Рассказы
Опубликовано в журнале Урал, номер 3, 2020
Руслан Хайгошев (1987) — родился в Екатеринбурге. Затем переехал с семьей в республику Северная Осетия-Алания. После окончания школы вернулся в Екатеринбург. Окончил Химико-механический техникум, после чего был призван в ряды ВС РФ. По возвращении из армии работал фрезеровщиком по камню, кладовщиком, риэлтором. Последние пять лет работает на хлебокомбинате «Смак». В «Урале» печатается впервые.
Жмурки
Дождь шел с самого утра. Алешка сидел у окна и, глядя в него, — грустил. Дед лежал на печи. Он уже лет шесть как потерял зрение, поэтому все время проводил в доме или около, сидя на лавке под окном.
— Дед, а дед, — жалобно протянул Алеша, — скучно. Гулять охота.
— Что поделаешь, Алешка?! — раздался голос деда. — Дождь идет. Вот если завтра дождя не будет, пойдешь с ребятней играть…
— Деда…. А может, в лес по грибы пойдем? А?
— Дак я ж ничего не вижу. Как мы пойдем-то туда?
— Я тебя вести буду.
— Ты еще маленький, заблудимся мы с тобой.
— Савка всегда то с дедом, то с бабкой в дождь по грибы ходит…
— Дак они-то у него зрячие…
— А может, ты мне кораблик деревянный сделаешь? А? Как у Васьки.
— Эх, — выдохнул дед, — я б сделал, Алешенька, да ведь не вижу ничего…
— Надоел ты, — злился Алеша, — старый, слепой…
— Ну, погоди, Алешка, — спокойно говорил дед, — вот мать вечером с полей придет, я ей все расскажу. Она тебе задаст трепку. Будешь знать…
— Лучше б ты зрячий был… — бурчал себе под нос Алешка. — Скукота с тобой…
Дед лежал молча с четверть часа, а затем аккуратно приподнялся, сел на печи, почесал голову и позвал Алешку.
— Чего тебе? — отозвался внучек, уныло глядя в окно.
— Пододвинь-ка, Алешка, стол к окну, а лавку под стол задвинь. Ведра за печь убери. И игрушки с пола тоже убери, чтоб я не оступился.
— Зачем это? — недовольно спросил Алеша.
— Зачем-зачем…. Кости свои старые разомну… Играть будем.
— Во что? — удивился Алеша.
— В жмура…
— Это как?
— Я буду ловить тебя, а ты не попадайся. Веди себя тихо, чтобы я не слышал, куда ты убегаешь… Благо изба у нас большая… Да только ежели я тебя не в той стороне искать стану, ты в ладоши хлопай…
Игра началась. Внук бегал по избе, прятался под столом и за печью, хлопал в ладоши и смеялся, а когда попадался, визжал как поросенок, брыкался, как козлик. «Вот бы Савка с Васькой видели, как у нас тут весело, — думал Алешка. — Это им не по грибы ходить…»
До самого вечера играли они. Устал Алешка, да и дед устал. Мать пришла домой поздно, когда они уже спали. Подошла к спящему сыну, погладила по головке и поцеловала в лоб. Алешка заворочался, приоткрыл глаза и улыбнулся матери.
— Ну как дела? — тихо спросила она. — Никак скучал сегодня весь день?
— Нееет… — сонно улыбался Алеша. — Мы весь день с дедом играли.
— Во что же?
— В жмура… Хорошая это игра… Если завтра опять дождь будет, мы снова в нее играть будем…
— Ну ладно, спи… Спи.
— Хорошо, мама, что дед у нас слепой, да ведь? — уже засыпая, добавил Алеша.
Голубь сизокрылый
Как-то прилетел к нам голубь на окно. Ходил-ходил вдоль подоконника, всматривался, что-то разглядывая на кухне. Обычный голубь, ничем он от других не отличался. Такой же сизый, как и все его собратья, с черными разводами. Да только вот голова белая.
— Маришка, смотри, — позвала меня мама.
Мы открыли окно и разложили на подоконнике кусочки хлеба. Голубь вошел, все съел и улетел. С тех пор прилетал каждый день ближе к вечеру. Уже через неделю стал почти как ручной. Его можно было взять на руки, погладить. В такие моменты он обычно тихонько курлыкал. Мы дали ему имя: Голька.
Каждый день я с нетерпением ждала вечера, чтобы вновь увидеть Гольку. Кормила его из рук. Мама с отцом в эти минуты всегда стояли в проеме кухонных дверей и с улыбкой наблюдали. Бывало, что мы забывали открывать окно, и голубь взял манеру стучаться клювом в стекло.
— Вот чудной! — говорил отец. — Кому ни скажешь, не поверят.
А потом отец ушел на фронт. До этого его не призывали по инвалидности. Первое и последнее письмо мы получили от него из-под Москвы, а потом два года ни слуху ни духу.
Голька тоже пропал. Около месяца я каждый вечер сидела у кухонного окна и ждала. Иногда на глаза наворачивались слезы. Мама в такие минуты, обняв и поглаживая меня по голове, говорила: «Не переживай, Маришка, вернется наш Голька. Вернется… И папка обязательно вернется», — и сама начинала тихонько плакать.
Тогда я уже слышала, что голубей отлавливают, варят из них суп. Время такое было — голодное. Но продолжала верить: может, Голька еще жив, может, действительно прилетит. Мама успокаивала: «Скорее всего, он за город улетел. В городе-то их отлавливают. За городом безопаснее».
Прошло два года. Я уже стала забывать про нашего голубя. В это время вернулся отец. Живой и здоровый. Война закончилась. Жизнь наша стала как-то веселей. А через пару дней, когда мама готовила на кухне, позвала меня.
— У нас, Маришка, нынче двойная радость. Отец вернулся, и Голька тоже вернулся.
Голубь ходил вдоль подоконника и стучался клювом в стекло. Голька вернулся! И отец вернулся! Совпадение это или мистика какая, да только с того времени мама отца так и называла: голубь ты мой сизокрылый.