Повесть
Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2019
Дмитрий Паткин (1963) — родился в Омске, учился в Омском политехническом институте. Работает экспертом. Финалист (шорт-лист) конкурса «Книгуру» 2017 г. с повестью «Таня и Ботаня». Лауреат форума «Золотой Витязь». Печатался в «Урале» с рассказом «Савант». Живет в Омске.
Звонила мама. Кирилл знал, о чем она будет говорить, поспешно вышел на кухню и ответил:
— Слушаю, мама.
— Сынок, ты решил проблему? — спросила она, даже не поздоровавшись.
Кирилл тяжело вздохнул:
— Пока еще нет.
— Мы завтра приезжаем. Делай что хочешь, но к нашему возвращению ее не должно быть в квартире. Ты меня понял?
— Я понял, понял, мама, — Кирилл понизил голос, чтобы не было слышно в комнате. — Но ведь… Может…
— Послушай, Кирилл. Мы с тобой все уже обговорили, и я не хочу ничего знать. Сделай, что обещал, будь мужчиной. Тебе уже пятнадцать лет. Все, давай. Вечером перезвоню.
Она положила трубку, и Кирилл вернулся в комнату. Таня внимательно посмотрела на него и спросила:
— Ты чего такой расстроенный? Твоя мама звонила?
— Да. Они завтра приезжают, — ответил Кирилл и огорченно добавил: — Нам надо поговорить. Или… или лучше… давай потом поговорим. Мне сейчас на тренировку надо идти.
Он быстро стал собирать спортивную сумку, стараясь не смотреть на девушку.
Кирилл часто думал и не понимал, почему Таня выбрала именно его, ведь она такая красивая, общительная, у нее много друзей. А он… Кирилл посмотрел на свое отражение в зеркале над столом. Даже сейчас, после разговора с мамой, у него было растерянное лицо. Он всегда сам себе напоминал Пьеро из детской сказки. Худой, унылый, с вечно печальными глазами. Да еще и эти дурацкие брови домиком довершали сходство. Он нахмурился своему отражению, пытаясь изобразить суровость, но получилось еще хуже. Брови у переносицы взметнулись вверх, почти соединившись на середине лба жалкой избушкой, отчего лицо приняло еще более растерянный и унылый вид, будто он собирался заплакать. Действительно, Ботаня. Ну пусть бы ботаник, но Слон придумал более унизительное, девчачье прозвище. Это было еще прошлым летом. Кирилл с Таней возвращались домой после прогулки. Слон, сидевший со своей компанией около подъезда, увидел их и, ухмыльнувшись, громко произнес:
— Смотрите, Таня со своим ботаником идет, — а потом неожиданно добавил, как припечатал: — Таня и Ботаня.
Все засмеялись. Наверно, это было очень метко, и Кирилл сам бы засмеялся вместе со всеми, если бы это не касалось его самого. Но тогда он просто задеревенел от растерянности и унижения. Почувствовал, как жарко вспыхнуло лицо, и опять эта противная нервная дрожь внутри. Все смотрели на него, как он беспомощно пытался что-то ответить, отшутиться. И Таня тоже смотрела, видела его унижение. Ему хотелось тогда исчезнуть, раствориться в воздухе. Как в тумане, он снова услышал глумливый голос Слона:
— Танюша, а тебе не скучно с Ботаней? Он же зануда.
— Нет, Илюша, — в тон ему ответила Таня. — Мне с Кириллом не скучно, а очень даже весело.
Она спокойно улыбнулась Слону, но тот снова ехидно произнес:
— Конечно, твой Ботаня веселый. Прямо клоун. Посмотри, как он громко рот открывает. Раскраснелся, как помидорчик. Ботаня, он и есть Ботаня.
И снова Кирилл услышал дружный смех парней, с ужасом почувствовал, что действительно так и стоит, красный от растерянности, с открытым ртом, все еще лихорадочно силясь что-нибудь сказать. И опять его выручила Таня:
— Илья, завидуй молча. Ну ладно, ты тут сиди дальше на своей лавочке, а нам с Кириллом домой пора.
Она взяла его под руку, и они наконец-то зашли в подъезд. Уже на лестнице Кирилл ощутил свои противно влажные от страха ладони. Зачем-то изобразил обиду на Таню, упрекнул, что она улыбалась Слону, называла Илюшей. Хотя понимал, что вел себя как дурак. Она прижалась к нему и ласково сказала, пытаясь успокоить:
— Кирилл, ну что ты расстраиваешься из-за пустяков? Забудь ты про это.
Он попытался улыбнуться ей в ответ, но лицо словно стянуло унылой гримасой. Кирилл поспешил отвернуться и осторожно спросил:
— А тебе правда со мной не скучно?
— Конечно, не скучно. Нельзя быть таким чувствительным. Зато ты умный, талантливый.
Зато умный, — с горечью подумал Кирилл. Скучный, но умный. С математикой у него было все в порядке, даже олимпиаду выиграл. Но Таня была уверена, что он еще и талантливый спортсмен. Она, наверное, считала, что он смог бы легко раскидать всю эту компанию парней вместе со Слоном. Кирилл был сам виноват, зачем-то однажды сказал ей, что его ценит тренер и скоро он станет чемпионом. А на самом деле был в секции тренировочным мешком для отработки приемов более сильными парнями. А тренер вообще его практически не замечал, считая бесперспективным.
Кирилл не случайно выбрал дзюдо. Он много читал про эту борьбу. Искусство мягкости, гибкая сила. Уступить, чтобы победить. Одолеть более мощного соперника, используя его силу. Именно это ему было необходимо. Но все оказалось не так просто. Кирилл тренировался, таскал железо, делал растяжку, тщательно изучал приемы. Он уже привык к нагрузкам, чувствовал, что становится сильнее. И все же постоянно проигрывал другим ребятам. Он был самым слабым в секции, хотя и занимался больше других. Тренер уже несколько раз намекал, что ему не стоит заниматься борьбой.
