Часть вторая
Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2019
3
Любая единица языка — от фонемы до синтаксемы — в процессе функционирования (в мышлении, в речи, в тексте, в культуре) претерпевает статусные (и конститутивные) преобразования. Языковой знак в функциональном, денотативном и семантическом отношении является эластичным и, что очень важно, универсальным. В процессе функционирования языковой знак приобретает качества и свойства той или иной сферы языка, речи, текста, культуры. Например, фонема в ситуации фоносемантической реализации семантики, значений и смыслов в языке, речи, тексте и культуре обретает статусы (соответственно сферам функционирования) фоноида, фонемы, психофонемы, социофонемы, текстофонемы, звуков (в речи) и звукосимволов (в культуре).
Уровневое строение языковой системы расширяется с учетом таких уровней, как уровень строфы, текста и уровень культуры:
фонологический уровень (единица фонема);
морфонологический уровень (единица морфема);
лексический уровень (единица лексема/семема);
синтаксический уровень (единица синтаксема);
строфический уровень (единица строфа);
текстовый уровень (единица текст);
уровень культуры (единица — совокупность, система текстов).
Уровни текста и культуры были выделены Л.Н. Мурзиным1. Однако здесь показана неполная структура системы единиц языка: в ней не представлены единицы (уровни единиц) «доязыкового» характера. Исследования показывают2, что наличие «детского» языка, языка художественного (экспериментального, игрового, авангардного типа), языка возрастных людей и людей с церебральными отклонениями и речевой патологией (это особые люди, уникальные homo sapiens) обусловливают существование, функционирование и семантическую сущность единиц особых, «доязыковых», не окказиональных, но вполне регулярных, типичных и для языкового мышления, и для речевой, а также текстовой (культурной) деятельности. Детскому говоренью, единицам языковой текстовой игры, единицам говорения людей возрастных, а также единицам художественного/ поэтического текста экспериментальной, игровой, авангардной направленности характерны доязыковые формы единиц языка / речи / тексты и как недоговаривание данных единиц, так и удлинение их. В данном случае мы имеем в виду не окказиональное или неологическое оформление единиц языка, а устойчивое, типологическое, доязыковое состояние единиц языка.
Каждая единица языка имеет свое недовоплощенное состояние, свою особую форму и скорректированную такой формой семантику. Речь идет об уникальных, но все-таки широко распространенных единицах — квантах языковой и текстовой систем — о квантоидах: о фоноидах, морфоидах, грамматоидах, лексоидах, фразеоидах, синтаксоидах, строфоидах, текстоидах и культуроидах. Следует отметить, что аллитерационные, вообще звукописные и анаграмматические комплексы функционирует в доязыковом — квантоидном или эмоидном (эма = единица, др. гр.) виде, форме и в ряду, в парадигме квантоидов / эмоидов. С учетом данных единиц уровневое строение единиц системы языка обретает следующий вид:
фоноиды;
фонемы;
морфоиды;
морфемы;
лексоиды;
лексемы / семемы;
синтаксоиды;
синтаксемы;
строфоиды;
строфы;
текстоиды;
тексты;
культуроиды;
культура.
Языковой знак в процессе функционирования в тексте, особенно в поэтическом, обретает статус особого текстового кода (знак становится знаком — текстемой, реализующей свое значение [семантику, смысл] под воздействием и влиянием контекста словосочетания [1], фразы [2], строфы [3], целого текста [4], цикла текстов [5] и всего творчества [6][шестикратное контекстное наращение смыслового, образного и концептуального значения того или иного кода, знака — текстемы]).
В системе языковых кодов выделяются следующие:
фоноидные коды (знак — фоноид как звукоподражательная, звукоизобразительная, звукосимволическая единица);
фонетические коды (знак — звук как полифункциональная единица);
морфоидные коды (знак — морфоид как недооформленная, переоформленная, неологическая морфема);
морфемные / морфологические коды (знак — морфема);
словообразовательные коды (знак — типовой деривационный комплекс морфем);
лексоидные коды (знак — лексоид как недооформленная, переоформленная, неологическая лексема);
лексические коды (знак — лексема + семема = слово);
фразеоидные коды (знак — недооформленный, переоформленный, неологический фразеологизм);
фразеологические коды (знак — фразеологизм; может иметь различную степень идиоматизации и воспроизводимости);
синтаксоидные коды (знак — синтаксоид как недооформленное, переоформленное, неологическое высказывание / предложение / синтаксема);
синтаксические коды (знак — синтаксема как структурная модель предложения, реализованная в тексте в виде высказывания);
строфоидные коды (знак — строфоид как недооформленная, переоформленная, неологическая строфа);
строфические коды (знак — строфа как интонационно-смысловое единство, комплексный структурный компонент языковой сферы текста).
