Предисловие, подготовка текста и публикация Е.В. Дементьева
Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2020
Пересматривая домашние архивные документы, я обратил внимание на листы с рукописным текстом, написанным братом простым карандашом. Углубившись в чтение, вспомнил, что когда-то с ним мы обсуждали эти уже опубликованные и даже каким-то студентом из МАИ якобы откорректированные воспоминания. Тогда брат согласился со всеми моими замечаниями и рекомендациями, поэтому я вновь погрузился в текст.
16 июля 2005 года брата не стало.
Надеюсь, читатель разного возраста не без интереса узнает и прочувствует и эти, мало кем показываемые, стороны той тяжелейшей, не забываемой нашим народом войны.
Е.В. Дементьев
Бои за взятие Берлина
Родился я 22 октября 1925 года в городе Красноуфимске Свердловской области. В связи с переводом отца, в 1935 году семья переехала в город Свердловск, где я продолжил учёбу в школе. После окончания 8 класса в 1941 году мы, группа учащихся, совершили туристический поход по азимуту с мыса Гамаюн, что на Верх-Исетском пруду, до станции Северка. Поход был недельным, и мы возвращались домой 22 июня. Что нас удивило в то раннее утро — это то, что один за другим проходили мимо станции эшелоны с красноармейцами и военной техникой, даже электричка прибыла на станцию с опозданием. Домой пришёл в восемь часов утра. Родители предложили мне пойти в зоопарк — они повели туда двух моих сестренок, но я из-за усталости отказался и лёг спать. В 12 часов дня сигналы радио из репродуктора меня разбудили. С тревогой слушал сообщение В.М. Молотова о нападении Германии на Советский Союз без объявления войны. Дрожь прокатилась по телу. Всё кругом сразу посуровело, красивый солнечный день потемнел в моих глазах. Это событие сразу отразилось тревогой на лицах уральцев.
В те дни появились очереди в магазинах за хлебом и продовольствием.
С запада страны на Урал прибывали бесконечные эшелоны с эвакуированными заводами и фабриками, с людьми. Стали уплотнять семьи, к которым подселяли прибывающих эвакуированных. Многие здания школ, техникумов занимались госпиталями, или на их территории размещались эвакуированные небольшие заводы.
Для общей картины 1941 года отмечу, что и природа вела себя необычно. Наступила ранняя осень. Снег выпал 20 сентября, а обычно он появлялся в конце октября. Нас, старшеклассников, послали в колхозы, по деревням. В частности, я был направлен в Красноуфимский район. Определили задание — скосить овес, лежащий под снегом. Конечно, результат от нас был минимальный, хотя мы и старались. До этого никто из нас, городских учащихся, не держал в руках косу, а косить полегший овес, да еще из-под снега, нам было не под силу, и подсказать, как это делать, было некому, так как деревенских мужчин уже призвали на войну. И деревни Урала очень опустели. В общем, что-то старались сделать, но результат был плачевный, ноги промокали, и мы только простывали, учитывая нашу скудную одежонку.
Каждый из тех, кто сейчас жив, знает, что и Москва вся была закутана в снежное одеяло. И парад на Красной площади проходил, когда шел снег. Наступали сильные морозы — до минус 25 градусов и ниже. Не по плечу было немцам, да и нам от морозов тоже доставалось.
Осознавая складывающуюся ситуацию, понимал, что надо помогать Родине, и обстоятельства требовали оставить учёбу в школе и идти работать на завод, что я и сделал: 1 декабря был принят учеником токаря на завод № 4741.
Постепенно стало очень голодно, чувствовалась нехватка хлеба и продовольствия. На заводе были выданы карточки в столовую, но обеды были некалорийные, и через час хотелось снова есть. Карточки на продовольствие были введены по всей стране. Трудились много, не думая о себе, все время отдавалось работе и сну — тревожному. Вставали очень рано и бежали на работу к станку, стараясь выполнить порученную норму.
Особенно трудным был 1942 год. Для полной картины того времени хочу отметить, что он был очень голодным. Горожане страдали от недоедания и собирали у себя всё, что можно обменять в деревне на картошку. Так, на пригородных поездах ехали в районы области и меняли что осталось от былой роскоши на ведро картошки, которая спасала нас от голодной смерти. Поездки были очень утомительные, приходилось бродить в деревне от дома к дому, предлагать свой товар и радоваться, когда этот товар у тебя принимали. Очень хорошо обменивались спички, мыло и соль. Но вставал вопрос, где всё это взять. Вот так доставалось голодным, измученным людям ведро картошки, чтобы пережить эту страшную пору зимы.
