Повествование в стиле пэчворк
Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2020
Владимир Блинов (1938) — родился в Екатеринбурге. Окончил УПИ, член Союза писателей России, член Союза архитекторов, профессор, лауреат литературных премий.
* Фрагменты будущей одноименной книги. Первая часть печаталась в «Урале», № 3, 2020.
1.09.2010
Зашихин сломал ногу. Пришлось ходить в гипсе. Как-то они засиделись с Казариным, перебрали… Эх, хорошо бы еще пивка! В ларьке за пивом — огромная очередь, давка. Юра снимает с Евгения гипс, натягивает на свою ногу и, опираясь на кривую палку, охая и стеная, подваливает к ларьку. Мужики сочувственно пропускают увечного: «Проходи, браток». Отоварившись, Ю. кандыбачит в сторону дома. Отойдя метров на двадцать, снимает гипс, сует под мышку и бодрым (относительно) шагом продолжает путь. Вслед несется отменный мат братков.
Вскоре Зашихин обрел прежнее здоровье и даже не хромал. Но белая гипсовая нога еще долго выручала приятелей. Как-то я попросил ногу напрокат на период весенних праздников. Отказали. Я не обиделся.
Сейчас, когда пива и водяры навалом, хочу подсказать товарищам, чтоб они передали ту гипсовую ногу в Музей писателей Урала. Ценный экспонат. Будет небезынтересен для потомков.
Умер Михаил Немченко. Предчувствовал конец, два года назад написал стихотворение, которое поместил в заключение книги прозы «Плот»…
Когда он редактировал мою книгу, убеждал меня ничего не менять в повести «Вождь и Красотка» (там есть линия 53-го года, дело врачей). Книга тогда не вышла, лопнуло Средне-Уральское книжное издательство (писатели непременно называли его аббревиатурой СУКИ). Вообще Немченко был хороший редактор. Поддержал мою идею написать об Артуре Немелкове: «Если вы не напишете, то никто не напишет. Заранее предрекаю успех!»
Хоронили Михаила Немченко, прощались с ним только его родственники, так завещал.
…А когда-то, в студенческие годы, вроде бы робкий Миша дрался на дуэли возле Главпочтамта, в кустах акации, с Сашкой Розеном. Чего не поделили два еврея, не знаю, однако вызвали друг друга на дворянский поединок чести.
Шестьдесят пять лет назад, в 1945-м, мама повела меня в школу. Не приняли: больно худой, пусть еще годок посидит дома. А на следующий год мне уже было 8 с половиной. Сумка холщовая или какая-то брезентовая, из-под противогаза. Букварь на первых порах — старинный, дореволюционный. Все мы, пацаны 1-го «В» класса, пострижены наголо, «под Котовского»: вши!
На фотографии — Лидия Васильевна, пожилая, домашняя, как курица-наседка среди цыплят. С кем я сидел за одной партой — не помню (часто пересаживали, закрепляя за отстающими, помогать им). Позднее подружился с Владиком Расковаловым, с ним и до сих пор дружим, два старика. Какое-то время сидел с Севой Карповым, бледным, много знающим (он уже читал «Золотого теленка»). Или с Вовой Пономаревым (в первый день — бант на шее!), любимчиком Лидии Васильевны, сынком высокого начальника, жившего в Милицейском городке…
Читал я хорошо. Но вскоре мама увидела в моем дневнике четверки по чтению. На родительском собрании осмелилась спросить: разве Володя плохо читает? Читает он на «пять», ответила Л.В., но… — я призываю и вас на помощь, — пусть Володя читает по складам, давая пример другим, такова методика начального обучения чтению.
А мне по складам не хотелось.
2.10.2010, в кардиоцентре
По «Эху Москвы», по теле, повсюду — о снятии Лужкова. Припомнилась старинная песня «Шумел, горел пожар московский», которую мы распевали с матушкой:
Судьба играет человеком,
Она изменчива всегда,
То вознесет его высоко,
То бросит в бездну без стыда.
Друзья-товарищи тотчас отвернулись от бывшего мэра. Один Кобзон остался верен.
5.10.2010
Угодил в больничку, в кардиоцентр, с высоким давлением. Повстречал здесь много знакомых.
Георгий Иванович Кетов, б. главный художник Средне-Уральского книжного издательства. Милый, добрый человек, светлый. Скромняга. Просит меня не писать много о его заслугах в справке, которую я готовлю для книги «Литературная жизнь Екатеринбурга».
Михаил Гуменных, художник. Лицо розовое, предлагает взять на день выписки бутылку. Много порассказывал. Беспризорник, штрафная рота… А войну закончил танкистом и гвардии сержантом. Боек был! Обменялись адресами, пригласил в мастерскую.
Анатолий Андреевич Грахов, замечательный фотограф, когда-то собкор ТАСС. Очень слаб. У него уже второй «моторчик», стимулятор сердца. Валентина Ивановна говорит: «Я потому и хожу каждый день, что знаю — дни его сочтены. Хочу еще побыть рядом, поговорить».
Больница комфортная: чистота, порядок, на стенах — живопись, современное оборудование. Руководит Ян Габинский.
А рядом гибнет прекрасное когда-то здание областной больницы, памятник конструктивизма. Я выступал на совещании в присутствии зама Чернецкого — Матвеева: как же так, мы сегодня премируем книгу о конструктивизме Леонида Смирнова и одновременно — проходим мимо «смертельно больного» здания? Молчит и городская власть, и областная. Писал губернатору, отделались отпиской. Надо поднять общественность. Может быть, организовать пикетирование с помощью студентов арха? Власти предержащие явно ждут полного разрушения памятника, чтоб потом продать место под небоскреб.
11.10.2010
Экзамены по системе ЕГЭ в УПИ. Сдают экзамены те, кто окончил школу раньше, до введения ЕГЭ. При проверке в эссе (сочинении) у одного из абитуриентов встретилось непонятное слово «йешь». Начали принимающие доценты гадать: что за «йешь»? Один предполагает: «Есть такое ругательство — ёшь твою мать». Думали-гадали… Оказалось, так бывший десятиклассник написал слово «ёж». В одном слове из двух букв — 4 ошибки!
14.10.2010
В больнице, на одном этаже со мной, — Геннадий Иванович Белянкин. Как и все, возмущен разрушением соседнего здания больницы: «Я говорил с Чернецким, он отмахивается, дескать, ее отдали военным…» «Я хочу собрать митинг, пригласить СМИ». — «Правильно, — жмет мне руку, — я поддержу. Давай!»
15.10.2010
В Москве бузят по поводу и без повода. Митинги «31» — о возможности, праве собираться и говорить… «День гнева» — против чего? Не знаю. «Другая Россия» предлагает игнорировать перепись населения в «полицейском государстве».
У нас, в Гордуме и на площади Труда: «Не надо сити-менеджера! Выборы мэра — всенародно!» Куда там! Васька слушает, да ест. Впендюрили и «сити», и главу города, избираемого Городской думой. А Чернецкого прочат в Федеральное собрание.
Как они, вкусившие власти, не могут жить без нее! Дай посидеть в кресле главы, президента, мэра, министра, губернатора, дай! Даже на уровне маленьких городков (Сысерть) — экие страсти-мордасти: черный пиар, обещания народу благ — только дай взобраться на желаемое кресло, дай!