Проиллюстрируем единицы данных кодов.
Фоноиды функционируют в речи детей, в текстах экспериментального, игрового, прецедентного характера, а также в аллитерационных и анаграмматических рядах. Ср.:
Стихотворения А. Крученых
№1
Дыр бул щыл
убеш щур
скум
вы со бу
р л эз.
№2
Фротфроныт
не порю влюблен
черный язык
то было и у диких племен.
№3
Та са мае
ха раб бау
саем сию дуб
радуб мола
аль.
Текст состоит из трех пронумерованных текстоидов, текстоиды № 1 и № 3 представляют собой тексты доязыкового характера и содержат фоноиды / силлабоиды вы, со, бу, р, л, эз, ыт, та, са, ка, ра, аль и др. Текстоид № 2 представляет собой ключ к идентификации и пониманию текстоидов № 1 и № 3, которые содержат в себе единицы языка диких племен и языка влюбленных.
Стихотворения Геннадия Айги
Песня звуков
о (Солнце Некое)
в а-Небе (тоже Неком)
е-и-у-ы-Другим (Мирам)
и а-э-у-Другие
деревьям-ю букашкам-е а-детям
6 июля 1983 г.
Розы трехлетней Этери
читают
ангелы
книгу твою
когда это были раскрыты страницы?
Тонут
(и ум
вот-вот
забоится)
о ветроподобие
обморок
(больше меня)
поглощаемый
1983 г.
Снова: укачивание тебя
Алые
розы — к глазам
младенца:
день — будь кругом: о — бабочка:
войди — отметить:
мгновенье:
белый
Июнь 1983 г., Одесса
Текст стихотворения содержит в себе фоноиды: о, а, е — и — у — ы, а — э — у, ю. Фоноиды в подобных текстах также могут выполнять функцию и лексем, и морфем, и словосочетаний, и фраз.
Стихотворение О. Мандельштама
Я к губам подношу эту зелень —
Эту клейкую клятву листов —
Эту клятвопреступную землю:
Мать подснежников, кленов, дубков.
Погляди, как я крепну и слепну,
Подчиняясь смиренным корням;
И не слишком ли великолепно
От гремучего парка глазам?
А квакуши, как шарики ртути,
Голосами сцепляются в шар,
И становятся ветками прутья
И молочною выдумкой пар.
30 апреля 1937
В стихотворении содержится аллитерационный → анаграмматический ряд (парадигма) однотипных звукосочетаний, имеющих общее текстовое значение: з’л’н’ — кл’ — кл’ — л’ст — кл’ — з’м’л’ — кл’н — гл’ — кр’ — сл’пн — рн’м — сл’шкм — вл’кл’пн — гр’ — пл’ — ртт’ — прт’ — млчн.
Следует отметить, что в стихотворениях О. Мандельштама любого периода творчества содержится достаточно большое (для традиционной, неэкспериментальной поэзии) количество единиц доязыкового характера [фоноидов, морфоидов, лексоидов]).
Морфоиды.
Стихотворение А. Крученых («Дыр булщил…» и т.д.): дыр, бул, щил, скум, фрот, фрон, бау, саем, сию, дуб.
Стихотворение В. Хлебникова
Ла-ла сов! Ли — ли соб!
Жун-жан — соблеле.
Соблеле! ла, ла, соб.
Жун-жан! жун-жан.
Текст целиком состоит из морфоидов, которые в процессе повторов образуют лексоиды.
«Песня ведьм на роковом шабаше»
Шикалу, Ликалу!
Шагадам, магадам, викадам.
Небазгин, доюлазгин, фиказгин.
