Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2020
Валерий Лобанов — окончил Ивановский государственный медицинский институт. Первая поэтическая публикация состоялась в журнале «Сельская молодёжь» (1982) с предисловием Анатолия Жигулина. Автор пяти поэтических книг.
***
На город заоконный,
рябиновую гроздь
снег выпал незаконный,
незваный, словно гость.
Снег выпал незаконно.
А дерево в окне
глядит во время оно,
сгоревшее при мне.
***
Нету силы на борьбу,
пули — кучно.
Хорошо лежать в гробу,
только скучно.
Я когда-нибудь умру,
но воскресну.
Хорошо быть на миру —
ин-те-рес-но!
Пожар
— Поджидали?
— Поджидали!
— Поджигали?
— Поджигали!
А пожарный говорит:
— Это школа там горит.
Смотрит завуч, смотрит неуч,
смотрит солнце из-за туч…
— Подливайте масло,
чтобы не погасло!
Два притопа, три прикола,
догорает наша школа.
Это школа там горит
Мастеров и Маргарит!
***
Что-то в мире нынче нервно.
Не уехать ли к реке
и раскачиваться мерно
в гамаке на ветерке,
пересматривая главы
этих месяцев и лет…
(Никакой не будет славы
ни при жизни, ни вослед.)
Разве годы что-то значат?
Лето красное летит,
сливы спят, кусты судачат,
а берёза шелестит.
В небо жаворонок взвился,
день и ясен, и нелеп.
Ты, похоже, отравился —
слишком сладок этот хлеб.
Но ещё страшней отравы,
обступившие гамак,
эти цветики и травы —
пастернак, петрушка, мак…
***
…А в сентябре гербарий собираю,
живу в своём придуманном раю,
в ребяческие игры не играю.
Зачем играть у жизни на краю?
Гуляй, душа, аллеями Массандры!
Уйти бы так, с улыбкой на лице.
Как говорил Арсений Александрыч:
— Жизнь хороша, особенно в конце…
Чёрный хлеб
Не различить его черты —
то лик Обломова, то Штольца…
Но всё-таки решилась ты.
Сегодня закупили кольца.
Как под расстрельную статью,
как в полынью зимой, —
а там уж
что будет…
Но — создать семью,
отважиться и выйти замуж
не для того, чтобы любить
в мороз, когда дымит избёнка,
а для того, чтобы забыть
всё прошлое,
родить ребёнка.
…Такая на земле буза,
начальников свергают.
А на небе идёт гроза
и молнии сверкают.
Тихонько скажет:
— Милый Глеб,
на небе канонада.
Поди купи нам чёрный хлеб,
а белого не надо.
Из юности
Не сумели сохраниться,
половодье унесло
жизни первые страницы,
год, и месяц, и число.
И не в памяти осталась,
отпечаталась в душе
жаркого заката алость
(не изменится уже!).
И навечно сердцу любы
те картинки редких встреч,
и глаза её, и губы,
и неправильная речь,
да прикрытое ладонью,
освещающее дом
это тело молодое
в добром деле молодом.
Первый день нового года
А.Е.
Новый год легенды бает,
называет имена…
Мой товарищ погибает
от любови и вина.
А когда-то, а когда-то
был король он, был главарь,
был богат его словарь
и душа была крылата.
Был всегда готовым к бою
и со славой был знаком.
Девки бегали гурьбою,
косяком и босиком.
…Дней странички загибаю
и не ем четыре дня.
Я и сам-то погибаю,
только речь не про меня.
Гости
Россия. Лета. Лорелея.
О.М.
Незваные гости — к печали,
будь это хоть птица, хоть зверь…
Вначале в окно постучали,
затем тихо скрипнула дверь.
Во времени плотном прорухой,
нарушившей зимний покой,
стояли старик со старухой
и век непонятно какой.
— Мы шли сквозь лесные чертоги,
петляли, сходили с ума.
И руки замёрзли, и ноги,
и явно сгущается тьма.
Прошедшему веку — стереться!
Текущему веку — цвести!
Нам только бы чуть отогреться
да ночь как-нибудь провести.
Нас предали старые боги,
а новых непросто найти.
…Разбитые эти дороги,
воздушные эти пути,
финты февраля-дуралея,
заплечная эта сума…
Не Лета, не Лорелея —
зима над Россией, зима.
***
Дорога в рощу — без билета,
да только незачем идти,
и те глаза гуляют где-то,
и ту тропинку не найти,
те волосы ржаного цвета…
Не подвести любви итог,
пока вращается планета,
пока волнует завиток.
