Шесть писем Владимира Дмитриевича Набокова. Вступительная статья, публикация и комментарии Григория Аросева
Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2020
I
Ровно 150 лет назад, в июле 1870 года, родился Владимир Дмитриевич Набоков — политик, юрист, общественный деятель, издатель, чья жизнь оборвалась в Берлине в марте 1922-го.
Самый известный представитель подлинно неохватного клана Набоковых — сын Владимира Дмитриевича, Владимир, ставший одним из крупнейших прозаиков двадцатого века. Многие знают, что все свои русскоязычные тексты он написал под псевдонимом «Сирин», но не все понимают, что В.В. Набоков ничего против своей фамилии не имел, просто он таким образом хотел избежать параллелей с отцом: он жил в Европе, где «Владимир Набоков» было не просто известным именем-фамилией, это был бренд, знак качества, а в каком-то смысле даже ярлык. Конечно, как человек с амбициями, В.В.Н. не мог быть вторичным на самом начальном этапе — этапе самоидентификации. И только переехав в США, где о его отце никто не знал, Набоков вернулся к корням.
Владимир Дмитриевич Набоков родился в Санкт-Петербурге в семье министра юстиции, сам получил юридическое образование, отбыл воинскую службу, стоял у истоков партии конституционных демократов (кадетов), был избран в Первую Думу (просуществовавшую 72 дня), за Выборгское воззвание, призывавшее к неповиновению царскому правительству, был приговорён к трём месяцам тюрьмы и отбыл наказание полностью, в 1917-м недолгое время проработал управделами первого Временного правительства, в ноябре пробыл ещё несколько дней в заключении, из-за царившей неразберихи чудом избежал серьёзного ареста и в последнюю секунду уехал в Крым, куда чуть раньше уже отправилась его семья, входил в Крымское краевое правительство… И, конечно, за это время Набоков успел написать массу статей, выступить с десятками речей — в Думе, на кадетских съездах, в частных собраниях, поучаствовать в создании и работе многих общественных и юридических объединений и союзов.
В апреле 1919 года Набоков с семьёй (у него с женой Еленой, дочерью миллионера Ивана Рукавишникова, родилось пятеро детей — Владимир, Сергей, Ольга, Елена и Кирилл), и снова — в последнюю секунду, на корабле навсегда покинул Россию. Через Грецию и Францию они добрались до Лондона, где жил брат Набокова — Константин, дипломат, долгое время исполнявший обязанности поверенного в делах в российском посольстве. Однако в Великобритании Набокову укорениться не удалось: жизнь была дорогостоящей, занятий особо не было, и поэтому они с женой и младшими детьми переехали в Берлин (старшие, Владимир и Сергей, остались учиться в Британии).Там, благодаря сложному экономическому положению, и расходы были более посильными, и русскоязычной публики было в десятки раз больше, да и дело нашлось: вместе со своими старыми товарищами по петербургским временам Набоков основал ежедневную общественно-политическую газету, получившую название «Руль».
Даже сейчас, в эпоху интернета, традиционные СМИ имеют в эмиграции весьма большой вес. Тогда — тем более. Набоков быстро занял привычные для себя ведущие роли, став одним из лидеров русской эмиграции, в первую очередь — благодаря «Рулю».
В марте 1922 года из Парижа в Берлин приехал давний соратник Набокова, одновременно бывший его оппонентом: Павел Милюков (об их отношениях расскажем вкратце чуть ниже). 28 марта Милюков читал лекцию «Америка и восстановление России», Набоков на ней присутствовал.
Как в дальнейшем выяснилось, Милюкова давно держали на мушке монархисты, желающие ему отомстить за якобы поруганную честь государыни Александры Фёдоровны, которую давний глава кадетов в 1916 году якобы назвал «гессенской мухой» (подтверждений этому нет). Двое молодых людей, Сергей Таборицкий и Пётр Шабельский-Борк, заявились на лекцию с целью застрелить Милюкова. По окончании первой части лекции выступающий направился было за кулисы для короткого отдыха, как тут из первых рядов рывком поднялся Шабельский-Борк и выстрелил в Милюкова. Промазал. В зале тут же началась паника, сотни людей ринулись к узким дверям, и лишь несколько человек, включая Набокова, кинулись в обратную сторону — к стрелявшему, чтобы обезвредить его. Им удалось сшибить Шабельского с ног, завязалась потасовка. В этот момент на сцену вскочил Таборицкий и выстрелил в сцепившихся людей. Вероятнее всего, он открыл огонь инстинктивно, так как освободить Шабельского было невозможно. Но выстрел прозвучал, и Набоков был им убит. Милюков совершенно не пострадал, другие участники трагического инцидента отделались незначительными ранениями.