Бейхамаишь, гейлулашанн, эламаин.
Ликалу!
Шию, Шию, дан, — ба, ба, бан, ю.
Шию, шию, нетоли — ба, ба, згин, ю.
Шию, шию, бала, ли, ба, ба, дам ю.
О вилла, вилла, дам, юхала!
Захива, ванилши, схабатай, янаха.
Захива, гиряй, гиряй, добила, янаха.
Захива, вилхомай, вилхомай, янаха.
Мяу! згин, згин!
Гааш! згин, згин!
У-у-у! згин, згин!
Бя, — бая! — згин, згин!
Кво — кво! згин, згин!
Бду, бду! згин, згин!
Карра! згин, згин!
Тили, тили! згин, згин!
Хив, чив! згин, згин!
Згин, згин, згин!
Морфоиды: дан, ба, ба, бан, ю, ба, ба, ю, ба, бая, кво, кво, бду, бду, жу, жу — оказывают фонетико-звуковую поддержку лексоидам, функционирующим в этой песне-заклинании, в этой магической песне (народной)3.
Стихотворение О. Мандельштама «Улыбнись, ягненок гневный…»
Улыбнись, ягненок гневный, с Рафаэлева холста, —
На холсте уста вселенной, но она уже не та:
В легком воздухе свирели раствори жемчужин боль,
В синий, синий цвет синели океана въелась соль.
Цвет воздушного разбоя и пещерной густоты,
Складки бурного покоя на коленях разлиты,
На скале черствее хлеба — молодых тростинки рощ,
И плывет углами неба восхитительная мощь.
9 января 1937
Морфоиды содержатся в аллитерационном, анаграмматическом ряду4: бни — гнён — гнев(н) — л’нн — син’ — син’ — син’ел’ — jə́л — цв’ — ш’э́рн — jа́ — кл’ен’ — нскл’е — ств’jе — хл’е — нк’и — гла — н’еб(а) — т’ит’эл’ — (о)ш’. В данном случае (аллитерационно-анаграмматическом процессе) происходит «разъязыковление» лексико-грамматических частей слова, когда морфемы и их части превращаются в исходные для морфообразования формы звукокомплексного характера: поэт возвращает морфемам их доязыковое, исходное состояние формы, семантики и функций звукоподражания, звукоизображения и звукосимволизма.
Стихотворение О. Мандельштама «Вооруженный зреньем узких ос…»
Выделяются следующие морфоиды: зрен — узк — ос — сосущ — ось — земн — ось — земн — всё — сви — (ш)лось — вспом — ос(ам) — есл(и) — застав — сон — сме(рть) — стре — здух — усл — ось — земн — ось — земн. Данный поэтический текст, все его сферы: звуковая, мелодическая, интонационная, музыкальная, просодическая, лингвистическая, образная, стилистическая, семантическая, концептуальная и культурологическая — основываются на очень широкой аллитерационно-анаграмматической парадигме, которая — тотально и повсеместно — пронизывает весь текст стихотворения и делает его музыкально-поэтическим в гносеологическом отношении. Здесь поэзия и музыка в гармоническом синтезе участвуют — совместно — в процессе познания невыразимого — жизни, смерти, любви, истины, добра, бытия и т.д.
Лексоиды. Окказиональная и неологическая лексика в стихах О. Мандельштама под воздействием функционирования фоноидов и морфоидов (аллитераций и анаграммы) обретает доязыковое, первичное состояние и воспринимается не как новообразования, а как слова, должные быть в современном лексиконе, или как слова, забытые нами и возрожденные автором в своем поэтолекте.
В. Хлебников «Трансцендентальные слова»
трепетва варошь жарошь мокошь
зарошь вечазь храмязь вылязь
умнязь плещва плаква нежва
дышва студошь сухошь тамошь
пенязь жриязь будязь новязь
помирва желва лепетва
В. Хлебников интенционально и творчески (словотворчески) возрождал некий вариант праславянского языка и в этой доязыковой (до-современной) лексике употреблял порой современные словообразовательные форманты и современные, общеизвестные корневые морфемы.