В начале 1943 года на территории Уральского военного округа по инициативе трудящихся и решению Свердловского, Челябинского и Молотовского обкомов ВКП(б), поддержанным и утверждённым народным комиссаром обороны И.В. Сталиным, формируется особый добровольческий Уральский танковый корпус имени И.В. Сталина (такое первоначальное название он имел), куда я и подал заявление с просьбой зачислить меня добровольцем. Танки, оружие и обмундирование — в общем, всё, что необходимо для воинской части, было создано уральцами в нерабочее время, и бойцами этих боевых подразделений были самые лучшие представители различных категорий и профессий трудящихся Урала.
Кагановичский райвоенкомат города Свердловска счёл нужным меня, как комсомольца и девятиклассника, послать в Ульяновск на Специальные курсы усовершенствования офицерского состава шифровально-штабной службы Красной армии (СКУОСШШСКА), куда я прибыл в конце мая или начале июня 1943 года. Через 7 месяцев, после окончания курсов, получил звание младшего лейтенанта.
Когда я учился в Ульяновском училище, нас, курсантов, осенью 1943 года послали в Ульяновскую область помочь убрать урожай. Мы копали картофель, срубали на грядках кочаны капусты, а часть курсантов убирали хлеба. Меня посадили на сенокосилку, в которую были впряжены две лошади, и послали косить пшеницу. Мне показали, как нужно обращаться с этим агрегатом, и я поехал косить на поле. Дело шло хорошо, и было приятно, что площадь покоса становится все меньше. Но вот лошади устали и приостановились, я дал им отдохнуть, а затем решил снова начать косить. Стегнул кнутом правую, а затем левую лошадь. Но получилось так, что правая лошадь не пошла, а левая двинулась с места, и зубцы сенокосилки врезались в ноги правой лошади, по сути дела ей их перерезав. Лошадь упала. Я испугался, растерялся и побежал в сельсовет, мысленно полагая, что меня теперь сошлют в штрафной батальон или роту. На душе было очень горько. В сельсовете к этому моему горю отнеслись как-то спокойно и, прихватив лошадь с телегой, пошли за мной. Раненую лошадь отстегнули и завалили на телегу, крепко привязав. Мне велели сесть и одному ехать с лошадью в Ульяновск, в ветеринарную лечебницу, чтобы зафиксировать сей факт. Всю дорогу чувствовал свою вину и вину хозяев, что они мне не сказали, что так может случиться. Я бы подобного не допустил. Уже к вечеру, измученный таким истязанием, вернулся в колхоз. Колхозники были почему-то очень довольны моему возвращению. Я был удивлен их поведением, и только позже осенило меня: они заколют лошадь и в каждую семью достанется какое-то количество мяса, поэтому руководству курсов об этом случае доложено не было, но для меня этот урок остался на всю жизнь. Я и по сей день вижу перед собой эти глаза со слезинкой и слышу этот стон в дороге. Этого, конечно же, не должно было быть. Возможно, колхозники, умудрённые жизнью, мне умышленно не подсказали, что пока правая лошадь не пойдет — левую не трогай. Эх, молодость-молодость!
8 января 1944 года я был направлен в Генштаб КА, откуда меня распределили на 1-й Украинский фронт и направили в штаб фронта на Украину, в местечко Андрюшевка. В первых числах февраля 1944 года я с группой офицеров был в Киеве. Моросил мелкий холодный дождь, шинель промокла, было не по себе — замерз. Вокзал разбит, и я вместе с товарищем по курсам Вайсманом решил заскочить в вагон стоявшего на путях станции эшелона. Состав состоял из закрытых товарных вагонов. В середине эшелона находился зеленый пассажирский вагон с медицинским персоналом, которого, видимо, было недостаточно, чтобы обслуживать такой большой эшелон раненых. В каждом вагоне размещалось по нескольку десятков раненых фронтовиков. Первая попытка — и мы в вагоне, но там было так душно и такой стоял запах от гниющих ран, что мы выскочили из вагона, но, подумав, что это неправильно с нашей стороны, вновь залезли туда, к пышущей жаром буржуйке. Лежавшие в два яруса раненые на нас внимательно смотрели. Придя в себя, я стал общаться с бойцами и спел для них несколько песен. Это нас очень сблизило, и посыпалась масса советов, как вести себя на фронте, а затем многие с нескрываемой радостью показывали свои давно не перебинтованные раны и говорили, что в них завелись черви, а это значит, что гангрены не будет, их руки и ноги будут целы.
