Елена Безрукова — родилась в Барнауле. Автор четырех поэтических книг. Стихи публиковались в журналах «Юность», «Сибирские огни», «Алтай», «День и ночь», «День литературы», «Плавмост» и др. Член Союза писателей России. Окончила юридический факультет Алтайского госуниверситета и психологический факультет Томского университета. Работает в сфере культуры. Живет в Барнауле.

 

 

 

***

 

Шестое. Пять утра.

Тревожный полустанок,

Не бей мне по лицу

Просоночной листвой.

Кати, кати, кати

Чугунный твой рубанок,

Веди, веди, веди

Железный поезд твой.

Кури свою тоску.

А мне твоей не надо.

За тамбуром — рассвет,

Неси свои ключи.

Рассветная вода,

Унылая неправда.

Проснись и не кричи.

Выходит проводник.

Он маленького роста.

Как стражник у двери

Для одного тебя.

Умри куда-нибудь,

Где хорошо и просто.

Где глупые птенцы

Твой голос теребят.

 

 

***

 

…Пусть не вырос наш Бог и не́ дал

Нам любви, пусть его и нету

В растворенном окне моём.

Мне зачем проводник в небо?

Я сама — проводник в небо.

Я платок полощу в нём…

Но из детской котомки страха

Ты ли смерть мою для размаха

Выпускаешь туда, где я? —

Я танцую, как солнце в чаще,

И платок мой, как дым летящий,

Не бывающий без огня…

 

 

***

 

Ветка качается и лепестки роняет.

Как это терпко, как это щедро — цвесть!

Издалека ты говоришь:

— Родная,

где же ты есть?..

Здесь мы воюем маленькими руками,

Слушаем, как снова крик переходит в крик.

Катит и катит Сизиф заповедный камень,

Видно, совсем привык.

Печень клюет птица, и все ей мало.

Боги сварливы. Выморочна тоска.

…Где же ты есть? — с бежевым одеялом,

С теплым и дымным шепотом у виска?

— Как же ты там? Не заболел? Сыт ли?

Ты не виновен. Ты навсегда прощен.

Ветка качается и лепестками сыплет:

Ра́з, два, три — и ещё…

Я ли не думала, я ли да не хотела

Стать оберегом твоим, обратиться в свет?

Ветка качается, видишь, как много белых

душ…

Да меня в них нет.

Ветка колышется, небо собой качая.

Вот раскачает — нам не остановить…

Я принесу тебе лепестков для чая.

Только не знаю, можно ли это пить.

 

 

***

 

Твоя дочь светло-русого цвета,

Носит косы и рысьи зрачки.

И скребутся в ладошке нагретой

Трансцендентные

светлячки.

От пылищи Иерусалима

До горючих славянских болот

Ты ей вечную жизнь посулила,

А она её, эх, не берёт!

Ты ей белые сшила одежды

От великих скорбей, а она

Из числа подающих надежды

Вырастала, как будто вина.

Что угодно теперь говори ей

Про спасительный свет! — А она,

А она не осталась Марией,

По-мужски поменяв имена.

И, танцуя тропою подстрочной,

Она целому миру — мишень!

Провода от наушников, точно

Струйки крови, текут из ушей.

Пробуравлю глазами две точки

В голубом — на тот сумрачный свет.

Мне, твоей летаргической дочке,

Невозможного — нет…

 

 

***

 

Ёжик маленький помятый

Я ревела не по-детски

Искусал тебя проклятый

Пёс соседский

Я тебя помыла в ванне

Раня руки об иголки

Я сквозь рев звонила маме

Ну а толку

Все равно ты тихо помер

Ты и мамы не дождался

Ты меня совсем не понял

Не сумел не продержался

Даже если очень ранят

Рядом с мамой всё иначе

С мамами не умирают

Бедный мальчик

Доктор старше Дед-Мороза

Пусть твой скальпель не споткнется

Мама выйдет из наркоза

И проснется

Ёжик милый ради Бога

Вот идёт в потёмках мама

Покажи-ка ей дорогу

Из тумана

 

 

***

 

Мама поцеловала, отвела в детский садик: играй с другими!

