Повествование в стиле пэчворк
Опубликовано в журнале Урал, номер 3, 2020
Владимир Блинов (1938) — родился в Екатеринбурге. Окончил УПИ, член Союза писателей России, член Союза архитекторов, профессор, лауреат литературных премий.
1 Фрагменты будущей одноименной книги, в которую входят записи 2003–2017 гг.
Судьба зодчего
26.11.2005
Вениамин Соколов — выдающаяся личность в архитектуре Екатеринбурга–Свердловска. Городок чекистов, который он проектировал вместе с Антоновым и Тумбасовым, занесен в анналы классики конструктивизма. Построил и другие интересные комплексы (стадион «Динамо» с домом-корабликом на стрелке городского пруда и др.). Новых замыслов — громадьё! Новая социалистическая архитектура! Осуществление идей Томмазо Кампанеллы, автора лучезарного «Города солнца»..
И тут в главной газете страны, в «Правде», — статья «Коробчатая архитектура».
С конструктивизмом, который искал новую организацию социальной жизни и вырабатывал правдивый язык архитектуры, было покончено. Переход на «сталинский вампир» сломал Соколова. Магазин «Василек» с декоративными балкончиками — какая-то пародия на архитектуру, китч. Но Вениамин Соколов, творческая личность, берется за панельное домостроение и в 30-е годы возводит первые сборные дома.
А дальше?.. Дальше как-то о нем никто ничего не знает. В.А. Пискунов говорил мне: «Кажется, уехал куда-то».
Сейчас творчество зодчего изучается. Мой коллега Л.Н. Смирнов защитил диссертацию по его наследию, выпустил две монографии по авангардной архитектуре.
А исчезновение зодчего произошло из-за… любви. Вениамин Соколов влюбился в свою секретаршу. Дворянка! Наездница!! Красавица!!!
Как тут не влюбиться. Он потерял голову. Но «любовная лодка разбилась о быт». Дома, в семье, — слезы, скандал, бунт. И — законная супруга зодчего-авангардиста в отчаянии бросается с башни Дома чекистов.
Семейная драма, исключение из ВКП(б), критика, фактически запрещение новой архитектуры… Соколов влачит жалкое существование, подвизаясь чтением лекций в школах по линии общества «Знание».
***
Повезло мне с местами жизни в родном городе. Детство и юность прошли на улице Степана Разина (б. Спасская). Когда-то она входила в район так называемых Загородных улиц. Патриархальный быт, смесь пролетарского с крестьянским… Огороды, дым сжигаемой осенью картофельная ботвы, шалаши и балаганы («штабы»), коровье стадо, курицы, свинушка, собаки, кошки, голубятни. Футбольные баталии, картежные игры (в подкидного дурака, в девятку, в очко). И пацанва — отчаянная, авантюрная; масса приключений и увлечений, что дало богатый материал для повестей «Хлебная карточка», «В синем небе красный парашют», «Вождь и Красотка»… Поблизости — романтичная старинная Монастырская роща. А еще — Парк культуры, место зимних лыжных состязаний и летних танцулек на круглой танцплощадке («Сковородке»), первые увлечения, влечения, а там уж и прочее…
В городе есть ряд районов, в которых я чувствую себя чужаком, совсем другая среда. Да только ли я? Наверное, и в этих районах живет много добрых людей, но… Унылые и безликие постройки, брань, какой-то антибыт. Запах помоек, железной стружки, смрад тлеющей резины, бедные оранжевые цветы ноготки (календула), цветущие в отработанных автопокрышках (подобие клумб). И не старая деревня, но и не современный город. ВИЗ («визовская шпана»), Эльмаш с бараковскими кварталами, Кошмармаш (выражпние Ю. Казарина), воспетый Борисом Рыжим Вторчермет…
Второе место проживания моей семьи — Авиационная. Море хрущевок! Новый быт: радость водопровода, тепла, скамеечек во дворе микрорайона. Но — отчуждение по сравнению с первым местом. Об этом в стихотворении — «В новых домах» («Пугало»). И поездки на работу — с работы по 45–60 минут ежедневно, в трамвайной давке. Это место вблизи трамвайого кольца «Южная» воспринималось временным, в ожидании возможности переехать в центр города (при содействии зам. главного архитектора города, друга студенческих лет Толи Предеина).
Наконец, третье место — улица Сони Морозовой (б. Кузнечная) — самый центр города и в то же время — тихая зона, прекрасное благоустройство, все блага в шаговой доступности: Союз писателей, Арх. академия, театры, музеи, выставки. Мечта оказаться и жить в таком престижном районе! В граде на Исети, который далеко ушел от деревянного быта моего детства и все более обретает вид европейского мегаполиса. Интересно, а какой будет столица Урала через 50, 100, 150 лет?.. Есть о чем вспомнить и о чем помечтать.
Извечная мечта
В 40–50 годы имя академика Богомольца было на слуху у советских людей: газеты, журналы, премии, интервью, почет и уважение. Слава!
Еще бы: Богомолец изобрел волшебную сыворотку, сулящую небывалое долголетие! И действительно, во время войны сыворотка весьма помогала раненым быстрее выздороветь и встать в строй.
В Киеве был открыт специальный научно-исследовательский институт по проблемам геронтологии, которым руководил академик. Смелые экспериментальные исследования давали все новые положительные результаты.
И вдруг академик умирает. Как? Не достигнув и семидесяти? Если он даже сам себе не смог продлить активное существование до 100-150-200 лет, то… А ведь все, особенно кремлевские, так надеялись на сыворотку, так верили.
Когда о кончине Богомольца доложили тов. Сталину, который еще не столь давно подписывал указы о присвоении академику премии своего имени, вождь пыхнул голубым дымком из курительной трубки, посмотрел в окно и негромко произнес: «Вот сволочь… Всех обманул!»
Пуговки
В нашем доме — случайная коллекция пуговиц: бережливость и постоянный дефицит приучили к запасам. Большие — для шуб и пальто, махонькие — для кофточек, перламутровые, костяные, пластмассовые, деревянные; военные — со звездой, якорем, двуглавым орлом, с молоточками… Куда их беречь?..
В стародавние времена на Руси пуговицы вытачивали из кости, привозили из Индии и Китая. Перламутровые, из морских раковин, были недешевы, доступны разве что купчихам да городским барышням. Вот крепостные и крестьянские девушки и надумали делать пуговицы из… творога!
Круто сваренный, прессованный, высохший творог становился как камень. А что? Красиво: можно украсить бисером, речным жемчугом, камешками, битым стеклом. Голь на выдумки хитра!
Как-то во время аспирантуры я сшил по заказу зимнее пальто из прочной серой ткани в рубчик. Хоть искусственный, но — каракулевый воротник. Захотелось выпендриться и украсить пальто нестандартными пуговицами. Я обратился за помощью к архитектору Олегу Шоке, мастеру оригинального решения интерьеров. Через пару недель захожу к нему, и он выкладывает передо мной пуговицы — из бамбука. Толстую бамбуковую палку он разрезал вдоль и нашинковал пуговиц, перемычка в стволе была проколота и удобна для пришивания пуговицы. Лет шесть я красовался по городу с желтыми бамбуковыми пуговицами Олега Шоки.
***
1.11.2007
Ел. Евг. Хоринская: «Володя, я бы неременно пошла на встречу с московскими поэтами в Дом писателя (приезжают Лариса Баранова-Гонченко, Виктор Верстаков и др., агитируя голосовать на выборах за КПРФ. — В.Б.), но в этот день как раз будут чествовать мою приятельницу в уриверситетском кафе, и я должна там обязательно выступить». Приятельнице — 100 лет, Елене Евгеньевне через пару месяцев стукнет 99. Жажда жизни!
Новое открытие: стволовые клетки будут добывать из молочных зубов. А это — замена органов, продление жизни. Обидно столетним: не успеть воспользоваться новой медициной. Бэлла Дижур прожила 103 года, Игорь Моисеев — 102; ярый советский карикатурист Борис Ефимов, находясь в здравии, умер в 107 лет!