А кто там — Таня или Света —
не устоит, ведь не стена,
не потому, что мало света,
а потому, что грош — цена.
Ах, фиолетового лета
сияние и торжество!
Прекрасны помыслы поэта,
опасны замыслы его.
Читатель газет
Купи газет на сто рублей
российскою зимой.
Не Дант, не Брейгель, не Рабле —
ты заходи домой.
И не жалей, и не зови…
Холодный ешь обед
на склоне лет, на фоне бед,
с газетой визави.
И монстр появится на свет
с ухмылочкой зэка
из независимых газет,
из новых, из «МК».
Поразмышляй о том о сём,
о «Спасе-на-Крови»…
В газетах пишут обо всём
и даже о любви.
Но не найдёшь там Гюльчатай,
окончилось кино.
Возьми газету, почитай
и выйди сквозь окно.
Кратко
Я жил, поскольку я родился,
стоял на том, на чём стоял,
в КПСС не состоял,
в родном лесу не заблудился.
Насчёт прозы
Охранники мои, смотрители,
всё проглядели сквозь очки,
в своей незыблемой обители
сидят и киснут, как сморчки.
А я проверенный, проваренный,
освобождённый от оков
и бочкотарой затоваренной,
и школою для дураков.
***
Когда же ты придёшь, Мессия?
Шоссе Открытое в росе,
сквозь XXI век…
Россия.
Великомученики все.
Москва майская
Холодок бежит за ворот…
В. Лебедев-Кумач
Дева с пустой головою,
дедушка в разных носках…
Небо над майской Москвою
в синих и красных мазках.
Там, натянувшись струною,
слушаясь лишь вожака,
стерхи летят над страною.
Наша страна широка!
Ветер рябину качает.
Сердцу тревожно в груди.
Пасху и Май отмечают
новые наши вожди.
Замер поверженный ворог,
липы застыли в рядок.
Всё хорошо, но за ворот
тот же бежит холодок.
Ласточка в небе зависла,
люди молчат и зверьё…
Родина в поисках смысла.
Не торопите её!
***
Зазеленеют почки,
запенится вино…
Ты в пищевой цепочке
последнее звено.
Одержаны победы,
окончены бои.
Где бабушки и деды,
родители твои?
А звёзды — поплавками.
А время, не трубя,
холодными зрачками
прицелилось в тебя.
***
Е. Горбовской
Что же тут такого?
Верь или не верь —
жители Конькова
далеко теперь.
Всё из Лондонграда
не приходит весть…
Только память рада
и тому, что есть
рядом, за спиною,
в сердце, на ремне,
что всегда со мною
и сейчас при мне —
свеженькая стрижка,
перечень грехов,
тоненькая книжка
Катиных стихов.
За что
смотрите
это кто
сидит на табурете
в заштопанном пальто
в поношенном берете
заштопали
за што
и холят и голубят
и любят — ни за что
и — ни за что — не любят
На смерть поэта
Вспомни за меня.
Р.Т.
Бывший Свердловск, Екб…
Та же картина в Ростове —
брат твой всплакнёт по тебе,
всё остальное — пустое.
Истина обнажена.
Выпьют и крест раздобудут.
Дети забудут, жена…
Брат твой тебя не забудет.
Ветер основа основ,
ветер во тьме задувает.
Рома умрёт Тягунов, —
Боря его отпевает.
Рукопись спрячь в палисандр,
в ларчик, подальше от нови.
…Будет убит Александр,
но Михаил наготове.
***
Молчи, пророчица, молчи —
оплачено житьё.
Стучи без умолку, стучи,
железное моё.
Лети, дождинок карамель,
Метелица, мети,
Чтобы блистательно уйти
за тридевять земель.
Холодно
Привязалась, преследуя
на свету и во мгле,
эта осень последняя
на холодной земле.
Эта рощица алая,
осень вам — не весна…
Эта жизнь запоздалая
хороша и страшна, —
оглянулась, прикинула
трезвым взглядом швеи,
точно чай, опрокинула
все надежды твои,
и твердит, словно школьница,
в разноликую тьму:
— Ничего не отколется,
ничего, никому!
Спать!
Будем долго беспамятно спать,
так беспамятны Днепр или Волга,
и земли нашей каждая пядь
спать без чувства сыновнего долга.
Никакие не видятся сны.
Позади только грязь и дорога
да прицельная точка сосны.
Отдохни, наша память, немного!
Может, вам эти строчки странны?
Будем спать в этом мире распятом
так, как спали герои страны
незабвенной весной
в сорок пятом.