Опубликовано в журнале Урал, номер 2, 2020
Полина Осетинская — музыкант (пианист) и общественный деятель, выступает на сцене с шести лет. Лауреат молодежной премии «Триумф», создатель и руководитель Центра по поддержке профессионального здоровья музыкантов Полины Осетинской. Живет в Москве.
Наталья Рубанова — писатель, лауреат премии «Нонконформизм», премии им. Тургенева, премии им Хемингуэя. Автор нескольких книг прозы и многих публикаций в журналах «Волга», «Знамя», «Урал» и других. Живет в Москве.
Наталья Рубанова: Полина, один из последних записанных вами дисков в 2019 году — BACH & SCARLATTI. Что значит для вас музыка именно этих гениев и что «личное» вы привнесли в интерпретацию их сочинений?
Полина Осетинская: Каждый музыкант приносит своё, личное, так называемую чистую музыку играет «от себя». На самом деле этот диск — моя эпитафия Марине Вениаминовне Вольф, моему учителю и другу: ей я обязана всем. Мне хотелось в эту программу вложить всё, что есть во мне, ведь 2015-й был самым сложным годом: сначала ушла Вера Горностаева, потом Марина… Я потеряла своих учителей, которые были для меня близкими людьми и с которых я старалась брать пример. Эта программа — способ справиться с тем, что на меня навалилось: я искала свет в гениальной музыке Баха и Скарлатти.
Н.Р.: Публика помнит вас чудо-ребенком, чья карьера в искусстве, в отличие от многих вундеркиндов, сложилась удачно. Что вам как музыканту дала жесткая детская закалка и, в частности, система «дубль-стресс», суть которой заключалась в чередовании многочасовых репетиций с большими физическими нагрузкам?
П.О.: Да, было нелегко, но сейчас, во взрослой жизни, я имею кое-какой задел, позволяющий справляться с трудностями. Многое описано в моей книге «Прощай, грусть»… Ещё мне это дало то, что я зажигаюсь, как спичка, если вижу малейшую несправедливость по отношению к детям: по сути, перестаю мыслить критически. У меня органическая непереносимость любого насилия… не только в отношении детей, а вообще в отношении людей. Любое насилие, даже если оно совершается как бы «во благо», недопустимо. А многие считают, что это так. Но нет: единственный способ так называемого нормального насилия — это избавление ребенка от наркозависимости: вот тогда надо насильно лечить. На этом всё.
Н.Р.: Какие концертные залы вы больше всего любите и насколько «отечественная» публика отличается от западной, от американской, канадской — и так уж ли сильно отличается?..
П.О.: Лучшей публики, чем публика российских провинций, я не знаю. Это очень благодарные, не пресыщенные слушатели. Они — люди! Совершенно потрясающие! Владимир, Курск Муром, Рязань… Замечательно воспитанная публика в Перми. Эстетические запросы русской публики, того, кто слушает классическую музыку, — это в первую очередь интеллектуальный и эмоциональный запрос. Наши соотечественники, слушающие классику, всегда приходят в зал с готовностью на внутреннюю работу, чтобы уйти после концерта «чуть-чуть другими». И эта работа публики происходит вместе с исполнителем. Это работа, которая требует от человека усилий. За рубежом среднестатистические слушатели классики — это буржуазное интеллектуальное звено: это просто иная социальная страта, которая может позволить себе дорогие и очень дорогие билеты. Конечно, буржуазный средний класс появляется и у нас, скупает билеты на модных медийных персон: для них просто престижно сходить на тот или иной дорогой концерт… И та и другая публика хочет, чтобы ее встряхнули, чтобы позволили хорошо провести вечер. И это определяет запрос на потребление классической музыки в духе «havе a great show». А в российской глубинке и на недорогих столичных концертах — врачи, учителя… Другая ментальность. Совсем другие люди.
Н.Р.: Расскажите о вашем дуэте с Ксенией Раппопорт в литературно-музыкальной композиции «Неизвестный друг» по Бунину.
П.О.: Премьера состоялась четыре года назад. Мы с Ксенией показали этот спектакль в Америке, в Канаде, в Израиле, в Англии, в Швейцарии, на Кипре, во многих городах России. За это время наш музыкальный спектакль оброс множеством дополнений и правок. На самом деле все больше людей делают подобные вещи: публика хорошо воспринимает этот элемент развлечения — тут тебе и театр, и концерт… Еще я участвую в мультижанровом представлении по Стравинскому «Черт, солдат и скрипка»: проект Дмитрия Ситковецкого. В главных ролях — не актеры: Познер, Макаревич… Это интереснейший спектакль с особой музыкальной драматургией.
Н.Р.: Один из новых проектов — ваш с Людмилой Улицкой концерт-чтение «Совместные действия» в рамках второго международного Фестиваля актуальной классики «re:Formers». Что это?
П.О.: Надо просто прийти на концерт и все услышать. Людмила Евгеньевна читает свои неизданные стихи и рассказы, ну а я играю редко исполняемые сочинения Баха, Скарлатти, Леонида Десятникова, а также прибалтийских композиторов Петериса Васкса и Альварса Калейса. Звучит слово — и звучит музыка: это радиоконцерт своего рода. Думаю, масштаб личности Улицкой не требует никаких дополнений и пояснений.
Н.Р.: Сколько часов в день вы занимаетесь? и с какой интенсивностью музыкант вашего уровня должен работать, чтобы оставаться в форме?
