Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2019
Елена Данченко — поэт, прозаик, переводчик, журналист. Окончила факультет журналистики КГУ (Кишинёв). Автор 6 книг стихов. Печаталась в журналах «Дружба Народов», «Новая Юность», «Знамя», «Смена», «Москва», «Иностранная литература», «День и Ночь», «Зарубежные Записки», «Дарьял» и др. В «Урале» печатается впервые.
Франция — это результат столкновения противоположных сил, вековой борьбы, великих бедствий и великих мечтаний. В ней на ограниченной территории можно увидеть больше разнообразия и контрастов, чем в любой другой стране… И как Париж — это целых двадцать городов, так и Франция объединяет целую сотню, если не больше, стран.
Луи Арагон
Деревня Сен-Жени
Дорога давно стала частью жизни. И снова мы поехали во Францию — через Утрехт, с его плотной пятничной пробкой, которую удалось объехать, но вряд ли объезд стоил того, потому что время мы не выиграли. Через тесный Маастрихт, с вечно ремонтируемой дорогой, на насыпях которой давно и уверенно растут сорняки. Через валлонский Льеж с его миргородской лужей в центре города, по которой мы не столько проехали, сколько проплыли, вздымая колесами волны мутной дождевой воды. Через город Мартеланж, где неширокая улица одной стороной находится в Бельгии, а другой — в Люксембурге. Мы всегда останавливаемся для заправки на люксембургской стороне, потому что там бензин дешевле. И катим дальше, дальше, по благословенной Франции, через ее широкие майские бледно-зелёные поля в маковых и ромашковых опушках, с удовольствием глотая сухой, настоянный на травах воздух, нюхая белые, нежно-розовые и бордовые цветы шиповника на клумбах при стоянках кафе, где пьем обжигающий «кафэ ле» — кофе с молоком. Единственная на нашем пути ночевка происходит в Макси-сюр-Вэз, деревне, по центру которой протекает канал с огромными сонными карпами. Рядом с каналом стоит один из домов нашей хозяйки — Даниэлле Нуазетт, у которой мы всегда заказываем шамбр-дот: гостевую комнату с завтраком. И всё это кажется сказкой, декорациями к волшебному, знакомому наизусть фильму, а фильм — наградой за восемь месяцев холодного, выхолаживающего тело и душу серого голландского дождя, льющегося из серого неба, под которым могут себя приемлемо чувствовать только герои Стругацких из «Диких лебедей» — мокрецы. И, видимо, сами голландцы. Во всяком случае мне, русской жене голландского ученого-геолога, под вечным дождем неуютно. А вот во Франции… Во Францию муж, преподаватель Утрехтского университета, ежегодно ездит на полевые работы — университет вывозит студентов-первокурсников. И я с удовольствием еду туда же.
На второй день нашего путешествия мы весело мчались из северной Франции к югу, в департамент Верхние Альпы, мимо Дижона, потом Лиона, мимо Гренобля, мимо полей и пашен под ярко-синим небом, сказочных лесов и рек, пока на горизонте не показались горные хребты в снегу. В конце второго дня нашим взорам предстают облитые белоснежным сахаром вершины. Здравствуйте, Альпы, целый год не виделись! Целый год не виделась с Ирой Сисалли, русской француженкой Ириной Сисалли и даже не перезванивалась, и она, верно, обижена на меня, не зная всех обстоятельств. И с другими нашими знакомцами и друзьями год не виделись.
В Верхних Альпах мы останавливаемся в деревне Сен-Жени, находящейся в восьми километрах от городка Серра. Хозяева большого имения Даниэль и Полетт Нюсса сдают нам маленький домик на своей территории. Надо сказать, что находится имение не совсем в деревне, дорога к которой извилисто ведет от имения в гору и идти довольно долго. Владения Даниэля и Полетт, наряду с другим большим домом и, относящимся к нему земельным наделом, оказались у озера Lac de Riou, искусственно созданного из воды горной речушки Рью, питаемой альпийскими ледниками. Озеро закрыто очень высокой дамбой, четко видимой при въезде в деревню со стороны Серра. В ее мутной, но чистой воде водятся рыбы, лягушки, безобидные водяные змеи, растет камыш и много всяких других растений. По озеру плавают лысухи. Они часто выходят из воды и бродят на своих огромных лапах-ластах по берегу, выискивая корм. А вода в Лак де Рью мутная из-за мелких водорослей — в сельскохозяйственном районе в воду попадают фосфор, нитрат, калий, все то, что крестьяне используют для удобрений. Все это добро перемешивается и становится обильным питанием для водорослей.