Я не скажу, что это было страшно слушать и видеть, просто вызвало большое удивление у нас, ведь такого никогда не приходилось слышать или читать в книгах. Расстались мы очень тепло, наши шинели высохли, и мы ушли.
Еще на пути в штаб армии мы ночевали в хате, где утром женщина-украинка благословила меня и подарила вышитый рушник. Это меня очень по-особому тронуло, и, пройдя весь фронт, я его хранил как талисман.
Вначале на машине, а затем пешком мимо минных полей мы добрались до штаба фронта. В приемной 8-го управления штаба фронта мы расположились на полу вдоль стены, и у нас сразу же сомкнулись глаза. Когда меня вызвали, я вскочил с пола и сразу же упал, вновь вскочил и снова упал — так сильно я отлежал ноги. Наконец все уладилось. Меня представили майору, который с интересом стал меня рассматривать, видимо, удивляясь юному возрасту и тому, что одет в старое, с заплатами обмундирование, которое было выдано в училище, — наш старшина считал, что на фронте выдадут новое. Майор оказался начальником 8-го отдела штаба армии Заворотным. Меня на машине доставили в киевский район Святошино, где располагался штаб 4-й гвардейской танковой армии. После голодной жизни в училище в столовой штаба армии я съедал по два первых и вторых блюда. Офицеры отдела надо мной посмеивались, но относились по-товарищески и весьма были внимательны.
Итак, я на фронте, в боевой части, шифровальщик штаба 4-й гвардейской танковой армии. Это требовало большого внимания, терпения, усидчивости, умения не обращать внимания ни на какие выстрелы, быть очень сосредоточенным, чтобы не допустить какой-либо ошибки при расшифровке или зашифровке важных оперативных документов, полученных из штаба фронта и рассылаемых в корпуса и бригады армии.
21 марта началась Каменец-Подольская наступательная операция. В состав 4-й гвардейской танковой армии входил 6-й гвардейский механизированный корпус и 10-й гвардейский Уральский добровольческий танковый корпус. Оказалось, что я снова встретился с уральцами и буду воевать вместе с теми соединениями, куда на начальном этапе формирования УДТК я подавал заявление о зачислении меня добровольцем. Обстоятельство, что вернулся к своим, очень обрадовало!
Корпуса и соединения рвались вперед, чтобы окружить противника и освободить город Каменец-Подольский. Первые ожесточённые бои в весеннюю распутицу марта — апреля 1944 года на Украине были серьезным испытанием для совсем ещё молодого офицера. Приходилось иногда до слёз толкать нашу машину, завязшую в этой грязи. Кирзовые сапоги по колено застревали, и, вытащив одну ногу, потом с трудом вытаскиваешь другую, и так это чередовалось. Бывало, почти весь путь артиллеристы маются со своими застрявшими орудиями, танкисты на обочинах дорог так же стараются как-то преодолеть распутицу. Вообще, было ужасно тяжело идти вперед, на Каменец-Подольский. Тылы отстали, и части растянулись по всем дорогам. Было очень сыро, и на душе тяжело. Над нами низко бежали серые мокрые тучи, не позволявшие использовать бомбардировочную авиацию. На перекрестках артиллеристы устанавливали орудия, чтобы быть готовыми отразить атаки окруженного нами, тоже завязшего в пути противника. Были пройдены: Долечье (2.03), Хорошев (5.03), Тиофиполь (16.03), Токи (19.03), Клебанувка (23.03), Новосюлка-Скалатска (24.03), Копычинцы (25.03), Скала (27.03) и наконец село Оринин (28.03). Оринин мне особенно запомнился, так как здесь разместился штаб армии. Части 6-го гв. МК и 10-го гв. УДТК вели бои южнее Оринина и 26 марта освободили город Каменец-Подольский. Отступающий противник вышел частью своих сил на Оринин.