Борис Ефимов был родным братом легендарного Михаила Кольцова, сгинувшего в сталинских лагерях. А Борис выкрутился! Как мог, угождал сатирическим карандашом линии партии.
В праздник Крещения Господня
- 01.2008
Провожу зимний парад поэтов Екатеринбурга «Раз в крещенский вечерок». По радио и телевидению кто-то запустил рекламу: «В Доме писателя — поэтический вечер «Раз в крещенский вечерок». По окончании его ведущий направит участников к проруби, чтобы окунуться в освященную воду».
Не исключено, что слушатели придут с купальниками и полотенцами. Я приготовил бутыль со святой водой — окроплю участников вечера.
***
20.01.2008
Полусумасшедшая хроническая графоманка. Вялое большое тело под старомодным плащом, красное лицо, полустаруха. На голове под зимней шапкой — белый платок. На занятиях литстудии все время шуршит в пакете бумагами, волнуется: вдруг придется читать новые стихи.
Утром звонит, спрашивает, будут ли во вторник занятия литстудии. Нет, отвечаю, не будет занятий: у студентов литинститута — сессия. «Ой, хорошо, — говорит, — а то я думаю, вдруг не успею все дела сделать и опоздаю».
Их несколько, таких странных (каждый по-своему). Единственная радость в жизни — писать, прочесть новые стишки, других послушать и даже пообсуждать. А уж если что-то напечатают!..
***
Февраль 2008
Переделкино. Надежда Мирошниченко — замечательный поэт. Живет в Сыктывкаре. Уже много лет в февральские дни съезжаемся в Доме творчества. Толя Ким, Слава Куприянов, Тимур Зульфикаров, Володя Личутин (живет в Переделкино, на даче). Подтягивается на огонек и Володя Дагуров. Дружим.
… В новой книге Н. Мирошниченко — много посвящений. Порой они огорошивают. Всего больше (не менее 10) стихов, посвященных Анатолию Федулееву. Оказывается — мужу. Ну ладно: доказательство любви и верности. Но вот — другое. «Николаю Иванову, герою войны, полковнику войск химзащиты, в/ч 4809». Все чувства и военные секреты — на ладони!
Или — Валентину Распутину. Казалось бы, хорошо — замечательному русскому писателю, чуткому человеку. А стихотворение называется… «Бревно».
И — ни одного посвящения мне! Друг, называется.
Успеть делать добро
Когда к Василию Ивановичу Белову пришла известность, его почтовый ящик не уставал принимать письма со всей страны. Кто-то просил дать советы молодому таланту, кто-то написать рецензию на книгу, кто-то — дать рекомендацию к вступлению в Союз писателей… Были письма деловые (о спасении памятника старины, о постройке поселкового фельдшерского пункта); бывали и вовсе пустые: получить автограф, желательно — с фотокарточкой.
На некоторые писатель тут же отвечал, другие — откладывал на потом. Среди последних оказалось два письма — одно от академика Лихачева, другое — от академика Легасова.
В.И. Белов отложил письма на правый край стола: надо внимательней прочесть и ответить достойным людям. Не спеша, обстоятельно. Но в те летние дни Белову пришлось много хлопотать о восстановлении церкви в родной Тимонихе. Время шло. Василий Иванович вновь взял в руки письмо Легасова. А в нем — крик души!
Оказывается, ученый, один из конструкторов реактора Чернобыльской атомной станции, не находя покоя, винит себя в страшной катастрофе. Не щадя жизни и здоровья, он участвовал в тушении смертельно опасного пожара и в сооружении защитного саркофага. Но — совесть не отпускала. Именно он вместе с другими допустил непоправимую, роковую ошибку при проектировании и эксплуатации станции. Как быть, обращался Легасов к Белову, что делать и стоит ли жить вообще с таким тяжелым грехом?
Василий Иванович схватил ручку и тотчас написал Легасову письмо. Неровное, нервное, но убедительное, как он считал, спасительное письмо. Вы столько сделали для страны в прежние годы, писал он, да — допустили ошибку, но кто из нас без греха? Мужайтесь, молитесь и будущими трудами помогайте людям; в этом и будет искупление вашего греха; не впадайте в уныние, работайте, вы нужны России.
Ответ академику Лихачеву можно дать и позднее, думал писатель, но отчаявшегося Легасова — спасать, спасать немедленно! В тот же день на попутке письмо отправилось в районный центр и по почтовой связи помчалось адресату.
Через две недели пришел ответ, написанной женой Легасова. «Дорогой Василий Иванович, спасибо за Ваше теплое письмо-поддержку моему мужу. К сожалению и к моему горю… Легасов не дождался его, а оно бы спасло… покончил с собой. Сегодня — сорок дней».
«Вот уже два года прошло, — признавался Белов в письме моему товарищу, художнику Григорию Андреевичу Нечеухину (автору замечательного портрета В.И. Белова, писанного с натуры), — а забыть не могу, виню и корю себя. Ответь я вовремя, может, мои слова смогли бы его как-то успокоить, и он снял с себя хотя бы часть вины за катастрофу».
***
8.03.2008
Был в гостях в друзей детства. У Любочки Голубевой (назовем ее так). Юбилей, 70 лет. В детстве, отрочестве и юности все мы, пацаны Загородной улицы, были влюблены в Любочку. Но она выбрала нашего заводилу и атамана Дмитрия. Поженились они после того, как он окончил офицерское училище, и живут вместе много лет, не за горами — золотая свадьба…
Итак — застолье, тосты, разговоры, воспоминания. Люба приготовила прекрасную закуску: баклажанная икра собственного приготовления, новомодный «греческий» салат, фаршированная щука…
Дима ударился в ностальгические рассуждения — о том, как он втрескался в Любочку с первого взгляда, как потом молодожены устраивали свою жизнь, перебираясь по воинской обязанности то на север, то на юг, как растили-пестовали дочку и сына, как Дмитрий дослужился до высокой должности начальника штаба полка.
Гости внимательно слушали и даже немного подустали от непомерно долгого рассказа Мити («Табака стынет!»). И кто-то предложил сделать паузу, чтобы поднять бокалы за счастливую пару, за гармонию в доме Любы и Дмитрия.
— Спасибо вам, друзья, спасибо! — звонко чокалась хрустальным фужером Любочка.
Что и говорить, полковничья супруга Любовь Аркадьевна лишь отдаленно напоминала ту девочку с маковыми бантами в косичках, с чудными ямочками на щеках, за которой мы когда-то ухлестывали без всякой надежды на ее расположение. Гордая была девочка, капризница, задавака. А когда начала петь в школьной самодеятельности, подражая Лолите Торрес, тут уж ей отбоя не было от внимания старшеклассников.
А нынче… Сильно телом раздалась, к тому же — миловидное, несмотря на годы, лицо (ямочки сохранились!) портил потухший, почти незрячий глаз.
— Спасибо, — еще раз произнесла она в некоторой раздумчивости, пока гости опоражнивали бокалы. — Да, многое пережито, дети выросли, есть элитная квартира. Но! Решила признаться вам, дорогие мои, совершила я в жизни три ошибки.
— Ошибки? Какие же? Интересно! — сунулся я с вопросом, думая, что хозяйкой готовится какая-нибудь шутка. — Давай, Любаша, как говорится, колись. Какая была первая ошибка?
Прекратился стук ножей и вилок, гости — во внимании.
— Первая моя ошибка, — юбилярша отпила глоток шампанского, — состоит в том, что я вышла замуж за него…
И она указала хрустальным бокалом в сторону Дмитрия, сидящего в кресле в торце праздничного стола.
Дмитрий нажимал на оливье.
Кто-то хмыкнул, кто-то хохотнул, приняв признание за шутку.
Тут шумно вскочила со стула находчивая Любина однокашница Клюковка (пенсионерка Валентина Клюева) и взялась шумно раскладывать по тарелкам холодец:
— И обязательно — с хреном! Любочка сама готовила! Можно и с горчицей… Товарищи, кому горчички?