Имение Даниэля и Полетт Нюсса существует с эпохи Ренессанса, с семнадцатого века, и владеет им одна семья — Нюсса. Приезжая, мы обитаем в маленьком домике при, можно было бы написать, господском, если бы Даниэль и Полетт были господами. Но они обычные французские интеллигенты-работяги. Полетт ездит на малолитражке за продуктами в супермаркет и на рынок, готовит, убирает в доме и работает на участке, а бывший инженер-энергетик Даниэль — мэр деревни Сен-Жени и ряда деревень в округе. В свободное от работы время ходит с газонокосилкой, стрижёт траву, собирает черешню и липовый цвет в июне, а в последующие месяцы, наверное, что-то другое — этого мы не знаем. Мы живем здесь ровно месяц в году — и славный нежно-зеленый, полыхающий маками, пахнущий разнотравьем и обжигающий нестерпимо-холодной горной водой альпийский июнь — наш. Имение занимает несколько террас — здесь это не редкость. Наш съемный домик находится на верхней, выше только обширная клумба с розами, а еще выше начинается дикий альпийский лес, откуда по ночам доносятся рев вепрей и трубные раскаты лосей. Перед домом в изобилии растут ирисы — фиолетовые, бордовые, желтые, белые, розоватые, почти чёрные. Ирисы — гордость хозяйки, ее визитная карточка. Терраса увита виноградом, вплотную к ней растет инжирное дерево. Каменная тропинка раздваивается от нашего крыльца, одна дорожка ведет по ступенькам вниз в хозяйский дом, а другая — от домика — к каменной ванне, в которой некогда стирали бельё, набирая талую и дождевую воду. В скале над ванной вырублена ниша — для небольшой статуи Богоматери — таковы были обычаи этих мест. Статуи давно нет, а ниша осталась, и сейчас в ней стоит горшок с кактусом. Мы иногда усаживаемся на край ванны, ловя зыбкий интернет — в горах он ненадежный, хотя в доме мэра и в нашем домике он, вероятно, лучший во всей округе. Когда нам хочется погулять в деревне, мы проходим широкой грушевой аллеей, выходим за невысокую деревянную ограду и сворачиваем направо. Переходим мостик, под которым весело кипит речушка Де Рью, и отправляемся в гору, по маршруту школьного автобуса (не знаю, курсирует ли он сейчас — деревня насчитывает всего пятьдесят жителей). При входе в деревню справа видим крутой спуск с горы, над которым растут черешневые деревья с наливными спелыми ягодами: рви — не хочу. Дальше — здание мэрии, слева, а справа — старинная церковь Сен-Луи. По французским понятиям не старинная и даже не очень старая постройка — она датируется 1874 годом. Но по внешним стенам пошли трещины. И тут пригодились знания моего мужа. По просьбе Даниеля Нюсса Янрик обследовал церковь и выяснил, что трещины появились от подвижек породы, скорей всего, глиняной матрицы, на которой построена церковь. Другими словами, церковь стоит на камнях, пространство между которыми заполнены глиной, а от обильных дождей такие породы двигаются. Янрик предложил выкопать две ямы возле церкви, чтобы убедиться, так ли это (позже оказалось — именно так). Церковь спасет хорошая система слива дождевой воды с крыши, чтобы она не текла на фундамент и стены, и мы надеемся, что Даниель построит ее и спасет церковь.
Если пройти дальше по узкой улочке, можно быстро выйти к окраине деревни. Справа — разрушенный крестьянский дом, таких руин здесь много. За руинами тропинка упирается в обрыв. У обрыва стоит изящная скамья, растет роскошный жасминовый куст. Здесь открывается вид в низко лежащую долину. В долине пасутся овцы, бродит пастух, лают собаки, не позволяя овцам разбредаться. За долиной вздымаются высокие горы.
Город Серр и его обитатели
Маленький средневековый город Серр, расположенный на реке Буеш, стремительно несущейся по скальному разлому, необычен. Он похож на браслет, надетый на почти отвесную скалу, а сама скала Ла Пиньолетт — на закрученный язык пламени. Город, как альпинист, карабкается верх, и если взобраться повыше, то его дома и церкви видны послойно. Узкие, трех-четырех-, а то и пятиэтажные дома прилеплены один к другому, как ласточкины гнезда — такие цепи строений часто можно увидеть в старинных горных городах Европы. Чтобы осмотреть Серр, приходится взбираться и спускаться по узким улицам, по крутым каменным ступеням, и на каждом шагу вас ожидает сюрприз. Возле центральной площади стоят старые-старые дома с одним крохотным окошечком-бойницей за толстой решеткой, смотрящим на улицу, ведущую вверх (остальные выходят в невидимый двор) похожи на людей, повернувшихся к вам спиной. В первом «корже» — базовом слое домов, имеется городская ванна для стрики белья, нетронутая со средних веков. Она рупнее, чем в Сен-Жени, рассчитана на несколько прачек. Ванна встроена в фундамент дома, над ней нависает арка — в летний зной в Серре нестерпимо жарко, а под аркой можно постирать в тени. Из стены слева выходит кран — позднее нововведение. Двухуровневая ванна разделена на две части: одна для стирки, другая — повыше — для полоскания белья, все продумано. Чуть повыше в городе можно увидеть фонтанчики с питьевой водой. Улочки узки, то там то сям вас царапает по плечу жасминовый или розовый куст, ниспадающий из-за ограды и усыпанный цветами… или нежно поглаживает олеандровое деревце, растущее в горшке у порога. Маленькие окна с прихотливыми белоснежными кружевными занавесками… Двери, каждая из которых — произведение искусства, на дверях молоточки, чтобы оповестить хозяев о приходе гостей. Молоточки-стукалки часто сделаны в виде женских ручек, с перстнями и кружевами на запястьях — каждая ручка отличается от другой. Двери давно оснащены электрическими звонками, но хозяева свято хранят молоточки — теперь это украшения. На ступеньках перед дверями и на порогах — горшки с кактусами или геранью, иногда с фиалками. У некоторых дверей в стены вмонтированы крупные кольца — привязывать лошадь. Кольца такие же старинные, как и город. Улочки часто предлагают вам нырнуть под арку, часто — пригнувшись. На улицах повсюду выдолблены дождевые стоки. Фактурная каменная кладка неоштукатуренных стен: овальные камни, выброшенные горами, переложенные раствором. Вот церковь Сан-Аре 12 века. Она тесно зажата домами, сразу и не разберешь, что перед тобой дом Бога. Вот ратуша, стесненная другими домами — это уже постройка эпохи Ренессанса. В здание ратуши ведет резная деревянная дверь, представляющая собой произведение искусства — изображения домов и полуоткрытых ворот под углом мастерски вырезаны рукой художника в 1610 году. Сидел когда-то человек, никуда не торопился, вырезал по дереву…
Недавно в Серре появились черно-белые фотографии прошлых десятилетий, вмонтированные прямо в стены, а по соседству с ними — портреты известных уроженцев Серра. Среди них: известный географ Александр Корреар, выживший — одним из девяти — в крушении корабля «Медуза» у берегов Африки, астроном Жан-Луи Понс (родился в деревне Ла Пьарре, под Серром), чьим именем назван лунный кратер и парочка открытых им комет, девушка-матрос Адель Альер — местный вариант кавалерист-девицы Дуровой, известный дагерротипист Жюль Итьер, одним из первых в мире начавший фотографировать экзотические страны.
Альпийцы люди неторопливые. По характеру молчуны, о себе рассказывать не любят. Но и чужака расспрашивать не будут, захочет — сам расскажет. К незнакомцу присматриваются долго, с прищуром. При этом удивительно гостеприимны и любопытны, что, вероятно, характерно для жителей маленьких провинциальных городков всех стран. Статус нашей ежегодной экспедиции — изучение особенностей Альпийского горного хребта студентами Утрехтского университета под руководством голландских les professeures — открывает перед преподавательским составом многие двери (я попадала во французские компании в качестве жены одного из преподавателей). Самые яркие мои воспоминания относятся к обедам в доме месье и мадам Парра — Армана и Анны. Чета живет в деревне Ла Пьярре (той самой, в которой родился астроном). Арман — альпийский крепкий крестьянин: невысокий, коренастый. Кожа его обожжённого солнцем и продубленного ветрами лица цветом и консистенцией напоминает коричневый пергамент. Его лысину украшает клок поседевших волос, зачесанных сбоку, а лицо — коротко подстриженные черные усы. Раньше Арман держал большое стадо баранов, на которых нажил неплохое состояние, купив несколько домов в деревне (их он сдает нашим студентам) и дав детям хорошее образование (выросшие отпрыски давно живут в больших городах). Дом его отлично отремонтирован и меблирован дорогой мебелью. За садом и огородом ухаживает жена. В огороде растет невиданной величины салат, срезаемый с грядки перед нашим приходом и в наисвежайшем виде съедаемый за обедом, крупные помидоры разных сортов, морковка, свекла, кабачки, баклажаны, редиска и другие южные красавцы. Огромные кусты малины, садовая земляника, клубника. Растут черешневые деревья — гордость этих мест, их ягоды подаются на десерт.
Вот говорят, что гостеприимнее русских нет, а альпийцы жадноваты. Но нигде нас не кормили так, как в доме месье Парра! Сначала на стол подают закуски и аперитивы. Здесь меня научили пить мутный пастис, употребляемый французами перед едой для аппетита. Этот напиток изобрели из-за запрета на абсент, но, скажите, какой француз без абсента? Фирма «Перно» в 1915 году изменила рецепт, начав добавлять в напиток анис вместо полыни. Пастис пьют маленькими стаканчиками, добавляя воду и лед.
Дальше начинается пир. На русский стол все блюда ставятся сразу. На французский — постепенно: первая перемена, вторая, третья и так далее — до десерта.
После первого круга две хозяюшки (Анне помогает ее подруга Женевьева) убирают закуски и водружают на стол огромные миски свеженарезанного салата и киш — открытые круглые пироги из сыра, яиц и ветчины, необыкновенно нежные на вкус. Тут же ставятся тарелки с баклажанным суфле.