Изидор Изу (1945)
Жембалеэ
Ньюфлойофахолефа
Жааахеээ
Жеуфхавахеээ… <…>
Здесь вариант детской речи: детского бормотания, лепета, выражающих прежде номинативные — эмотивные функции и значения лексем. Это до-язык. Или язык детей, стариков, безумных людей и поэтов.
Фрагмент магической песни из собрания И. П. Сахарова
Эшохомо, лаваса, шиббода
Зоокатема, зоосума
Чикодам, викгаза… <…>
Здесь элемент «зоо-» не имеет отношения к зоологии, скорее, этот элемент лексоида выражает значение возможности появления или исчезновения жизни в определенном месте и времени.
Четыре стихотворения О. Мандельштама
***
Нынче день какой-то желторотый —
Не могу его понять —
И глядят приморские ворота
В якорях, в туманах на меня…
Тихий, тихий по воде линялой
Ход военных кораблей,
И каналов узкие пеналы
Подо льдом ещё черней.
9–28 декабря 1936
***
Детский рот жуёт свою мякину,
Улыбается, жуя,
Словно щёголь, голову закину
И щегла увижу я.
Хвостик лодкой, перья чёрно-жёлты,
Ниже клюва красным шит,
Чёрно-жёлтый, до чего щегол ты,
До чего ты щегловит!
Подивлюсь на свет ещё немного,
На детей и на снега, —
Но улыбка неподдельна, как дорога,
Непослушна, не слуга.
9–13 декабря 1936
***
Мой щегол, я голову закину —
Поглядим на мир вдвоем:
Зимний день, колючий, как мякина,
Так ли жестк в зрачке твоем?
Хвостик лодкой, перья черно-желты,
Ниже клюва в краску влит,
Сознаешь ли — до чего щегол ты,
До чего ты щегловит?
Что за воздух у него в надлобье —
Черн и красен, желт и бел!
В обе стороны он в оба смотрит — в обе! —
Не посмотрит — улетел!
10–27 декабря 1936
***
Когда щегол в воздушной сдобе
Вдруг затрясётся, сердцевит, —
Учёный плащик перчит злоба,
А чепчик — черным красовит.
Клевещет жёрдочка и планка,
Клевещет клетка сотней спиц,
И всё на свете наизнанку,
И есть лесная Саламанка
Для непослушных умных птиц!
Декабрь (после 8-го) 1936
В первом стихотворении поэт «ощеголвляет» время и пространство, которые будут развернуты с конкретизацией лексоидов «желтый», «щегол» и производных от них лексем и словоформ. Во втором стихотворении в процессе развертывания поэтической картины «с щеглом» О. Мандельштам создает парадигму лексоида «щегол»: «щеголь», «щегол», «щегловит». Эта лексическая парадигма поддерживается описанием птицы и пространства / времени вокруг нее: «желторотый» (день) [первый текст], «голову закину» (по-птичьи), вся вторая строфа с ключевым словом «щегловит». Здесь мы имеем дело с явлением, подобным анаграмме. Это явление точнее было бы номинировать как «текстограмма» или «ономаграмма»: «желтоватый, щеголь, голову закинуть, щегол, хвостик лодкой, перья черно-желты, ниже клюва красным шит, черно-желтый, (до чего) щегол (ты), (до чего ты) щегловит». Такая же парадигма лексоидного типа содержится и в третьем тексте: «щегол, голову закинуть, зрачок твой, хвостик лодкой, перья черно-желты, ниже клюва в краску влит, (до чего) щегол (ты), (до чего ты) щегловит [почти дословное повторение второй строфы второго текста], (воздух) у него в надлобье, черн и красен, желт и бел, (в обе стороны он в оба) смотрит (в обе), (не посмотрит) улетел». Четвертое стихотворение содержит в себе единицы, завершающие парадигму: «щегол, затрясется (сердцевит), (ученый) плащик (перчит злоба), (чепчик) черным красовит, жердочки, планка, клетка, сотня спиц, (непослушная умная) птица».
Граммоиды (общеизвестные формы слов, которые в тексте функционируют, реализуя не свойственные им грамматические категории и значения; чаще это явление касается изменения принадлежности к той или иной части речи).