Приходилось наблюдать еще одну пару: Жора и Лора. Георгий (в дружеском кругу Жора) — доцент Сельхозакадемии, на выходе докторская и предложение занять пост проректора по инновациям. Красавец, что тебе Дуглас Фербенкс, частенько подшофе, но всегда в форме — «элегантен, как рояль»…
Помню — был октябрьский праздник. После демонстрации, продрогшие под мокрым снегом, собрались в доме всеобщего друга.
Быстро расставили «горючее», шумно расселись, без тоста нельзя, и мы с А.Б. Федоровым дуэтом провозгласили домашнюю заготовку:
За советскую культуру,
За технический прогресс,
За товарища Черненко
И — ЦК КПСС!
Лора, сиявшая в алом платье с обморочным декольте (не в развитие большевистского праздника, а скорее асоциировавшегося с временами Анны Иоанновны), всплеснула ладонями:
— Браво! Тост не стареет! Помнится вы, Алексей Борисыч, поднимали бокал «за товарища Хрущева», потом «за товарища Брежнёва»…
— Народ и партия едины, но ходят в разны магазины! — провозгласил АБ.
— Ура, товарищи! — поддержал Жора.
…Обычно АБ как хозяин застолья с удовольствием исполнял роль тамады. Но сегодня Жора беспардонно перехватил инициативу и начал произносить один тост за другим. Вначале вполне остроумные, сдобренные свежим анекдотом, а потом так себе — «вздрогнем», «за прекрасных дам»…
Лора как-то неодобрительно поглядывала на супруга (заметим, у него это был четвертый брак, да и у нее — не первый). Становилось неловко, так случается, когда один человек начинает тянуть на себя одеяло.
Кто-то попытался вставить свое слово. Но доцент Жора (сказался предварительный разогрев во время демонстрации), извинившись, продолжил свои спичи.
— Жорик, а не следует ли немного помолчать? — сурово приказала новая супруга.
— Сейчас закончу и — помолчу… Значит, так, собрались русский, француз и еврей…
Лорочка поднялась во весь свой немалый рост, одернула на пышных бедрах платье и… закатила законному супругу — звонкую оплеуху. Да такую, что он пошатнулся, и вино выплеснулось на видавшую виды скатерть. И он, Георгий, модник, красавец, талантливый ученый, — что поделаешь, — ссутулился, ужался, опустился на свое место, виновато оглядывая честную компанию, дескать, я ничего, извините, так получилось.
Мужчины тут же отправились на балкон — покурить. Я бросился на кухню за штопором. АБ улегся на диван отдышаться. И тут же захрапел.
Совместно они прожили еще три года. Потом она, кухонная диссидентка, уехала в Канаду погостить у друзей да как-то там и зацепилась. Он сделал очередную попытку свить семейное гнездо. Когда она приезжает в Россию, непременно звонит ему из гостиницы. Он покупает букет чайных роз и, опираясь на трость, спешит в ресторан «Колизей» , где они…
…О двух других роковых ошибках Любы Голубевой ни я, ни кто другой спросить не решился. Дима налегал на оливье.
Талант — брат краткости
Май 2008
Профессор Уральского госуниверситета Валентин Владимирович Блажес принимал экзамены у поступающих в лесотехнический институт (по совместительству). Решил дать тему сочинения «Весной в лесу»: есть над чем поразмышлять будущим инженерам лесного хозяйства. Одновременно требовалось припомнить произведения классиков, постараться что-то процитировать, например, из Некрасова (поэма «Саша»), из произведений Тургенева, Леонова, Пришвина, Шишкова или нашего земляка Алексея Бондина. Будущие лестехи, высунув языки, принялись за работу.
… Время, отведенное на экзамен, подходило к концу. Многие абитуриенты уже сдали свои сочинения. И только один кудрявый паренек, похожий на Есенина, задумчиво смотрел то за окно, то на лежащие перед ним белые листы.
Профессор решил поторопить юношу: до сдачи остается 10 минут. Профессор подошел к нему. И что же он увидел? Вверху, посередине, как и полагается, — тема сочинения «Весной в лесу». А дальше — одна строчка. Всего одна строка: «Придешь весной в лес… Хорошо!»
Ерик
31.08.2008
Люди настолько привыкают к домашним животном, к умной и преданной собаке, к ласковой кошке, что часто переживают их уход как потерю близкого человека, почти как члена семьи.
При рождении его записали в собачьем паспорте Эриком (иностранец!), но мы по-простому, по-домашнему, по-русски звали пекинеса Еря.
Вчера он умер. Лежал как живой, спящий, раскинув лапки, одна — беленькая, которую я так любил гладить. 11 лет он был, жил с нами.
То весельчак — носился как вихрь, шерсть — по ветру,
то грустный — что-то болит и тревожит,
то возмущенно лающий: где были, почему так долго не приходили;
то квакающий, пикающий, скулящий: возьмите с собой в Кашино,
то требовательный — и летел ему вкусный кусочек в раскрытую пасть, как в кочегарку,
то возмущенный — с рычаньем кусал гребень, когда Таня его расчесывала, освобождая от колтунов,
то согласный — я выбирал из него репьи после прогулки,
то упрямый, не слушающий команды — подходил только на зов Володи… бывал и гневливый, когда дразнили его, подтыкая с боков;
весельчак, призывающий играть с ним;
любопытный — стремился помогать моющему мыть пол под кроватью, он — тут как тут…
смелый, решительный — не боялся больших псов;
памятливый, не мог забыть и простить подлости соседскому ротвейлеру (тот, идиот, укусил Ерю за ухо).
А умный! — стоит начать укладывать сумки, понимает — отъезд (причем, если уходим на службу, не нервничает, знает — сегодня вернемся);
грозно рычащий (инстинкт — не отдам свою пищу!);
ласковый — на руках, на коленях лежащий…
уютно по ночам храпящий (выводя императорскую породу, китайцы с носиком постарались!).
Вот такой разный был Еря.
Теперь уже никто не будет так радоваться моему приезду из командировки, как радовался он. Мы с Таней обычно садимся на кровать, а Еря прыгает, помещается, устраивается между нами и ну тереться носом о покрывало — так он признавался в любви.
***
27.10.2008
Саша Чуманов болен. Приговорен: рак. Вырезали прямую кишку, навесили калоприемник. А печень даже оперировать не стали. От химиотерапии он отказался. Пьет чагу и другие народные настойки и то — чтоб не расстраивать родных. Как и раньше, часто звонит мне. Шутит. Тяжело, горько ему, а шутит. И рационально подводит итоги. «Детские сказки», напечатанные в «Урале» (№ 10), называет своей лебединой песнью. Просит у меня совета: куда девать архив, рукописи, замыслы, черновики? «Мне вас, ребята, жалко,— говорит, — я-то скоро отмучаюсь, а вам еще предстоит». Сладкая жизнь, страшная жизнь.
***
25.11.2008
Чуманов, как и многие из нас, из писательской братии, крепко закладывал за воротник. Трижды лечился, прошел и рыгаловку, и кодирование и, как некоторые, прошедшие эти стадии, «завязал». Заболел. Безнадежное состояние.
Как-то он решил расслабиться («Теперь всё можно»). Принес в Союз пару пузырей и палку карамышевской колбасы (вкуснятина!). А мы, бывшие алконавты, сидим-стоим, молча отламываем от батона, жуем колбасу. Зашел Арсен Титов. Выпили они с Сашкой. Дома Чуманов еще добавил. Вечером звонит мне: «Не пробирает. И нет радости».
***
26.11.2008
Сегодня в 6 часов утра скончался Саша Чуманов. Всё знал о свей болезни и о близком конце. Говорил: «Я все сделал, все написал». Мечтал выпустить еще одно избранное — прозу (администрация Арамили обещала помочь) и книгу избранных стихов. Он чувствовал и переживал свое некоторое отчуждение (провинция!) и тянулся к нам, городским, «грамотным, эрудированным».