А эти другие растеряны, как и ты.

И воспитатель не так мое

произносит имя

Режущим звуком с вышколенной высоты.

Мама, не вижу лица твоего овала,

Но, как луна, оно высветится ввечеру.

Мама, щека, куда ты поцеловала,

Меньше горит на ветру.

 

Бог целовал, с рук отпуская:

живи с другими!

(Шумно и душно в детском его саду.)

Он обещал: «Как день за своротком сгинет,

Так я за тобой приду».

Долго гляжу в окно, в его цвет чернильный.

Ты там смотри не забудь меня насовсем!

Твой поцелуй горит на щеке так сильно.

Я не пойму зачем…

 

 

***

 

Хорошо

гореть

бессонницей молодой,

Когда понял всё,

не вопрошая дважды.

Боже, я не могу

напиться твоей водой.

После крови твоей

вода не сбивает жажды.

Хорошо

притихшей скрипкой

дышать в чехле

за твоим плечом,

от жизни тебя врачуя.

Боже, я не могу

вкусить твой горючий хлеб.

После плоти твоей

я вкуса его не чую.

Хорошо

в прихожей темной

на ржавый гвоздь,

чтобы болью в лоб

убить и цвета, и звуки.

Боже, я твоих слов

больше не слышу сквозь.

Только руки твои

слышу я,

только руки…

 

 

***

 

Ненастный свет. Прощеная вода.

Я между «навсегда» и «никогда».

Ты между смертью и ее повтором.

На реверсе, на вечном колесе

Мы выживаем, кажется, не все.

…Я прилечу к тебе на самом скором —

 

На световом, — а он так невесом,

Что мне самой останется, как сон,

Не воплощаться, а висеть на грани.

На грани между вечным и живым,

Где Бог в окне смирен и недвижим,

Как подорожник, прикипевший к ране.

 

 

 

***

 

Мертвые голуби в дом не стучат.

Спящие пчелы мед не приносят.

Мы, вырастающие из девчат

В осень,

Двери откроем листву замести,

Мох пришептать и ворон убаюкать —

Я посчитаю им до десяти —

Ну-ка!

В этом краю заколдованных бед,

Женских, протяжных,

проветренных песен

Нету смертей и прозрения нет,

Хлеб на столе пресен.

Там, на другой половине Земли,

Смертные всадники бьются лучами.

Кажется, были мы вместе вначале,

Ну а потом не смогли…

Ну а потом наконец разошлось

Чёрное с белым и прочие дали.

Как горячо мы других забывали!

Но в забытье не спалось…

Как бы не стать нам обратно людьми,

Чтобы любовь не просилась наружу!

Лёгкая дудочка, пчел не буди,

Пусть засыхают их лёгкие души.

 

 

***

 

Когда кончится этот сон,

как туман на рассвете в поле

растворится — и не вернёшь…

У тебя глаза — человеческие до боли.

А в руках — от погони дрожь.

Когда выведет этот путь

между травами нам по плечи

на обрыв — дальше ходу нет…

У тебя слова — негромки и человечьи.

А в гортани — звериный бред.

Когда кончится эта речь

между нами как берегами,

перетрется, как будто нить,

дотянись, дотянись

до подземной воды руками,

отыщи ее, дай мне пить.

И, покуда я буду жить

то ли маленькими глотками,

то ли ливнем свистящих лет,

будешь ты в меня уходить,

как под воду уходит камень,

не оглядываясь на свет.

 

 

 

***

 

Лёгким, безумным, оранжевым

Сбудься, случайная жизнь!

Шарик воздушный, не спрашивай,

Стой на мосту и держись.

За осторожную ниточку

В небе, контрастном до слез.

Ах, человечишко, выскочка,

Что же ты миру принес?

Что там за бред про служение?

Что там за рок огневой?

Может, ты лишь приложение

К шарику над головой.

…А по мосту по бетонному

Слепо, предсмертно, как страх,

Едет в тебя многотонная

Гибель на всех скоростях.

И за секунду до окрика

Вздрогнув, как будто живой,

Шар понесет тебя в облако

Вверх, над твоей головой…