Я вспоминаю, было раннее-раннее утро, только-только начал брезжить рассвет. Кругом снег. За ночь его выпало очень много. Я в ту ночь дежурил по отделу, и вот вдалеке за окнами раздались автоматные очереди, которые стали приближаться. Я разбудил спавших, и все с вниманием и тревогой прислушивались к уже бесконечным очередям автоматов и пулеметов. Оказалось, что на штаб армии вышли войска из группы армий «Юг» отступающего из Каменец-Подольского противника, пробивавшегося на запад. Это были большие силы противника. Обороной села Оринин командовал сам командующий армией Д.Д. Лелюшенко. Все штабисты были подняты на ноги. Д.Д. Лелюшенко лично участвовал в отражении атак превосходящих сил противника. Нам пришлось покинуть наши хаты и отойти в лес на пригорок, что находился за селом Оринин. Я был оставлен охранять часть имущества отдела. Стало не по себе, когда в 250 метрах увидел отдельные группы гитлеровцев, которые, с трудом преодолевая снежные сугробы, двигались в мою сторону черными силуэтами на чистейшем снегу. Признаюсь, что стало страшно, но через некоторое время появилась наша машина-трехтонка, меня быстро схватили, и мы отошли туда, где находились наши части, — в этот лесок, откуда бил наш 122 мм миномет.
В общем, приходилось трудно всем, Противник не имел разведки и поэтому, не зная наших сил, обошел Оринин и вышел на наши тылы армии, где досталось нашим госпиталям и службам тыла армии. Бои в селе Оринин длились пять дней, противник, оставляя на дорогах значительное количество техники и трупов, учитывая, что нашим армиям не удалось замкнуть кольцо окружения, прорвался частью сил на запад. 4 апреля штаб армии миновал Копычинцы, 7 апреля — Лясковцы, 10 апреля — Буданув и 20 апреля окончательно разместился в местечке Яблонув, где и находился до июля 1944 года. Закончилась Каменец-Подольская операция. Армия встала в обороне и занялась пополнением боевой техники и личного состава. Дел было очень много.
Для меня весна на Украине, в сравнении с уральскими вёснами, была очень необычной, удивительно цветущей и довольно спокойной.
В войсках фронта шла подготовка к Львовской наступательной операции. Штаб армии 3 июля передислоцировался в Черниховцы, а 12 июля — в Плешковцы. Началась Львовская операция. 19 июля в районе села Нуще штаб армии вошел в прорыв между частями противника, в коридор шириной 4–6 и длиной 12 км. Здесь мы подверглись страшному обстрелу с обеих сторон, что приводило к серьезным жертвам. Так, у нас погиб шифровальщик лейтенант Юрий Александрович Курлыков, горьковчанин. Славный был молодой человек, всего на два года меня старше. Только в январе 1963 года, будучи в командировке в городе Горьком, я через адресный стол нашел его родителей. Он был у них единственным сыном. Вот тогда я и рассказал стареньким родителям о его гибели, как это произошло. До своей смерти они называли меня сыном Юрием. Потом я каждый год бывал у них, и они приезжали к нам в Москву, но свозить их на Украину, в село Нуще, мне не удалось, так как место захоронения найти уже было невозможно, захоронен был на месте гибели — накрыт шинелью и засыпан землей. В то страшное время прорыва, под сильнейшим обстрелом, мы никаких почестей отдать не смогли.
Мне очень запомнились эти бои. Шли сильные дожди. Все эти дни мы бесконечно подвергались обстрелам, снаряды падали вокруг и рядом, но каким-то образом я уцелел. 21 июля мы расположились в Новосюлках, 22 июля — в Золочеве, а 23-го — в местечке Княжив, где 25 июля на штаб армии вышла Бродская группировка противника, отступавшая в леса на юг от ударов войск 1-го Белорусского фронта. Удары противника начались рано утром: обрушился на нас минометный и артиллерийский огонь; два самолёта «Фокке-Вульф-190» бомбили нас и уничтожили своим огнем штабные самолёты У-2ШС; затем всё сильнее и сильнее прижимали нас к рвущимся на юг войскам противника. Обороной штаба армии командовал начальник штаба генерал-майор танковых войск К.И. Упман. Было очень туго. Нас выручили танки 93-й танковой бригады нашей армии, и штаб армии был спасён. У меня еще долго после этих сражений стоял гул в ушах и часто снились эпизоды этого сражения. 26 июля мы были в Романуве, а 28 июля — в освобожденном нашей армией городе Львове, затем — в Зимна-Вудка.