В последние годы мы особенно подружились. Он состоял в двух писательских Союзах одновременно. Названивал Л.П. Быкову и мне: «Привет, проф!» (что означало — профессор). Приезжал к нам на дачу с внучкой. Как-то привез банку соленых груздей…
Вот еще один талант, продуктивный писатель (более 20 повестей!), который, подобно уральскому классику Н.Г. Никонову, останется неизвестным в столицах, а следовательно, и широкой (в российском и зарубежном масштабе) читающей публике. И только мы, писатели, его товарищи, будем помнить о нем и вздыхать: мир праху твоему, Саша. Вечная память.
Популярность
29.11.2008
Вспомнилась уборочная, девушки из НИИ. Устали после трудового дня на большом картофельном поле. Умылись, накинули халатики, ужинают. ( В те дни по телевидению показывали «Семнадцать мгновений весны»). Веселушка Нина, маленькая, круглая, нос пятачком:
— Ой, девчонки, признаюсь вам… — И мечтательно закатив глаза: — Доведись мне встретить Славу Тихонова — отдалась бы, не задумываясь!
Пенсионерка (ей далеко за 70) каждый вечер надевает панбархатное театральное платье, нацепляет аметистовую брошь, усаживается перед трюмо, тщательно пудрится и красит морщинистые губки. Объявляет невестке и сыну:
— Не тревожьте меня, не мешайте, у меня — свидание.
И устраивается в кресле перед экраном. Близко. Сейчас появится Вячеслав Тихонов, советский разведчик Штирлиц.
Другая пенсионерка, по-своему понимающая фильм, подошла в Елисеевском гастрономе к актеру Тихонову:
— Как вы мне нравитесь… Я восхищена вами!
— Спасибо-спасибо.
— У меня — дочь-красавица. Я бы с радостью выдала ее замуж за вас, если бы вы не были… фашистом.
Сидим в буфете ЦДЛ, в компании с Евг. Евтушенко и Бэллой Абрамовной Дижур (мамой Эрнста Неизвестного). Время выборов в новый Верховный Совет.
Бэлла Абрамовна:
— А что, Женя, если бы вас выдвинули в руководители страны?!
Евтушенке лестно такое предложение. Он сдержанно улыбается:
— Н-н-нет, это не просто. Вот Слава Тихонов — это да! За него народ проголосует.
***
12.01.2009
Елена Евгеньевна Хоринская — в большом возбуждении, волнуется в преддверии юбилейных торжеств. Разговор по телефону — просит меня вести программу вечера. Я говорю: «Знаете, я уже не молод, нервы сдают, давление…» — «Алло, алло! — кричит Е.Е. звонким комсомольским голосом, — Венедикт Тимофеевич, я вас плохо слышу!»
Так шутит столетняя писательница, мой друг, с намеком: Венедикту Тимофеевичу Станцеву, участнику войны, еще можно пожаловаться на возраст, а «юному» В.Б. — никак, вот она и назвала меня в шутку Венедиктом Тимофеевичем. Мне — 71, ей — 100.
Поросёнок по-китайски
14.01.2009
Е.Е. Хоринская расспрашивает меня о всяких новостях: о делах в Союзе писателей, о ходе подготовки в Музее вечера памяти известного литератора (за этим она особенно следит!), о секретах работы с компьютером (ей, слепой, это не доступно, а узнать хочется), о том, что такое Интернет, о современных многочисленных ресторанах и кафе, открывшихся в городе…
Я рассказываю о японской кухне, о суши, о том, как мы посетили недавно китайский ресторан «Пекинская утка»…
— Володя, а вы знаете о поросенке по-китайски? Нет?! Тогда слушайте. Китайцы берут молодого поросенка и не кормят его целую неделю. Потом два дня кормят отличной крупой, рисом и прочее. Затем убивали бедного, готовили, обжаривали и — подавали на стол. Непотрошеного!
Елена Евгеньевна провела детство и юность в Бурятии, оттуда и знания.
Через 10 дней ей исполнится 100 лет. Готовимся.
…Вечер прошел в Камерном театре при большом скоплении почтенной публики. Елена Евгеньевна сидела в подвижном кресле, вынесла многочисленные поздравления. Мы вели программу с Таней Богиной. Двое из присутствующих в зале обиделись, что им не предоставили слово. Но очередь желающих была такова, что мы боялись утомить юбиляра. Предложили сказать теплые слова во время фуршета.
Первый случай за всю историю Союза писателей — столетие при жизни юбиляра!
День святой Татьяны
25.01.2009
В этом году Церковь отмечала Татьянин день 24 января, со сдвижкой на один день (от календарного, по святцам), в связи с проведением в Москве Патриаршего совета и выборами нового патриарха.
Мы с Таней и Володей зашли в нашу (студенческую) церковь Св. Татианы.
А в ней — ремонт. Пошли на площадь. Ёлка, ледяной городок нынче — не ахти. Но замечательные ледяные скульптуры. Помолились в Храме-на-Крови.
Затем — в ресторан «Дудки» (украинская кухня). Цены в меню кусаются… Самыми вкусными оказались жареные свиные ребрышки, которые заказала Таня. Другая Таня, маленькая, ела телячью печень с пюре. Володя — оленье рагу. Павел заказал говяжий ростбиф на двоих со мной, — большой кусман мяса, политый гранатовым соком. Выпили-закусили. Оркестр народных инструментов. Принесли счет — 4025 рублей! Оказалось, один ростбиф — 800 р.; общая рыбная закуска — 600 р. Хорошо, что прихватили с собой бутылку водки. Тани перелили ее в бутылку из-под минералки. Славно посидели! На обратном пути В. встретил одногруппницу Настю Кармацкую, милую девушку, улыбчивую, отличницу. Летит куда-то на ночь глядя, в 10 часов!
Татьянин день возродился как студенческий праздник. Когда-то в этот день к моему папе обязательно приходили однокурсники по Московскому университету, Сахаров и еще один. Приходили в университетской форме со значком, украшенным короной. Выпивали, вспоминали. Было что вспомнить (окончили университет в 1912-м) и с чем сравнить в 1937-м.
А. Чехов писал брату: «Наконец-то закончились гулянья в честь Св. Татьяны. Кажется, если бы Москва-река была из водки, студенты и ее бы выпили».
Своеобычный человек
Февраль — март 2009
Минул год со времени гибели Георгия Гачева…
Вспоминаю Дом творчества в Переделкино, лет пять назад.
Юра Кублановский, гуляя с собакой, заглянул ко мне, пошел за сигаретами. Он пошел купить сигарет, а огромную немецкую овчарку оставил на время у меня в комнате.
— Он умный и все понимает… Джек, я скоро вернусь, — еще добавил: — Звонил Гачев, мы собрались в сауну. Я назвал номер твоей комнаты, пусть подождет, я — быстро.
И мы остались вдвоем с Джеком.
Юра подобрал Джека года четыре назад. Пёс был еще подростком. Юра нашел его у палисадника чужой дачи, избитого, еле живого. Принес домой, вылечил, выходил. С тех пор они — друзья не разлей вода.
…Джек сидел, поглядывая на меня, навострил уши, поглядывал на дверь.
В дверь постучали тихо, интеллигентно.
Вошел человек. Смуглое худое вытянутое лицо, маленькие глазки сквозь запотевшие круглые линзы. На голове шапка — с длинными, свисающими вниз ушами. Из рукавов шубы — рукавицы, привязанные, как у дитяти, на веревочке.
— Проходите, Георгий Дмитриевич, — приглашаю, догадываясь, что это и есть Гачев, писатель, известный философ. — Присаживайтесь… Юра сейчас придет.
— Угу, — Гачев кивнул и мне, и псу.
Фигура его была сутула. Он производил впечатление состарившегося школьника, из тех, кто много знает, быстрее всех решает у доски задачки, дает другим списывать изложение, но никуда не годен на спортплощадке.
— Работаете? — кивнул на стол.
— Да, здесь хорошо работается, заканчиваю повесть.