Эта смерть получилась сколь трагичной, столь и бессмысленной: монархисты были откровенно раздосадованы итогом покушения, кадеты и сочувствующие (не говоря о семье) оплакивали Набокова, но дело, прагматично выражаясь, было закончено: Милюков дожил до 84 лет (умер во Франции в 1943-м), Шабельский и Таборицкий сели в тюрьму (увы, не очень надолго, во времена национал-социализма они преданно служили господствующей идее, сделав неплохие карьеры), а жизнь Набоковых изменилась до крайности: Владимир вскоре вернулся из Кембриджа в Берлин, чтобы помогать маме и младшим, и в итоге застрял в Германии на целых 15 лет. Конечно, проживи он эти годы в Англии, написать почти все тексты его германско-французского периода ему было бы не суждено, да и с Верой Слоним он бы не познакомился — и кто знает, что бы он написал в относительно благополучной Британии и в союзе с другой женщиной.
Сам же В.Д. Набоков покоится на русском кладбище в тихом берлинском районе Тегель.
II
Милюков и Набоков были тесно связаны делами Конституционно-демократической партии. Милюков не был избран в Госдуму ни первого созыва (в 1906 году), ни второго (в 1907-м), однако фактически руководил обеими многочисленными фракциями кадетов во время недолгого существования первых двух Дум.
В следующие разы Милюков успешно избирался, отзаседав в Думе два срока — с 1907-го по 1917-й, до самого октября. В ноябре 1916 года Милюков произнёс знаменитую антиправительственную речь о положении на фронтах Мировой войны, получившую название «Глупость или измена» («Когда, вопреки нашим неоднократным настаиваниям <…> причём уже в феврале я говорил о попытках Германии соблазнить поляков и о надежде [кайзера] Вильгельма получить полумиллионную армию, когда, вопреки этому, намеренно тормозится дело, и попытка умного и честного министра решить, хотя бы в последнюю минуту, вопрос в благоприятном смысле кончается уходом этого министра и новой отсрочкой, а враг наш, наконец, пользуется нашим промедлением, — то это: глупость или измена?»).
«Своей» партией Милюков руководил достойно: он не был диктатором, он не был иконой, он был лидером, да, он наслаждался всеобщим вниманием, да, он любил бывать на виду и получать естественные почести как лидер крупной политической силы, но многие называли его «первым среди равных» — думается, что по справедливости.
В начале марта 1917 года Милюков в качестве министра иностранных дел вошёл в состав Временного правительства князя Георгия Львова, выступая за единение с союзниками по Антанте и войну с Германией. Продержался он на этой должности не так долго (впрочем, «долго» в 1917 году — понятие относительное), вынужденно уйдя в отставку уже в середине апреля. После победы большевиков Милюков бросил все силы на создание единого фронта в борьбе с новой властью, не пренебрегая даже союзом с немцами — вчерашними противниками. Заметными успехами его усилия не увенчались.
Осенью 1918 года, на полгода раньше Набоковых, Милюков уехал из России, поселившись в Париже. Из Франции он пытался — опять-таки без особого успеха — выработать «новую тактику» борьбы с большевизмом и объединить левый фланг эмиграции, используя для этих целей в том числе издаваемую и редактируемую им газету «Последние новости», одно из популярнейших изданий русского зарубежья. Однако некоторые завоевания большевиков Милюков признавал, призывая не продолжать вооружённую борьбу на родине, не поддерживать иностранную интервенцию и в целом «согласиться» с существованием новой власти в России. Всё это входило в резкое противоречие с позицией Набокова.
Однако до прямого конфликта Милюков и Набоков не дошли. Вполне вероятно, что были не очень длинные периоды обострения отношений: в 1920 году они обмениваются весьма любезными письмами (часть цитируются ниже), в 1921-м на заседаниях берлинской группы Партии народной свободы Набоков говорил: «По любому вопросу практической политики сторонники Милюкова и мы смотрим различно», а уже в 1922-м, ровно в день роковой лекции в филармонии, Набоков в «Руле» называл Милюкова «старым товарищем и руководителем» и выражал надежду на то, что будет восстановлен «единый конституционно-демократический фронт». «Как бы то ни было, наша прошлая полемика не мешает нам искренно приветствовать выступление в Берлине одного из крупнейших и авторитетнейших русских деятелей», — писал Набоков.