Мне часто приходилось докладывать шифровки командующему армией Д.Д. Лелюшенко, начальнику штаба армии К.И. Упману и начальникам отделов штаба армии. Днем это было в порядке вещей, а бывало, поступали срочные шифровки, и докладывать их приходилось поздно вечером, когда на улице стояла непроглядная темень и фонариком пользоваться было нельзя. Вот в это время идти было очень трудно, нужно было иногда пробираться и через грязь, всё зависело от расположения отделов штаба армии. Обычно брал пистолет, загонял патрон в патронник и шел, любой шорох вызывал холодный пот, приходилось быть очень внимательным, чтобы, не дай бог, не наткнуться на какого-нибудь лазутчика.
Дмитрий Данилович Лелюшенко был человеком экспансивным, на месте не сидел, мог ругаться. Однажды при мне он так отчитывал начальника политотдела полковника Кладового, что мне было не по себе. Вообще, Лелюшенко не пил и не курил, но ругаться мог отменно! Прямая противоположность ему был начальник штаба армии Карл Иванович Упман. Ему докладывать шифровки было приятно. Он был очень спокойным человеком и относился ко мне весьма внимательно. Его спокойствие, вероятно, доминировало в отношениях начальника штаба и командарма. Это помогло им вместе пройти до конца войны.
1 августа штаб армии разместился в Ракове под Самбором. Затем Витошницы — это была уже Польша. 8 августа — лес 4 км восточнее Бирча (Карпаты). 9 августа — Дыдная и 14 августа — Дурды. Здесь мы форсировали реку Висла (Сандомирский плацдарм). 18 августа — лес 4 км севернее Вянзовица и местечка Сулишув, где штаб армии находился до конца года. На Сандомирском направлении 4-я гв. ТА помогала стрелковым 5-й гвардейской и 13-й армиям удерживать всё это время плацдарм и готовиться к новой операции. Для меня же это время было суровым испытанием — болезнь малярия. Приступы впервые появились в местечке Яблонув, но там они были ещё редкими, а здесь меня трясло через день, и температура поднималась свыше 40° С. В начале декабря меня увезли в армейский госпиталь № 5252 на ту сторону Вислы, в город Падев, где основательно подлечили, а затем и смена мест мне помогла совсем избавиться от этого жестокого недуга.
12 января 1945 года началась Висло-Одерская наступательная операция. Штаб армии 11 января передислоцировался в Рудки — это запад Сандомирского плацдарма, а затем уже мы пошли за наступающими частями армии: 15.01 — Забоже, 16 — Лопушно, 19 — Скурковице, 20 — Закшиве, 22 — Щерцув, 23 — Злочев, Пиотрокув, 24 — Лутутуа и наконец 25 — Трахенберг. Он находился уже на территории Германии. Мы пересекли немецкую границу. Как мы ликовали! 26 января — Радунген, 28 — Лойбель, 31 — Лазе, река Одер.
Надо сказать, что польские земли особого впечатления не оставили: города мы проходили, не задерживаясь, а крестьянские селения были весьма бедными. Да и некогда было на что-либо обращать внимание. Наши танковые корпуса рвались вперед, громя немецкие соединения. Много немецких войск оставалось в тылу. Они не успевали отступать и сдавались, иногда не оказывая особого сопротивления.
Перешли немецкую границу, и впечатление другое. В первую очередь, например, город Трахенберг был в огнях. Везде горело электричество, в квартирах все было в полном порядке, заправлены постели, хорошо прибрано, радиоприемники работали и было тихо. Немцы, боясь возмездия, бежали на запад. В непривычных для нас так называемых деревнях кирпичные дома. А в печах стоят горшки с супом, жаркое. В доме ни души. Мы вначале раздумывали, стоит ли это есть, опасаясь отравленной пищи, но потом находился кто-нибудь, кто пробовал, мы видели, что он цел, и все принимались за вкусную еду. Да, это было так. Я сам ел с большим удовольствием. Отравленной пищи нигде не встречалось. А в погребах у них оставался неприкосновенный запас: сахар, различные компоты, жареные или вареные куры, гуси и свинина — всё в стеклянных банках. Так, вероятно, после войны этому научились и наши женщины, готовя домашние соленья. И во всех далее проходимых населенных пунктах не было ни одной души, но затем, например, в Браунау, уже встречались семьи, и, естественно, никто их не трогал (хочу на это обратить особое внимание читателя! А что делали фашисты в наших сёлах? — Е.В.).
Итак, с боями, но уже вдохновленные победами, форсировав Одер, наши войска двинулись в логово фашистской Германии — к Берлину. 7 февраля — Дейкслау, 10 — Браунау, 11 — Кандерейс, 12 — Шенбрун, 13—19 — Бенау, 21 — Гадлиц.