7.11. 2010
Знаменитые строки Самуила Маршака: «День Седьмого ноября — красный день календаря…»
Коммунисты и их сторонники собрались у Главпочтамта. Ветер. Старуха. Одета тепло: шаль, розовый плащ, под которым слой одежек, валенки с галошами. Приготовилась митинговать до конца. На пуговицу плаща подвешен самодельный плакат:
Воскресай скорее, Сталин,
Покарай своих врагов,
Что разрушили Россию,
Как мы будем без тебя?
Гера Дробиз не подошел, как договаривались. Обычно мы ходим этакими любопытствующими наблюдателями. А скорее по традиции, по привычке — пообщаться и заглянуть в злачное местечко или проще, в каком-нибудь дворике, в беседке, достав сверток с бутербродами…
Несколько знакомых упишников. Жарко жмут руку: и ты с нами?! Трое пожилых мужчин кучкуются. Один говорит: «Все делается для того, чтобы мы оказались в одиночестве. Каждый — только за себя, нет коллективной защиты».
И это — правда. Куда пойти бедному, оскорбленному? Раньше были обком, профсоюзы, народный контроль… В других странах сильны профсоюзы. Наши распродали, разворовали все санатории, курорты. Там — могут вывести на улицы массы. И при КПСС были ложь, лицемерие, запреты… А теперь — куда нас занесло? Бедная Россия…
Несколько молодых людей с красными флагами. Симпатичная девушка раздает открытки. Вручают газету КПРФ «Свердловская правда».
А ночью мне был сон. Зал, собрание по проблемам высшей школы. Председательствующий предлагает послать приветствие руководству КПСС. «Как, — спрашиваю у соседа, от которого разит луком, — разве партия еще существует?» — «Двести директоров крупнейших заводов решили восстановить КПСС». — «Я не буду голосовать «за». — «И напрасно! Это крупнейшая сила, и вам не поздоровится. Все может быть». — «Все равно не буду! Пусть все приветствуют, а я проголосую «против». Наступает момент голосования… И тут я проснулся.
5.12.2010
П. Хорунжий. Поэт, в 1932-м — зам председателя правления писательской организации Урала (оказывается, была такая еще до образования Союза советских писателей в 1934-м). Был женат на Людмиле Татьяничевой. Видимо, разошлись. Он скончался на Украине в 1975 году. Совершенно забытая фигура в наших литературных кругах. Надо бы почитать его стихотворения.
Белый дымок,
зацепившись за куст,
оторвался от паровоза.
Басё, Такубоку, узнаете собрата?
ОНА. Статная красавица, львиная грива медных волос, очаровательная белозубая (36 зубов!) улыбка. Разведена.
ОН. Кандидат, почти доктор наук. Сутуловат, «без шеи», золотой зуб, крупные рабочие руки. Видавший виды портфель для докторской (диссертации и колбасы). Вдовец.
Договорились встретиться. Она ждала его, хоть и непрезентабельного (годы!), но умного (казалось!). Интересно, вручит ли цветы? Как-никак первая встреча всегда особенно волнует! Она решилась пригласить гостя в свой дом, знакомы по работе немало лет. Готовилась, испекла пирог, сварганила салат, накрыла стол новой скатертью цвета морской волны, долго выбирала в гардеробе подходящую кофточку, достала серебряную цепочку… Ждет.
Звонок! Открывает. Он, не сняв пальто, приобнимает ее одной рукой. В другой — авоська с картонной коробкой: вафельный тортик «Полярный».
Сели за стол, налили, чокнулись, выпили, говорили, вспоминали знакомых студенческих лет и первую встречу на Плотинке, когда их познакомил ее бывший муж. Еще налили. Она пригубила. Он закинул водку в широко раскрытый розовый рот, залпом. Помолчал, закусывая. Затем торжественно развернул белый лист, надел очки: «Разрешите, я прочту посвященное вам… тебе стихотворение?»
Она обожала поэзию, театр, старалась не пропустить ни одной художественной выставки. Улыбнулась, приготовилась слушать. Он еще налил (волнуется!). «Ваше имя Валерия, и я постарался, чтоб оно читалось по вертикали, по начальным буквам строк». «Акростих? Очень мило! Внимательно слушаю»
«Вы так волшебно хороши…» Так, спасибо за комплимент… «А я — не очень старенький…» Смешно, мило… «Легко нам выпить от души… Еще налей по-маленькой!» Складно, забавно, не Евтушенко, но…
Он сделал паузу. Отпил глоток. «Раз так судьбою велено, И встретил вас на Ленина…» Пауза. Он приподнялся и… «Я вас хочу НЕМЕДЛЕННО!»
Второго свидания не произошло.
20.12.2010
Вспомнилось… Была война. В городе появилось много эвакуированных. В прежние времена их называли беженцами.
Как их принимали? Не припомню возмущений. Наоборот: сочувствие.
К нам с матушкой подселили ленинградских, мать с дочкой. Исхудавшие, но с особым достоинством. Зина, старшая блокадница, приходила в себя на нашей огородной картошке и на хлебных пайках, которые получала по карточкам. А ее девочка, маленькая Светка, тут же начала распоряжаться, залезла под стол и заграбастала все мои немногие игрушки. Когда и я захотел поиграть ими, она огрела меня по стриженой голове связкой ключей. Светка все время держала в руке эти ключи, большие и маленькие, стальные и медные. Звенела ими, брякала:
— Это ключики от нашей квартиры, у нас красивая квартира и дом большой-пребольшой!
Вот она и шабаркнула меня этими ключами, я надулся, захныкал, побежал к маме, уткнулся в ее колени. Матушка погладила меня по голове, подула на ссадину и тихо-тихо сказала:
— Ничего, потерпи, помиритесь. У них ведь ничего не осталось!
— Ага, ничего, у них, она говорит, большая квартира, водопровод, ванна, не то что у нас!
— Сынок, их дом немец разбомбил, одни ключи от квартиры только и остались.
Вскоре мы помирились с бойкой ленинградкой, играли под столом в «домик», а вечером пили молоко от нашей козы Зойки. А мамы наши сидели на кухне, у печки, вздыхали: «Скоро ли конец проклятой войне?»
…Совсем недавно узнал, что многие горожане, уральцы, были изгнаны из своих домов, отправлены на жительство в поселки, чтобы освободить жилплощадь для итеэровцев (инженерно-технических работников), прибывавших вместе с эвакуированным оборудованием заводов.
Не всегда проявлялось радушие к приезжим, из песни слова не выкинешь. Вчера обнаружил запись разговора на встрече друзей-товарищей по нашей улице детства Степана Разина. Вадим Фомин, старше многих из оравы разинцев на 3–4 года, ему и запомнилось больше…
…На соседней, Чапаевской улице пацаны напали на новичков, двух братьев. Связали их веревкой и воткнули в снег: «Потеха!»
…Распространилась «закупка»: положить на тротуар кошелек, из которого высовывается алая тридцатка; привязать шнурок, замаскировать его снегом или пылью, протянуть во двор и, замерев, — зырить из подворотни… Идет человек, видит — кошелек с деньгами — радость! оглядывается направо-налево, нагибается, только хочет ухватить кошелек, шасть шнурком, и — убежала находка!
