Арсен Титов. Женщина Эн. — «Звезда», 2019, № 10
Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2020
Эта повесть — об отношениях М и Ж.
О правах женщин и о том, как они реализуются в жизни (а не в теории).
Название предполагает множество трактовок. Героиня Анна, желая исключительности, просит мужчин придумать ей особое имя. Но им всем приходит на ум «Эн». Банальность вместо неповторимости. Можно «женщину N» трактовать как незнакомку, символ женственности. Однако обозначение объекта через N — прием реалистической типизации. Снова вместо загадки обыденность. Еще один ход — отсылка к героине чеховского рассказа «Жена», на который персонажи Титова ссылаются: там та же беда, — несовпадение ожиданий с реальностью, женщины с мужчиной.
Ответов, кто в этом виноват и что кому делать, в повести много. Только не все они всамделишные. На поверхности актуальные концепты: мужчины агрессивны, им надо усмирять свою природу. Женщины должны не зависеть от мужчин, а жить своей жизнью, оберегая ее от мужского влияния. Да только главную проблему, почему вместо «и» между мужчиной и женщиной сегодня «или», они не решают. А автор пытается решить. Задачу повести можно определить как поиск ответа на вопрос, почему там, где было единство противоположностей и инь-ян, теперь Дункан Маклауд и победить должен кто-то один.
Если считать композицию тоже формой ответа, то он будет такой — всё у нас сегодня перевёрнуто с ног на голову. Месседж дан… в первом абзаце:
«Да что, конечно, на то и лето, на то и июнь, чтобы дождь внезапно и косо, жгуче, длинными ледяными шпицрутенами пошел сечь направо и налево. Прежний люд был похитрее нынешнего, особенно городского, беспечного, — похитрее и поприноровистее к обстоятельствам. Прежний люд выстрадал себе норму круглое лето ходить, как сам говорил, в майке и тюфайке. Солнышком пригрело — прежний люд тюфаечку скинул. Холодом потянуло — прежний люд тюфаечку накинул. Простой был прежний люд и с природой сотрудничал. Но tempora mutantur, то есть времена сменились, и нравы сменились, а природа не сменилась».
Анализировать текст Титова надо долго, очень много в нем смыслов — пока один абзац разберешь, пора и рецензию заканчивать. Но этот абзац — разберем.
Да, конечно, на то и лето и июнь, чтобы дождь жгуче, ледяными шпицрутенами пошел сечь направо и налево. Согласно дальнейшему, читается так: да, конечно, на то и любовь, чтобы убивать друг друга, изничтожать и мучить. Прежний люд выстрадал себе норму… А мы от нормы отказались, потому что страдать не хотим. Хотим, чтобы бесконечное счастье. Прежний люд с природой сотрудничал, а мы — с вторичным информационным полем. Прежний люд менял и подстраивал себя, солнышком пригрело — прежний люд тюфаечку скинул. Холодом потянуло — прежний люд тюфаечку накинул, а мы решили подстроить действительность под себя. Изменить то, что прежний люд принимал как данность: то солнышко пригрело, то холодом потянуло. И понеслось… temporamutantur — еще как мутантур, сплошные мутанты эти наши нравы. А природа не сменилась. Столкновение с этим простым фактом дает сногсшибательный эффект: рок, трагедия, катастрофа! Так и мечемся между идеей абсолютного счастья и ощущением абсолютного несчастья, как элементарные частицы в цепи напряжения. А вырабатываемая при этом энергия используется кем-то другим…
Итак, немолодой мужчина (в прошлом прапорщик, снайпер) встречает молодую женщину-филолога. Им хорошо вдвоём: и чувства искренние, и намерения серьезные — «устроить свою жизнь».
Он мужик, вояка-трудяга. Разговаривает топорно, неуклюже. И убивал на войне, да:
«— И ты стрелял в людей? — вздрогнула она.
— Стрелял! — сказал он.
— Попадал? — спросила она.
— А для чего же я был бы нужен? — усмехнулся он».
Она — вся такая слабая и непредсказуемая. Начитанная. Болезненная. Силы воли нет, да что там воли, и силы-то нет. «И в лес она ходила скрепясь. И уставала там очень быстро, так что обратно приходилось ее нести едва не на руках. И приседала она с горем пополам пару раз.<…> Но все равно они в это лето чувствовали себя счастливыми, по крайней мере так себя чувствовал он. Ему как-то по-дурацки верилось, что он ее вылечит».
Идеальная пара, правда? Он мужик, она слабая. Он готов ее спасти.
Минуточку. От чего спасти?
От нее самой?
Анну-то как раз все устраивает, и слабость ее, и болезнь (от нервов), которую она называет неизлечимой. А еще у нее есть мама.
