Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 4, 2020
Константин Комаров — поэт, литературный критик, литературовед. Выпускник филологического факультета Уральского федерального университета. Печатался в журналах «Новый мир», «Урал», «Вопросы литературы», «Знамя», «Октябрь», «Нева», «Волга», «Сибирские огни» и др. Лауреат премий журналов «Урал» (2010), «Нева» (2016), «Вопросы литературы (2017). Финалист премий «Дебют» (2013, 2014) и «Лицей» (2018). Автор нескольких книг стихов и литературно-критического сборника «Быть при тексте». Живёт и работает в Екатеринбурге.
***
Я никогда к тебе не прикоснусь,
как слово прикасается к бумаге:
на это мне не хватит нежных чувств,
сердечной глуби, бережной отваги.
Душе не хватит смертного старья —
так понял я, себя назад листая.
А ведь когда-то рядышком стоял,
впритык к тебе. Стоял-стоял и стаял.
И в горсть собрав свою немую грусть —
пустую и простую, как мычанье,
я никогда к тебе не прикоснусь,
как слово прикасается к молчанью.
***
Немало вложил я стараний,
немало невзгод перенёс,
чтоб в небе увидеть сарайном
свиное сияние звёзд.
Но, может быть, так мне и надо —
беду затирая в бреду —
принять как святую награду
возможность пластаться в аду
и трахаться с собственной болью —
как высшую доблесть и честь —
и, словно под шубу соболью,
под смерть в окончанье залезть?
***
Смотрит из зеркала вечный мой teacher
бритвенным блеском очей.
Так умирают в строке поэтичной,
в пыточной, если точней.
Так огонёк смертных писем горит нам,
буквы вздымая парчой.
Так мотылька бесполезна молитва
пред безмятежной свечой.
Пишется начисто, правда, нечасто:
ночь начинает с нуля.
И между выцветших строчек печатных
зренья петляет петля.
Светится в небе звезда, как биткоин.
Что не хоронишь — хранишь.
Нотой одной начинает Бетховен
эту вселенскую тишь.
Падает в стол мутной картой краплёной
мерно моя голова,
и растворяет напиток креплёный
трезвые злые слова.
***
Из зыбких рук моих,
из мягкого их мха —
уходит напрочь стих,
и больше нет стиха.
Из пенья пены он —
дыханием творим,
взрастает, как пэон,
под зрением твоим.
И родинки тех букв,
и рифмы-родники
разгонят сердца стук
в тепле твоей руки.
Пока ты тесно спишь,
расплавлена весной,
как страж мой стих, как стриж
над этим мирным сном.
***
Как будто бы дерзнул, посмел
(зима — и не посметь чего бы),
на землю нагло валит снег —
весь чёрно-белый, как чернобыль.
То он лежит, то он летит,
пронзая небосвод из воска,
то воздуха забьёт пути —
материальный, как извёстка,
метареальный, как стихи
непревзойдённого Ерёмы,
заносит траурные мхи
моей привычной полудрёмы.
Пора низринуться в кровать
и, сна расслышав мегагерцы,
в бессчётный раз затосковать,
затаскивая зиму в сердце.
***
Я знаю, из какого сора
расту, не ведая стыда,
я — просто грёбаный абсорбер
из ниоткуда в никуда.
И пусть не видит эту ось кость,
мне не по чину этот ранг,
когда ломает носа плоскость
судьбы случайный бумеранг.
***
Попытка — это пытка, да,
свидетельствую: не пытайся
существовать вообще, когда
листва мертвеет в мокром танце.
Тем паче, если снег, как кокс,
крошится в прорве небосвода.
Свобода воли — парадокс,
ведь воля — это несвобода.
Сходи к сугробам на поклон,
покуда не обмякла лытка.
Клон клёна вышибает клён.
И — да, попытка — это пытка.
***
Прощай, моя бедная Троя,
останься хотя бы в веках.
Они выползают по трое
и факелы держат в руках.
Прощайте, ребята. Лехаим.
Не сыщете нас днём с огнём.
И вот мы уже полыхаем,
но мифом ещё полыхнём.
***
Протравиться — это про траву:
про природу, а не про отраву.
Если я неправильно живу,
то живу неправильно по праву.
Нет тебя. Но мы с тобой молчим.
Твоему отсутствию я нужен —
в эпицентре женщин и мужчин,
мощных куч и липовых жемчужин.
Этому отсутствию пасиб,
что ещё себя я не истратил,
что в душе моей не голосит
серый писк сомнительной эстрады,
что солому жгу, а не стелю,
дабы на неё свалиться браво.
Если я неправильно люблю —
и на это я имею право.