Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2019
Юрий Казарин — поэт, исследователь поэзии, языковед. Автор многих книг стихотворений и прозы. Стихи публиковались в периодике в России и за рубежом. Профессор Уральского федерального университета. Живет и работает в Екатеринбурге.
***
К.
Все больше осенью земли,
и небеса в себя ушли:
молчат — во рту мешает крошка.
Река. К воде прилипла мошка.
И помнит новая картошка,
как на плечах ее несли.
Земля глотает каблуки
и с подоконника в окошко
глядит в себя — и в кошке кошка
спит, золотая, вдоль реки.
***
Видишь, сады улетели. Как мало
жизнь накопила — с тюрьмой и сумой.
Все, что осталось, — зовется зимой.
Время мое от пространства отстало —
жмется ко мне, как река за спиной.
Осенью сытое — небо упало
на бережок ледяной.
***
Ночь. Не спишь. И в четыре глаза
пьешь со страниц золотые пятна.
Кто-то прошел под окном два раза —
туда и обратно —
легче ветра — почти прозрачен —
даже больше — его просто нет:
нежен, призрачен, равнозначен
смерти, зеркалу и — утрачен
тьмой, придумавшей взгляд и свет.
***
Из ночи в ночь сквозь золото окна
летает птица — белая, одна —
полярная сова,
и на лице ее свеченье — не слова,
а круглое сеченье и значенье
познания и счастья, и мученья —
и кружится, как небо, голова.
Души и звезд струится осязанье:
хрустален взгляд и призрачен предмет,
и ширится печаль и мирозданье,
когда в деревне выключили свет…
***
Очи поднимаются, выплеснув очки,
тронутые изолентой синей,
и кругами ширятся зрачки,
словно камни, брошенные в иней
сумрака и света на траве —
в нежный хруст присушенной водицы,
затвердевшей в новой синеве,
чтобы — прямо в лед соединиться.
Око открывается слишком высоко
от земных предчувствий и наитий:
вслушивается игольное ушко
в шевеленье нити…
***
На тепличку, на бельмо, на обмылки
птичка ляпнет — пятачком — алюминий,
птичьим веером сбегутся закрылки —
птичка песенку допьет из бутылки,
из чекушечки, из колбочки синей —
из сосуда без объема и линий,
где на донышке делают иней:
самый свежий, самый завтрашний иней,
настоящий серебряный иней.
***
В небе метет метла
ветра, верхушки взгляда —
нежностью листопада
в небо земля легла.
В сад отворилась дверь —
так мы поем и стонем:
оком округу тронем —
ходит то снег, то зверь
в поле потустороннем.
***
Небо в лесах раздвигает листву —
всю — в пустоту листопада:
все, что летает усилием взгляда,
держит в глазах синеву.
Все без меня происходит: со мной —
все исчезает, а значит,
просто, как мальчик, стоит за спиной,
смотрит мне в спину — и плачет.
Снег не спеша убирает траву
в безднах и леса, и сада:
небо раздвинешь — увидишь листву
сквозь пустоту снегопада.
***
Над бездной равнины
в руках белизны —
ребенок осины,
ребенок сосны.
Мужают отвесно —
как слезы в глазах —
равнина и бездна
смерти размах:
ни смеха, ни бега,
ни слез, ни страстей —
над пропастью снега
растенья детей.
Зеленым и красным
целуют снежок —
прекрасным, напрасным,
как жизни ожог.
***
Не Страшный суд, а снежный сад,
в себя вмерзающий до крика,
в себе чернеющий, как книга,
распахнутая наугад.
С утра врастает глаз и взгляд
в лицо прекрасному унынью —
и память тянет в рай и в ад,
в страницу неба — первый ряд
твоей кириллицы, с латынью,
некрупный горький виноград.