Кириллу было стыдно перед Таней, они всегда были откровенны друг с другом, и его тяготило это вранье с чемпионством. Он давно хотел рассказать ей правду, но все откладывал и продолжал ходить в спортзал, стараясь не замечать раздражение тренера и насмешки парней. Кирилл несколько раз начинал ей говорить, что у него не очень получается с борьбой, но Таня ничего не хотела слушать и была уверена, что он необычайно одаренный спортсмен.
Но потом произошло невероятное событие в жизни Кирилла. На тренировочный турнир среди воспитанников спортклуба должен был приехать сам Михаил Иванович Бусоргин, главный тренер школы олимпийского резерва, воспитавший много известных борцов. В его группу мечтал попасть каждый дзюдоист. Весь последний месяц ребята готовились к турниру, волновались. Кирилл, один из немногих, был спокоен. Ему уж точно победы не светило. В общем, так и вышло. На турнире он упорно боролся, делал все, что мог, но ожидаемо проиграл все свои схватки и уехал домой. На следующей тренировке опять царило всеобщее волнение, ребята с тревогой ожидали результатов. Хотя часто бывало, что Бусоргин вообще никого не выбирал, но все равно спортсмены надеялись.
— Построились, — скомандовал тренер, оглядел вставших в шеренгу притихших парней и огласил результат: — Из всех групп спортсменов был выбран только один наш воспитанник. Всего только один. Позор. Готовиться надо лучше, ребята.
Тренер помолчал, еще раз строго осмотрел построившихся и, остановив недовольный взгляд на Кирилле, произнес:
— От нашего клуба отобран… Савельев.
До Кирилла даже поначалу не сразу дошло, что выбрали именно его, позорно продувшего все свои схватки. Это было несправедливо по отношению к другим спортсменам и особенно к победителям турнира. Но все же он не ожидал, что ребята с такой злостью встретят эту новость, начнут выкрикивать оскорбления. Его даже несколько раз толкнули с разных сторон. Возмущенный галдеж длился несколько минут, пока тренер не прервал крики:
— Отставить разговорчики, — скомандовал он и, когда наступила тишина, продолжил: — К выбору главного тренера я не имею никакого отношения. И объяснить не могу. Поэтому давайте поздравим Савельева и пожелаем не уронить честь нашего клуба. Ну или хотя бы не сильно опозорить…
Кирилл возвращался домой один. За полтора года тренировок в секции у него так и не нашлось друзей, только товарищи. Как и в школе, ребята почему-то сторонились его, а сам Кирилл никогда не навязывался и привык быть один. Но то, что произошло на построении, он тоже считал неправильным. Ему было очень обидно. Ведь он не виноват, что выбрали именно его. Но ребята злились на него, и тренер тоже был раздражен. Кирилл никому ничего плохого не делал, но его почему-то не уважали и не любили в клубе.
Он понимал, что уже не сможет вернуться в секцию, смотреть на этих парней, заниматься у этого тренера. И все же ему было жалко терять привычный для него клуб. Да и придется вливаться в новый, неизвестный коллектив. Переходить в группу, где тренируются лучшие спортсмены, было страшновато. Ведь главный тренер видел его только один раз, может, он ошибся, не понял. Зачем позориться, там же борцы гораздо более сильные, чем в секции. Кирилл понял, что не должен больше заниматься борьбой. Зато будет больше времени на учебу. Ему даже легче стало от принятого решения.
— А меня в группу главного тренера отобрали, — сказал он Тане, когда они встретились.
Кирилл даже не ожидал, что она так обрадуется.
— Я всегда знала, что ты у меня самый талантливый. Ты самый, самый, самый. Ты мой чемпион.
Таня вся светилась от гордости за него, словно это ее выбрали. Потом вдруг внимательно посмотрела на него и спросила:
— А почему ты такой кислый? Что случилось?
— Да ничего не случилось. Просто надоело, хватит. Я решил бросить дзюдо, — решительно выпалил Кирилл, понимая, что Таня огорчится.
Она долго молчала и только пристально глядела на него своими огромными зелеными глазами. Наконец произнесла, пытаясь переубедить:
— Послушай, это же такой шанс, тебя выбрали из сотни спортсменов. А ты не хочешь? Надо обязательно продолжать.
Настоящая красавица Мальвина, она не понимала, даже не догадывалась, что он совсем не самый-самый. Что он никакой не чемпион, а обычный, унылый, скучный Пьеро. Хотя, наверно, и догадывалась, потому что спросила:
— А может, ты просто боишься?
— Ничего я не боюсь. Чего мне бояться-то, — поспешно ответил он, — мне просто надоело. На-до-ело. Не хочу больше. Все.
Он уже жалел, что рассказал ей об этом и сейчас вынужден был оправдываться. Таня подозрительно посмотрела на него и произнесла:
— А может, ты меня обманываешь? Может, тебя никуда и не взяли?
Кирилл даже опешил от такого предположения. Странные люди эти девчонки. Верят всякой ерунде и вранью, а когда говоришь правду, то сомневаются.
— Ничего я не вру. В понедельник надо на тренировку идти. Если не веришь, можешь со мной пойти, — с обидой ответил Кирилл.
— Ладно. Договорились, пойдем вместе, — тут же согласилась Таня, отрезая ему путь к отступлению.
