Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2019
Людмила Цедилкина — родилась и живет в Кушве. Училась в Екатеринбургском государственном театральном институте на отделении «литературное творчество». Автор трех поэтических книг. Стихи публиковались в журнале «Урал».
***
Два дерева, рука в руке,
как два слепца, держа дорогу,
идут босые, налегке,
сутуловатые немного…
Плывут под музыку небес,
оставив скарб земного праха,
два дерева. И темный лес
летит над ними тенью Баха.
Даль
Этот дар — неотступно манить —
твой волшебный секрет.
Горизонта неровная нить,
растушеванный свет —
как еще тебя можно назвать?
Чем ты так хороша?
В невозможности взгляд оторвать
замирает душа.
Убегаешь, и в этом ты вся.
Это имя и свойство, когда
разгадать твою тайну нельзя:
обрести — потерять навсегда.
***
Столбик букв, полуночная исповедь,
форма света, загадка и тьма,
травяные слова… И не высказать,
как слова эти сводят с ума.
Как они запоют, если тронешь
кромку памяти, кромку души.
И — поднимешься, и не утонешь
в миг недоброй и черной тиши.
Сквозь волокна, что можно потрогать,
ты увидишь, живее живых,
два зрачка, две соломинки Бога
и заплачешь от нежности их.
Ниточка золотая
…И поминутно тянет
ниточку осязать.
Скоро земля устанет
тягу собой держать.
Ниточка золотая
скручена из огня.
Милость ее латает
бездны внутри меня.
***
Когда вокруг не лес домов, а просто лес —
слышнее голос совести и птицы.
И голос человеческий. С небес
стекает свет. Он гладит наши лица.
И оттого светла на севере у нас
в июне ночь и коротко так лето.
Немногословен Бог. Поэт сейчас
сказал бы: «С ней не надо света».
…Не надо ничего, лишь тоненькую нить,
незримую и вместе — золотую,
что дарит — нет, дарует! — радость жить
и музыку — великую, простую.
***
Многое-многое надо простить —
глупую молодость, черствую душу…
Соединяется темная нить
с нитью светящейся, воды и суша.
Слезы собачьи в кричащий мороз
и человека слепое движенье…
Кто нашу детскую веру унес
в необходимость преображенья?
Строгость к ребенку и раненый стыд —
где и когда мы за это заплатим?
Жгучая память безмолвно болит,
жалобно плачет.
***
Ты помнишь, как ты слушал океан,
вдыхал его густой соленый воздух,
и на мизинце самых дальних стран
о детстве вдруг подумалось. И в воду
холодной узкой речки Чусовой
ты опускал мальчишечьи ладони
и спорил всей горячей головой,
что твой кораблик точно не утонет…
Прекрасна та молочная река, —
она всю жизнь невидимо питает
и в ласку австралийского песка
свои потоки тайные вплетает.
Ты думал о приятных пустяках,
о списке планов — ближних и далеких,
смотрел на небо в белых облаках
и отмечал барашков одиноких.
А эту синь, что умный твой iPhone
мне перекинул сквозь такие дали,
нельзя постичь: настолько сильный тон —
немая глубина, где нет детали…
***
С каждым днем своевольней движенье
ветра, шорохов, позднего дня,
недоступное для выраженья,
обгоняющее меня.
И грозят бесконечностью смыслы —
ни покоя, ни радости нет —
как иррациональные числа,
а мне нужен ответ… Ответ.
Внук склонился к столу над задачей,
ищет скорость движения тел.
Но ищу я, что день этот значил,
что он мне намолчать хотел.
***
Печально я гляжу на наше поколенье,
его грядущее иль пусто, иль темно…
М.Ю. Лермонтов
Как много туч, и мрака, и печали в стране берез. А может быть, печали все в начале? Еще вопрос: на чем стоим, за что на смерть готовы? Ответа нет. А что бесценно — честь и совесть, слово? Мне скажут: бред, погибло все! Но мы-то, мы-то живы — потомки тех, кто строил, а не крал, кто землю нашу под плакучей ивой и под березами оборонял… Кто в чистом поле… насмерть… и ни с места… Над кем шумит сейчас высокий лес… А мы сегодня — из другого теста? Не тот замес? Где дух высокий, чистота начала, горячность слез? И Лермонтов увидел бы с печалью страну берез.
***
Серьезные настали времена, и трет глаза разбуженное лихо. Огромная и нищая страна увидела себя! И стало тихо. Страшно прозрение, как до костей пробравший иноземца русский холод. Героя нет. Он с «ложью» без затей рифмуется, как в эту строчку «голод». Так смейся же, народ, но не молчи! Ты выносил душой и не такое. Но только жизнь от смерти отличи и рабский дух — от воли и покоя. На нашей беспримерной доброте размножились моральные уроды. Да станут опытом скитанья те в пустыне зла! Какие наши годы…