Одна бабка «шибко напужалась», когда таким образом ожили и поползли от нее добрые валенки.
Однажды обманули и девочку. Видит девочка — на снегу кусок золотистого жмыха (кусок прессованного подсолнечного корма для лошадей, употребляемый с голодухи горожанами), потекли у девочки слюнки, раз… и нету жмыха, убежал! Гогот из подворотни.
21.12.2010
Прощание с Еленой Евгеньевной Хоринской. Трудно было. Ведь каждую неделю (или раз в 10 дней) мы общались по телефону. И каждый раз в конце разговора ее молодежное (в 101 год!): «Пока-пока!»
Не хотел выступать. Но собрался, сказал слово, прочел её стихотворение «Прощай, мой век!» Поклонился: прощай, мой друг.
На поминках было не менее 100 человек. Отпевали. Незадолго до ее кончины знакомая (или сиделка) спросила: «Елена Евгеньевна, может быть, пригласить священника исповедаться?» — «Не поздно ли?» Но крестик надела.
Будет ее не хватать.
24.12.2010
На следующий утро после похорон Ел. Евг. Хоринской. Проснулся и думаю: «Надо сегодня позвонить Елене Евгеньевне, рассказать, как прошли похороны». Так она приучила меня сообщать ей новости писательской жизни.
Февраль 2011
Приснился сон. Общежитие или комната в Переделкине, в Доме творчества. Входит Ельцин. Мы с соседом смотрим на него, молчим. Он садится — отдохнуть от суеты и власти. Серо-голубой костюм. О чем с ним говорить?
— Как там у нас, в Екатеринбурге?
Входит неизвестный, вручает ему цветы. Он их тут же — в корзину.
— Ну, ладно, — говорит,— отдохнул у вас, пойду, пожалуй…
А в щель приоткрытой двери — новый букет в целлофане.
Я вышел его проводить.
— Через порог, — говорит, — не прощаются.
— Так я — не через порог, я уже в коридоре.
Он ждет, видно, хочет обняться. Пожимаем друг другу руки. Он грустно взмахнул букетом — пока! И пошел по коридору…
А в комнате сосед говорит:
— Куда бы поставить эти засохшие розы?
Нехороший сон. Для страны нехороший: свежие цветы унес, мертвые оставил. А если бы наоборот?.. Тоже нехорошо: конец демократии или кто-нибудь умрет. И лишь сквозившая в его вопросе забота о городе — еще туда-сюда.
В бумагах завалялся обрывок с короткой записью: «О Лобанцеве — зэки — лейтенант»… И — вспомнилось!
Как-то выступали мы по линии общества «Знание» в лагерной зоне в районе Каменных палаток. У начальника колонии нас наставляли: не называйте заключенных товарищами, когда закончите выступление, держитесь кучно, не отставайте от сопровождающего.
Вышли на сцену, разместились за столом. В воздухе — першливый запах рабочей одежды, пота, табака. Первым выходит к краю сцены Юра Лобанцев. Синий костюм, рост, манера уверенного гения, что тебе — Маяковский. Голос из зала: «Нам бы такого, да в руки ему — совковую лопату!..» Сдержанный дружный хохоток. Другой зэк (с намеком на сопровождающего лейтенанта): «А вон еще один поэт!» Лейтенант: «Я тебе после прочту такие стихи! Так… Тишина!»
Вообще, я отметил, зэковская аудитория слушает внимательно, не часто к ним приходит голос с воли. Особенно стихают, когда со сцены идет лирика, стихи о любви; дружно хлопают в ладоши.
…Закончили выступление. Все встают, толпятся. Вдруг слышу: «Володя!»
Оглядываюсь. Позади толпы — в шапке-ушанке — Вовка Болотов, друг детства по улице Степана Разина. Улыбается, на носу, как в детстве, — рыжие веснушки, на щеках — щетина, телом взматерел, лицом — худ. «Ты чего здесь?» — не нашел я лучшего спросить. «Да… через сто двадцать пять дней откинусь. Привет нашим, кого увидишь». — «Ну, давай…» Поговорить, задерживаться не разрешают. Еще раз оглядываюсь. Он приподнимает руку к плечу, прощаясь с застывшей тихой улыбкой.
У меня была мысль отправить Болоту посылку: копченой колбасы, сгущенки… Не заметил — пролетело полгода. Наверно, уже на свободе? Нашел его брата, тот работал старшим официантом в «Космосе» — Толик Кривоносов. «Как братан твой, вышел на свободу?» — «Какой там? Ему оставалось пару месяцев, а он с сокамерниками грабанул лагерный ларек с халвой да сигаретами, впаяли дополнительный трояк».
Еще через несколько лет сообщили, освободившись, Болот работал в поселке. Однажды вез товары в продмаг. Был «под мухой», и крепко. Лошадь вдруг сильно дернула. Голова Болота откинулась назад, он слетел с телеги. Перелом шейных позвонков. И — всё.
А в молодости хорошо погулял, с молодыми девчонками и с вдовушками. Мастак был. Раньше всех нас, разинцев, познал бабью ласку.
Вот о чем напомнил клочок бумаги с пометой «Лобанцев — зэки — лейтенант».
10.03.2011
Сидим в Доме писателя, кто о чем… Вадим Д.: «У меня в детстве была няня-марийка. При разговоре она проглатывала гласные, и у меня до сих пор это проявляется… А потом у меня была девушка-марийка, и она…» Кто-то не преминул: «Заглатывала согласные?» Вадим Д. надулся.
Юра Казарин увел слушателей мастер-класса из Дома писателя в редакцию «Урала», и общественная жизнь в Союзе еще более скукожилась. Читаю книгу Казарина «Поэзия и литература». Замечательное откровение, наука молодым стихотворцам, пища для раздумий старичкам, изжога для зазнавшихся, смерть графоманам. Сделал множество пометок, хочется поговорить, поспорить, кое-что уточнить.
19.03.2011
Как-то Гера Дробиз встречался с Леонидом Утесовым. Кажется, на совещании юмористов в Огарево… Сидели на скамеечке, беседовали…
…Я учился в 10 классе или, может быть, только закончил школу (1956) — к нам в город приехал на гастроли джаз-оркестр Утесова. И я пошел на концерт в филармонию. Со средствами было скудно, все же решил послушать любимого артиста, — подумалось, доведется ли еще?
Утесов был в солидном возрасте. Плотен телом, обрюзг, но артистичен, бодр, голоса нет — душа поёт. С ним приехал молоденький конферансье — первая гастроль Петросяна. Эдит Утесова спела с папой «Доброй ночи, москвичи!» и шуточную, про корову. По рукам в те поры ходила сатирическая поэмка Владимира Полякова, в ней были строчки: «Идет Утесова Эдит, но жир не портит красоты…»
…Беседовали, подошли другие участники совещания.
Дробиз: — Леонид Осипович, вы, безусловно, первый певец у нас, на нашей советской эстраде…
Утесов: — Нет-нет, что вы! Я — второй, только второй.
Дробиз: — А кто же первый?!
Утесов: — Первый?.. Первых — до …!