Следует отметить, что очень серьезные бои штаб армии принял в Бенау. Здесь нашим офицерам штаба армии вновь пришлось взять в руки автоматы и вступить непосредственно в сражение с превосходящими силами противника. Командованием армии были вызваны на помощь подразделения армии. Враг нёс значительные потери, но и у нас их не удалось избежать. Погибли командир 68-й зенитно-артиллерийской дивизии подполковник А.Ф. Козлов и командир 22-й самоходно-артиллерийской бригады подполковник В.И. Приходько. Бои длились два дня, и 14 февраля враг был разбит. Маршем были пройдены города: Лигниц, в котором почти из каждого окна свисали нанизанные на палку белые простыни, Примкенау, Шпроттау, Заган, Зоммерфельд, Зорау, Форст. 10 марта — Пагарель.
17 марта — Коппендорф, 20 — Билиц, 25 — Гросс-Грауден — конец операции. 3 апреля — Рассельвиц, 10 — Мильденау и 15 — Цибелло.
Начало Берлинской операции. Всё наступление шло почти без передышки. 17 апреля — Тшернитц, проехали по автостраде Котбус, 17—18 — форсировали реку Шпрее, 19 — Калау, 20 — Плешкендорф, 21 — Шарлоттенфельде, 23 — Шенхаген и 25 — Шенкендорф в 10 км от Берлина. 25 апреля наш 6-й гвардейский МК соединился с войсками 1-го Белорусского фронта, чем и завершилось окружение берлинской группировки противника. 26 апреля 1945 года — Потсдам и 2 мая — Берлин, Рейхстаг! Конец операции!
В Шенхендорфе наш 8-й отдел штаба армии расположился в уютном местечке с краю этого населенного пункта, за ним шли цветущие яблоневые сады. Как-то, чтобы немножко развеяться, я вышел покурить в этот сад, любуясь цветом яблонь, и вдруг увидел двух немецких офицеров, идущих мне почти навстречу. Это были два молодых лейтенанта. Я вынужден был их остановить и спросить, куда они идут, они ответили: nach hause, то есть домой. Я вынужден был их пленить и привел в разведотдел армии, где уже толпилось несколько десятков пленных. Я передал их часовому и спокойно ушел к себе, удивляясь, что и мне пришлось так просто привести двух пленных, притом офицеров. К утру 2 мая на штаб армии вышли части немецких подразделений в количестве до десяти тысяч человек. В общем, мощное подразделение, ставившее себе задачу вырваться из Берлина на юг. Помню раннее утро, все офицеры отдела повыскакивали по тревоге со своих мест. Я соскочил с кровати и мгновенно, без портянок, влетел ногами в свои кирзовые сапоги. Мы с автоматами залегли в канаву около нашего дома. Бой принял угрожающую обстановку. Нами командовал начальник штаба армии генерал-лейтенант К.И. Упман. Были срочно вызваны подразделения армии. Через 15 минут прибыл 7-й гвардейский мотоциклетный полк с десятью танками и артиллерией, через 25 минут подошли саперы и артиллеристы и ударили по врагу, в результате чего противник остановился. К нему был послан парламентёром майор разведотдела Мирон Ткачук. В результате переговоров было пленено 6 тысяч гитлеровцев. Сдавались они поротно, шли строем, как на параде, за этим я с интересом наблюдал. Так прорваться на юг из Берлина им не удалось.
Берлин пал 2 мая. А 4 мая войска армии сосредоточились в лесах южнее Берлина, и в 8.30 утра 6 мая после короткой артподготовки передовые отряды армии пошли в наступление на Прагу. Враг не ожидал такого наступления наших войск. 6 и 7 мая войска каждый день проходили 50–60 км. Во второй половине дня 7 мая на штаб армии вышли немецкие войска с северо-востока, и нам пришлось отойти в лес в районе города Фрейберг. Нас выручил 7-й гв. ТК 3 гв. ТА.
Освобождение Праги
В машине через шлемофон бесконечно звучит голос, взывающий о помощи — диктор чехословацкого радио повторяет и повторяет на русском языке: «Внимание! Внимание! Говорит чешская Прага! Говорит чешская Прага! Большое количество германских танков и авиации нападает со всех сторон на наш город. Мы обращаемся с пламенным призывом к героической Красной армии с просьбой о поддержке. Пришлите нам танки и самолеты. Мы будем сражаться до последнего дыхания, но нам нужна ваша помощь. Пришлите нам танки и самолеты. Не дайте погибнуть нашему городу Праге!». Так взывала 7–8 мая 1945 года восставшая Прага. И войска 1-го Украинского фронта рвались на помощь восставшему чехословацкому народу.