Дальше на сцену выхожу я со своим коронным и, надо сказать, беспроигрышным номером — русским борщом или солянкой в огромной кастрюле — едоков за столом от двенадцати до двадцати человек.
Затем на стол подают основные блюда — запеченная баранина или курятина (все свое, фермерское) и блюда с гратеном — тонко порезанным картофелем, запеченным с сыром в духовке. Потом подается вышеупомянутая черешня. Затем — доски с разносортными твердыми и мягкими сырами — традиционным французским десертом. Нет, так много есть нельзя (как бы не лопнуть), но мы едим и едим, нахваливая щедрые дары альпийской земли и кулинарный талант хозяйки. Затем подают кофе с ликерами и о-де-ви, «водой жизни» — собственного изготовления. Эта крепкая водка, настоянная на каком-нибудь фрукте, часто на груше — особая гордость хозяина. Из ликеров самый альпийский — это «Женепи». Дальний родственник абсента делается на основе местного горного варианта полыни. Травка, которую так и называют: «женепи», растет только здесь, на высоте 2400–3500 и бывает белой и черной. Рецепт, кстати, не держится в секрете, высокогорную сухую полынь можно купить в супермаркете в пакетиках-саше, можно самому приготовить ликер — самый простой в виде настойки (травка-водка-сахар), а если хочется изыска, то надо перегонять ликер как абсент. Местные употребляют женепи не только как дижестив после сытного обеда, но и как жаропонижающее при простудах, антисептик и даже как средство от горной болезни. Много пить не советую — в ликере содержится небезобидный туйон — галлюциноген. Мы много и не пьем.
Наш гостеприимный хозяин разговорчив, любимые темы — политика и экономика. Почему-то больше всего мы говорим о Наполеоне.
Наполеона наш хозяин уважает и рад слышать, что в далекой России находились и до сих пор находятся его фанаты, например, поэтесса Марина Цветаева увлекалась им. Арман удивляется, ведь для русских он был врагом.
— Ну да, — говорю. — Но победить искусного и сильного врага — большая честь.
Надо сказать, что по этим местам проходил маршрут Наполеона и он отмечен стрелками и памятниками его эпохи (о крепости Систерон расскажу чуть позже).
Разговоры заканчиваются где-то около полуночи, и мы выходим в темень. Крупные, как яблоки, наливные альпийские звезды низко свисают с ночного неба — кажется, протяни руку, они треснут, и польется на наши головы белый небесный сок.
Мы прощаемся с Арманом до следующего года.
Одна из самых ярких фигур в Серре — Ирина Сисалли, русская француженка. Она живет в этом городке более 40 лет и знает всех, включая детей, младенцев, собак, кошек, а также жителей окрестных деревень и городков (крупных городов здесь нет). Маленькая блондинка с роскошными пепельными волосами и огромными голубыми глазами, в которых светится мудрость основательно пожившего на чужбине человека, на русскую не похожа. Я познакомилась с ней, кстати, только в третий заезд в Альпы, по наводке голландцев-коллег мужа ( но знакомство произошло не через них) — это они первые узнали, что Ира — русская и, помню, меня это удивило. У Иры французское удлиненное лицо, крупный подбородок, характерный нос с горбинкой, тонкие губы. Ее национальную принадлежность выдает только синий двойной нейлоновый фартук с оборочками — такой был у моей мамы и его можно купить на рынке любого нашего провинциального городка, но тот фартук я не сразу разглядела. Когда-то, в конце семидесятых годов прошлого века Ирина вышла замуж в Москве за повара. Ее Жан-Мари работал шеф-поваром в одном из московских ресторанов и предлагал ей жить в Москве. Но Ире хотелось во Францию, и они уехали на родину мужа, в Альпы. Здесь Жан-Мари купил караван, и они начали вдвоем выпекать пиццу. Жана-Мари давно нет на этом свете (сгорел от рака), но Ирина как и ее муж держит рецепт в секрете — пицца славится в округе и за ней приезжают даже из Гренобля (а ехать более 100 км по извилистым горным дорогам). Приезжают за знаменитой пиццей даже… повара пиццерий — никто не делает вкуснее. По-моему, Иринина таящая во рту пицца с хрустящей корочкой самая вкусная не только в департаментах Прованс — Альпы — Лазурный берег, но и в мире. Я ни разу не была в Италии, но не верю, что пицца там лучше. Потому что лучше быть не может. Выпекается знаменитая пицца в римской печке, прямо на огне (да-да, огонь не внизу разводится а прямо в полукруглом жерле печи на поду — так пекли древние римляне) и у неё всегда чуть подгоревшая корочка. Дрова берутся только дубовые, у Иры есть свой поставщик — рубщик древесины — фермер Жано. А зажигают дрова сосновыми ветками — они загораются быстрее. Сначала поленья должны прогореть. Пока они горят, отдавая печке жар, Ирина делает пиццу (тесто готовится заранее, в большом эмалированном ведре). Ингредиенты выбирает заказчик, а у Иры в холодильнике в караване есть любые — анчоусы, тунец, ветчина, чоризо, сосиски-мергезы, сало, оливки-маслины, сыр самый разный, мёд, яблоки, изюм, томаты, лук, грибы и я не знаю, что еще: список пицц, прикрепленный к внешней стороне вагончика, бескраен. Готовая к отправке в печь лепешка поливается настоящим томатным соусом — не кетчупом, а собственного приготовления хозяйки, а по желанию заказчика — жгучим оливковым маслом, настоянным на чесноке, красном перце и альпийских травках, ведомых только хозяйке. Некоторые едоки просят сдобрить божественным соусом уже готовую пиццу.