29.06.2011
Как-то Герман Дробиз встретил возле Главпочтамта Славу Курицына, известного критика новой волны. Курицын был в зените славы. Они были едва знакомы, поздоровались.
— Слава, — сказал Дробиз, направив на критика усталый взгляд юмориста, — я с удовольствием читаю ваши зубодробительные статьи. Но все время хочу спросить, смогли бы вы написать хоть одну статью так, чтобы в ней не было двух слов — «парадигма» и «дискурс»?
Критик задумался.
— Смогу. Но с трудом.
2.12.2011
В Доме писателя — мои товарищи-шестидесятники. Представил книгу «Немелков» — о мятежном физтеховце, возмечтавшем, как и многие из нас, о социализме с человеческим лицом. Говорили и даже спели упийские «Огоньки». Жаль, главный герой не смог присутствовать. Артур — после операции. Замечательно, что был Л.Н. Новиков, доктор наук, бывший комсорг студенческой группы Немелкова. Дробиз прочел стихи «Памяти Высоцкого» и «Однажды мы шли через кладбище». Барды Юля Брусницына и Коля Моргунов… Витя Поль исполнил песенки-переделыши на упийскую тематику. Рудик Шренер аккомпанировал. Евгений Панфилов и Боря Демидов вспоминали 56-й. Марк Шварц… Было много «боксеров».
Перешли в кабинет. Любаня накрыла стол. Пироги с капустой и картошкой… Молодой пиит Костя Комаров, выпив рюмку, выпив две, громогласно, перекрывая хор (караоке), объяснялся Любе в безумной любви. Арсен произнес витиеватый тост.
Замечательно, что в зале Арсен предложил поаплодировать Артуру Немелкову и передать ему общий привет. Все встали и дружно рукоплескали.
Читая Алескандра Чудакова
15.08.2012
На совещании по созданию в Екатеринбурге издательского дома мне подарили книгу А.П. Чудакова «Ложится мгла на старые ступени» (строка, кажется, из Блока). Роман-воспоминание. Детство и юность в городке типа Семипалатинска (автор называет его Чебачинск) в Казахстане, где было много ссыльных, бывших зэков, эвакуированных. Дом деда, впечатления, изумительная память автора…
Чудаков был известен более как чеховед. Порой спрашивали: это какой Чудаков? Отвечали: да муж Мариэтты Чудаковой. Теперь, после издания книги (он умер в 2005-м) и посмертного присуждения автору премии «Русский Букер десятилетия», уже будут говорить по-другому: «Чудаков? А, ну как же — автор «Старых ступеней!»
Ч. — мой ровесник (Г. Дробиз: «Когда бы все мы, кто с тридцать восьмого, произнесли, что с детства накипело…»), и многое перекликается с моими впечатлениями-воспоминаниями: от недоумения — куда нынче подевались «калачики», круглые семена некоего растения-травы, которые мы пожирали в детстве, — до писательского размышления: если не я, то кто (мои повести «Вождь и Красотка» и «Немелков»).
28.08.2012
Среди книжных развалов (привожу в порядок дачную библиотеку) обнаружил блокнот с записями 20-летней давности. Хотел выбросить, сжечь: кому они будут нужны после меня? Полистал…
Долг Н. Даниловой, долг Н. Алещенко… Странно! Назанимал, отдал ли? А, понятно: далее — «командировка». Видимо, в Ростов Великий; билеты приобретали общей кучей, съестное брали в дорогу в складчину.
Дальше: напоминание — поздравить в июне с д. р. Т. Константинову, Э. Звагельскую, О. Новожилова… Ах, сколько воды утекло! Отто умер. Собрать бы сборник его стихов. Издать в складчину, как сделали с А.Б. Федоровым, с Феликсом Шевелевым… Красотка Эмилия, говорят, сошлась с мужем и уехала в Германию. Татьяна Константинова — друг из Молдавии. Познакомились на Всес. конф. «Климат — город — человек» в 1975-м. С ней переписывался Володя Пивкин (и его уже нет). В начале 80-х она ехала мимо Екат., выслала телеграмму: «Приди на вокзал». Она везла для меня бочонок молдавского вина. За ночь выпал небывалый снег. Все замело. Транспорт встал, и ее поезд держали двое суток на подходах к Тюмени (она возвращалась из Новосибирска). Так больше и не виделись. Славный человек, доктор наук. В этом году, через 19 лет, выслал ей поздравительную телеграмму. Ответа не пришло. Жива ли?
Любопытны записи прихода-расхода за 27. 07.1983. Недоумевал, как мог издержать за день 140 рублей. Подсчитал, все сошлось: билет до Кашино — 10 руб., портвейн португальский, тогда появившийся, на бутылке барельефно — человек в черном плаще (прелесть!), масло, пирог, пиво — 5 руб., чекушка — 3 руб., авиабилет — 32 руб. и так далее.
Дальше — тезисные записи «Москва — Вологда», весьма скупые. Помидоры по полтиннику (помню, торговались вместе со Смирновым на рынке)… «Попытки инородцев отвергнуть или приписать себе наше «Слово». Тогда задумался об авторстве «Слова о полку Игореве»… Уборщица, присевшая в кустах, курит втихаря… Вечер памяти Александра Яшина… Напрочь забыл. Оказывается, общался в Вологде с Валей Устиновым, надо напомнить ему при встрече в Переделкине.
План лекции «Города будущего», программа выступления на вечере поэзии, лекции по линии общ. «Знание» в Асбесте. По 5 лекций в день! Высунув язык. Хороша была финансовая поддержка писателям и ученым.
…Встреча с неким Владленом Александровичем Петровым, который общался со многими видными деятелями. Рассказал: Серафимович проходил по одному делу с Александром Ульяновым. Избежал казни, т. к. был сыном атамана донского казачества. И — другие байки.
На лекции «Города будущего» девушка из ПТУ спрашивает: «Если будет такая высотная застройка, как же ведро с раствором поднимать на 12-й этаж на веревке, гудрон расплещется?»
Вологда… Татьяна Серг. Плеханова. Статная красавица.
Оставить блокнотик или…
1.09.2012
Хорошо, что в Доме творчества архитекторов в Суханово я был единственный раз. Все там прелестно: природа, общество, сауна, меню, но… Обеденный зал, где зодчие общаются, спорят, веселятся, провозглашают тосты, заводят шашни, — расположен в круглом объеме с куполом. Призадумавшись, я спросил у завсегдатаев, что здесь было в прежние годы. Оказалось, наше веселие и ежедневные обеды-ужины происходят в… бывшей усыпальнице (мавзолее) князей Волконских. В сталинский период их прах выбросили и сделали Дом творчества советских архитекторов: отдыхайте, творите, товарищи!
***
Странные редкие книги, которые по ходу романа припомнил А. Чудаков: «Женский половой аппарат живородящих мух», «Продажа девушек в дома разврата и меры к ее прекращению», Москва, конец ХIХ века (не актуально ли для нашего времени? Только продают «Наташек» чаще в Турцию); «О возможности разведения кенгуру в Новороссийских степях» (помню, экспериментаторы завезли бедных макак в Подмосковье); «О благородстве и преимуществе женского пола» (помню жаркие споры в НИИСе: кто лучше, кто талантливее — мужчины или женщины? Всегда кричат: «А вот Софья Ковалевская!..»); «Гонорея у горилл» (венерические заболевания бывают только у приматов).