— Да там не пускают девчонок на тренировку, я один пойду, — попробовал отговорить ее Кирилл, но она опять недоверчиво взглянула на него, и он сдался: — Ну раз ты хочешь, то пойдем. Но если не пустят — я тебя предупредил.
Он надеялся, что Таня передумает, но в понедельник она поехала вместе с ним. Кирилл с отчаянием понимал, что сейчас она увидит его позор, но ничего не мог придумать. Ее не обманешь, она сразу все поймет, ведь Таня сама была спортсменкой, она занималась художественной гимнастикой.
Михаил Иванович встретил их приветливо, он сразу узнал Кирилла и, оказалось, даже запомнил его имя:
— Здравствуй, Кирилл. Проходи. — тренер улыбнулся и, посмотрев на Таню, спросил: — А это твоя болельщица?
Кирилл смутился и сбивчиво ответил:
— Нет… да… То есть… Михаил Иванович, это Таня. Я ей говорил, что на тренировку нельзя посторонним…
Но тренер ответил, развеяв надежды Кирилла:
— Ну почему же нельзя. Пусть девушка посмотрит, у нас секретов нет. Таня, проходи в зал, садись, там скамейка есть. А ты, Кирилл, переодевайся и на ковер. Тренировка скоро начнется.
Когда Кирилл вышел в зал, около Тани, сидевшей на скамейке, уже собрались парни, о чем-то говорили с ней, смеялись. Он слышал и Танин оживленный смех. Кирилл не знал, что делать, и стоял в стороне один. Наконец вошел тренер и скомандовал:
— Так, парни, построились.
Когда все встали в шеренгу, тренер представил его:
— В нашей группе появился новый спортсмен. Это Кирилл Савельев. Прошу любить и жаловать.
Кирилл сделал шаг вперед и смущенно кивнул всем. Тренировка началась.
Разминка была напряженная, гораздо более тяжелая, чем в клубе, но Кирилл держался изо всех сил. Он видел, что другие парни не только легко справлялись с нагрузками, а еще и успевали пыжиться и красоваться своей силой перед Таней, но она смотрела только на него.
После разминки Кирилл получил индивидуальное задание и отрабатывал броски на борцовском манекене. Он еще в клубе всегда любил тренироваться с этими тяжелыми тряпичными куклами, с ними не надо было общаться, они не накидывались на него, как настоящие соперники, не швыряли его на ковер со всей мощью, а послушно позволяли бросать себя. Вообще он быстро запоминал и осваивал движения и приемы, но всегда терялся, когда боролся с ребятами. Поэтому тренировка с бессловесным манекеном это было единственное, что у него получалось хорошо, даже отлично.
Михаил Иванович, посмотрев, как Кирилл выполняет приемы, похвалил его. Он подошел к нему и, обращаясь ко всем, произнес:
— Ребята, посмотрите на новичка. Как он выполняет броски. Ни одного лишнего движения. Покажи переднюю подножку.
Кирилл смутился, но этот бросок он отрабатывал много раз. Отточенным движением ноги сделал подсечку и эффектным рывком бросил тяжелую куклу на ковер.
— Молодец, отлично, — снова похвалил его Михаил Иванович.
Кирилл заметил, что Таня смотрела на него восхищенными глазами.
Упражнение закончилось, и тренер скомандовал:
— Несколько минут отдыха, и встаем в пары.
У Кирилла тревожно дрогнуло сердце. Он в панике подошел к Тане.
— Не сердись, но можно ты сейчас уйдешь, — попросил он, — ты меня смущаешь. Только не обижайся. Пожалуйста.
Но она легко согласилась и восторженно произнесла:
— Ладно, сейчас уйду. Но я смотрела… Ты самый лучший, ты самый, самый, самый.
Она встала и неожиданно при всех чмокнула его в щеку. Кирилл замер от смущения, с ужасом почувствовал, что опять покраснел, как девчонка. Украдкой оглянулся на ребят, но на него никто и не смотрел. Все взгляды были прикованы к Тане. Она с великолепной грацией гимнастки гордо шествовала по ковру на выход, словно удачно закончила упражнения с ленточками. Кирилл тоже невольно засмотрелся на нее, хотя и с облегчением вздохнул, когда за ней закрылась дверь. Всеобщее любование прервал тренер:
— А ну, молодняк, что выставились? Быстро разбились на пары, и работаем.
И для Кирилла снова начались тяжелые, беспросветные тренировочные будни. Без всякой надежды на улучшение. Он прекрасно знал теорию, как надо выполнять броски, но на практике применить не мог. Когда дело касалось реальных схваток и спаррингов, соперники буквально сминали его своей мощью. Кирилл проигрывал не только в силе, но и в скорости и ловкости. Он не успевал за действиями противника, чувствуя себя неуклюжим, беспомощным манекеном. Кирилл опять превратился в тренировочный мешок для отработки бросков. Только теперь соперники швыряли его на ковер с гораздо большей силой и скоростью, чем раньше в клубе. Это не было больно, Кирилл умел группироваться и гасить падение, но унизительно и обидно. Шли недели и месяцы напряженных занятий, но ничего не менялось. Тщедушный, унылый Пьеро опять занял свое привычное место слабейшего. Хотя его никто не обижал, ребята относились к нему ровно, по-товарищески, если не считать Сазонова. Этот невысокий, кряжистый парень с мощными, цепкими, как клещи, руками почему-то сразу невзлюбил его и не без основания считал слабаком, всячески демонстрируя это. Каждый спарринг с ним превращался для Кирилла в мучение. Уже в самом начале схватки Сазонов шел в атаку, делал быстрый кошачий шаг вперед, и через мгновение Кирилл кубарем летел на ковер после мощного броска соперника. Как только он вставал, Сазонов снова шел в наступление, не давая ему передышки. Противник бросал и бросал его на ковер, Кирилл даже не успевал сориентироваться и отреагировать на его неуловимые по быстроте движения. К концу поединков Кирилла шатало от усталости, хотя он упорно сопротивлялся, маневрировал на дрожащих от изнеможения, непослушных ногах, но от неутомимого Сазонова не было спасения. И все же усиленные тренировки давали результат, уже через несколько месяцев Кирилл мог выдерживать всю схватку, справляться с усталостью. Но бороться на равных с ребятами он был не в состоянии. Хотя Кирилл очень много занимался с тяжестями и отрабатывал приемы. Но и соперники тоже не стояли на месте и быстро уходили вперед по силе и мастерству.