Публикуемые письма, отправленные осенью 1920 года, относятся к периоду, когда Набоков уже немного обосновался в Берлине (он с семьёй оказался там в самом конце весны или начале лета) и вовсю готовился к открытию газеты «Руль», на которую сделал основную ставку. На участие Милюкова в деятельности «Руля» Набоков очень рассчитывал.
Главное, что есть во всех письмах — краткий обзор тогдашнего положения кадетов, который делает Набоков, передавая позицию Павла Новгородцева (письмо № 1). Борьбу за власть кадеты проиграли сразу, ещё в 1917-м, и здравомыслящим людям это было очевидно — но такими были не все, многие питали иллюзии, что «бороться с большевизмом» ещё возможно. Кроме того, из третьего письма становится ясно, что Набоков, уже находясь в эмиграции, лично присутствовал на выступлении Григория Зиновьева — и, кто знает, возможно, даже общался с ним (подтверждений этому нет).
Невероятно интересно письмо № 4, в котором Набоков обрушивается с критикой на Герберта Уэллса за его просоветскую статью. Удивительно в этом письме в первую очередь то, что Набоков ранее от всей души восхищался «Уэлльзом», как он называл англичанина, а встреча с ним во время поездки в Великобританию стала одним из ярчайших впечатлений его, Набокова, жизни.
III
Ариадна Тыркова (1869–1962, во втором браке — Тыркова-Вильямс) — очень и очень необычная фигура в общественно-политической жизни России и русской эмиграции (и, к сожалению, недостаточно известная за пределами экспертных кругов). Она была одной из первых в стране женщин, занимавшихся политикой, вступила в кадетскую партию, сразу же была избрана в ЦК, где долгое время оставалась единственной женщиной (более того: её называли «единственным мужчиной в руководстве кадетов» — впрочем, первоисточник этой фразы не найден, вероятно, это позднейшая выдумка). По слухам, именно яркое выступление Тырковой на одном из заседаний привело к тому, что руководство партии включило пункт о всеобщем избирательном праве в свою программу, хотя тот же Милюков изначально был против.
Тыркова, как видно, прожила очень длинную жизнь. В ней было место и короткой эмиграции (по сути, это был побег от российского суда) в 1905 году, и более длительному периоду пребывания за рубежом в с 1918 по 1919 годы. В 1920-м она окончательно уехала из России, в итоге пожив и в Великобритании, и во Франции, и в США.
Но главное — она оставила после себя много (очень много!) статей, воспоминаний и книг, и почти все, а возможно — буквально все, опубликованы и доступны как минимум на бумаге. Есть и книги о ней, в частности, её сын от первого брака Аркадий Борман в 1964 году опубликовал книгу «А.В. Тыркова-Вильямс по её письмам и воспоминаниям сына». Её воспоминания — огромной важности исторический документ, по которому можно судить как в целом о ситуации тех лет, так и о партии кадетов.
Тыркова-Вильямс, конечно, регулярно виделась и общалась с В.Д. Набоковым, но не была его особенно близким другом. «Приятно было в [кадетском] клубе слушать элегантного Набокова», — вспоминала Тыркова-Вильямс1, но его фамилию, в отличие от Милюкова, упоминала не чаще остальных.
После того как все стороны окончательно покинули Россию, Тыркова-Вильямс изредка корреспондировала для газеты «Руль» из Лондона. Интересно замечание Набокова о ней (письмо № 3), обращённое Милюкову: «…боюсь, что она вам очень портит существование в Лондоне…» Ни о каких серьёзных размолвках свидетельств не осталось, можно предположить, что Набоков имел в виду слишком активную и деятельную натуру Тырковой-Вильямс, которую она проявляла в Лондоне.
Два цитируемых письма Набокова в основном касаются его отношений с Ариадной на плоскости «издатель — автор». То, что Тыркова-Вильямс щедро прислала Набокову для «Руля» крупный материал с воспоминаниями о Блоке (письмо №6), указывает на их хорошие связи— наверняка в Лондоне или в «Последних новостях» Милюкова она могла бы его опубликовать с не меньшим успехом.