П.О.: Чтобы быть в хорошей форме, надо заниматься много, но я не всегда могу себе это позволить, так как у меня маленькие дети. Если бы я была одна, то хорошо было бы заниматься часов по шесть-восемь ежедневно, но мне удается всего два-три. Четыре-пять часов — это предел мечтаний. Однако аппарат ставится в юности и закладывается на всю оставшуюся жизнь… да, можно ставить себе разные задачи — совершенствование до бесконечности и прочее. Вот Ефим Бронфман по восемь часов сидел на стуле за фортепиано и достиг потрясающего мастерства. Но, в принципе, я мечтаю сейчас о двух-четырех часах за инструментом ежедневно.
Н.Р.: Когда-то в «эпоху застоя» пианино было едва ли не в каждой пятой семье. Сейчас все изменилось, музыка уже не так котируется. Что вы думаете о современном начальном музобразовании, какие плюсы и минусы системы?
П.О.: Происходит абсолютная деградация, так как идет деление на общеобразовательное музыкальное развитие и предпрофессиональное музыкальное образование в ДМШ. Эта практика по сути губительна: потому как теперь есть дети, лишенные профтребований и перспектив. А их талант можно определить лишь к середине обучения в музыкальной школе! Поэтому всем без исключения надо давать одинаковые стартовые площадки. Вот моя дочь играет на арфе — она учится в школе, где есть это разграничение на «предпроф» (нормальное классическое музыкальное образование) и «для общего развития» (облегченное): и вот там-то уровень требований ниже… Моя дочь не хочет становиться профессиональным музыкантом, но хочет получить достойное музыкальное образование… А сын только что начал заниматься на блок-флейте: посмотрим, как пойдет. Ни одного из детей я не отдала в спецшколу: они просто занимаются музыкой, потому что им это нравится.
Н.Р.: Немузыканты часто находят отдохновение именно в музыке. А что для концертирующей пианистки служит сменой декораций, что дает искомый релакс? Или отдых от звуков вам не нужен?
П.О.: Мне лично помогает переключиться какой-нибудь дом отдыха, spa-отель — это все очень хорошо для души и тела. Вообще же для меня отдых — просто переключение на другой вид деятельности: готовка, наведение порядка и чистоты… надо еще отводить детей на кружки. Вообще люблю уезжать вместе с детьми куда-то хотя бы на пару дней. Однажды мы уехали в Пушкинские Горы, и сын с дочерью вспоминали эту поездку очень долго. В этом году мы хотели поехать туда 19 октября, но не получилось. Надеемся, в 2020-м нам удастся осуществить мечту: прочитать девятнадцатого октября на могиле поэта стихотворение «19 октября 1825»…
Н.Р.: Нет желания написать вторую книгу? Вашу автобиографию «Прощай, грусть» когда-то тысячи людей читали со слезами на глазах.
П.О.: Я вела колонку в журнале «Русская жизнь» лет семь назад. Туда писали почти все — и радикалы, и консерваторы, и патриоты, и русофобы, и русофилы… Журнал этот сейчас закрыт, ну а я свои заметки размещаю теперь в фейсбуке. Первую книгу я написала, когда была на 12 лет моложе, у меня было чуть больше времени. А сейчас жесткий концертный график, времени на литературную работу просто нет.
Н.Р.: Кого вы читаете, когда время находится, кто вам вообще интересен?
П.О.: Из зарубежных писателей — Джонатан Франзен, Том Вульф, Джонатан Литтел… Есть и несколько современных русских авторов, которые мне интересны. Я раньше, знаете ли, очень много читала. Покорно покупала «Афишу», прочитывала все рецензии Льва Данилкина и покупала книги, о которых он писал… Сейчас я в некотором ужасе: какое же количество бессмысленных, ненужных книг находится в моем доме. Раздариваю!
Н.Р.: Вы плотно связаны с фондом «Кислород»: расскажите об этом.
П.О.: Да, я являюсь попечителем фонда «Кислород», поддерживающего детей и взрослых с диагнозом муковисцидоз: это генетическое заболевание, которое невозможно вылечить и которое сильно укорачивает жизнь. Однако при правильном лечении и благоприятных условиях человек может прожить до 50—60 лет: так происходит с больными на Западе. А у нас мало пациентов доживает и до 18 лет… Сейчас все больше людей приходят к мысли, что заниматься благотворительностью — все равно что чистить зубы по утрам: в этом нет никакой сверхмиссии. Любой человек может оформить регулярное пожертвование в некий фонд — и тогда сотрудники фонда смогут рассчитать бюджет. Благотворительным организациям сейчас очень трудно, они работают над тем, чтобы перевести многое из своей деятельности в системную помощь от государства, так как рассчитывать на постоянные частные пожертвования очень сложно — это чревато гибелью пациентов. И я рада, что все больше людей оформляют рекурентные, то есть постоянные, платежи в адрес тех фондов, которым они доверяют.
Н.Р.: И последний вопрос, быть может, странный: кому нужна сейчас современная академическая музыка, куда «идет» современная классика?
П.О.: Современная академическая музыка нужна прежде всего тем, кто ею занимается, и тем, кто вовлечен в процесс ее создания, — у каждого свое направление. И у разных жанров современной академической музыки есть свои поклонники, свои слушатели. По поводу же «куда идет»… что-то идет в сторону попсы, что-то — в сторону усложнения музыкального языка, по-разному. Существуют и конкурсы современных композиторов: они очень многое, конечно, дают участникам. И нужно, чтобы публика стимулировала интерес музыкантов, чтобы хотела узнавать современную музыку, любить её. Надо воспитывать вкус публики и не бояться имён современных композиторов на афишах.