А Сазонов зачастую просто издевался над Кириллом, пользуясь своим преимуществом. Даже при отработке приемов он постоянно делал мелкие пакости — то незаметно бил локтем в бок при броске или, повалив на ковер, как бы невзначай давил коленом. Кирилл физически не мог ничего противопоставить ему, и приходилось терпеть. Только однажды он не выдержал и после очередной подлости Сазонова ударил его по лицу кулаком прямо во время поединка, хотя раньше он никогда и не дрался. Противник ответил, они сцепились, но их быстро разняли, иначе Кириллу пришлось бы несладко. Ему сделали выговор за этот проступок. Можно было бы объяснить все тренеру, но Кирилл не хотел жаловаться.
После этой стычки Сазонов хоть и прекратил подличать, но теперь стал частенько насмехаться над ним. Чуть не на каждой тренировке он рассказывал ребятам, что Кирилл по-девчачьи бьет кулаком.
— Смотри, вот так надо бить, чудило. При ударе надо доворачивать кулак, — как обычно, начинал свою занудную лекцию Сазонов и демонстрировал удар с доворачиванием кулака прямо перед его носом. А потом, обращаясь ко всем, с издевкой продолжал: — А наш Савельев почти ладонью бьет, кулак ставит, как девочка-припевочка.
Остальные ребята уже и не обращали внимания на бесконечно повторяющуюся тираду Сазонова, но Кириллу было неприятно все это выслушивать. Хотя он действительно не умел драться, а тем более бить человека кулаком в лицо, а Сазонов раньше занимался боксом и знал, как это делать.
И все-таки даже после этой стычки Михаил Иванович продолжал ставить его в пару именно с ненавистным ему Сазоновым. Вообще Кирилл не понимал отношения тренера к нему. Конкуренция за место в команде Михаила Ивановича была очень высокой. За полгода тренировок уже несколько сильных спортсменов были отчислены и переведены в резервные группы. А Кирилл, который был явно слабее, по-прежнему входил в команду главного тренера. Ему казалось это несправедливым, неправильным, было стыдно занимать чужое место. Ребята считали его любимчиком тренера, хотя Михаил Иванович с другими спортсменами подолгу занимался индивидуально, работая над техникой, а на Кирилла практически не обращал внимания, видимо, считая неперспективным борцом. И все же тренер почему-то не хотел его отчислять. При этом другие ребята участвовали в турнирах, выигрывали призовые места, получали кубки, медали, а Кирилла на соревнования даже не выставляли.
Он по-прежнему считался отстающим. Хотелось бросить тренировки, но ему было стыдно признаться Тане в своей слабости. Она надеялась на него и часто спрашивала об успехах. Кирилл просто не мог сказать правду, глядя на свою красавицу Мальвину. Говорил, что все хорошо, что он готовится к турнирам, на которые его никто не звал, что его уважает тренер, который на самом деле практически потерял к нему интерес. Все повторялось, как и в клубе.
Он продолжал тренироваться, это было какое-то бессмысленное ослиное упрямство. Нагрузки в группе были каторжные, Кирилл порою приходил домой и просто валился на кровать без сил. Михаил Иванович умел выжимать из парней все силы. Тело частенько гудело и ломило от усталости и боли.
Кирилл и его близкие особо не замечали изменений, но когда к ним в гости приехала тетя Лиза, мамина сестра, то была поражена его видом.
— Слушай, это что с тобой случилось-то? — удивленно воскликнула она, когда увидела Кирилла утром в майке и шортах. — Ты же глист глистом был. А теперь посмотрите-ка на него. Какой мускулистый стал.
Кирилл зашел в ванную, снял майку и внимательно посмотрел на себя в зеркало.
— Ну ни фига себе, — удивленно сказал он вслух своему отражению.
За изнурительными тренировками и учебой он и сам не заметил, когда это произошло. Раньше Кирилл частенько пыжился перед зеркалом, напрягая бицепсы, но видел только свою птичью, костлявую грудь, хилые руки-палки и заунывную худощавую физиономию на тонкой беззащитной шее. А сейчас действительно, ребра хоть и выпирали под кожей с боков, но на груди их затянуло плотными, резко очерченными мышцами. Он согнул руки в локтях, и бицепсы взбухли упругим, довольно объемистым мускулистым клубком. На прессе появились рельефные рубчики. И плечи, раньше угловатые, покрылись крепкими жгутами мышц и приняли красиво покатую форму. Даже посадка головы изменилась, может, из-за шеи, которая тоже стала мощнее.
Результат от тренировок все-таки был, хотя бы и внешний. Кирилла уже давно преследовало отчаяние от бесконечных неудач на ковре. Он буквально заставлял себя ходить на тренировки. Но в тот день пошел на занятия в приподнятом настроении.