IV
В том же архиве, где были найдены письма Милюкову и Тырковой-Вильямс, есть и ещё два коротких письма Набокова, отправленные Августе Даманской (1877–1959), писательнице, не оставившей значительного следа в русской литературе и критике, хотя публиковалась и писала она много. Эти письма не публикуются, так как совершенно никакого интереса собой не представляют. В них важна только одна фраза Набокова, где он говорит о старшем сыне: «Я бы охотно ему послал стихи, но я совершенно уверен, что, очень плохо зная немецкий язык, он даже в буквальном смысле их не поймёт, а тем менее окажется в состоянии почувствовать их». Споры об уровне владения Набоковым-мл. немецким языком ведутся до сих пор, вопреки фактам, подтверждающим, что писатель немецкий не знал, главным образом из-за того, что знать не хотел. Эта фраза Набокова-старшего — ещё один весомый аргумент.
***
Приведённые письма Владимира Дмитриевича Набокова публикуются впервые. Это стало возможно благодаря любезному разрешению Бахметевского архива русской и восточноевропейской истории и культуры Колумбийского университета Нью-Йорка и при уведомлении агентства The Wylie Agency, распоряжающегося творческим наследием В.В. Набокова. Автор публикации благодарит Надю Окс (Нью-Йорк) за бесценную помощь.
Письма В.Д. Набокова Павлу Милюкову2
1.
Berlin-Grunewald
Egerstr. 13
6 сент. 1920
Дорогой Павел Николаевич,
Посылаю Вам тот Bericht4 Диттманна5, о котором я говорю в сегодняшней корреспонденции, — на случай, если он Вам ещё не попадался.
Хотя «молчание — знак согласия», но я хотел бы иметь от вас более определённый знак по поводу моего первого письма. В частности, дайте мне, пожалуйста, указание насчёт размера корреспонденций. Первая, по-видимому, была обрезана, и я не знаю, скольким моим рукописным страничкам соответствуют 3 страницы печатного текста. В.И. Исаев, наверное, может это сделать уже совершенно точно. Это мне важно знать для распределения и трактовки материала, который может быть очень объёмист.
Отсюда уехал А.И. Гучков6, вызванный Врангелем неизвестно на какое амплуа. Далее, мы только что имели довольно продолжительный визит П.И. Новгородцева7. Он командирован сюда Таврическим университетом, где он читает сейчас лекции, — сейчас он уехал в Дерпт, но скоро вернётся и пробудет ещё некоторое время. Мы с ним много виделись. Он слышал, что его позицию в Париже очень не одобряют и даже собираются будто бы «исключать» его из партии. Я его разуверил в последнем, но подтвердил ему, что в Париже были сведения о его чрезмерном поправении. В двух словах, его теперешний взгляд таков: он утверждает, что формула «левая политика правыми руками» принадлежит ему, а не Струве8; он сторонник — для теперешнего исторического периода в России — идеи демократического цезаризма, ищущего опоры в народе, в массах, а не в «общественности», политических партиях и т.д. Относительно партии к[онституционных].д[емократов]. он считает, что в ближайший период (быть может, очень продолжительный) она не может рассчитывать быть у власти, оказавшись дважды неспособной «упражнять» эту власть (во Вр. Прав. и у Деникина); нисходить со сцены она отнюдь не должна и может принести большую пользу как сила общественная, порою критикующая, порою поддерживающая власть. С этой точки зрения он очень настаивал на том, что здешняя группа не должна сидеть сложа руки, должна собираться, устраивать публичные (в пределах сочувствующей группы) доклады и т.д. П.И. очень бодр и оживлён, и верит в будущее и в Врангеля. О семье он [нрзб] известия весной, она живёт под Москвой и была неприкосновенна. Он остался противником федерации для России и написал на эту тему очень ясную и убедительную брошюру, которую собирается здесь печатать.
Насчет газеты — мы все ещё в выжидательном положении, так как ещё не имеем всей потребной суммы. Но надеемся, всё-таки, начать в сентябре. Сейчас нужда в газете очень большая. Было бы очень обидно, если бы в конце концов дело не состоялось из-за того, что не хватает 100-150 тыс. марок до полной суммы 700 тыс., которой обусловлен договор с Ullstein’ом9 …
Ну, до свидания, дружески жму Вашу руку, пишите же — и не забудьте про Герцена.