Стихотворение О. Мандельштама «Пусти меня, отдай меня, Воронеж…»
Пусти меня, отдай меня, Воронеж:
Уронишь ты меня иль проворонишь,
Ты выронишь меня или вернешь,—
Воронеж — блажь, Воронеж — ворон, нож…
Апрель 1935
Граммоиды: Воронеж. Существительное собственное, неодушевленное, топоним, — в этом тексте становится нарицательным, скорее одушевленным (Сталин, Ежов) и утрачивает свою топонимическую специфику: в тексте «Воронеж» — скорее Москва, Кремль, НКВД, ЦК ВКП(б) etc.
Стихотворение О. Мандельштама «Нереиды мои, нереиды…»
Нереиды мои, нереиды,
Вам рыданье — еда и питье,
Дочерям среди земной обиды
Состраданье обидно мое.
Март 1937
Граммоиды: нереиды. (Нереида — одна из 50 дочерей морского старца Нерея). Существительное собственное, обозначающее мифическое существо, становится нарицательным и может обозначать / называть любую плачущую, горюющую женщину (например, Н.Я. Мандельштам, Н. Штемпель, А.А. Ахматову и др.).
Фразеоиды. Авторские «окказиональные» фразеологизмы, функционирующие в текстах экспериментального, игрового, прецедентного характера.
Стихотворение А. Тарковского «Юродивый в 1918 году»
За квелую душу и мертвое царское тело
Юродивый молится, ручкой крестясь посинелой,
Ногами сучит на раскольничьем хрустком снегу:
— Ай, маменька,
тятенька,
бабенька,
гули-агу!
Дай Феде просвирку,
дай сирому Феде керенку,
дай, царь-государь,
импелай Николай,
на иконку!
Царица-лисица,
бух-бух,
помалейАлалей,
дай Феде цна-цна,
исцели,
не стрели,
Пантелей!
Что дали ему Византии орлы золотые,
И чем одарил его царский штандарт над Россией,
Парад перед Зимним, Кшесинская, Ленский расстрел?
Что слышал — то слушал, что слушал — понять не успел.
Гунявый, слюнтявый, трясет своей вшивой рогожей,
И хлебную корочку гложет на белку похоже,
И красногвардейцу все тычется плешью в сапог.
А тот говорит:
— Не трясись, ешь спокойно, браток!
Фразеоиды: ай, маменька, тятенька…; гули-агу; импелай Николай; Царица-лисица; цна-цна; помалей Амалей; исцели, не стрели, Пантелей.
Строфоиды. Функционируют в текстах экспериментального, игрового, прецедентного характера.
В. Хлебников «Трансцендентальные слова»
трепетва варошь жарошь мокошь
зарошь вечазь храмязь вылязь
умнязь плещва плаква нежва
дышва студошь сухошь тамошь
пенязь жриязь будязь новязь
помирва желва лепетва
Строфоиды. В данном стихотворении несколько структурных видов строфоидов; в «стихотворении» (явном текстоиде экспериментального типа) существует несколько вариантов (направлений) чтения / прочтения:
по вертикали: сверху вниз вправо по столбцам;
по горизонтали, построчно, «серпантином»;
по вертикали: сверху вниз слева направо по столбцам;
по горизонтали: справа налево, построчно;
по вертикали: снизу вверх по столбцам слева направо;
по вертикали: снизу вверх по столбцам справа налево;
по горизонтали снизу и слева направо — вверх;
по горизонтали снизу и справа налево — вверх;
и др.
В этом текстоиде В. Хлебников употребляет только ключевую лексику (в грамматическом, системном, текстовом и семантическом отношении) (через четыре десятка лет Геннадий Айги воспользуется методом поэзии ключевых слов). Эти слова (все) суть восстановленные формы праславянской лексики (по В. Хлебникову, это одна из версий декодирования данного текстоида и строфоидов, входящих в него). В течение многих лет студенты и аспиранты филологического факультета и факультета журналистики Уральского университета (УрГУ) производили переводы этого текстоида. Количество вариантов перевода соответствовало количеству «переводчиков», участвовавших в эксперименте. Не будем показывать здесь эти переводы (ключ к пониманию текстоида и к его переводу поэт предлагает сам: это словообразовательные модели и словообразовательные форманты лексоидов [всего 23]); например, «трепет-в-а» — это нечто живое (растение, животное, рыба, насекомое, птица и т.д.); «веч-азь» — это вечерний час или некто, управляющий временем суток; и т.д.