Дрова прогорают, на поду перекатываются сияющие красные угольки, пляшут огненные языки на остатках дров. Ирина берет в руки кочергу и — раз! — сметает остатки топлива к краям печурки, потом хватает деревянную лопату на длинной ручке и — два! — сажает пиццу на железный лист.
А настоящее имя русской альпийки Ирины — Лирина, так записано в паспорте. Мать ее была учителем русского языка и литературы, а отец инженером, страстно влюбленным в отечественную литературу. Они придумали назвать дочку Лириной в честь лирики. После смерти мужа Ира-Лирина живет одна, в маленьком домике напротив своего древнего каравана, который она называет своим антиквариатом. В домике всего две комнаты — спальня и столовая, зато есть немалая кухня, где хозяйка священнодействует с тестом и добавками, и большой погреб для хранения продуктов и напитков. При домике — садик с большим деревом, растущим посередине, цветы. В доме звучат русские песни, Ира скучает по своей семье — по сестре, живущей в Белгороде, и по брату, закрепившемуся на Сахалине. Раз в году Ира ездит в Россию.
— Как бы тяжело в России не жилось, а там — родина. Там мы свои, — как-то она обмолвилась.
Не могу не согласиться.
Рояль в кустах
Однажды я вышла прогуляться к озеру Лак де Рью и увидела …рояль в кустах. Честное слово! Просто пошла на озеро, к которому хожу загорать уже много июней подряд, и вижу под ивой, рядом с кустами… рояль. Небольшой такой, кабинетный.
К роялю подошёл молодой человек, назвался СеретИном(ударение на «и»), сыграл Рахманинова, узнав, что я русская, и пригласил вечером на концерт. Оправившись от шока, спросила, кто он. Оказалось, он и другие — музыканты из Лиона, сейчас на гастролях по югу Франции. Проект называется «Вольер пианино» (La Volière aux Pianos). Они действительно играют в кустах, и даже на деревьях (да-да, поднимают рояль на прочные ветки дерева, там же устанавливают стул для исполнителя), у озёр и у моря, а также на воде, на плоту). Играют в горах на снегу. В пустынях. В общем, где они только не играют… в космосе пока не играли. В Москве тоже пока не играли.
Мы с мужем так спешили домой — поесть и переодеться, что забыли фотоаппарат. Пришли на концерт, а там… сцена из Кустурицы! Стоят люди с духовыми музыкальными инструментами — по колено в воде, причем в холодной — и играют сербскую и македонскую музыку. Рояль стоит на плоту, плот — на воде. Серетин за инструментом. У берега танцуют двое — скрипачка и руководитель группы Филипп. Даже я исполнила несколько па. Кустурицу люблю и так растрогалась, что подарила букет, нарванный у нашего дома и предназначенный Серетину девушке-скрипачке. После концерта разговорилась с Филиппом, который к тому же сносно изъясняется по-русски (учил язык в школе). Рассказал удивительные вещи, как то: у них есть номер, воспроизводящий выдумку Бориса Виана — рояль-бар. Каждая клавиша пианино соединена тоненькой трубочкой с бутылками, стоящими наверху (а вся конструкция напоминает высокий бар, в который встроено пианино). Прямо на пианино стоят в ряд высокие стаканы для коктейля. Из каждой бутылки, понятное дело, свисает вторая трубочка — в стаканы. Каждый удар по клавише выдавливает немного напитка. Музыкант играет — стаканы наполняются музыкальным напитком. И, соответственно, борисвиановским литературным замыслом.
Озеро Эспаррон
Постепенно, год за годом мы начали осваивать ареал — ездить на расстояния 80–100 и более километров от нашей деревушки. Однажды нам посоветовали съездить на Эсперрон. Это большое искусственное озеро устроено в горном ущелье неподалеку от курортного городка Эспаррон-де-Вердон. В 70-е реку Вердон запрудили плотиной, чтобы построить электростанцию. В результате выиграли все — и близлежащие города, получившие электроснабжение, и провинция, на балансе которой появилась одна из самых посещаемых природных достопримечательностей Франции.
Подъезжая к озеру, видишь величественную картину, от которой реально захватывает дух: низко внизу между невероятно высокими, заросшими лесом утесами, простирается бесконечное озеро яркой незабудковой голубизны. Трудно поверить, что оно — плод человеческих разума и рук — настолько естественно оно выглядит. У озера курортный поселок, много ресторанов и кафе. Нигде не задерживаясь, идем к берегу — окунуться.