— У вас — машинка… Сейчас все на компьютерах, а я тоже по привычке стучу на машинке…
Тут Джек издал короткий не то вой, не то лай. Мы оба взглянули на него. Джек подошел ко мне, ткнулся носом в колено, тревожно оглянулся на дверь. Потом уселся напротив Гачева и протяжно завыл.
Я пытался успокоить собаку дружескими уговорами. Гачев виновато топтался на месте… Джек выл, плакал, жаловался, переводя взгляд от философа на меня. Тут дверь распахнулась! Вернулся хозяин, обнял собаку, успокоил.
— Ну, чего ты испугался? Думал, тебя этот дядя заберет? Нет-нет, ты со мной, дружище.
Бедный пёс, перенесший в молодости побои от бродяг, забеспокоился, подумал, что его отдадут новому хозяину с такой непрезентабельной внешностью.
Мы посмеялись… Гости мои ушли, пообещав после сауны заглянуть ко мне на чашку чая с бергамотом.
…Оженившись, Кублановский стал жить более не в Переделкино, а в Москве и в Париже.
А трудоголик Гачев стучал себе на пишмашинке. Из окон его дачи постоянно слышалось громкое поклевывание клавиш, сливающееся с пением большой синицы, дальними выдохами кукушки и барабанной дробью трудяги дятла. Своеобразный хор переделкинского бора.
Окно Г.Д.Г. было напротив дачи Игоря Петровича Золотусского, у которого я неоднократно гостевал-беседовал.
…Своеобычный человек Гачев, глубокомысленный, рассеянный, беззащитный, не рассчитал свой шаг на переезде, где мчатся на Москву электрички.
Инна Кабыш писала:
Крики, и слезы, и скрежет колес…
Кто говорит, что у нас бездорожье?
Давеча Гачева поезд увез
Из Переделкина в Царствие Божье.
Осталось читать его «Книгу отчаянного жанра» — «60 дней в мышлении».
***
18.04.2009, Страстная пятница
СНИЛОСЬ. Наша улица Степана Разина (б. Спасская). Пробираюсь к дому, к сеновалу — угостить друзей в честь не то какого-то новоселья, не то по случаю съезда писателей. На сеновале — сумрак. Многие спят вповалку. Ворочаются. Всхрапывают. Бокарев, Глушков… Слышны выстрелы. А внизу, в конюшне — видно сквозь щели — с отчетным докладом выступает Лев Сорокин. Говорит громко, важно, внушительно. Здесь, наверху, оживились и прислушиваются к следующему докладчику — Афанасию Салынскому, драматургу, когда-то состоявшему в нашей организации (но я никогда с ним не общался, лично не знал его). Дробиз полулежит, навеселе: «В прениях сольное сально предоставляется Салынскому». Смеется. Может, думаю, достать бутылку из противогазной сумки, угостить Г.Д.? Медлю, размышляю: не запил бы вновь… А где Гера Иванов? О, вон он! В сине-белой клетчатой ковбойке, носом землю роет буквально — во влажной земле вмятина от носа. «А где Чуманов?» — спрашивает Иванов. «Ушел», — отвечаю. И вижу спину уходящего Саши Чуманова. Идет к лестнице, чтобы спуститься вниз с сеновала. Голос Сорокина, с пафосом: «Мы должны укрепить наши ряды, исходя из решний ХХV съезда партии!»
***
В мире паника — свиной грипп! Если число заболевших превысит норму, будет объявлена ПАНДЕМИЯ. Это — более чем эпидемия, то есть массовый охват свиным гриппом.
По-моему, у нас, на Урале, наступила графоманская пандемия. Впору делать прививки.
***
13.06.2009
Как-то ходил в супермаркете с этажа на этаж, наполняя корзину продуктами. И все это время, минут 20, под сводами нового центра торговли визжал (пел) девичий голос: «Ты целуй меня везде, я ведь взрослая уже…» Прошло полгода, и этот дурацкий рефрен зазвучал у меня в голове. Намурлыкиваю его, пропалывая цветник, к недоумению тещи. «…Ты целуй меня везде». Текст и музыка поистине достойны внесения в книгу рекордов Гиннесса. Это ж надо додуматься, но еще более — впендюрить в умы юнцов и юниц. Не исключено, в ближайшее время зазвучит всенародный шлягер в загсах вместо «Свадебного марша» Мендельсона!
***
14.06.2009
— У нас, Лексаныч, другой случай был. У Егорши жила собака, хорошая собака, умная, сторож отменный, преданная хозяину. Но ее кормить надо. Егорше надоело, он взял и отвел ее в лес, там привязал к сосне, ушел, бросил… Проходит три года. Однажды Егорша пошел в сельмаг за куревом по зимнику, вдоль опушки, хотел путь скоротать. Видит — стоит перед ним волчица, а за ней еще два зверя. Вгляделся: да это ведь Найда, евойная собака. Он ее звать, уговаривать. Она и хвостом, как прежде, завиляла. Вдруг! Бросилась — вцепилась в кадык… Задушила. Отвернулась и пошла прочь… Не веришь? Лексаныч, вправду это было. Валюша Холмогорова рассказывала, божилась!
— Она что, сама видела?
— Нет, но говорит, в их селе произошло.
***
- Лето. Кашино
У того, кто хоть раз видел картины Вермеера Делфтского, они навсегда будут запечатлены оком памяти. «Девушка с кувшином», «Бокал вина», «Девушка с жемчужной сережкой»… Искренность, трогательный лиризм (даже в простоте и наиве названий), как говорят искусствоведы, «живая вибрация света и воздуха».
Было известно 55 замечательных картин голландца. Начали разбираться, анализировать; оказалось — большинство — подделки умелого фальсификатора. Дотошные искусствоведы в большом затруднении: к чьей кисти отнести тот или иной холст — Вермееру или авантюристу?
…Известен интерес гитлеровского окружения и самого Адольфа Шикльгрубера к произведениям искусства. Как-то Геринг, горя страстью коллекционера, сумел приобрести картину «Христос и грешница» с авторской подписью на полотне — Вермеер. 1946 год. Газеты пестрят сенсацией: многие полотна Вермеера Делфтского — подделка! Геринг, сидя на скамье подсудимых в Нюрнберге, с тревогой следит за прессой и ходом искусствоведческих расследований. И однажды, с гневом отшвырнув газету, прохрипел: «Неужели в мире не осталось порядочных людей?»
Через несколько дней он сунет под язык пилюлю со смертельным ядом. Но его, мертвого, повесят, как и других осужденных.
***
Лето 2009
Моя матушка служила какое-то время домработницей (прислугой) в доме богатых родственников. По утрам вместе с сыром, свежим коровьим маслом, сливками и кофе подавались яйца. При этом у каждого из собиравшихся за семейным столом были свои требования и вкусы. Главе семьи, профессору, необходимо было подать в подставочке яйцо всмятку; его дочери — сваренное «в мешочек» (среднее между смяткой и крутым), а сыну Анатолию — только вкрутую. Вот и попробуй угадать, сколько времени варить яйца.
…Странно, некоторые люди, видимо, не знают, что существуют яйца, сваренные всмятку. Самые полезные и вкусные. Хороши и «в мешочек»! Недавно у нас на даче гостила девушка, подруга В. Она разбила скорлупу и начала очищать яйцо все, до конца. Яйцо всмятку, жидкое, едва не растекается. Рядом — ложка, подставка, соль. Но она не знает, не приучена, таков ее домашний быт.
В.Г. Десятов говорит, что сварить яйцо всмятку очень просто: как только вода закипит, стоит прочесть молитву «Отче наш» — и яйцо готово. Намазывай батон или ломоть пшеничного хлеба маслом и вычерпывай серебряной ложечкой белок и желток, подсаливая.
Пиджак в клеточку
3.07.2009
В Москве, в Союзе писателей, Геннадий Иванов познакомил меня с Василием Казанцевым. Замечательный поэт, «тихий лирик», со своим голосом, со своими приемами диалогичной строфы. Я знал его по фотографиям в сборниках стихов: брюнет, густые усы, красавец. Тогда он жил в Омске. А тут стоял у подоконника — сутулый, с изможденным лицом, с полуседыми редеющими волосами. Из Сибири он переехал в Помосковье.