Ваш Влад. Набоков
P.S. Только что был у меня Клейбер и сказал, что он послал уже на прошлой неделе и статью Диттмана и Bericht его в New Russia10. Поэтому я воздерживаюсь от посылки.
2.
19 сентября 1920
Berlin-Grunewald
Egerstr. 1
Дорогой Павел Николаевич,
Спасибо за письмо. Не пишу Вам пока подробно, пот. что спешу отправить корреспонденцию. Статья о Герцене нужна для «Былого и дум»11, которое появляется в здешнем издательстве «Слово»12 в полном виде, с главой о Гервеге13. Я читал эту главу, она производит тяжелое впечатление и сильно портит всю картину отношений между Герценом и его женой. По-моему, жаль, что её не уничтожили…
Меня очень огорчает непривычно пессимистический тон Вашего письма, но я его вполне понимаю и сам не смотрю на будущее «розово»… Для газеты мы придумали хорошее название: «Долг», с двумя подзаголовками, справа и слева: «Le Devoir» — «Die Pflicht»14. Не вдохновит ли Вас это заглавие, чтобы дать нам несколько мыслей общественно-политического характера?
Сердечно Ваш
Влад. Набоков
3.
19 октября 1920
Berlin-Grunewald
Egerstr. 1
Дорогой Павел Николаевич,
Посылаю корреспонденцию о cъезде в Halle15. Она вышла немного длиннее обычного, но ничего не поделаешь: такое уж «событие» сенсационное. Зиновьев16 имеет очень дурную прессу здесь. Не знаю, поместили ли английские газеты подробно его речь. Она была верхом наглости, но на меня лично произвёл больше всего впечатление рассказ о конгрессе в Баку17. Я думаю, что теперь главное внимание большевиков устремлено в сторону Азии. Там они готовят себе и убежище, и дальнейшее поприще. Это, по-моему, очень большая опасность.
Посылаю Вам (отдельно, в бандероли) ряд интересных газет и вырезок. Следовало бы, мне кажется, использовать речь и интервью Мартова18 в «New Russia» (например, в «Facts and Documents»19), а также, по возможности, в других газетах. Он мне, между прочим, подтвердил известие о смерти С.А. Венгерова20.
Ходатайствую о покрытии моих расходов по поездке и недельному пребыванию в Hallе, размер каковых определяется в £5. В случае удовлетворения ходатайства, просил бы внести эту сумму 1 ноября, одновременно с гонораром, на мой текущий счёт.
В общем, было интересно, но картина абсолютно повторяет наши российские переживания. Всё же я надеюсь, что до торжества большевизма в Германии мы не доживём.
Вернувшись сюда, я нашёл Ваше письмо. Тема Ваша, конечно, отличная, очень своевременная, пишите и шлите («Auseinandersetzung»21 с черносотенцами). Хотелось бы, однако, для первого номера что-нибудь менее боевое, может быть, Вы надумаете (напр. из области вопроса о роли интеллигенции в истории освоб. движения). Во всяком случае, на первую тему непременно ждём. Что касается корреспондента, то мы в некотором затруднении. На брата22 я не рассчитываю. Я думаю, что от времени до времени он будет посылать статьи, но у него нет той специальной сноровки, которая вырабатывается газетной работой и для корреспондента очень нужна. Литературного имени у него тоже нет в глазах большой публики, т.к. ему до самого последнего времени никогда не приходилось писать. У И.В. Шкловского23 всё это, конечно, есть, но он ведь будет корреспондировать только из стен своего рабочего кабинета. Остаётся Ариадна24. Мне кажется, она во многих отношениях подходяща, — конечно, при условии, если её корреспонденции не будут исключительно под знаком pro-Врангелевской агитации, что, я думаю, достижимо. Помнится, она живо и интересно корреспондировала в «Речь». Что Вы думаете по этому поводу?
Кстати, я боюсь, что она Вам очень портит существование в Лондоне…
Дружески жму руку.
Ваш Влад. Набоков
4.