Когда все построились, тренер попросил Кирилла зайти к нему в кабинет. Парни начали разминку, а он поплелся вслед за Михаилом Ивановичем, понимая, зачем его вызвали. Обычно тренер давал наставления спортсменам прямо в зале. А кабинетный разговор значил только одно: отчисление. Михаил Иванович всегда приглашал подлежавших выбыванию спортсменов в свой кабинет, тактично объяснял причины, давал советы, ободрял. Кириллу всегда казалось странным, что он смог так долго продержаться в группе лучших дзюдоистов. Но сейчас пришел его черед быть отчисленным. Как только Кирилл обрадовался и впервые с надеждой пришел на тренировку, тут же все и закончилось. Наверное, это и называлось законом подлости.
— Досвидос, терпила, — услышал он злорадный шепот Сазонова, когда проходил мимо него. Хотя, может, это и к лучшему. Если у Кирилла самого не хватало силы воли закончить эти бессмысленные тренировки, пусть это сделает Михаил Иванович. Вот только он даже не представлял себе, как скажет об этом Тане, ведь она так гордилась им, надеялась на него. Но все оказалось совсем не так, как он предполагал. События опять приняли замысловатый оборот.
— Ты слабее, чем другие ребята. И это ты должен понимать. Согласен? — мягко сказал тренер, когда они зашли в кабинет и сели. Кирилл уныло кивнул. Еще бы он этого не понимал.
— Но я хочу тебя поздравить. Первый этап ты выдержал, перетерпел. Молодец. Значит, характер у тебя все-таки есть, — задумчиво продолжил Михаил Иванович. — Скажу честно, я сомневался в тебе. Способности способностями, но я сомневался, сможешь ли ты упорно работать, терпеть. И ты смог, выдержал. А теперь следующий шаг будет для тебя простым. Ты уже готов к нему.
Кирилл удивленно смотрел на тренера и слушал, затаив дыхание. Он не понимал, о каких способностях говорил Михаил Иванович.
— Ты парень очень застенчивый, зажатый. И это все от твоей повышенной чувствительности. Ты слишком чувствительный и, наверное, уверен, что это тебе мешает. Ведь так?
Кирилл опять молча кивнул. Это ему часто говорили и в школе, и дома. Даже мама частенько упрекала его в этом и в излишней мягкости, даже бесхарактерности.
— Так вот. Ты даже не представляешь, как много тебе дано, — продолжил Михаил Иванович, — и твое преимущество именно в твоей повышенной чувствительности. Это и есть твоя сила. И сегодня ты начнешь ее использовать.
Тренер улыбнулся, видимо заметив растерянность Кирилла, и спросил:
— Не веришь?
— Я не знаю, — неуверенно ответил Кирилл, почувствовав, что опять занервничал, снова появилась эта неприятная внутренняя дрожь, будто он чего-то страшился. Хотя он действительно боялся. Боялся, что не справится, разочарует тренера и забрезжившая надежда снова исчезнет. Он не мог сомневаться в правоте Михаила Ивановича, но сомневался в себе.
— Сегодня надо начать? — переспросил он, чувствуя, что паника нарастает.
— Сегодня, прямо сейчас. — уверенно ответил тренер и добавил: — Ты вот опять разволновался. Это тоже проявление твоей чувствительности, но она тебе сейчас действительно мешает. Потому что направлена на тебя самого. Ты зациклен только на себе, на своих ощущениях. А сейчас тебе нужно забыть о себе. Представь, что у тебя нет тела, не думай о нем. Твое тело уже достаточно тренировано, не сомневайся в нем, оно само все сделает, только не мешай ему. Вот прямо сейчас. Представь — у тебя нет тела.
Тренер помолчал, давая осмыслить услышанное. Кирилл сидел, представляя, что у него нет тела, и вдруг действительно успокоился, и дрожь прошла.
— Видишь, у тебя хорошее воображение, — улыбнулся тренер, — и это тоже чувствительность. Ты отпустил свое тело, и оно тут же нашло равновесие. Так вот. Ты сейчас наблюдатель, и твоя задача просто смотреть на действия твоего соперника. Ничего не делай, а просто наблюдай, думай, осмысливай все, что происходит вокруг. Вообще забудь о себе. Помни, у тебя нет тела, забудь о нем и просто смотри как бы со стороны, как зритель. Повторяю тебе: не мешай своему телу, и оно все выполнит само, на рефлексах, на инстинктах. И ты поразишься, увидев, на что оно способно.
Кирилл опять занервничал:
— Может, не сейчас? Я все понял, но мне надо потренироваться. Самому с собой.
— Опять сам с собой? Или с манекеном? — усмехнулся Михаил Иванович. — Не-е-е-т, парень. Спарринг начнется прямо сейчас. Десять минут тебе на разминку, и вперед. Сазонов уже ждет тебя. Вот только вместо тебя придет твое тело и будет с ним бороться. Придет одно, без тебя. А ты просто наблюдай со стороны, думай, изучай.
— Может, лучше не с Сазоновым, Михаил Иванович? — опять неуверенно попросил Кирилл, все больше и больше паникуя.
— Именно с Сазоновым, он очень сильный парень, но предсказуемый. Тебе легче будет его прочитать, — ответил Михаил Иванович, — пойми, ты уже давно готов. Ты был готов, еще когда только пришел ко мне на первую тренировку. А сейчас ты готов втройне, поверь мне. От тебя требуется только твое воображение и твоя сверхчувствительность. А с этим у тебя все в порядке. В чувствительности твоя сила. Запомни это.
Тренер смотрел на Кирилла и уже откровенно смеялся над ним, над его растерянностью, наконец приказал:
— Все, иди с глаз долой. Выполняй.
Кирилл всегда терялся, когда над ним смеялись, но сейчас насмешка тренера почему-то придала уверенности.