Вода прозрачная и тёплая — ныряешь и видишь дно, а террасы, ведущие прямо в воду, набиты древними аммонитами. Они белые и чистые, и все это похоже на Эгейское море. К нам подплыл селезень и начал кружить. Мы ели чипсы и поняли, что селезень приплыл за угощением. Поделились с ним. Непуганый, он подходил совсем близко и я могла фотографировать его. Он благодарно ел, а потом пил воду из озера, чипсы все-таки солёные. Выходя из озера после купания, увидела два деревца в симбиозе, склонившиеся над террасами — мушмулу и сливу и подумала: вот так, наверное, в раю: выходишь из тёплой, чистой воды, а деревья сами тебе протягивают плоды — бери и ешь. Только эти плоды пока незрелые, а в раю спелые, там, наверное, вечный август.
Монтбрюн-ле-Бэн
Съездили мы и в Montbrun-les-Bains. Эта деревня разрекламирована как одна из красивейших деревень Франции из-за термальных источников, которые, если разобраться, совсем не термальные — минеральная водичка, вытекающая из-под гор, всего-то 12 градусов. Вода, естественно, подогревается, но это не афишируется. Мы были первыми, кто задал вопрос о температуре и составе воды секретарю, продающей билеты на вход. Ей пришлось заглянуть в интернет. А еще говорят, мы, русские, ленивы и не любопытны… французы точно такие же, если не хуже. Здание с небольшим бассейном, саунами двух видов и двумя миниатюрными джакузи на крыше — красивое, спору нет. В подвальном помещении — восточная баня — хамам, лечебные ванны, массажные кабинеты. Всё очень дорого. В помещении фотографировать запрещено, фотоаппарат попросили оставить на входе. Мы взяли билеты на посещение бассейна и джакузи. В бассейне можно плавать, но люди там просто сидят как лягушки. Плавали только мы. Потом по лесенке поднялись на крышу здания, на которой установлены две ванны-джакузи. На рекламной табличке написано, что каждая вмещает шесть человек. Неправда: там и четверо умещаются с трудом. Но, возможно, шестеро миниатюрных французов уместились бы — потомки галлов, в общем, небольшого роста и узкой комплекции, а французские двуспальные кровати, к примеру, сильно отличаются по размеру от голландских и русских.
Что сказать про саму деревню? Мы спешили, Янрику нужно было попасть вовремя к студентам, и поэтому деревню толком не посмотрели. Да, красиво и средневеково, но мы видели не менее красивые деревни. Там еще есть шато — замок 15 века, в него не пошли по той же причине — отсутствие времени.
Умилила реклама «литературного обеда» в одном из кафе, куда мы заглянули выпить чего-нибудь — его нужно было назвать «детективное меню». Впрочем, детектив и женский роман — лицо современной литературы, ничего не поделаешь. А меню предлагало блюда, описанные Жоржем Сименоном, Агатой Кристи и другими мастерами жанра.
Цитадель Систерона
Конечно, мы побывали и в Систероне, и не один раз — не так уж он далеко от Серра и Сен-Жени, примерно в тридцати километрах. Этот небольшой городок уютно устроился среди скал на берегу реки Дюранс. Количество местных жителей едва достигает 7 000 человек, но их все-таки раз в пять больше, чем в Серре. В Западной части города, в окружении жилых домов возвышаются скалы причудливых форм. Их вертикальные страты геологи всего мира считают чудом. Они похожи на распахнутые страницы пухлой книги. Но под странным ракурсом, потому что скалы сгруппированы в форме высокой остроконечной пирамиды. Через реку Дюранс к восточной части города ведет старинный римский мост. Несмотря на то, что Систерон находится в необычном месте, он как бы оторван от остального мира, как Серр и Гап — во всех трёх городах практически нет туристов. Городские узкие улочки и расположенные вдоль них старинные дома Систерона, его бесконечные лестницы и арки напоминают Серр, только здесь больше пространства и домов больше. И река полноводнее.
Первые поселения на этом месте существовали еще 4 000 лет назад. А первое упоминании названия этого места относится к 27 году до нашей эры. Тогда город назывался «Оппидум» — это кельтское название города-укрепления периода римской империи. Затем город назывался по-римски Каструмом. От Оппидума и Каструма не осталось никаких следов.
Главная достопримечательность Систерона — его старинная крепость или, как гордо величают ее местные жители, — Цитадель, возведенная на скалистых склонах восточной части города. О, это дама почтенная, с богатой событиями жизнью! Она довольно обширна, окружена двойными стенами, на ее территории много построек, башен, в том числе музей и часовня Божьей Матери. Местная Нотр-Дам построена в пятнадцатом веке из золотистого песчаника и серого ракушечника. Ее много раз перестраивали и украшали, а в 1935 году поставили уникальные витражи, увы, разрушенные бомбардировкой 15 августа 1944 года. Их восстановили только в 1970 году. Ежегодно 14 августа в церкви проводится месса в честь погибших 15 августа под бомбами.