3 ноября 1920
Berlin-Grunewald
Egerstr. 1
Дорогой Павел Николаевич,
Я нахожусь под впечатлением только что прочитанной статьи Wells’a в «Sunday Express» 31 окт., присланной мне моим сыном. Кажется, это первый случай изображения Советской России писателем, обладающим таким огромным талантом, и картина получается потрясающая. Тем ужаснее и отвратительнее основная точка зрения Wells’a, его отправной пункт, предопределяющий его выводы. Мне кажется, надо напрячь все усилия, чтобы бороться с этим пониманием России и её теперешнего положения, — оправдывающим большевистское правительство и рисующим такую картину, будто «кто-то» (и даже чуть ли не «капитализм») разрушил Россию, а Советская власть пришла и на развалинах (в качестве «an emergency Government»25) устроила какой-то, хоть элементарный, порядок, что-то сделала, распределила и проч., и оказалась «единственно возможным» Правительством. Вам следовало бы в «Times» или в «Daily Telegraph» выступить с открытым письмом по поводу такой нелепой, невежественной, недобросовестной, просто подлой трактовки вопроса.
Нужды нет, что будет ещё ряд статей: они могут быть рассматриваемы совершенно отдельно, и влияние каждой из них следовало бы парализовать, насколько это возможно. Недостаточно писать об этом в «New Russia»…
Интересно бы знать, сколько социалист и pro-bolshevist Wells содрал за эти статьи в «Sunday Express» гиней, мирно почивающих и плодящихся на его счету в каком-нибудь лондонском банке.
В результате своей поездки хозяин очаровательного уголка в Essex’е, может быть, введёт в нём — на заработанный гонорар — какие-нибудь новые улучшения и удобства, заведёт себе новый мотор или что-ниб. подобное. Русские страдания, их «эксплуатация» — на что-ниб. пригодятся этому архи-супер-экстра «буржую» в жизни, привычках, вкусах, нравах — и большевику на бумаге…
Ждём Ваших статей.
Уже очень пора!
Ваш Влад. Набоков
Письма В.Д. Набокова Ариадне Тырковой-Вильямс
5.
Berlin Grunewald
Egerstr. 1
3 октября 1920 г.
Дорогая Ариадна Владимировна,
мы надеемся начать выходить 20го октября — или вскоре после26.
Пожалуйста, — очень просим Вас — напишите для нас Ваши впечатления [от] анабасиса и катабасиса27 Деникина со свойственной Вам колоритностью. Так было бы хорошо, если бы к первому номеру Вы могли нам прислать фельетон строк в 300. Увы, мы платим за это только 300 марок, это для Вас почти благотворительность по отношению к нам, но что делать, нас валюта режет.
Пожалуйста, напишите. У меня нет времени писать больше, я отправляю мою взрослую молодёжь завтра в Cambridge.
Сердечный привет Гарольду Васильевичу28.
Ваш Влад. Набоков
6.
Berlin. Markgrafenstr. 7329
1 сентября 1921
Дорогая Ариадна Владимировна,
Сердечное спасибо за ваши яркие странички. Мы их вдвойне используем. В субботу, 9го30, у нас здесь вечер в память Блока31. Я прочту на нем Ваши воспоминания, а затем они появятся в ближайшем номере «Руля», помеченном «вторник», но фактически выходящем в понедельник32. Уверен в их успехе. Спасибо и за письмо. Всё-таки для меня была неожиданна расправа с «Прокукишем»33.
Все мои возражения насчёт Russian Life имели в виду только вопрос о возможности его успеха. Поздравляю Вас с блестящими результатами первого №: если они удержатся, все мои возражения падают. Понятно, я являюсь, после провала New Russia, «пуганой вороной». Здесь я случайно встретился с Sarolea34, проф. Эдинб. унив., специалистом по России, который никогда о New Russia не слыхал, хотя принимал Милюкова в Эдинб.
Вы не заедете ли в Берлин перед возвращением? Крепко жму Вашу руку.
Влад. Набоков
[Приписка в правом верхнем углу: «Пишите ещё, эти темы так интересны.»]
1 Цит. по: Ариадна Тыркова-Вильямс. На путях к свободе. М., Школа политических исследований, 2007. С. 365.
2 Columbia University, Rare Book and Manuscript Library, Bakhmeteff Archive of Russian and East European History and Culture, Pavel Miliukov Papers, Box 2-3.
3 Первый домашний адрес В.Д. Набокова в Берлине. Второй и последний —Sächsische Str. 67.
4 Сообщение, отчёт (нем.).
5 Вероятнее всего, Вильгельм Диттманн (Wilhelm Dittmann, 1874–1954), немецкий политик, социал-демократ, член рейхстага времён Веймарской республики.