Прибыв домой, я рассказываю Гере Дробизу об этом знакомстве и впечатлении; наверное, и мы так же изменяемся, стареем.
— Да, неплохой поэт, знавал я его, но ты знаешь, он мне не очень… — грустно усмехнулся мой друг. — Хочешь — расскажу?
…В 60-е меня направили на Совещание молодых писателей Урала и Сибири — в Омск. Василий Казанцев был среди руководителей семинара. Всё проходило в доме отдыха на берегу реки. Вечерком собрались, немного выпили. Мне понравилась одна сибирячка, она работала заведующей клубом, где и проходили мастер-классы. Я ее еще днем приметил. Переглянулись. Пока молодые куковали стихами, я пригласил Оксану прогуляться. Высокий берег, соловьи начинают свою репетицию… Становилось прохладно. И я накинул на Оксанины плечи свой пиджак. Специально приобрел к поездке. «Какой у вас модный пиджак, в клеточку, наверное, польский, импортный?» — ворковала моя знакомая, покрепче прижимаясь горячим бедром.
«Оксаночка, вы погуляйте по тропинке, я ненадолго, сигареты прихвачу в корпусе». И потрусил за проклятыми сигаретами, нет, чтоб и ее увлечь в пустующую комнату.
Выхожу, смотрю, оглядываюсь… Где моя? Странно. Может, ушла в свой клуб? Нет, в клубе окна не светятся. Да что ж это…Тут вываливаются на воздуся семинаристы, с бутылками, авоськами, бутербродами. Обхватили меня, повлекли на большую поляну, пытаясь приготовить на костерке «шашлыки» — хлеб, поджаренный на прутике. Было хорошо! Я еще пооглядывался, увы…
Утром, едва глаза продрал, — стук в дверь. Открываю. Стоит руководитель секции поэзии Василий Казанцев, шелестит что-то непонятное из-под черных усов. И… протягивает мой пиджак в клеточку, — держит за петельку на вытянутой руке, будто привел нашкодившего первоклашку:
— Возьми.
…Герман глубоко затянулся сигаретой. Я разлил по стаканам остатки-сладки.
— Так скажи, Вова, за что мне после этого любить Казанцева? Ну да, неплохой поэт.
***
21.10.2009
Пришел Женя Зашихин, большой, стремительный, самовлюбленный. Снимает в прихожей обувь, хотя я просил его не разуваться.
(Дурацкая современная мода: допустим, входит в дом солидный гость в твидовом костюме, в галстуке-бабочке и проходит в гостиную… в носках, хорошо, если не в дырявых. Это — не о Зашихине.)
Евгений привез сибирские матералы об Альфреде Гольде — для передачи Ларисе, вдове Альфреда.
Сели пить чай. Бутерброды с яичной колбасой, слоем в три пальца. (Мне не жалко. Кушай, товарищ!) Тут из коробки вылезает наш маленький Пита, котенок-питомец. И — ну пищать, разговаривать мешает.
— Кот или кошка? — глянул вниз через плечо, не склоняя золотой головы, Евгений.
— Не знаю, мал еще, не можем определить.
Продолжая жевать и держа на отлете в правой руке бутерброд со слоем колбасы в четыре пальца, Евгений Зашихин сгреб Питу левой рукой, быстро поднес хвостиком к своему носу, шумно вдохнул воздух:
— Девка!
И небрежно отбросил бедного котенка в угол.
***
22.10.2009
Заходил Боря Телков. Говорили по душам, смеялись, пили «Рябину на коньяке». Мой тагильский друг настолько возбудился от выпитого, от пребывания в кабинете с диковинным раритетом, от присутствия юной тихой красавицы, от воплей котенка Питы, требовавшей молока, что, попрощавшись, ушел без пиджака.
Вечером я обнаружил чужой вельветовый пиджак, грустно висевший на спинке стула. Тут из Тагила звонок: «Владимир Александрович, вы не выбрасывайте мой пиджак и не вытирайте о него ноги…пожалуйста!»
Кстати, у Б. Телкова есть книга «Жизнь одного пиджака».
***
7.11.2009
К Константину Скворцову, поэту и драматургу, зашел сосед по переделкинской даче Андрей Битов, в то время уже известный прозаик, замечательный писатель.
— Костя, хочу показать тебе свои стихи…
— Пожалуйста, Андрей Георгиевич! Я не знал, что вы еще и поэт.
Битов, волнуясь, прочел свое стихотворение и… потерял сознание.
Тост
12.12.2009
На юбилее Геннадия Бокарева вышли на сцену для поздравления писательской группой. Александр Кердан произнес заглавное, официальное слово. Арсен Титов подарил «похмельную корзину» (набор выпивки, закуски, огуречного рассола, пивка и т.п.), Долинго и Галина Савина — приёмник (от дирекции Дома писателя); Герман Дробиз — 8 стихотворных строк; Гера Иванов — большое «датское» стихотворение. Думаю, надо что-то сказать и мне. Подхожу у микрофону…
— Геннадий Бокарев помог мне в жизни, когда я не только лично не знал его, но даже не читал. Говорю об этом впервые. После окончания школы я устроился на работу. Появились первые самостоятельные денежки. Танцы, сад Вайнера… Стал посещать и популярный БУШ, ресторан «Большой Урал». Ударник оркестра, шанхаец Юра Кале (очки в золоченой оправе), пел «Журавлей», не тот известный романс Вертинского, а другое: «Журавли, журавли, журавли улетели, опустели леса, опустели поля…» Я полюбил песню и запомнил. Не зная в ту пору, что автор текста — наш сегодняшний юбиляр. Вскоре в ЦПКиО на танцплощадке я познакомился с прелестной девушкой. Милая, но — такая недотрога! Даже за плечо не разрешает обнять. Гуляем по парку между сосен, окрашенных заходящим солнцем… Чувствую — бесперспективна моя знакомая. И запел негромко, раздумчиво: «Лишь оставила стая среди бурь и метелей одного с перебитым крылом журавля…» — Чья песня? — спросила подружка, выслушав пару куплетов.
— Не знаю, — пожал я плечом.
— Не скромничай, не обманывай — твоя! Сознайся — твоя? Да ты — настоящий талант!
И она сильно, жарко поцеловала меня. В объятиях мы чуть было не скатились по травянистому склону в Исеть.
Признаюсь, это был мой первый поцелуй. Главное — начать, а потом уж пошло-поехало. Спасибо тебе, Гена!
… Вот такой тост. Дружные аплодисменты. Главное, все поверили.
***
24.12.2009
Оля Дробиз уехала в Питер смотреть соревнования по танцам на льду. И теперь Гера освобожден от домашнего ареста. Звонит мне каждый день, весел, слегка хмелён. Сетовали о волне преступлений и безнаказанности бандитов. В Хабаровске прокурор (!) изнасиловал трех девушек. Через 4 часа после ареста его освободили.
Не случайны в народе разговоры с мечтой о новом Сталине. Никому не нужен ГУЛАГ, но нужны устойчивость, надежность, единство справедливости и державности. У Пушкина «Борис Годунов» заканчивается ремаркой «Народ безмолвствует». Но пройдет немного времени, и русский народ уже кричал, орал, избивал захватчиков, влезших в Кремль, устанавливал свою, нашу власть, призывая на царский престол Михаила Романова. Терпенью есть предел!
***
25.12.2009
Ох и бойки сценаристы на выдумки. В фильме «Брежнев» Леонид Ильич, вскинув брови, обращается к туберкулезнику Суслову: «А что, Михал Андреич, ты петушишь супругу во время отдыха?»
