Наум Ним. Юби: Роман
Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2019
Наум Ним. Юби: Роман. — М.: Время, 2018.
Книга увлекательная и веселая, хотя ее автор пристрастен и несправедлив. Хочется повторить вслед за Дмитрием Быковым: «Эта книга может вам не понравиться — и даже, допускаю, не хочет вам нравиться — но оторваться от нее трудно».
Действие четырех глав романа умещается в один день — 28 мая 1986 года. Эпилог — ровно год спустя, 28 мая 1987-го. Но повествование изобилует отступлениями, когда автор возвращает героев в недавнее прошлое. Место действия — восток Витебской области, окрестности Богушевска. В 1980-е население этого городка немного не дотягивало до 5000 жителей. Когда-то Богушевск был еврейским местечком, но те времена давно прошли. В книге Наума Нима еврей — редкое создание, вызывающее у местных жителей тревогу: «…евреи пьют кровь и спаивают русский народ», — убеждены они. Лев Ильич (он же Йеф), променявший жизнь в богатой Москве на скромную должность учителя в школе-интернате, в глазах обывателей — государственный преступник. Оказывается, место учителя очень выгодное, раз его занял еврей.
«— Вот я и кажу, что место это, до которого наши жиды охочи, — самое хлебное. — Степанычу хотелось заинтриговать собеседника.
— И что же в нем хлебного? — лениво подыграл Григорий.
— На этом месте родину продают».
Йеф и в самом деле считается диссидентом. Однако вся его антигосударственная деятельность сводится к чтению запрещенной литературы. Для тех вегетарианских лет — не бог весть какое преступление, ведь даже чекисты эту литературу охотно читают. Но для Валентина Леонидовича Йеф — последний шанс получить погоны майора госбезопасности. И неудачливый гэбист разрабатывает операцию «Лесная школа». Он меняет имя, устраивается физруком в ту самую школу-интернат, где трудится Лев Ильич. Вербует стукачей, устанавливает прослушивающие устройства в квартире диссидента. В книге Наума Нима вся эта нелегкая головоломная работа тайного агента превращается в трагикомедию, а местами даже — в фарс. Стукачи дурят капитану госбезопасности голову. Жучки установлены так плохо, что закоротили все розетки. Школьный электрик их обнаружил и выкинул. А новых жучков не дали — дефицит и в КГБ. Старый добрый американский анекдот про Брэдли-шпиона перенесен на советскую почву. Хотя чекист и работает «под прикрытием», все в округе знают, что он из КГБ. Даже умственно отсталый подросток Угуч и тот знает, даже школьная повариха теть Оля.
Точно так же все знают, что Йеф родину продал. Йефа не спешат схватить и выдать органам. Во-первых, чекистов здесь любят еще меньше, чем шпионов. А во-вторых, интересует всех только одно: если учитель продал родину, то у него и деньги должны водиться. Только вот где они? Однажды завхоз Степаныч спросил учителя: «…мол, зачем вам столько книг — полки ломятся? А Йеф в ответ возьми и скажи: «В них все наше богатство». Степаныча как молнией прошибло.
Стал он с того дня усердным читателем. Сразу же отобрал книг десять — брал не подряд, а вразнобой. Йеф не очень обрадовался приобщению завхоза к мировой культуре, но книги дал. Еле выждав дня три-четыре, Степаныч приволок книги назад и взялся шарить, выбирая еще. Как-то так утряслось, что Йеф стал давать не более одной книжки и безо всякого радушия. Это было точным знаком, что Степаныч на верном пути. Надо было только отыскать, в каких книжках устроены денежные тайники».
Йеф время от времени ездит в Москву — за книгами и колбасой. Физрук догадывается, что книги, должно быть, — запрещенные. Он встречает учителя и вызывается помочь донести тяжеленную упаковку книг. Но удача была мнимой. В упаковке оказались собрания сочинений Достоевского и Салтыкова-Щедрина. А диссидентскую литературу хитроумный Йеф замаскировал под колбасу…
По мнению критиков, Наум Ним пишет о распаде советской системы, где уже не верят в идеалы социализма, не доверяют государственной власти. Героическая эпоха прошла. Наступило царство пошлости, лжи, цинизма. Отсюда какой-то торжествующий идиотизм, царящий вокруг абсурд да и разврат. Ученица шестого класса Любка Доброва оказывает сексуальные услуги за 10, 20, 50 копеек и даже за рубль. Машка Зайцева беременеет и обещает «родить бога». Географичка Алевтина по прозвищу «Два Глобуса» читает Машке лекцию про девичью честь.
