Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2020
Павел Проскуряков — родился в д. Ежово Свердловской области. Окончил Свердловский юридический институт. Юрист, нотариус. Автор поэтических книг «Хрустальная трава», «Глиняный человек». Стихи публиковались в журнале «Урал», в коллективных сборниках. Живёт и работает в Екатеринбурге.
***
…Своим хозяйством жить
и в слякоть,
втихую от жены,
напиться,
читать Есенина,
и плакать,
и Богородице молиться…
***
Папа говорил, умирая:
— Видишь могилу?
— Нет…
— Вот она, вот…
— Видишь Бога, он плачет.
— Почему?..
— Меня к нему не пускают…
Песенка
Ушла, унесла
Подушку с одеялом.
Не стало тепла,
Уюта не стало.
Ссориться не с кем,
Не с кем мириться.
Можно спокойно
Сесть и напиться.
Больше не буду
Тебя никогда…
Скажи: поезда, поезда, поезда.
***
Помню семь или восемь сосен
на краю дореволюционного кладбища.
Огромные деревья, в три обхвата,
расширяли пространство
и были центром вселенной.
Потом какие-то сволочи
их вырубили.
Осталось одно мелколесье.
Пространство обмякло
и съёжилось.
Всю жизнь хотел навалять этим лесорубам.
Байка
Один мой друг строит дом
и мечтает сочинять песни.
Говорит, что будет стыдно перед богом
за погубленный талант.
В доме есть комната для студии.
Другу шестьдесят лет.
Он построит дом
и запоёт.
Ненаписанное стихотворение
Андрею Дугину
Если бы решился написать стихотворение
о Владимире Высоцком,
то написал бы о встрече с ним.
Что сидели тогда за одним столиком,
и пел я его песни.
Он хлопнул меня по плечу
и сказал:
— Дрянновато поёшь!
Потом провожал,
и, захмелевший, в метро дал он свой адрес
и обронил:
— Заходи запросто!..
Но понял я, что прийти
будет нельзя.
Всегда говорил друзьям,
что так оно и было.
Совок
Носки с трусами нюхал по утрам,
чтобы решить — носить их или в стирку.
И напевал он: «Хиннар-хиннар-ха», —
и заводил любимую пластинку.
Про Влади и коней Высоцкий пел,
и поднималась в сердце ностальгия.
Он про волков с Высоцким прохрипел
и выпил «за погибшую Россию».
На стенке профиль Сталина и флаг,
и прадеда портрет красноармейца.
Студенческий плакат: «А Хрущ — дурак!»
и ниже авторучкой: «сука Ельцин».
***
В этой бережной тиши
Бог всё делает негромко.
Приглушает лай собак,
крик ворон,
и стук,
и бряк,
чтоб не разбудить ребёнка.
***
Я умел колоть дрова.
Я умел доить корову.
Мама, ты ещё жива.
Научи меня по новой.
Нет, сынок, коров и дров.
Лесом заросли покосы.
И про смерть, и про любовь
выплаканы наши слёзы.
***
Иду я в валенках,
и жить так хочется.
И щёки нужно пальцами теплить.
Полынь пожухлая
в снегу топорщится.
А мне так хочется сегодня жить.
***
Пила:
Давай, давай, давай!
Топор:
Даю!
Даю!
Даю!
Пила:
Давай не отставай!
Топор:
А я
не отстаю!
***
В старых брюках
нашёл билет
трамвайный,
ему тридцать лет —
семь, пять, семь,
девять, четыре, шесть.
Посчитал,
можно теперь и съесть.
***
Снег грязный,
а вода — святая.
Она замыслила побег.
Трава под снегом прорастает
и колет в пятки этот снег.
Вода бежала,
пробивалась
под песню некую без слов.
Кружилась,
и воде казалось,
что снегом
не бывать ей вновь.
***
Последней спеет рябина.
Последней полынь цветёт.
Шиповник пурпурные ягоды,
последние, раздаёт.
Уже не сыскать земляники,
а было её завались.
Шиповник склюют,
рябину, несладкую,
стану грызть.
Так жалко, что жизнь прошла.
Спою:
ра-лу-ла, ра-лу-ла…
И буду вдыхать полынь,
глядеть в небесную синь.
***
1
Траву на поле
сжигает солнце.
На жгучем солнце
темнеют лица.
Всё ближе к солнцу
летают птицы.
2
Устал,
лежу в траве,
вороны каркают.
Поднялся —
каркать перестали.
И солнце утомляет,
если жаркое.
Вороны ждут,
товарищ Сталин.
***
Позвали ангела,
и он теперь летает
над городом
да над Москвой-рекой.
Увидит,
что мы храмы подлатали,
не проиграть чтоб
этот вечный бой.
Нам, маловерным,
ангел и не нужен,
а он всё кружит над Москвой
и кружит.
И собирает по церквям записки
про десять лет
без права переписки.
***
А на рыбалку
я хожу в России.
Пройду лесок
и попаду к реке.
Не научусь
вязать узлы морские
и говорить
на португальском языке.
***
Сама колола овец, свиней и коров,
но не убивала комаров.
Зря не топтала травы, не рвала цветов
и всегда держала собак и котов.
На всё про всё ей хватало сил,
был полон двор и лопат, и вил.
Всю жизнь любила рóстить цветы
и была мудрее, чем я и ты.
***
В странном сне уподобился богу
(душу может увидеть лишь Бог),
взял копирку,
души недотрогу
угольком перевёл на листок.
Лишь едва-едва различима,
и размыты её края.
Как вселенная,
непостижима
и небесная,
и моя.