***
В библиотеке Белинского — выставка «стеннух»: «Молния», «Ёж», «Колючка», «БОКС»ы, бичующие пьниц. На листе ватмана — некто Глушков, пытавшийся пронести поллитровку в цех Уралмашзавода…
Товарищ детства Женька Зудкин, став фрезеровщиком, ставил бутылку в тумбочку рядом со станком. За смену опоражнивал. Дома захерачивал вторую поллитровку. Ростом он 1,85, кишечник длинный. Не знаю, жив ли. Классный был фрезеровщик.
Остается загадкой
9.03.2010
Сегодня день рождения Тани Кац, некогда снимавшей у нас комнатку на Степана Разина. Сильно сроднились. В 1953-м ее день рождения был омрачен похоронами Сталина.
…1952-й, 1953-й. Дело кремлёвских врачей. Вспышка антиеврейства на государственном и бытовом уровне. От еврея отстранялись, испуганно (картинно?) шарахались в трамвайном вагоне, старались не попадать к зубному врачу: отравит мышьяком! Избегали парикмахеров с опасной бритвой в руке: зарежет. На слуху имя Вовси. — Что ты сегодня такой грустный? — Вовси нет».
Но умирает Сталин, и вскоре Клавдию Тимашук, разоблачителя «убийц в белых халатах», лишают ордена Ленина. И все мало-помалу успокаивается.
Наша Таня, Татьяна Ильинична Кац, пианистка, преподаватель консерватории (учившая Бориса Штоколова и Юрия Гуляева) со слезами на глазах говорила:
— Это он, это Берия спас нас! Он нас спас в те страшные годы и сейчас — во второй раз. Если бы не он…
Видимо, первым разом она считала пресечение деятельности Ежова.
Откуда такое мнение? Не сама же она, пианистка, родители которой сгинули в ГУЛАГе, не сама же придумала. Значит, таково было мнение евреев?
Загадочность коварного и всесильного Берии остается и по сей день. Кто он — ближайший исполнитель воли Сталина или его убийца? Человек, замышлявший захватить власть? Агент разведки онес-джой (как указывалось в постановлении о его аресте)? Конкурент Хрущева? Губитель или защитник евреев?
***
Поэтесска Мэри Ц. жила в сибирской провинции, порой наезжала в Большой город. Хорошенькая, фигуристая, аккуратная… После нескольких встреч с новеллистом Митяевым с ней случилось что-то трудно объяснимое. Та же фигурка, то же милое личико с заячьей губкой, та же окающая поселковая речь. Но — какое-то странное редкое мигание, как будто верхние ресницы не достают до нижних. Миг-миг — стрелочки-реснички, а глаза удивленно распахнуты, и взгляд — напуганного ребенка, ждущего ласки. Какое-то малокожие произошло. Что он с ней поделал такого?
Недавно у М.Ц. вышла книжица стихов, которую она посвятила своему наставнику Арнольду Митяеву, не отдельный стишок, а полностью — весь сборник… При живом-то муже!
***
19.03. 2010
Звонил из больнички Юра Казарин. Операция на сердце откладывается: плохие сосуды. Однако голос весел. По-моему, взбадривает себя. При разговоре часто делает короткий вдох. Так же вздыхала Людмила Геннадьевна. Мозгу не хватает кислорода, организм требует, и вот — краткий глубокий вдох — порция кислорода. Сердце не справляется.
А тут — новые заботы с Домом писателя. Когда жизнь, здоровье — на грани, вся эта суета кажется такой шелухой, мелочью, ненужностью.
***
Читаю воспоминания Сергея Дурылина о Льве Толстом.
Дурылина вдруг начали достаточно много издавать. Замечательная личность! Имя его мне было знакомо со студенческих лет, когда приобрел книгу с перепиской М. Нестерова… В «Воспоминаниях» мудрость и философичность, верные психологические характеристики. Встречаются и забавные места, прямо-таки в духе Хармса; некоторые захотелось выписать.
Воронежский мужичок после долгой беседы прощается с Толстым:
— Может, никогда больше не увидимся…
— Конечно, не увидимся, — говорит с лаской (!) Лев Николаевич мужику, спускаясь по лестнице.
Прогулка по Ясной. Внучек говорит: «Я видел, собака ловит мышей». — «Что же, мыши вредят плодовым деревьям, — вставляет Софья Андреевна, — очень хорошо делает, что ловит». А Лев Николаевич обращается к внуку Илье Толстому: «Она ест мышей. Схватит и — хляст-хляст! Это так противно».
Лев Николаевич проголодался с прогулки. Он с удовольствием пьет квас и потчует других. Пьет квас и приговаривает: «А я у Магомета прочел, что самое сладкое питье — проглоченное слово гнева».
***
26.04.2010
…Иду длинным чиновничьим паркетным коридором. Тук-тук-тук… Кто это? Чьи шаги? Это — мои шаги. Утро, сумерки. Никого. Высокий потолок, бежевые стены. Двери! Где двери? Посторонним вход воспрещен. А потусторонним? Значит, это не для меня… Пустынный гулкий коридор. Тук-тук. Каблуки моих желтых бразильских ботинок. Куда я? Зачем? О, несу бумаги на подпись начальнику. Хлопаю себя по лбу — как тут не вспомнить Мидзуки:
Утром, к восьми часам,
непременно
поэт-чиновник…
Что может быть нелепее?
Носком ботинка
сбиваю снег с хризантем.
Иду. Благодушен ли ректор-начальник? Подпишет ли документы? И — примет ли!
А ведь в это самое время я мог бы наслаждаться с игривой мулаткой Мерседес!
Эрудитка
На вступительном экзамене по литературе в Архитектурной академии достаточно написать небольшое сочинение; лишь бы не было ошибок. Однако девушка-абитуриентка М. желает проявить эрудицию и, как учили в школе, начинает сочинение эпиграфом из Александра Блока: «… И вечный бой / покойным только снится!» Так.
Как поссорились академик Сергей Васильевич
с академиком Геннадием Ивановичем
Весна 2010
Свердловский художественный фонд. Отбор работ на всероссийский конкурс «Наше Отечество». После обсуждения лучшие произведения монументального искусства поедут на масштабную выставку в столицу, в Манеж. Мы, члены жюри, и должны сделать отбор…
Все шло хорошо, во взаимном согласии. Спор начался вокруг композиции, посвященной жертвам 30-х годов. Решительно разгорелся в перерыв, во время кофе-брейка.
Академик Алексеев, директор Института истории: — Солженицын утверждает, что было погублено и расстреляно 43 миллиона человек. Откуда такая цифра?! Хрущев запросил у Руденко объективные данные, и тот дал ему справку: 600 тысяч. Но не миллионы же!
Я: Вениамин Васильевич, вам, как ученому-историку, конечно, нужна точная цифра. Но мне, как гражданину России, — хоть 43 миллиона, хоть 14 — это наша общая трагедия. Поэтому считаю, что архитектурный проект «Голгофа России» следует включить в число награждаемых дипломом.
Алексеев: Конкурс называется «Наше Отечество»… При чем тут ГУЛАГ?
Я и академик Голынец: Но это — наша история!
Академик Белянкин, главный архитектор города, народный архитектор СССР: Солженицын все навыдумывал! Все это — ложь!
Я: Как ложь? Вы что?..
Белянкин: Если бы не было 37-го года, мы бы не победили в войне!
Голынец: Как вы смеете такое говорить! Да у меня… У меня расстреляли родного деда!
Белянкин: И правильно сделали!
Голынец: Как!!! Да вы… подлец! Я дам вам по морде (вскакивает, замахивается на сидящего Народного архитектора СССР)… Да я с вами после этого… Тьфу, плюю на вас!
Визжит, чуть не плача, дымясь седыми патлами, убегает в экспозиционный зал.
Тишина.
Я: Геннадий Иванович, ну зачем вы так?
Белянкин: А что я, да у меня тоже… да у меня самого…
Ухожу и я.
Профессор Галина Владимировна Голынец шумно вскакивает из-за стола и устремляется в зал — успокаивать мужа, академика Академии художеств Российской Федерации.