История Цитадели весьма интересна. Возведение крепости относят к XI столетию, временам правления Генриха IV, который назвал ее «самой мощной крепостью королевства». В тринадцатом веке крепость была защитным сооружением — пограничным постом Прованса. В конце XVII века маршалом Вобаном было произведено дополнительное укрепление цитадели, позволявшее выдерживать атаки огнестрельного оружия. В 1562 году в Провансе разразилась религиозная война. Католики и гугеноты без конца сражались за крепость, чем основательно её разрушили.
В 1639 году в каземат главной башни был заключен польский принц Ян Казимир Ваза, ставший через девять лет королем Польши. Попал будущий король в тюрьму по-глупому. В 1638 году Ришелье затеял беспощадную войну с Испанией. Польша всегда дружила с Францией, но после начала войны отвернулась от нее. Польский принц должен был отправиться в Испанию и принять там командование. Это держалось в секрете, но все-таки достигло парижских ушей. Через Австрию Ян Казимир поехал в Геную, откуда должен был отплыть в Неаполь, пересесть на испанский галеон и отправиться в Испанию. На его беду генуэзцы устроили карнавал, молодой принц поволокся за хорошенькой итальяночкой и… упустил испанские корабли. В конце концов он сел в какую-то лодку и отплыл из Генуи. Море было неспокойным, а принц — подвержен морской болезни. Не выдержав качки, вопреки всем советам, он вышел в Сен-Тропе, решив поехать далее по суше. В Марселе принца опознали и арестовали. Отвезли в Салон-де-Прованс, оттуда — в каземат Цитадели. Случилось это тринадцатого февраля 1639 года. Над будущим королем Польши издевались солдаты, сделав его мишенью для скабрезных шуток, раздевали его догола при февральском холоде и июньской жаре. Принц писал письма родному брату Ладиславу — в то время королю Польши, французскому королю Людовику XIII, Папе Римскому, Ришелье и патеру Йозефу. Никто не протянул ему руки, но когда принц был готов свести счеты с жизнью, из страшного каземата его вдруг вызволил… Ришелье. Принц отсидел еще полгода в тюрьме в городе Винсене, а потом был отпущен на свободу с разрешением выехать в свою страну. Он прожил еще бурных тридцать три года, в течение которых: стал королем Польши, дважды женился и дважды овдовел, принял духовный сан, отрекся от польского престола и закончил свои дни во Франции в городе Невере, сделавшись аббатом Сен-Жерменского монастыря.
Помнит Цитадель и еще одного знаменитого постояльца. 5 марта 1815 года в ней останавливался Наполеон. Сбежав с Эльбы, он высадился первого марта в заливе Жуан недалеко от Канн с одной тысячей солдат направился в Париж по дороге через Систерон и Гренобль, в обход пророялистски настроенного Прованса. Но мэр Систерона оказался также роялистом и принял решение задержать Узурпатора (так роялисты называли Наполеона). Узнав о незваном госте четвертого марта, он собрался поднять город и обстрелять войско Наполеона из пушек, когда солдаты будут переходить мост. Судьба всей Европы зависела тогда от Цитадели! Если бы мэру Жозе-Лауренту де Гомберту удался его план, то не было бы и речи о Ста Днях и Ватерлоо. Поднявшись в Цитадель с утра пораньше, мэр столкнулся там с губернатором Машемином. Этим же утром губернатор получил приказ убрать из крепости весь порох и боеприпасы. Непонятный приказ был отдан Ловердо — представителем Людовика XVIII в департаменте. Но… возможно, Ловердо был тайным приверженцем Наполеона и Машемин не должен ему подчиняться? Странный приказ короля покрыт тайной… Поединок между мэром и губернатором закончился тем, что роялист де Гомберт разрешил все-таки вынести порох из Циталели, повинуясь приказу. Но он не терял надежды и без пушек задержать Наполеона. Спустившись вниз, в город, мэр призывал добровольцев побороться за город и за короля. Но город словно вымер, почти никто не откликнулся на призыв. В ночь с четвёртого на пятое марта мост при входе в город охраняли всего несколько безоружных людей… Пятого Бонапарт со своим войском въехал в Систерон и встретился с мэром. Мэр честно сообщил, что пытался его задержать, но ничего не получилось. Наполеон проявил понимание и не тронул мэра.
Экс-ан-Прованс
Запасаясь впечатлениями на зиму, как витаминами, съездили в город Экс-ан-Прованс. Доехали до города гораздо быстрее, чем до Гренобля. В Гренобль нет скоростной дороги от Серра, а в Экс есть. Ну, это еще с римлян повелось. В 4 веке до нашей эры, земли, на которых находится Экс-ан-Прованс были заселены кельтско-лигурийскими племенами. Их столица находилась к северу от современного Экса. Греки из колонии Массалия (современный Марсель) жаловались римлянам на кельтов и в 123 году до нашей эры римский консул Секстий наголову разбил лигурийцев и разрушил их столицу. На её месте он разбил военный лагерь Аква Секстиа для защиты торгового пути между Римом и Массалией.