Залп из засады — мама! В прошлом у Ивана и жена, и любимая женщина — с обеими развели мамы, для которых он был «подлец и негодяй, ну, еще мерзавец, нисколько о жене, ее дочери, о семье, о доме не думающий». Тещи «зундели, зундели» — и жены уходили. «Нет, нет, видно, не судьба! Я без мамы нет. Она проклянет меня!»
В небольшой по объему повести проблемы подняты грандиозные! Например, неуважение к мужчинам. От матери к дочери передаётся страх неудачных отношений, заставляющий женщин бояться мужчин и мстить им при каждом удобном случае. В детских садах, школах растущего мужчину подминает женская мощь. Дома заложником своих страданий его делает мать. Ну а то, что из парня вырастет, уже не очень сильное и страшное, попадает к теще, и та добивает — ну что же за мужик-то такой! Спасая дочь от немужика, мать обрекает семью на новый виток мучений: дочь воспитывает сына, неосознанно отыгрываясь на нем, и растит дочь, передавая ей недоверие к мужчинам. И всё по новой.
У Анны история похожая: двое первых ее мужчин матери не понравились. Теперь Анне 27 лет, Ивану за сорок. И оба боятся встречи с матерью Анны.
Хотя складывается всё на удивление хорошо. «Ей в Иване понравилось все. Она даже на Анну взглянула по-новому. И Иван это сразу увидел — увидел некое изумление, некое неверие, некий вопрос “неужели?”».
Взглянула по-новому… То есть мать даже дочь свою не слишком-то уважает. Это чревато… Ну да, так и есть. «Справившись» с мамой снаружи, герои не могут справиться с мамой внутри. Анна — ребенок. Живет не своей жизнью, а книгами и маминым словом. Казалось бы, как мило, женщина-ребенок, мечта поэта: «и голос ее, немного горловой и какой-то певучий, будто даже что-то сохранивший от детства, и глаза ее, синие и будто тоже сохранившие что-то от детства, и кругловатое чистое личико…»
Но вообще-то не мило. Анна умеет только принимать дары, капризничать и истерить. Иван же думать о ее внутреннем мире и как там всё устроено не хочет. Она для него — женщина вообще, женщина Эн, мечта о неодинокой старости. Моменты дисгармонии Иван старается не замечать, перетерпеть, замять. Армия научила его терпеть.
«Он почувствовал, что она ждала его реакции, но промолчал. Она остановилась. Он на нее обернулся. И в глазах ее он увидел пустоту. Ей ничего, оказывается, не было надо. Так он увидел. Сердце его быстро-быстро застучало, как стучало у голубей, когда в детстве ему доводилось их держать в руках. И он тотчас сказал себе, что с определением ее взгляда он ошибся — поспешил и ошибся. Он улыбнулся».
Это все ненадолго, естественно. И вот кульминация.
Она кричит: «С тобой я чувствую себя тварью! Ты здоровый, сильный и очень чистый человек! Ты мужик! И этим ты убиваешь меня! А я жить хочу! Как тварь, как растение, больная, никакая, но я жить хочу, жить не в твоем мире, а в своем <…> Ты убиваешь меня! Уйди же ты, убийца!»
Она тут сильная вдруг. А он слабый. Что он может сделать? Мужскую силу проявлять общество запрещает. Да он и сам не станет, он же не изверг!
«Нужно было дать ей пощечину, как обычно давали молодым-зеленым-необстрелянным в первом бою там, на югах. Но он, конечно, не мог дать ей пощечину. Он хотел ее обнять и положить в постель. И только он сдвинулся к ней, она схватила нож.
— Убью! — закричала она.
Ему ничего не стоило нож у нее отнять. Но он остановился. Он показал ей рукой, что не тронет. Он стал ее уговаривать. Он стал мямлить нечто из того, мол, Анечка, успокойся, Анечка, все будет хорошо, только ты успокойся <…> И сам он понимал, что мямлит, что не надо мямлить. Но вот что еще может мужик, если любит? И все стало походить на то, как было у него с женой, потом с другой любимой женщиной, и даже стало походить на то, как все было в рассказе Чехова «Жена». Он мямлил, а она кричала. Он мямлил, а она кричала».
Иван уходит.
Стандартный путь элементарных частиц — от огромного счастья к огромному несчастью. В Иване нет созидательной силы. В Анне нет созидательной любви. Им нечем делиться друг с другом.
Финальный образ — воспоминание Ивана о том, как убил на войне вражеского снайпера. Потом выяснилось, что женщину-поэта — тетради в сумке нашли. Если бы не он убил, она бы его убила. У снайперов ведь как — кто кого перетерпит. И он перетерпел.
«И больше Иван не видел Анну. И как она жила, своею ли жизнью, чужой ли, он не знал. А там он перетерпел. Если бы не перетерпел — говорить было бы не о чем. Тогда бы он, тот поэт, ну, та поэтесса, можно сказать женщина Эн, продолжила бы писать стихи».