Перед нами стояла задача: успеть! Нервы напряжены до предела, а предстоит преодолеть бесконечные преграды, первая из которых — бой с гитлеровцами.
Надо представить себе, что мы только что вели бои в Берлине, только 2 мая Берлин пал, а с 6 мая мы уже на танках мчим с севера на юг на помощь восставшей Праге! Это расстояние мы проходим с жестокими боями с фашистской группой армий «Центр», которой командует генерал-фельдмаршал Шёрнер. В рядах армии — миллион человек, стремящихся во что бы то ни стало прорваться к союзникам.
Преодолев сопротивление противника, наши войска 7 мая перешли Рудные горы и вошли в Чехословакию. Помню, как нас встречали, обнимали, целовали, со слезами на глазах кричали: «Да здравствуют русские!.. Наздар!.. Наздар!..» Все были одеты в праздничные наряды, все улыбались и нежно обнимали нас, приглашая к себе в дом, угощали своим виноградным вином. Это были незабываемые встречи, сердца стучали взволнованно, душа ликовала, ведь это был конец войне! И на душе было так радостно, так светло! Разве такое забудешь?..
Утром 8 мая стало известно, что фашистские войска на территории Германии капитулировали.
А на нашем направлении группа армий «Центр» еще оказывала ожесточённое сопротивление. В два часа тридцать минут ночи 9 мая танки нашей Гвардейской танковой армии ворвались в Прагу. Первым из них был танк Т-34-85 под номером 1-24 из 63-й Гвардейской Челябинской танковой бригады. Этот танк от самого Берлина в числе первых спешил на помощь восставшим, чтобы не дать фашистам разрушить Злату Прагу. Навязав бои с танками противника, в бою погиб командир танка гвардии лейтенант И. Гончаренко, были тяжело ранены механик-водитель гвардии старший сержант И. Шкловский и пулемётчик — младший механик-водитель гвардии сержант Л. Филиппов. 9 мая 1945 года к десяти часам утра Прага была полностью очищена от фашистов войсками 1-го Украинского фронта. Так мы отпраздновали первый день Победы!
В память о героизме советских воинов тяжёлый танк ИС-2 высится на высоком гранитном постаменте в центре Праги на площади Советских танкистов.
Во время гастролей Большого театра СССР в Праге мы, артисты, 21 мая 1973 года возложили к этому памятнику цветы.
Казалось, что этот танк всегда будет стоять в центре Праги, напоминая о тех, кто погиб, о тех, кто сражался за то, чтобы Злата Прага осталась красивой и не разрушенной, чтобы ее мосты через Влтаву не были взорваны и много веков украшали город, чтобы чехословацкий народ не понёс тех жертв, какие мог понести, не приди Красная армия вовремя на помощь восставшему народу. Однако к великому сожалению, в эти майские дни2 из программы «Время» мы узнали о том, что группа чешской молодежи выкрасила ночью танк № 24 в розовый цвет, а полиция не вмешалась в этот акт вандализма. Может быть, эти молодые люди просто не знают о тех давних событиях мая 45-го и роли этого танка в освобождении Праги? Только незнание и непонимание может стать причиной надругательства над святой реликвией и памятью павших — советских воинов и восставших пражан.
Мирная жизнь
Штаб нашей 4 гв. ТА раз дислоцировался в местечке Разделув под городом Кладно. Душа радовалась, и как-то захотелось сразу домой, в объятия родных и близких. Но, конечно, нужно было наводить порядок в своих делах по отделу, готовить документы к передаче в архив, что требовало много времени, сосредоточенности и внимания. В июне месяце поступил приказ 4 гв. ТА передислоцироваться в Венгрию. 11 июня 1945 года мы проехали столицу Австрии город Вену, а 12 июня были уже в Венгрии, в городе Чепрег. 15 июня штаб армии дислоцировался в городе Сомбатхей. Здесь мы находились по 18 сентября, до новой передислокации уже в Австрию, в город Айзенштадт, где находились с 19.09 по 25.11.1945.