Стихотворение О. Мандельштама «Помоги, Господь, эту ночь прожить…»
Помоги, Господь, эту ночь прожить:
Я за жизнь боюсь — за твою рабу —
В Петербурге жить — словно спать в гробу!
Январь 1931
Стихотворение состоит из трех строк: первая строка не рифмуется ни с какой-либо другой; за ней следует двустишие (парная рифма). Поэт создает уникальный текст, который равен по объему строфоиду. Однако следует заметить, что первая строка (нерифмованная) рифмуется с пустотой, наполненной иными стихотворениями («Мы с тобой на кухне посидим…» — предшествующий текст; «После полуночи сердце ворует…» — следующий за данным стихотворением текст; нерифмованная строка «рифмуется» с жизнью, с бедой, с трагедией, с катастрофой, но и — с поэзией, с гармонией, с красотой, с вечностью).
Фрагмент (строфоид) стихотворения О. Мандельштама «Ариост»
Часы песочные желты и золотисты,
В степи полуденной кузнечик мускулистый —
И прямо на луну влетает враль плечистый…
Данный строфоид занимает место четвертой строфы во «втором» «Ариосте» из тройчатки стихотворений («Ариост»: «Во всей Италии приятнейший, умнейший…»; «Ариост»: «В Европе холодно. В Италии темно…» и короткое стихотворение — катрен «Друг Ариоста, друг Петрарки, Тасса друг…» (1933–1935)). Первая и вторая строки перешли в строфоид из второй строфы, где вторая строка является второй, а первая — четвертой. Третья строка строфоида «И прямо на луну влетает враль плечистый…» является оригинальной, не повторявшейся. В целом строфоид в данном стихотворении выполняет роль второй коды, которая должна оттенять и возвышать коду главную: «В Европе холодно. В Италии темно…», усиливая тем самым энергию поэтической гармонии и увеличивая концептуальную значимость времени («часы песочные»), вечности и экзистенциального ужаса перед лицом фашизма — социального, нацистского, коммунистического и государственного.
Рассмотренные знаки языка и текста — квантоиды и эмоиды — с точки зрения семиотики и семиологии утрачивают свою номинативную силу (как знаки-индексы), но усиливают в себе свойства и качества знаков иконических и символических. Это явление, безусловно, способствует более полной реализации поэтической гармонии и в тексте, и в культуре, включая единицы языка, текста и культуры в процессы преобразования хаоса в космос, космоса — в экос.
1 Мурзин Л. Н. Язык, текст и культура // Человек — текст — культура. Екатеринбург, 1997.
2 Богин Г. И. Противоречия в процессе формирования речевой способности. — Калинин, 1977; Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. — М., 1989; Бюлер К. Теория языка: Репрезентативная функция языка. — М., 1993; Выготский Л. С. Мышление и речь. — М., 1999; Горелов И. Н., Седов К. Н. Основы психолингвистики. — М., 1997; Гридина Т. А. Языковая игра: стереотип и творчество. — Екатеринбург, 1996; Дуганов Р. Велимир Хлебников: Природа творчества. — М., 1990; Жинкин Н. И. Мышление и речь. — М., 1963; Жинкин Н. И. Речь как проводник информации. — М., 1982; Жинкин Н. И. Язык — речь — творчество: Исследования по семантике, психолингвистике, поэтике. — М., 1998; Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. — М., 1987; Леонтьев А. А. Основы психолингвистики. — М., 1999; Поэзия русского футуризма. — СПб., 1999; Рассел Б. Человеческое познание: его сферы и границы: Ст. — М., 2000; Сахарный Л. В. Введение в психолингвистику. — Л., 1982.
3 Сахаров И. П. Русское народное чернокнижие. — СПб., 1997.
4 Анаграмма представляет собой единое поле фоносмысловых образований, музыкально-звукописных комплексов, которые по своей природе представляют собой все те же фоноидные, морфоидные, лексоидные и синтаксоидные единицы или группы единиц.