Уже разминаясь, Кирилл почувствовал необычность своего состояния. Ему и в голову не приходило разделять себя и тело. Я и тело, думал Кирилл, — я наблюдатель.
У него действительно было хорошее воображение, и сейчас ощущения были довольно странные, непривычные.
Наверное, Михаил Иванович был гениальным тренером и все предугадал заранее. Кирилл даже не предполагал, что все окажется настолько просто, хоть и не совсем так, как он рассчитывал.
В самом начале схватки Сазонов, как обычно, пошел в атаку, подавляя его своей мощью. И этот момент Кирилл запомнил навсегда. Он увидел, как Сазонов быстро шагнул вперед, и вспышкой мелькнула абсолютно четкая, ясная мысль — если противник успеет поставить ногу на ковер, получит точку опоры, то тут же проведет прием, и все будет кончено. Это была всего лишь мимолетная мысль, он просто подумал, подумал как наблюдатель. Но тело, казалось, услышало его, откликнулось и неожиданно, будто само, без принуждения, сделало стремительное, разящее движение. Соперник шагнул вперед, наваливаясь всем телом, но не успел поставить ногу, чуть-чуть не успел. Кирилл хлестко подсек голень противника ступней, рванул его на себя, и Сазонов, потеряв равновесие, рухнул на ковер, беспомощно взмахнув в воздухе ногами. Кирилла поразила эта простота, ведь движение было элементарное, хорошо знакомое ему, но сделанное вовремя. Он поймал мгновение, поймал время.
Схватка продолжилась, но что-то изменилось, Кирилл даже не понимал что. Будто перед ним открылся новый мир, мир совсем других возможностей. Все было как-то вдруг. Вдруг показалось, что соперник движется медленно, думает медленно, показалось, что Сазонов постоянно делает ошибки, словно специально подставляясь под прием. И Кирилл мгновенно фиксировал эту медлительность, эти ошибки, и его тело как по волшебству взрывалось молниеносными бросками.
Это было восхитительное ощущение полной раскованности, когда Кирилл спокойно наблюдал, смотрел, думал, и его мысли виртуозно превращались в неуловимые движения, в неотразимые атаки. Его переполняло захватывающее чувство абсолютной свободы, когда доверяешь самому себе, своему телу, которое, словно застоявшееся после долгой неволи стремительное, чуткое существо, наконец-то вырвалось на волю и жадно, напористо устремилось вперед, исследуя открывшиеся перед ним безграничные просторы.
Непобедимый и страшный Сазонов превратился для него в тот самый знакомый, предсказуемый тренировочный манекен. Кирилл тонко улавливал каждое движение противника. Соперник был по-прежнему гораздо сильнее его, но Кирилл почувствовал, что может управлять этой силой, силой другого человека.
И победы пришли, пришли сплошным потоком. Тренер был полностью прав, Кирилл с удивлением для себя понял, что он действительно быстрый, ловкий, и чувствительность помогала ему чутко отслеживать любые действия соперников, опережать их. Для него это было настоящим открытием. Хотя он не понимал, как такое могло быть, что он не знал о своем преимуществе раньше. Ну, пусть тренер знал, но он специалист, ему положено понимать спортсменов. Но получается, что и Таня знала о его способностях, ведь недаром она постоянно твердила, что он талантливый спортсмен. Откуда она могла это знать, ведь даже на физкультуре в школе он был отстающим. А Кирилл сам о себе ничего не знал. И только теперь, после подсказки тренера, он смог побеждать, хотя можно было это делать гораздо раньше.
Жаль, что нельзя было рассказать о своих первых успехах Тане. Незадолго до этого они сильно поссорились. И все произошло из-за Слона. В школе у Тани было много подруг, и на переменах она общалась с ними, а Кирилл обычно сидел один и ждал, когда она вернется. Прозвенел звонок на урок, все подружки зашли в класс, а Тани не было. Ему бросилось в глаза, что девчонки как-то странно, даже насмешливо поглядывали на него, когда рассаживались. Учитель задерживался, и Кирилл вышел из класса в поисках Тани. Он увидел ее в самом конце длинного школьного коридора. Рядом, почти касаясь, буквально нависая над ней, стоял Слон. Она будто и не замечала этой неприличной близости, улыбалась старшекласснику и даже чему-то смеялась. Кирилл растерянно попятился назад, словно подглядел что-то постыдное, гадкое. Краем глаза заметил, как из учительской вышел географ, и Таня, игриво попрощавшись со Слоном, быстро направилась в класс. Кирилл торопливо вернулся и сел за парту. Вскоре и Таня села рядом с ним, оживленная и даже радостная. Урок начался.
— Ты где была? — шепотом спросил Кирилл.
— С девчонками болтала, — ответила девушка. Он все еще надеялся, что Таня как-нибудь прояснит эту ситуацию, но она молчала, внимательно слушая учителя. Но Кириллу уже было не до географии. Перед его глазами раз за разом прокручивалась картинка увиденного. Его Таня, прижавшаяся спиной к стене, а рядом с ней, совсем близко Слон. И она не противилась этой близости, не отстранялась, а даже наоборот, приветливо улыбалась старшекласснику. И им было хорошо вместе, весело.
Уже после уроков по пути домой он не выдержал и спросил ее о Слоне.
— Ты чего, ревнуешь, что ли? — с улыбкой ответила Таня.
— Ничего я не ревную, еще чего. Просто ты сказала неправду, обманула. Или Слон для тебя подружка?
— Да ладно тебе, я просто так сказала. Тебе же это было бы неприятно.
— Так зачем ты с ним разговаривала, если знала, что мне это неприятно?
— Ну а что, я должна была убегать, по-твоему? Он сам подошел, мы поболтали, вот и все.