В 4 веке Аква Секстиа становится столицей римской провинции Нарбон. Потом началось перекидыванием города из рук в руки, кем он только ни был захвачен! В 5 веке нашей эры город был захвачен визиготами. Потом — франками и ломбардами. В 8 веке город заняли сарацины. Расцвета Экс-ан-Прованс достигает только в 12 веке, во времена правления графов Прованса, а в 15 веке герцог Анжуйский, номинальный король Сицилии Рене превратил Экс-ан-Прованс в крупный университетский и культурный центр. С тех пор Экс-ан-Прованс таким и остается: городом учёных, художников и поэтов.
В этом городе родился и провел большую часть жизни художник Поль Сезанн. В этом городе завязалась его дружба с Эмилем Золя. Золя родился в Париже, но в три года был привезен в Экс-ан-Прованс, где отец будущего писателя получил контракт на строительство канала. Увы, до дома Сезанна мы так и не дошли, запутались в улочках, а когда распутались, на часах было около 19.00 — время закрытия музеев.
В Эксе есть чудесный музей Гране, в котором мы побывали. Франсуа Мариус Гране был художником, большую часть своих денег тратившим на полотна современников — художников-импрессионистов. Он передал коллекцию в дар родному городу в 1838 году. А после Второй Мировой войны музей получил его имя.
В музее Гране хранится коллекция старых полотен и скульптур, а также картины художников-импрессионистов конца 19 — начала 20 века. Тогда в музее Гране проходила выставка работ Шарля Камоан, замечательного художника-фовиста, которого, я к стыду своему, совсем не знала. Он умел волшебно передавать свет. Свет его такой же как в природе, но не фотографический, а свой, камоановский, жизнелюбивый. А еще он чудесно рисовал женские портреты. Перед его полотнами можно стоять бесконечно, они заряжают, как солнечные батарейки.
Гренобль
Посетили мы и Гренобль. Из нашей глухомани сложно добираться до всего: серпантины, горы, мало скоростных дорог и 100 км часто преодолеваешь за 2-2,5 часа пути. Но мы поехали. И не пожалели!
Гренобль начался в 3 веке с укрепленного поселения Куларо, построенном аллоброгами (аллоброги — кельтский народ, живший между реками Изерой и Роной). Потом, понятное дело, пришли римляне и переименовали город в Грацианополь — по имени правящего в 380 году императора Грациана. Много позже название города потеряло несколько букв и, приобретя галльский акцент, стало звучать как Гренобль. После распада Римской империи город относился к бургундским королевствам, вплоть до 1032 года. В том году город отошел к Священной Римской империи, в которой и состоял до Средних веков, а именно до 1349 года, когда был продан Франции. Он стал центром провинции Дофине и остался им до сих пор.
Из-за своего географического положения — город раскинулся в долине — чаше между тремя альпийскими массивами: Шартрез (кстати, именно отсюда произошёл знаменитый травяной ликёр Шартрез), Бельдон и Велькор — стал крепостью, плацдармом для войн французов с савойскими герцогами. Во время итальянских войн здесь стояла французская армия, в которой блистал местный дворянин Баярд.
Хотя население Гренобля невелико (155 тысяч человек), но значение города для Франции весьма серьезно: альпийский город славится университетами (их целых три!) и наукой. Это центр нанотехнологий и ядерной промышленности. Здесь есть свой большой драмтеатр и целых 12 музеев!
Гренобль, как оказалось, связан с двумя из моих трёх родных городов: Кишинёвом и Оршей. Кишинёв — город-побратим Гренобля. А в Орше побывал самый знаменитый греноблец — Анри Стендаль. С армией Наполеона, в которой служил драгуном, прошелся он и по России. При переправе через Березину Стендаль потерял многие из своих записных книжек, одну из них я видела в доме-музее Гренобля — пухлая, небольшого формата, удобная для ношения в кармане. Обложка бархатная, лиловая. А в Орше, в музее Коллегиума иезуитов есть стенд, посвященный Стендалю. Кстати, город Верьер, в котором происходит действие романа «Красное и чёрное» это на самом деле Гренобль, а сюжет романа взят из местной газетной хроники.
Подойдя к дому деда писателя мы увидели ряд табличек жильцов. На одной из табличек значится имя: Анри Стендаль. В старом Гренобле всё дышит историей. Неудивительно, что жильцы дома, в котором когда-то жил врач Анри Ганьон с маленьким внуком — старательным учеником центральной гренобльской гимназии, могут с гордостью сказать, что они соседи Стендаля.
Автор выражет благодарность Виталию Фёдоровичу Познину за дружескую промощь в подготовке материала.