***
В Троицкую субботу, 22.05.2010
Юра Казарин выпустил новую книжку «Каменские элегии» (вторую). Вся хороша! Ряд стихотворений — Высокая Поэзия. Позвонил ему. Он говорит:
— Некоторые считают — слишком мрачно, много о смерти.
— Да, немало… Но после твоих размышлений — не умирать, а жить хочется. Когда я читаю про бескозырку, плачу… и знаешь, можно говорить о стихотворении, разбирать его по строчкам, пытаться объяснить Поэзию, как ты делаешь это в диалогах с Татьяной Снигиревой: горизонтальная поэзия, вертикальная… Но что такое ТАЛАНТ? Откуда? В генах? От Господа? Ну, ладно, университетское образование…
— Образование ничего не дает.
— Какая же у тебя, Юра, талантливая голова и — особая душа… Я читаю твою книгу и думаю: плюнь ты на всю суету, на сраную политику… Ну, что вся эта возня вокруг Дома писателя, ходки к губернатору… Что они по сравнению с этой — не буду говорить высоких слов — «выдающейся», «гениальной» — с этой замечательной книжечкой, КНИГОЙ!
— Володя, спасибо тебе. Ты спас меня во второй раз.
— Я не для этого… Просто перечитал элегии, вот и позвонил. Береги себя.
…Переживаю за него. Оставить пост председателя СП не просто, знаю по себе. А у него здоровье хромает, нервы взвинчены.
Но какова эта книжица в черной обложке! (В черной… О, Господи, помоги ему!) Вчера прочел Тане первое стихотворение. Она прямо-таки затихла:
— Ге-ни-ально! Это как у этого… Нет, выше!
— Да что сравнивать! Это поэт со своим особым местом не только в русской поэзии и культуре.
***
Рассказываю знакомой С., какая у нас юная игривая кошечка.
— Ой, у нас также замечательная, такая ласковая. Только котят постоянно рожает. Прямо замучились! Топим их с мамой попеременно: два месяца назад — она, теперь — моя очередь.
Взвейтесь кострами, синие ночи, мы — пионеры, дети рабочих…
Хор разных птичек со всех сторон. Чик-цилик… Витя-выйди… чпок-чпок-чпок. И вдруг — тяжелое, глуховатое, но тоже страстное: кхлоп-кхлоп… А вот и соловей. Его ни с кем не спутаешь!
Все в доме спят. Ночью прошел дождик. Хорошо полил вчерашние посадки. Луковицы гладиолусов проросли. Похожи на розовые ракушки. Воткнул их в землю сантиметров на 10, чтоб не убоялись заморозков. И вырастет, надеюсь, алое, белое, фиолетовое чудо. Жаль, Николай Григорьевич Засыпкин не увидит, не напишет натюрморт.
***
Уральцы, екатеринбуржцы мои не щедры на улыбку. Не оттого ли я так люблю в последнее время бывать на открытии выставок в «Атриум-палас-отеле» у Виктора Малинова, коллекционера графики. Здесь все доброжелательны, улыбчивы. Много евреев. Волович, сам Малинов, Голынец… Лобок Александр обнимает ветвями длинных тонких рук. Саша Иоффин, добрый доктор художников и архитекторов. И — близкий мне Алексей Борисович Лапото внимательно жмет мою руку двумя своими. Хотя он, кажется, русак. Он православный. Похож чем-то на Дягилева… Нина Рогозина поет романс громким стальным голосом.
Грустно смотреть на работу Володи Чурсина «Похороны Казановы» и другие, с девицами, похожими на свинушек. Грустно оттого, что его уже нет. А какую, помню, шикарную экспозицию развернул — впервые — в шестьдесят лет!
17 мая поздравляли Верочку (батик). Боря Клочков: «Признаюсь, не просто нам, двум замечательным художникам: приходится жить, спорить, спать в одной постели… В Верочку все влюблены».
Боря говорлив, добр, пьяненький. Вера тиха, благородна, красива.
Пушкин — наше всё
31.05.2010
С одесского кичмана
Бежали три уркана,
Бежали три уркана налегке.
Один из них был рыжий,
Другой — на жопе с грыжей,
А третий с бородавкой на щеке.
Из «жесткого диска» памяти вдруг всплыл блатной мотивчик. Улица Степана Разина. Балаган. Осень, пахнет увядающей ботвой. Свечка в консервной банке. И мы, пацаны, распеваем «Мурку», «В Кейптаунском порту», «Гоп со смыком»… И эту — шутейную, про трех уркаганов.
А сейчас подумалось: откуда это знакомое: рыжий, с бородавкой… Ба, да это же приметы беглеца Гришки Отрепьева! Помните сцену в корчме: «А ростом он мал, грудь широкая, одна рука короче другой, глаза голубые, волосы рыжие, на щеке бородавка…» Григорий вдруг выхватывает кинжал, все в испуге расступаются, он — бросается в окно… Держи его, держи!
Какой-то одесский весельчак-рифмоплет изобразил в песенке не одного, как у Пушкина, а трех беглецов, но наградил их приметами самозванца, прибавив второму особую примету — килу, или грыжу.
Кстати, строчка забавных куплетов «с бородавкой — на щеке» рифмуется с «налегке»; именно так исполнял Утесов. Но у нее есть варианты: «бородавкой на носе» (смешнее), а еще (как пелось в нашем уличном шалмане),— «с бородавкой на …» (еще смешнее!).
С легким паром
31.05.2010
Сгорела наша кашинская банька.. Только помылись я и Таня, пошла попариться теща Валентина Семеновна. Вдруг слышим, верещит: «Горим!» Сбежались соседи. Плещем из ведер на стены, под кровлю. Куда там!… Как говорят пожарные, загорит, так хрен потушишь. Я схватил маленький огнетушитель, залез по лестнице, распахнул дверцу на чердак. Пшик! Немного пены вылилось, огнетушитель почавкал и замер. «Валите забор!» — кричу мужикам. Главное — спасти дом! Слава Богу, ветер дул в сторону от строений. Сердце колотилось. Пламя уже вырывалось над крышей бани. (Может быть, у меня случился микроинфаркт.) Паника, ничего поделать нельзя, сгорим…
Прибыли пожарные из Сысерти, молодые ребята, с офицером. Ну, думаю, не будет у них воды (как часто случается) — беда. Машина — на улице, растащили рукав, пустили мощную струю. Золотые ребята — даже грядки не нарушили, протянули кишку по бороздам. Валентина Семеновна смотрит со стороны и все переживает: «Носки-то мои вязаные там сгорят!» Еле удержали, хотела спасать носки. Тщательно все потушили, залили и даже в огородные бочки воды из своей красной цистерны накачали. Дал им премию. Боятся брать. Довольны.
Игорь-сосед больше всех носился с ведром. Надо бы дать ему на бутылку. Так опять — запьет! Дадим Гуле-жене, она и вызвала пожарных вовремя.
Стресс на грани дистресса. Ночью проснулся. 3 часа. Выпил кофе (3 в одном). Читал о Бродском. Рейн и Анкудинов. Подчеркивают холодность нобелианта, минор, одиночество. Вот уж действительно не «советский» поэт, римлянин, мраморный, по Анкудинову, который рядом с ним ставит в пару только Юрия Кузнецова. Тоже — холодность. Наверное, не любили друг друга (как поэты). Не знаю, что говорил семинаристам Кузнецов о Бродском (кроме себя, он никого не признавал), а Иосиф о Кузнецове — ни слова.
Юра Кублановский на съезде Союза российских писателей: «Хорошо, если бы наши стихотворцы лет на 10 забыли о Бродском». В смысле — защиты от эпигонства. Столько развелось маленьких Иосифов (длиннострочие)! Когда-то было множество Евтушенок («мальчики — маечки»).
При всем таланте Иосифа Бродского, не знаю людей, читателей, декламирующих, цитирующих его стихи. Разве что замечательные ранние грустные строки, пришедшие мне, нам в виде распечаток на папиросной бумаге: «На Васильевский остров я приду умирать».
Кого же больше всего почитает и любит народ? Есенина. Читают, вспоминают, поминают, поют.