И зачем я это выписываю? Может, начать изучать половой аппарат стрекоз и кузнечиков? А что, защитить еще одну диссертацию!
Студенческий фольклор (А.Ч. вспоминает встречу выпускников МГУ). Как назывался в середине 50-х бутерброд — три кильки на черном хлебе? Ответ: «сестры Федоровы» (певички из «Карнавальной ночи»). Как поначалу прозвали колготки? Ни дать, ни взять. Что такое синяя птица? Курица в витрине магазина.
Александр Чудаков: «Почему я перестал в последнее время (2005 год) хотеть прожить лишние 5–10 лет сверх обычной нормы? (меньше нормы по-прежнему не хочется.) Да потому, что исчез главный стимул, который был очень силен во мне всю молодость и долго после: любопытство к тому, что будет дальше, и НАДЕЖДА (выделено мной. — В.Б.). А теперь ясно: лучше не будет. Ничего хорошего не ждет человечество ни в ближайшем, ни в дальнейшем будущем. Не завидую тем, кто это увидит»
Ах, где же ваши рассуждения, А.Ч., о грехе уныния? Но, видимо, опыт, прожитая жизнь и взгляд на то, на что напоролись, диктует умному человеку отнюдь не оптимистические выводы.
***
Виктор Петрович Астафьев: «Я пришел в этот мир, добрый, РОДНОЙ, и любил его бесконечно. Я ухожу из мира ЧУЖОГО, злобного, порочного. Мне нечего сказать вам на прощанье».
Страшные слова. Произносит их один из самых больших русских писателей ХХ века.
***
Ф. Тютчев: «Когда испытываешь… сознание хрупкости и непрочности всего в жизни, то существование, ПОМИМО ДУХОВНОГО РОСТА, является лишь бессмысленным кошмаром». (Из писем)
6.09.2012
Позавчера смотрели с Володей скачанный фильм «Сибирь Монамур». Режиссер некто Слава Росс (явно псевдоним — «Слава России!»?). Жестокий реализм, доведенный до символизма. Наметился ряд таких фильмов, безжалостно-правдивых: «Остров», «Груз-200»…
В Доме архитектора — бурный ремонт. Сергей Алейников, которого поругивали, проявил предприимчивость, избавился от субарендаторов, нашел спонсоров. В подвальчике намечают открыть клуб: общение, кафешка, бильярд и прочее. Будет хорошо!
Что же в нашем Доме писателя? Попробую взяться за нечто подобное. Творческие вечера, встречи. И, может быть, соорудить в фойе барчик? Закупать малое количество спиртного, самовар, кофе в пакетиках, чай, бутерброды и — продавать без наценки. На принципе самообслуживания или, лучше, — с дежурной барменшей. Хорошенькой.
26.09.12
Прошел Поэтический марафон. Более жидко, чем в прежние годы. И писатели участвовали пассивно. Причин несколько: ссора Дулепова и Касимова с С. Надь. И — необходим другой, более яркий проект. Этот явно пробуксовывает.
Вот — Казарин! Организовал конкурс на вхождение молодых авторов в альманах «Красная буква». В современном кафе — народищу!.. И сколько же талантливой молодежи!
Последней выступала Женя Изварина. Ее стихи, конечно, не для массовой аудитории. Они глубоки, порой требуют повторного прочтения (читателем), как всякая суггестивная поэзия. Уходили вместе. Она похвалила мою подборку в марафоне. Хочет написать маленький отзыв. Для «Красной буквы» Юра Казарин отобрал 86 участников. Вот это — размах и подвижническая работа. И — конкуренция для Кальпиди. Участники конкурса — в масштабе Большого Урала, Поволжья, один даже из Питера.
Из разговора с Оксаной Черкасовой, зав. кафедрой анимации. «Я живу хорошо! — писал дедушка маленькой Оксане из норильской ссылки. — Наблюдаю за крокодилами, отдыхаю под тенистой пальмой, вкушаю сладкий инжир…» Мать не решалась сказать Оксане правду о своем отце, опасалась распространения слухов о семейном горе, о том, что Оксанин дедушка осужден как «враг народа». Дедушкины письма внучке — «святая ложь».
Поэты Новой волны
«Племя младое» обрело свое лицо, отличное от нас, шестидесятников и семидесятников. Не только поэтикой, метафористикой, но и самой подачей произведения. Они читают стихи по-особенному, с неким интонационным нажимом: вот — я, и я так говорю. Может быть, эта интонация появилась, начиная с Бориса Рыжего? И продолжилась у Кости Комарова, Александра Костырева…
А каковы названия стихотворных сборников! Появилась книга Аркадия Застырца «Пентаграммы», в которой — его знаменитое стихотворение «Нафталин». Алексей Сверчков недолго думая называет свою книжицу «Фосфор».
Андрей Санников в 1999 году выпускает «Прерафаэлит». О!
Любительницы поэзии бьются в спорах: кто талантливей, кто лучше: Юрий Казарин или Аркадий Застырец. Беру бутылку полусладкого, приходится разнимать: оба лучше.
А в это время (2011) Аркадий Застырец выпускает одну за другой книги, которые называет — одну «Конкорды», другую «Онейрокритикон». О-о-йо! Девчонки визжат от восторга.
Странно, что до их пор не появился сборник лирических поэм с названием «Метилтестостерон».
Как далеко мы ушли от времени первых пятилеток, когда книги назывались конструктивно, по-деловому, материалистично: «Как закалялась сталь», «Сталь и шлак», «Бруски», «Цемент», «Капитальный ремонт», «Танкер «Дербент», «Русский лес», сборничек стихов «Чертеж». Скучно, но в этом лаконизме что-то есть. «Камень», «Подорожник»… У японского поэта книжка лирики называется «Курицы».
5.01.2013
Посетил одноклассника Владика Расковалова. Здоровье у него неважнецкое. Плачет от одиночества. Выпиваем полусладкое. Вспоминаем школьных друзей. Несмотря на тюрьму и другие жизненные катавасии, «разбитую башку», — память у него изумительная. Среди разговора он вспомнил строки: «Страшна судьба поэтов всей Земли, / Тяжеле всех она казнит в России». Не могли припомнить автора… Попрощались, я обещал заходить почаще. Уже подходя к своему дому, слышу звонок мобильника: «Володя, это слова Чаадаева!»
28.02.2013
Пишу новой ручкой, паркеровской. Подарок однокашницы Нели Насоновой (Журавлевой) на моё 75-летие.
…Отшумели деньки юбилейные… Что впереди? «Не жалею, не зову, не плачу…» На самом деле Сергей Есенин, а было ему в ту пору всего-то 25, и жалел, и звал, и плакал. Вот в чем смысл, тайна и откровение этой строки.
Поздравили меня около полутораста друзей, товарищей, коллег, знакомых.
Хочется жить и творить. Помоги, Господи.