Местами текст напоминает «Жизнь и необыкновенные приключения солдата Ивана Чонкина». Но ведь и Войнович писал не про восьмидесятые. И Наум Ним не оставляет читателю надежды, будто в прошлом была некая прекрасная советская эпоха: при Сталине ли, при Хрущеве… Оттого, очевидно, и появляется в романе фигура тестя Йефа, Сергея Никаноровича. По части глупости он намного превосходит своего молодого коллегу. Бдительный Сергей Никанорович лично провел обыск в квартире неблагонадежного зятя и нашел-таки антисоветскую литературу: «…бери — не хочу. Есенин, пошляк и пьяница, — так все четыре тома, Зощенко — на тебе, Ахматова — эта… прости господи…»
Увы, эти авторы на физрука впечатления не произвели.
Физрук привлекает на службу даже детей. Он хочет узнать, не вел ли зловредный диссидент агитации среди школьников, не растлевал ли подрастающее поколение рассказами про диссидентскую демонстрацию на Красной площади. Дети старались помочь чекисту, и вот что из этого вышло: «Что нам рассказывал Лев Ильич про демонстрации, про защитников Праги <…> Смелые люди вышли на площадь, чтобы предупредить, что немецко-фашистские захватчики напали на чехословацкий город Прагу, а никто и не знает. Вот они и вышли на Красную площадь, которую видно из кремлевских окон. Там, в Кремле, бессонно работал товарищ Сталин, чтобы мы все имели нашу такую счастливую жизнь. Он услышал шум на площади и посмотрел в окно. Там он увидел смелых людей с плакатами и понял, что фашисты топчут чехословаков. Тогда он приказал завести моторы, и наши танки спасли братский народ. Когда я вырасту, я тоже поеду на Красную площадь и буду ходить по ней с демонстрацией».
В конце концов, так и не найдя стоящих улик, физрук-чекист получил от начальства приказ «немедленно сворачивать “долбаную лесную ахинею”». Он все же арестовал Йефа, увез его в управление КГБ, где того отпустили домой. Но именно дома Йефа и поджидает смерть. Кочегар Григорий забрался в опустевшую квартиру учителя, надеясь хоть сейчас найти сокровища, что получил этот «жид» за продажу родины. И тут вернулся хозяин, его пришлось убить, а труп сжечь в печи. Зато Григорию удалось-таки найти спрятанную Йефом нелегальную литературу, за которой так тщетно гонялся незадачливый чекист.
Кстати, чекистом его называют нечасто, обычно он фигурирует в романе под прозвищем «Недомерок» (он же «Свисток-с-кепкой»). Художественное пространство «Юби» населено почти исключительно моральными и физическими уродами. Кажется, ни одного здорового человека нет. Даже молодой и веселый Йеф, самый симпатичный герой этого романа, носит прозвище «Недотепок». К тому же он страдает такими дефектами речи, что не в силах выговорить собственное имя. Его сын Данька — «Недоделок» (у него парализованы ноги). Друг Даньки, могучий, но слабоумный Угуч — «Недоумок». Григорий — ветеран афганской войны, сильно обгоревший в танке, назван «Недобитком».
Но хорошо ли смеяться над инвалидом войны? Над физическими недостатками людей? Над больными детьми, наконец? Эта вольтерьянская манера смеяться над всем, что кажется смешным, мне не близка.
Впрочем, для автора уродство людей, уродство моральное и физическое, повод не только к смеху. Уродство в мире «Юби» не исключение, не казус, не несчастье. Оно, так сказать, субстанционально для мира, созданного автором. На последних страницах романа Недомерок, Недобиток, Недоделок и Недоумок видят в небе самолет Матиаса Руста. Не беда, что в 1987 году Руст летел не над Витебской областью, а над Эстонией и Псковщиной. «Юби» роман не исторический и не реалистический. Для автора это символ смены эпох. Этим нелепым полетом странного немецкого летчика-любителя «будто пинком, бесповоротно улетела в прошлое» целая эпоха. Наступила новая. Будущее унаследовали бывший гэбэшник, два подростка инвалида и стукач, ставший к тому же убийцей. Наум Ним, диссидент со стажем, отсидевший за свои убеждения в советской тюрьме, имеет право так смотреть на наше общество. Но мне этот взгляд не близок, я с ним не согласен.