дальше ходу нет…
У тебя слова — негромки и человечьи.
А в гортани — звериный бред.
Когда кончится эта речь
между нами как берегами,
перетрется, как будто нить,
дотянись, дотянись
до подземной воды руками,
отыщи ее, дай мне пить.
И, покуда я буду жить
то ли маленькими глотками,
то ли ливнем свистящих лет,
будешь ты в меня уходить,
как под воду уходит камень,
не оглядываясь на свет.
***
Лёгким, безумным, оранжевым
Сбудься, случайная жизнь!
Шарик воздушный, не спрашивай,
Стой на мосту и держись.
За осторожную ниточку
В небе, контрастном до слез.
Ах, человечишко, выскочка,
Что же ты миру принес?
Что там за бред про служение?
Что там за рок огневой?
Может, ты лишь приложение
К шарику над головой.
…А по мосту по бетонному
Слепо, предсмертно, как страх,
Едет в тебя многотонная
Гибель на всех скоростях.
И за секунду до окрика
Вздрогнув, как будто живой,
Шар понесет тебя в облако
Вверх, над твоей головой…