23–24.11.2013
Здравствуй, мое Переделкино! В Старом корпусе, в моем любимом номере (№ 37, «Пушкинский»), свила гнездышко возлюбленная пара — Сергей Луконин и румянощекая Леночка. Шесть лет они вместе и… врозь. Он — в разводе, квартиру оставил прежней семье, не захотел травмировать дочку; обитает, пока есть возможность, в Доме творчества; Лена тоже разведена, но вынуждена жить в одной квартире с прежним мужем и детьми.
Сегодня у Лены — день рождения. Собралась теплая компания. Сережа преподносит подарок — коробочку, явно, думаем, с колечком. Публика напряглась: никак с обручальным? Но… топаз, а вокруг — светлые камешки. И он все целует, целует ее руку.
Володя Личутин: «Целуя, он помаленьку откусывает драгоценный камешек».
Я подарил свою книжку «По былинам сего времени». Не успели «разогреться» (а стол был хорош — семужка, салаты, сыр и даже на горячее — в условиях коридорной системы — мясо с картошкой! Разнообразие выпивки — на все вкусы), Сережа просит меня спеть его любимую песню военных лет, «Сережу». Что делать, пою, правда, заменив в тексте имя любимой Сережи, девушки Лизы, на Лену. Номер удался, всем понравилось.
Обсуждали собрание писателей, встречу с Путиным. Мы с Инной Кабыш были настроены позитивно. Личутин ничему не верит в действиях президента: «Он ничего не может, мы — оккупированы!» Спрашиваю: что делать? Тимур Зульфикаров считает, что надо собрать всех олигархов в Георгиевском зале, кормить (день ото дня — все хуже и хуже) и не выпускать до тех пор, пока они не вернут награбленное. Наташа (сестра Лены, в зеленых турецких шароварах) страстно и продуманно: «А что это даст? Какие олигархи?» Мы с Личутиным: «Ну, какие… их множество! Список известен — Абрамович и другие. Надо, чтобы наши деньги не уходили на Запад. Наташа: «От них, олигархов, ничего уже не зависит. Путин — сам богатейший человек. Надо, чтобы развивалась экономика!»
24.01.2014
Только и разговоров по телевидению, по радио, за семейным застольем — все о коррупции да о мздоимстве. Каждый божий день! А тут еще — некие «парашюты»: отходные чиновникам госкорпораций при уходе в отставку — сотни миллионов рублей! Жириновский рубит сплеча: «Обнаглели! Выдать им билет в один конец — до Магадана!»
У нас нет дворянства, благородного сословия, состоящего на службе государя. По мнению Петра I, шляхетство, то есть дворянство, «ради службы благородно и от подлости отлично». Однако и в те поры… Вспомним хотя бы светлейшего князя Александра Меншикова. Кем был, чем закончил? А все алчность безмерная. Как там, в стихотворении Ярослава Смелякова «Меншиков в Березове» (припомним и одноименную картину Василия Сурикова): «Все ниже и темнее тучи, / все больше пыли на коврах. / И дочь твою мордастый кучер / угрюмо тискает в сенях».
Прекрасна была плеяда поэтов 30–50 годов. Их творчество не входило в школьную программу. Нам давали Маяковского, Твардовского, Симонова, Исаковского, втюхивали Джамбула Джабаева, Сулеймана Стальского, Павло Тычину… Марина Цветаева вообще не называлась, как будто и не было такого поэта. Не говоря уж о Борисе Пастернаке, тем более о «враге народа» Осипе Мандельштаме. За плотным забором — Павел Васильев!
Они начали возвращаться к нам, жаждавшим добраться до забытого (а по глухим слухам мы знали, знали о них, отверженных!), лишь с наступлением «оттепели».
Современный широкий читатель не знает творчества таких талантливейших поэтов, как Михаил Светлов, Семен Кирсанов, Илья Сельвинский, Леонид Мартынов…
Литературный критик Владимир Смирнов, выступая по радио: «Евтушенко в своей антологии отводит 16 страниц такому поэту, как Ярослав Смеляков. Я бы ему и двух страниц не дал». Володя Дагуров, услышав такое, отреагировал: «Ну и дурак!»
Обожаю Владимира Луговского: «Под статуей Родена мы пили спирт-сырец, / художник, два чекиста и я, полумертвец…»
Когда взошли на эстраду и ярко заявили о себе шестидесятники, долго оставался в тени Владимир Соколов. Статья Евг. Евтушенко о нем в «Литературной газете» положила начало известности большого поэта, ему даже присвоили лидерство в направлении «тихой лирики».
А как блистательно, энергично входил в советскую поэзию Николай Тихонов с книгами «Орда» и «Брага» и как потом скурвился.
Похожую трансформацию можно наблюдать на примере живописи Петра Кончаловского — от матиссовских мотивов, портретов Мейерходьда и Алексея Толстого — до стереотипного изображения в «Портрете летчика Каманина» и картины «Колхозное стадо». Дело даже не в тематике. «Сломал кисть!»
Не позволялись никакие отступления от надуманных принципов соцреализма. Легко ли было одному из основателей «Бубнового валета»?
Но маячила Сталинская премия, и… «кусать хотца».
- 11.2014
Сегодня праздник, День единства. Так и хочется добавить — «…и борьбы противоположностей». Знакомые поздравляют по телефону. Я же, ответно, — с праздником Иконы Казанской Божией Матери. Мало кто помнит о православном празднике, разве что профессор Десятов… Благодарят за просвещение.
Вдоль южного тракта, при повороте на Химмаш, на холме восстанавливается Храм во имя Иконы Казанской Богоматери. Взорванный, подчеркнем, не в «безбожные» 20–30-е, а относительно недавно, в 80-е. Посетил тогда наш город секретарь ЦК КПСС А.П. Кириленко, прежде возглавлявший Свердловский обком. Его повезли на Химмашзавод. Мчится кортеж в сопровождении мотоциклистов. Еще бы — важная птица, после смерти Суслова он, Кириленко, стал практически вторым лицом — после генсека Брежнева. Смотрит высокий гость в окно машины и бросает этак укоризненно, даже с издевкой: «Как! Все еще стоит? Ну, вы даете!» Это — в отношении полуразрушенного, но еще крепкого храма, превращенного большевиками в склад.
ВСЕ! Через пару дней перекрыли движение в сторону Челябинского тракта. И — взорвали церковь.
Шло время. Перестройка, гласность. Кириленко — на пенсии. Меня подбивало написать ему письмо. Так и так, товарищ Андрей Павлович, по вашему указанию взорвана церковь в Екатеринбурге (тогда — Свердловске). Сейчас речь идет о ее воссоздании. Может, сподобитесь перечислить какую-то сумму на ремонт Божьего храма?
Не отправил. И едва ли он что-то отломил бы от персоналки. Дождешься от них!
Теперь потихоньку, с помощью божьей, сборами и молитвами прихожан, храм восстает, уже некоторые купола водружены, кресты воссияли. Хотя работы еще множество, но уже совершаются службы. Сегодня, наверное, митрополит проведет праздничную литургию.
А секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза А.П. Кириленко… Да что о нем говорить!
