Эдуард Лимонов. Поваренная книга насекомых
Опубликовано в журнале Урал, номер 3, 2020
Эдуард Лимонов. Поваренная книга насекомых. СПб.: ИД «Питер», 2019.
Я не поклонник Лимонова. Быть поклонником Лимонова вообще очень сложно и, подозреваю, до конца получается только у него самого. Впрочем, это не отменяет двух фактов: во-первых, Эдичка легендарен во всех отношениях, а во-вторых, несмотря на свою непопулярность у литераторов нового поколения, его влияние на них очевидно и вполне предсказуемо. Лимонов — писатель того самого русского огромного размера и представитель литературной традиции, где «о чем» играет роль меньшую, нежели «о ком». Что оно о Лимонове — не удивительно. Вопрос: о том ли самом?
Собственно, это нам выпал шанс узнать из нового сборника стихотворений «Поваренная книга насекомых». Сам автор в аннотации пишет, что растерял с годами остроумие, стал писать хуже, — и это правда. Фирменный стиль Лимонова, неопрятный, непричесанный, отчасти истеричный, пожалуй что даже «импрессионистский», перестал играть ему на руку. Раньше он выплевывал из себя стихи и разбрасывался словами, прикладывая минимум усилий. Было в этом что-то прекрасное. Юношеские ярость и «голод» (которые, надо сказать, питали его на удивление долго) вкупе с природными эпатажностью и непосредственностью заставляли буквально ловить лимоновские стихи в воздухе — иначе могло не достаться. Вспомнить хотя бы стихотворения времен американской эмиграции, посвященные Шаповой, — «Леночка», например, или «Дорогой Эдуард» (второе вообще — настоящий шедевр).
Впрочем, именно на старуху проруха и бывает. Новый сборник состоит из зарисовок, набросков, он требует огранки и доработки, к которым Лимонов не привык, которые ранее он за ненадобностью игнорировал. В этом сборнике есть технические огрехи, присущие больше поэтическим адептам, нежели матерым писателям. Порой сбивается ритм, некоторые строчки не рифмуются совсем, или, бывает, рифма бросается на полпути, ударения переносятся до неприличия часто, строфы идут вразнобой, а иногда нарушаются даже элементарные правила русского языка. Этот сборник — больной и дряхлый, едва живой организм.
Тем не менее Лимонов есть Лимонов, и он по-прежнему может и умеет больше любого из юнцов, ибо писательский потенциал, заложенный в нем, не исчерпался до сих пор. Это все еще стихи яркие, непосредственные, откровенные и нахальные. Не просто так Лимонов пишет: «Я был веселый и молодой, / и даже сейчас бываю такой», задевая при этом Бродского: «Пока он жил, он всегда страдал».
Сборник открывается стихотворением «Лето», свободным, легким, его хочется тараторить: «И облака бесформенный тюфяк / висит над нами кое-как». Лирический субъект (а он у Лимонова всегда один) засматривается на студенток в этом стихотворении и продолжит в следующих. Женщины — огромная часть художественного мира, они всегда эротичны, интересны сексуально, иногда даже слишком: «Соседка с пышными грудьми / пришла, как хорошо! <…> Кричи, красавица, кричи, / не отпущу никак», «Нет смысла объяснять и вразумлять. / Куда практичней взять тебя за попу». Конечно, в этих строчках видна и подавленная тоска об ушедшей молодеческой удали, но куда важнее в них бесстыдство и вольнодумство, которыми Лимонов отличался от многих современников раньше и в которых ему подражают теперь.
Лимонов соединяет в своем творчестве самое высокое и низкое, что может позволить себе поэт. Имея колоссальный культурный бэкграунд, он всегда стремится к людям простым, необразованным и от этого смелым. Лимонов бросается к ним, мужикам, народу: «Я часто думаю о тех, кто получил / срока большие <…> А на тюрьме сидеть, сидеть» и «Придут обветренные товарищи, / пропахшие потом работы простой». Но сам частью этого он быть не может и невольно обращает взгляд к чему-то более крупному. «Как будто никогда он и не жил / квартирно, но всегда жил планетарно», — пишет Лимонов о зэках и их философии (уставе, в смысле). Его восхищают люди глупые, зато эмоционально и физически выносливые, именно их он считает стержнем и краеугольным камнем всего человечества, а не поэтов-интеллигентов вроде себя. Эта противоречивость натуры рафинированного и ранимого человека, романтизирующего грубость и невежество, позволяет создавать ему удивительные по ширине образы, которые могут начаться «Каждая женщина должна почувствовать себя свиноматкой», но, проделав путь стихотворения, кончиться в той же точке уже «мрачным инкубатором материи».
Самой сильной частью поэтики Лимонова всегда были и остаются образы, яркие, оригинальные, которые выделят его из ряда других поэтов — это для него самое важное: быть необычным, уникальным. Этот своеобразный нарциссизм дает ему запал. «Читать текст мне трудно — / мелкие буквы-насекомые»; «Ветер сосуль сталактиты жует»; «Свободно вращаясь в бульоне / из звезд, происшествий и снов, / я вспомнил»; «Она улыбалась блистательной щелью» — это жемчужины, разбросанные по страницам сборника. Сильные строки и фразы — нечастые гости этой книги, но их нельзя назвать случайными или незваными. Это наглые, привлекающие внимание образы, они драчливы и зубасты.
Лимонов вообще поэт задиристый. Уже в аннотации он не скупится на оскорбления в адрес Немировича-Данченко, хотя тот никакого отношения к Эдуарду Вениаминовичу никогда не имел и иметь не мог в принципе. Эдичке не нужен повод, чтобы быть собой, а тем более чтобы задеть плечом соседского мальчика Йосю, обозвав его мусором и Бабой Ягой (еще и дважды за 130 страниц). Досталось Губареву, Чехову с Толстым, мусульманам, прошлым женщинам поэта. А главное, больше всех досталось самому Лимонову.
Он не привык врать себе и читателю намеренно. Напротив, с последним Лимонов нарочито пытается быть откровенным. Самые важные стихи сборника, самые осознанные, лучшие в определенном смысле — стихи, подводящие итоги, наполненные воспоминаниями. «Здорово, Эдуард, о, сукин сын <…> Кто мог предположить, ну хоть один, / что доживешь до лет таких, сволота». Лимонов прекрасно осознает свой нескромный жизненный и творческий путь, осознает, что каждая его новая книга может быть последней. «Прошел я, как эпический солдат, / сквозь годы, и леса, и самострелы» — уже не похвальба, а банальный факт. От этого становятся ценными, казалось бы, простые «Ты в семнадцать страдал от любви, / и в семьдесят три ты страдал» и «Она была красивою моделью, / и я шел с ней по центру города».
Последнее стихотворение в сборнике, к сожалению, слабое: «500 лет реформации». Вообще-то бо́льшую часть стихотворений этого сборника нельзя назвать хорошими. Но такова история Эдуарда Лимонова. Не все истории кончаются хорошо. Впрочем, он ведь и не совсем история? Скорее так, легенда.