6 Александр Иванович Гучков (1862–1936), политик, лидер «октябристов», председатель Третьей думы.
7 Павел Иванович Новгородцев (1866–1924), юрист, политик-либерал.
8 Вероятнее всего, Пётр Бернгардович Струве (1870–1944), политик, публицист, философ.
9 Немецкое издательство, под чьей эгидой выходила газета «Руль».
10 Журнал The New Russia: A Weekly of Russian Politics («Новая Россия: еженедельно о российской политике»), который на деньги генерала Врангеля издавал Комитет освобождения России. Недолгое время его редактировали Милюков и Набоков совместно.
11 Шеститомник «Былого и дум» вышел в 1921 году, но без статьи Милюкова.
12 Основано в 1920 году друзьями В.Д. Набокова — Августом Каминкой и Иосифом Гессеном. Наполовину принадлежало издательству Ullstein (см. прим. 9). Занималось выпусками недорогих изданий русской классики, а также авторов того времени, включая Блока, Бунина, Замятина и др. В «Слове» вышли первые книги Владимира Сирина (Набокова). Просуществовало 15 лет.
13 Георг Гервег (Georg Herwegh, 1817–1875), немецкий революционный поэт. Некоторые исследователи предполагают, что Гервег был любовником жены Герцена, Натальи Захарьиной. Глава о Гервеге при жизни Герцена не публиковалась.
14 Инициаторы газеты хотели назвать её односложным словом, похожим на «Речь» (название газеты кадетов добольшевистских времён) и «Русь» одновременно. Рассматривались самые экзотические варианты, вплоть до слова «Боль». У названия «Руль» никакого скрытого значения не было.
15 Съезд Независимой социал-демократической партии Германии (НСДПГ). Отпочковалась от «традиционных» социал-демократов, впоследствии слилась с коммунистами. На съезде в Галле было принято решение о вступлении НСДПГ в Коминтерн.
16 Григорий Евсеевич Зиновьев (1883–1936).
17 Первый Съезд народов Востока, проведённый большевиками и Коминтерном в Баку в начале сентября 1920-го года. Руководил съездом Зиновьев.
18 Юлий Осипович Мартов (1873–1923), публицист, политик-меньшевик.
19 Раздел журнала The New Russia.
20 Семён Афанасьевич Венгеров (1855–1920), выдающийся филолог, автор словарей по истории русской литературы, издатель, редактор и комментатор собраний сочинений мировых классиков (Пушкин, Шекспир, Мольер, Байрон и мн. др.).
21 Столкновение (нем.).
22 Константин Дмитриевич Набоков (1872–1927), брат В.Д. Набокова, дипломат.
23 Исаак Владимирович (Вульфович) Шкловский (1864–1935), публицист, чаще всего писавший под псевдонимом Дионео.
24 Ариадна Тыркова, см. часть III настоящей публикации.
25 Правительство, работающее в условиях чрезвычайного положения (англ.).
26 Первый выпуск «Руля» вышел 17 ноября 1920 года.
27 Восхождение и нисхождение в ад (от древнегр.).
28 Гарольд Вильямс (Harold Williams, 1876–1928), муж Ариадны Тырковой, журналист, полиглот. Его отца, новозеландского пастора, звали Вильямом, поэтому отчество «Васильевич» можно объяснить либо иронией, либо ошибкой.
29 Редакционный адрес газеты «Руль».
30 Очевидно, опечатка Набокова: 9 сентября 1921 года — пятница.
31 Вечер состоялся 17 сентября.
32 Воспоминания Тырковой под названием «Беглые встречи» вышли в «Руле» 20 сентября. В этом же номере появилось стихотворение В. Сирина «На смерть Блока».
33 Имеется в виду «Помгол» — «Помощь голодающим», общее название двух органов, образованных в 1921 году для помощи населению в связи с крупным неурожаем. По указанию Ленина руководство первой организации было арестовано, так как они якобы «не хотели работать», а до того в печати велась кампания по его травле. Комитет издевательски называли «Прокукишем» от фамилий руководителей: Прокоповича, Кусковой и Кишкина. Вскоре был организован новый комитет с таким же названием.
34 Шарль Саролеа (Charles Sarolea, 1870–1953), бельгийско-британский филолог. В силу профессиональных интересов занимался российской историей, дважды бывал в России.