15.12.2014
Все встревожены: Евгений Евтушенко упал в гостиничной ванной. Пребывал в Ростове-на-Дону с выступлениями. Одна нога недавно ампутирована, споткнулся, наверное, или поскользнулся. (Я однажды так упал на край ванны, что даже закричал на весь дом от боли. Таня прибежала. Заработал трещину в ребре.) Только что звонил встревоженный Юра Беликов из Перми. Из интернета узнал, что Евг. Ал. ударился височной костью. И, как назло, не вылетают самолеты из Москвы: туман! Надо спецам из Бурденко срочно гнать на машине, обеспечить им зеленый коридор. Или лететь из другого города. Сообразят, наверное.
22.12.2014
Сати Спивакова, обожающая прозу Игоря Сахновского, предлагает известному европейскому издателю напечатать книгу Сахновского. У издателя некоторые сомнения: не прогадает ли, найдет ли книга русского писателя достаточное количество покупателей-читателей? Возможно, соглашается Сати Спивакова, ваши тревоги имеют основания, но, даже если такое случится, все равно это издание сделает вам честь.
Дом писателя, пьем чай, немного вина. Игорь Фэдович — замечательный рассказчик! Фэдович — такое отчество. Запомнилась его первая повесть, может быть, самая главная в его прозе, искренняя, глубокая. Откуда же «Фэдович»? Хочется написать «Феддович», подобно «Фаддеевичу». Ан нет — именно Фэдович. Видимо, с той поры, когда деток называли революционными именами: Виль (Владимир Ильич Ленин) Сталина — сами понимаете, Рэм — Революция, Энгельс, Маркс и т.д. Лапанальда — не подумайте, что староверческое имя или что-нибудь испанское, совсем нет: Лагерь Папанина На Льдине. Во как! И у Игоря — Фэдович, конечно, не от названия фотоаппарата, а одноименное с ним — от Феликса Эдмундовича Дзержинского. Скорее всего, дедушка был большевиком-ленинцем, р-р-революцьонэром и назвал младенца (отца Игоря) в честь одного из вождей партии Фэдом. Вполне возможно, одноклассники называли его Федькой.
Да, Игорь блестящий рассказчик. Заслушаешься! Помню, он рассказывал о встречах с Ал. Еременко. Ухохочешься, подивишься! Я его спросил, записывает ли он свои яркие впечатления. Нет, улыбается…
Много спорят: когда было лучше, при советской власти или сейчас, при рыночных отношениях, при капитализме? Много было доброго прежде, но хватало и мерзости… 1982 год. Кто тогда стоял во главе? «Дорогой Леонид Ильич». Кажется, не сталинское время, но… В 1982-м выходят сочинения Н.Ф. Федорова в серии «Философское наследие». Замечательная серия; помню зеленый том автора «Философии общего дела». То-то возрадовались ученые, аспиранты, молодые мыслители-студенты. А как была довольна Светлана Семенова (жена философа Гачева), составительница долгожданной книги! И что вы думаете? Нераспроданную часть тиража немедленно изъяли, в СМИ — разгромные рецензии, у самой составительницы рассыпан набор книги «На пороге грядущего» (символическое название!). Ату ее! В чем же дело? Философия Федорова не укладывалась в рамки марксистов-материалистов. А придрались знаете к чему? К тому, что слово «Бог» всюду, и в единичном упоминании, и в словосочетаниях, и в производных напечатано с прописной, заглавной буквы! Немыслимо!!! В советское-то время.
Так и жили. А вы ностальгируете… А теперь лучше? Столько гадостей и несправедливости… Дорогие мои шестидесятники, за что боролись?
13.01.2015. Старый Новый год
А.И. Солженицын составил Расширительный словарь слов и выражений, которые возможны, исходя из вариабельности и трансформации имеющегося запаса слов русского языка.
Вчера говорили по телефону с Витей Богатыревым, мастаком на всякие выдумки. Пошла речь о езде и ездоках. Витя говорит, могут быть еще слова ЕЗДЕЦ и ЕЗДУН. Я согласился и добавил еще пару неологизмов: ЕЗДУХА и ЕЗДИЦА. А если взять любителей быстрой езды во множественном числе? Правильно, будет ЕЗДУКИ, ЕЗДУНЫ, ЕЗДУХИ и ЕЗДИЦЫ.
Крещение Господне, 2015
Вновь почитываю Вас. Вас. Розанова. Художественная философия. Перекличка и с моими мыслями. «Неужели все, что идут по улицам, тоже умрут? Какой ужас». Или «Родила червяшка червяшку. Червяшка поползла. Потом умерла». Вот наша жизнь. Т. Богина не верит, что я каждый день думаю о смерти. Но я ведь не думаю об этом с постоянной назойливой мрачностью, «не клею обои» (не лезу на стену). Как же не думать? Может быть, это и придает особый вкус жизни? «Смысл не в Вечном; смысл в Мгновениях» — снова Розанов.
28.01.15
Навестил в больнице Германа Дробиза. Ноги у него совсем отказали. Лежит, бедный, на боку. Цвет лица нормальный, бледноват, правда, но ничего. И белки глаз очистились от желтизны. На днях предстоит новая томография, и, видимо, окончательно подтвердится или отвергнется страшный диагноз. Выложил гостинцы: язык заливной, мандарины, йогурт «Данон» без сахара. Пусть кушает.
Мы с сиделкой Таней устроили писателя на каталке, выдвинули на середину палаты, приготовили к стрижке. Обмотали его торс клеенкой. Он говорит, я похож на этого… На кого? Ну, с которым Иисус говорил. На Иуду, что ли? Нет, на другого. На Пилата? Да!
Когда я постриг его, круто, оставив плотную полукруглую челку, он и совсем превратился в римского патриция.
Друзья удивляются — откуда у меня ловкие приемы в стрижке. Дело было так. В послевоенное время модными прическами были бокс, приятнее — полубокс и дурацкая — челка: вся башка гладко выстрижена, только на лбу — челка. В школе было приказано — стричь наголо. Передо мной фотография 1950 года. В центре — классная руководительница Лидия Васильевна, и в три ряда мы, пионеры отряда имени Николая Гастелло, окончание 4-го класса школы № 17. Все сплошь — «под Котовского». Иначе было нельзя: вши! Так что показ на экране рядовых чубастых солдатиков на войне, девушек-снайперов с косами — этого не было и быть не могло.
…Годы идут, появились стиляги. Штиблеты на толстой подошве (были и у меня прекрасные, прочные, венгерские), галстуки с обезьянкой, брюки дудочкой, волосы — до плеч. Ату их! Началось гонение на стиляг. Выстригали голову, обрезали брючины. Рисовали карикатуры. Помню издевательские стишки Роберта Рождественского в «Крокодиле», хотя сам был типичным стилягой.
Жестко высмеивался, а то и запрещался рок-н-ролл. Игорь Моисеев поставил танцевальную композицию «Танец обезьян», и его классные танцоры, пародируя, выдавали такие кренделя, что номер вызывал бурю оваций. Хотя на бис повторять не решались.
Стиляги еще придерживались своего стиля, но на смену пришла новая прическа — аккуратная, культурная. С оставлением слоя волос на затылке и висках, с подбритой шеей, с умеренными волосами на темени. Хочешь, назад зачесывай, хочешь — набок, с пробором. Опять государственным органам, партии и комсомолу не нравится! И «шестерки» недовольны: подражание Западу (отрыжка борьбы с космополитизмом!). Тем более прическа называлась КАНАДКОЙ. Ни одна парикмахерская не решалась стричь под канадку, был строгий запрет. Бокс — пожалуйста, а канадку… ну, если втихушку или после закрытия парикмахерской, за особую плату.