Австрия оставила приятное впечатление, особенно — Альпийские горы в прекрасных еловых лесах и населенные пункты, расположенные в долинах среди гор. Я отдыхал там в курортном городке Бад-Тацмансдорф. Принимал нарзанные ванны и пил нарзан. Душа начала успокаиваться, все вело к скорейшему возвращению домой, на любимый Урал. 27 ноября наша армия вновь была передислоцирована в Венгрию, штаб армии размещен на берегу озера Балатон, в курортном месте Балатон-фюред. Отсюда, в феврале 1946 года, я был демобилизован по моему рапорту и в марте прибыл домой к родителям в Свердловск в звании гвардии лейтенанта.
На Сандомирском плацдарме за Каменец-Подольскую операцию я был награжден медалью «За боевые заслуги». Медаль вручал начальник 8-го отдела подполковник Заворотный. В мае 1945 года за участие в боях в Польше и Германии награжден орденом Красной Звезды. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 11 марта 1985 года награжден орденом Отечественной войны I степени, в ознаменование 40-летия Победы. Кроме того, награжден 16-ю медалями, из которых очень дорожу медалями «За взятие Берлина», «За освобождение Праги» и медалью «100 лет со дня рождения В.И. Ленина». Указом ВГК ВС РФ № 2 от 27 апреля 2000 г. присвоено звание «капитан».
В боях под Тихвином в 1943 году погиб мой дядя Петр Иванович Дементьев. 10 декабря 1942 года в Красную армию был призван мой отец Виктор Иванович Дементьев, 1900 года рождения. Он воевал на 1-м Белорусском фронте, а после взятия Кёнигсберга его часть была переправлена в Маньчжурию. Награждён медалями «За взятие Кёнигсберга», «За победу над Германией» и орденом Отечественной войны II степени.
В ноябре 1946 года я поступил в Свердловский горный институт. Там проучился два года, и в 1948 году меня пригласили в Управление МГБ СССР по Свердловской области, где был избран освобожденным секретарем комсомольской организации Управления (Комсомольская организация была на правах райкома ВЛКСМ. — Е.В.)
В 1949 году поступил на вечернее отделение Уральской государственной консерватории имени М.П. Мусоргского, которую окончил в 1954 году, но до этого, в 1953 году, по конкурсу был принят солистом оперы в Большой театр СССР. (На выпускных экзаменах присутствовал сам Павел Лисициан. — Е.В.) В апреле 1976 года Президиумом Верховного Совета РСФСР мне было присвоено звание «Заслуженный артист РСФСР». Переводом 17 марта 1977 года был назначен первым директором строящегося в Красноярске театра оперы и балета. Пришлось приложить значительные усилия, чтобы участвовать в его строительстве и создании труппы театра, которая подбиралась из артистов и музыкантов всех оперных театров Советского Союза. 20 декабря 1978 года состоялось открытие первого сезона Красноярского театра оперы и балета.
Сердечно вспоминаю тех боевых друзей, с которыми рядом, деля радости и невзгоды фронтовых дорог, прошел весь боевой путь армии, ощущая их искреннее внимание, их умение помогать в тех трудных боевых обстоятельствах, что позволило мне с честью выдержать все труднейшие испытания жесточайшей войны. Я с любовью называю их имена. Это Георгий Александрович Стеценко из Запорожья, после войны он работал в Москве, в ЦК партии; Николай Васильевич Маракулин из Кировской области; Александр Григорьевич Евсеенко из города Чернигова; Николай Андреевич Гутаров — москвич; начальник 8-го отдела армии Заворотный; Николай Трофимович Бобков из Белоруссии и, конечно же, Дмитрий Данилович Лелюшенко и многие другие. К великому сожалению, из них уже никого не осталось в живых, и только память хранит их имена. Мы все вместе встречались в Москве на праздновании юбилейных дат армии и, конечно же, в день празднования Великой Победы 9 Мая.
1 3-й Московский приборостроительный завод. Новое название: Государственный Союзный завод № 474 Народного комиссариата авиационной промышленности. В конце 1941 года мощности еще строящегося завода были эвакуированы в город Свердловск по приказу НКАП № 738 от 24.7.41, № 894 от 22.8.41 и № 1057 от 10.10.41 и размещены на площади энергомеханического техникума Народного комиссариата путей сообщения. На новом месте продолжил производство запальных трубок УТ-36, ГТК-2 и производство сильфонов. В соответствии с приказом НКАП № 21 от 24.1.45, завод влит в состав завода № 214 НКАП — город Свердловск, «Уральский приборостроительный завод» и исключен из числа действующих. Располагался в переулке Красном. — Примечание Е.В.