— А о чем вы разговаривали? — продолжил расспрашивать Кирилл.
— Да ни о чем, просто болтали, смеялись.
— Я же видел, как вы близко стояли. Он что, с тобой заигрывал?
Таня вдруг перешла в атаку:
— Ну хоть и заигрывал, так что? Со мной, если хочешь знать, многие заигрывают, как ты выражаешься. И что, мне все это надо тебе рассказывать? — неожиданно выпалила она.
— Как это? — опешил Кирилл.
— Да вот так, — отрезала Таня. — Зачем тебе об этом знать? Чтобы ты с ними какие-нибудь разборки учинял или дрался? Мне это зачем? Это от меня зависит, как отвечать на ухаживания.
— Ну и как ты сортируешь ухажеров, как отвечаешь? — завелся Кирилл.
— А ты сам как думаешь, если я все время с тобой?
— Ничего я не думаю. Выхожу в коридор, а ты с Ослом, или как там его, чуть не в обнимку. Да еще и врешь. Стоят, воркуют, два голубка. Тебе, наверное, было весело, хихикала с ним.
— С кем хочу, с тем и хихикаю, тебя не спрошу.
— Вот и не спрашивай, оставайся со своим Слоном.
— Ну и останусь.
— Ну и все.
— Ну и все…
Они разругались накрепко и не разговаривали уже несколько дней. Кирилл даже пересел от нее за другую парту, к Завьялову. Раньше Таня часто спрашивала его об успехах в спорте, а Кирилл отмалчивался, не зная, что ответить. И вот теперь победы пришли, а сказать ей об этом было нельзя. Он твердо решил не идти первым на примирение, уверенный в своей правоте. Хотя без Тани ему было плохо, очень плохо. В школу теперь они ходили по отдельности и демонстративно отворачивались при встречах, будто стараясь не замечать друг друга. Хотя сейчас, даже на уроках физкультуры, Кирилла трудно было не заметить. Раньше при игре в баскетбол он просто бегал от кольца к кольцу вместе с другими такими же дохляками, а по-настоящему играли только несколько парней, которые покрикивали на остальных. Когда к нему попадал мяч, Кирилл сразу терялся, боясь ошибиться, и судорожно пытался перепасовать его кому-нибудь другому, будто мяч жег ему руки. Но теперь Кирилл уже почувствовал свои возможности и неожиданно для всех и для себя стал одним из лучших и в баскетболе. И здесь все произошло как-то вдруг, очень легко и просто. Уже в начале игры, когда к нему попал мяч, он по привычке хотел побыстрее перебросить его кому-нибудь другому, но увидел, как его соперник подпрыгнул, пытаясь перехватить передачу. И тело будто сработало само, Кирилл не стал пасовать, а ловко пробросил мяч под ногами подскочившего противника и пошел вперед. Увидел, что наперерез к нему метнулся другой соперник. И опять тело чутко среагировало на движение атакующего, Кирилл резко ушел чуть в сторону, и противник проскочил мимо. Путь к кольцу был открыт. Он бросил мяч, но, хоть и промахнулся, это было уже не важно. Кирилл поймал, уловил ритм игры. Он уже чувствовал, понимал и своих соперников, и партнеров. Страх и скованность исчезли, он опять забыл о себе и наслаждался игрой. У него все получалось. Кирилл видел все вокруг. Видел даже обескураженное лицо физрука, который с удивлением наблюдал за действиями Кирилла, видел восхищенные взгляды девчонок. И, конечно, он видел Таню, которая сидела среди одноклассниц и смотрела за игрой парней, смотрела на него, хотя и быстро отводила глаза, когда он пытался поймать ее взгляд. Ему было понятно, что она тайком наблюдает за ним, но все равно не подойдет первой. Но и Кирилл не хотел прощать.
Он очень скучал по Тане, знал, что и она переживает. Но надо было терпеть. И Кирилл полностью погрузился в тренировки по дзюдо. Занятия продолжались, менялись соперники, но все повторялось снова и снова. Кирилл легко выигрывал все свои схватки. Еще совсем недавно он был слабейшим, но теперь в течение нескольких тренировок ситуация кардинально изменилась с точностью до наоборот. Его преимущество над другими парнями было настолько велико, что походило на какое-то мистическое чудо. И ему было непонятно, как такое возможно. Получалось, что он всегда чувствовал себя неуклюжим слабаком, а оказалось, что это совсем не так. Ведь можно было всю жизнь прожить в ощущении своей слабости, если бы ему не подсказал тренер. Это было чудовищно. Кирилл привык разбираться во всем досконально, слишком много было вопросов, на которые он не знал ответов. И это мучило его. Наверное, он действительно был занудой. Теперь атакам Кирилла подвергся тренер, сам Михаил Иванович. Сначала тот отмахивался от расспросов Кирилла, насмешливо улыбаясь, но все же вынужден был сдаться:
— Ладно, пойдем в кабинет, поговорим. Ты как почемучка. Не лезь в дебри. Все идет хорошо. Молодец, — сказал тренер, когда они зашли в кабинет. — Я же тебе говорил, ты очень чувствительный, у тебя рефлексы другие, более чуткие и тонкие. Ты можешь улавливать то, что обычный человек не в состоянии почувствовать. И ты сейчас начал использовать эту свою особенность в борьбе, чутко улавливая малейшие движения соперника. Хотя, наверное, можно использовать твою чувствительность в разных областях. Ты просто быстрее других, ты даже думаешь быстрее. Раньше ты этого не понимал, а сейчас осознал, почувствовал свои возможности. Ты много тренировался, работал, и это дало результат. Что ты пристал ко мне? Что тебе непонятно?