Вот тогда-то мы и организовали дворовую цирюльню. Я наточил зингеровские ножницы, разыскал алюминиевый гребень военных лет, поставил на полянку венский стул, и — пошла работа. Через неделю я уже ловко обрабатывал головы моих друзей-соседей.
Зашел как-то с соседней улицы Валера, парень модный, красиво постриженный, но слегка обросший. Посмотрел, молча улыбаясь: «А мне поправишь на затылке?» — «Хоть на затылке, хоть на темечке… А ты мне что?» — «А я тебе брюки выкрою». На том и поладили. В то время чрезмерно узкие брючата уже выходили из моды, появились более элегантные, слегка расклешенные, мягко ложащиеся на взъем…
Какое же время стояло на дворе? Пожалуй, послефестивальное, 1957–1958-е… Прошло более полувека, а опыт стрижки не забылся. Вот и пригодился, чтобы привести в приличный вид моего болезного друга.
12.01.2015
В первой книге «Посошков» приведен перечень исчезнувших вещей (примус и прочее). Можно добавить: капор, саквояж, ридикюль, муфта, баул, краги… Краги, кажется, записывал. Некоторые вещи приходится расшифровывать… Монокль; ручная (вжить-вжить, теребит!) машинка для стрижки волос (теперь — только электрические). Да что там говорить, студенты-архитекторы, наверное, уже не знают, что такое рейсфедер! А у меня сохранилась по наследству чудесная рихтеровская готовальня (циркуль-«балеринку» кто-то спёр). И в ней — два рейсфедера, специально заточенных, чтоб давали ВОЛОСЯНУЮ линию.
В копир-бюро Унипромеди раз в квартал приходил аристократичного вида старичок с розовато-синим склеротическим носом — принимал заказы для правки-заточки чертежного инструмента; тем зарабатывал в дополнение к пенсии. Сочинял сентиментальные стихи и незаметно вручал самой обаятельной сотруднице по имени Регина.
Прошло чуть ли не шесть десятков лет, а у меня на среднем пальце так и прижилась маленькая мозоль, этакое уплотнение от работы чертежником (два года), плюс студенческие и аспирантские годы, ну и всю жизнь — карандаш, перьевая ручка, шариковая. Вот и запечатлелась память…
Граммофон, патефон, уже и радиолы («Ригонда!») — редкость, катушечные магнитофоны («Гинтарас», «Днипро», «Казань»)… Вдруг вновь появились в мебельных магазинах кресла-качалки, принадлежность дворянских домов… Шифоньеры повсеместно заменяются шкафами-купе. Пишущие машинки выставлены на продажу как антиквариат! Как быстро бежит время, и отменяются, с грустью, предметы быта и труда, которые совсем недавно были нашими непременными помощниками и верными друзьями… (На монолог чеховского Гаева потянуло?)
…Пожалуй, пройдет два-три десятка лет, и компьютер, ноутбук трансформируются: не надо будет делать набор, стучать по клавишам, достаточно диктовать, наговаривать текст.
А дальше, что же будет дальше? Ужели МЫСЛИ будут записываться аппаратом? Хотел сказать — и дальше верстаться, оформляться дизайнером-роботом и выпускаться в виде книги, да опомнился: в те новые времена и книг-то не будет. «Только в ту пору чудесную…»
Лотман рассуждает: что такое культура, какого человека можно назвать культурным, интеллигентным? И отвечает: культура — это умение себя ограничивать… Добавляет: в еде, в сексе…
Это суждение относится и к проблемам экологии, о которых сейчас пишу в учебнике. Человечество должно опомниться, ограничить потребление даров природы. Иначе — крах.
Алчность и зависть руководят грешным человеком.
А.Э. Коротковский был настоящим ученым в архитектуре, в ее теории; может быть, впервые стал рассматривать архитектуру не как прикладную задачу, а давши ей научную основу, СЕМИОТИКУ, знаковое толкование архитектурно-градостроительных объектов, информационный смысл образных решений.
Лотман избегал частого употребления понятия «семантика (семиотика) культуры», хотя своими размышлениями только об этом и говорил. Вот и наши архитекторы-практики, ученые-прикладники (их диссертации чуть касаются теории и представляют собой более рекомендации по строительству, по его улучшению: материалы, технологии, объемно-планировочное решение и т.п.). Но я видел, какие блистательные конкурсные проекты, сооружения-символы, архитектурные ОБРАЗЫ получал со своими аспирантами А. Барабанов, ученик А. Коротковского (мост в Японии и др.). То же — в некоторых проектах, выполненных на кафедре Алексея Меренкова: например, новая жизнь выработанных карьеров, с каскадом водопадов. Это не просто функция, надежность, ландшафт, это — новая информация, ОБРАЗ.
19.04.2015
Ехал на дачу в автобусе. Сзади — двое мужчин, понял — мои одногодки, старики. Один, особенно говорливый: о службе в армии, с подробностями, с именами, майор Куценко, старшина Дубовой… Но вот повел рассказ о послевоенном времени. И — удивительный эпизод
Отец воевал в танковых войсках, механик-водитель. Вернулся, лицо обожженное, в синих крапинах, слепой. Помню, как сейчас, ощупал меня: «Сынок, сынок!» — говорит, поднял меня на руках. Мать радуется, хоть покалеченный, да, слава богу, вернулся.
И вот, помню, близится покос. Отец ушел в сарайку, слышим — литовку, косу направляет. А как косить слепому? Приехали на покос. Он сажает меня на плечи, ноги стягивает ремнем. Давай, сынок, помогай, начнем косить. Сижу наверху, подсказываю: тут, папка, ровно, а тутока бугор пошел, а тут обойди — береза растет. В общем, его руки, мои глаза. Так и работали. К полудню у меня вся задница мокрая от его потной спины.
25.04.2015
Анатолий Лялин, известный конферансье, дружил с Германом Дробизом. Часто писали совместно сценарии праздников, эстрадные миниатюры. Как-то Герман приходит к нему, достает «Столичную». А на столе у Лялина — уже, не допитая.
— Что, Толя, такой задумчивый?
— Понимаешь, Гера, не надо разбрасываться на мелочи, сценки, юморески… Я задумал колоссальную пьесу… Наливай!.. Понимаешь — настоящую трагедию. Шекспир отдыхает…
Он склонил голову на грудь и на несколько минут забылся.
— Толя, расскажи хоть фабулу… Очень хочется выпить за успех твоей пьесы.
— Да! Слушай… Значит, так: Он (пауза)… Она (большая пауза)… ВСЕ!
9.06.2015
После операции лежу в сысертской больнице. Читаю Бунина. Вновь убеждаешься: какое чувство русского языка! Пишет Иван Алексеевич без всяких авангардистских вывертов, а проза его как яблоня шумит. Порой берет писатель некий незначительный случай и превращает в шедевр. В рассказе «Речной трактир»: «…Ото всего остаются в душе жесткие следы, то есть воспоминания, которые особенно жестоки, мучительны, если вспоминаешь что-нибудь счастливое». Как это верно! Многое в больнице передумаешь.