Именно это Кириллу и было непонятно. Ведь получается, что он прожил долгих пятнадцать лет, чувствуя себя неповоротливым, медленным тугодумом, и даже не подозревал, что все совсем наоборот. Это было невероятно. Почему другие парни знали, что они ловкие, быстрые, сильные, тот же Сазонов знал, а Кирилл сам о себе ничего не знал. А оказывается, можно было раньше использовать свои качества, а не мучиться долгие годы, терпя насмешки.
— Михаил Иванович, почему я об этом раньше не знал. И не узнал бы, если бы вы мне об этом не подсказали. Я что — идиот? Ведь я прожил столько лет и даже не догадывался о своих возможностях.
— Большинство людей, а может, даже и все проживают всю жизнь и не знают о своих истинных возможностях. Иногда не догадываются о своем настоящем призвании, занимаясь другими делами. Может, в этом и есть смысл жизни, чтобы искать, открывать в себе что-то новое, познавать себя, других людей, весь мир. Делать открытия прежде всего в себе. Вот сейчас ты сделал открытие. Ты же рад этому?
— Ну да. Рад.
— Ну так и радуйся. А вместо этого ты занудно огорчаешься, что не знал об этом раньше. Значит, так было нужно. Если бы ты об этом знал сразу, то и радости открытия бы не произошло. Ты сейчас только в начале пути. Не успокаивайся на достигнутом, ищи, исследуй, делай новые открытия. И ты очень многое узнаешь о себе и о своих талантах. Перед тобой целая вселенная, осваивай ее.
Кирилл был согласен с тренером и все же продолжил:
— Но почему другие парни знают о своей силе, вот Сазонов знал. А я не знал, даже не догадывался? Почему?
Михаил Иванович нахмурился, но все-таки терпеливо начал объяснять:
— Чувствительность — это очень тонкая сила, ее труднее научиться использовать. Но если суметь, если овладеть ею, то это дает огромные преимущества… Ведь ты же и сам знаешь, что она может и мешать.
Тренер снова замолчал, будто не зная, как объяснить, потом продолжил:
— С одной стороны, чувствительный человек отдернет руку от раскаленной сковородки гораздо быстрее. Рефлексы особенные, более тонкие. Но с другой стороны, чувствительному труднее, он все воспринимает слишком остро, болезненно. И физически, и морально. И зачастую для него все сковородки кажутся раскаленными, и человек зажимается, боится обжечься. И чувствительность начинает работать против него, понимаешь? Сковывает его, мешает полноценно жить. Человек становится более обидчивым, ранимым, зажатым. Он зацикливается на самом себе, на своих ощущениях и на своих страхах, на горячих сковородках. Поэтому я и говорю: забудь о себе, не становись эгоистом. Направь свою свехчувствительность наружу, на изучение других людей, на весь мир, а не на себя, любимого. И тогда многое станет понятным, страх уйдет, зажатость уйдет.
Тренер помолчал, а потом строго добавил:
— Ну все, хватит болтать. Иди работай. Все только начинается…
Кирилл продолжал тренироваться и теперь с удовольствием ходил на занятия. В спаррингах он с наслаждением изучал, проверял, искал закономерности в поведении соперников, пытаясь почувствовать их малейшие движения и даже предугадать их действия. Это была настоящая сложная исследовательская работа. Его завораживал, захватывал этот таинственный процесс поиска, когда шаг за шагом перед ним открывались все новые и новые находки, о которых он раньше не имел представления. Пришла легкость, которая позволяла безошибочно реагировать на любые действия соперников.
И, конечно же, любимым подопытным кроликом для этих исследований стал Сазонов. Кирилл совсем не пытался над ним издеваться, просто это было необходимо для подготовки. Хотя, конечно, бедолаге Сазонову приходилось несладко. Теперь уже Кирилл отрабатывал на нем свои рефлексы, ставил эксперименты, добиваясь отточенной чистоты движений, пытаясь выявить любой, самый малозначительный нюанс. Он не сразу бросал Сазонова, а сначала легкими подсечками, рывками, маневрами заставлял противника терять равновесие, спотыкаться, падать. Казалось, это были разрозненные, хаотичные движения, но Кирилл чувствовал, что постепенно его действия сливаются в единый завораживающий поток, в какой-то волшебный танец, в гармонию. Он не просто боролся, а будто летал где-то в невероятной, захватывающей дух, таинственной высоте.
Михаил Иванович только изредка давал наставления и корректировал действия при выполнении приемов.
— Ты все правильно делаешь, — одобрительно говорил он, — никогда не останавливайся на достигнутом, ищи свой стиль, экспериментируй.
Раньше Кирилл смущался, когда оказывался в центре внимания. Но теперь совершенно не чувствовал стеснения. Когда он проводил тренировочные схватки, вокруг частенько собирались ребята, с интересом наблюдавшие за его борьбой. И тренер не препятствовал этому, а даже, наоборот, обращал внимание спортсменов на действия Кирилла, на то, как он работал на ковре.
Он стал лучшим в группе. И постепенно к нему пришло осознание своего полного превосходства. Кирилл не просто побеждал, а теперь чувствовал, что безраздельно властвует на ковре. И ему нравилась это ощущение власти, когда ты полностью контролируешь соперника, можешь в любой момент, по своему желанию совершить бросок и сбить противника с ног. Но тренер вдруг неожиданно резко отчитал его:
— Вот ты опять не можешь держать равновесие. То ты боялся, зажимался, считая себя слабее других. А теперь наоборот, раздухарился, раздулся и считаешь себя сильнее всех. Повторяю, держи золотую середину, сохраняй равновесие. Это очень важно. Никогда не заносись, не хвастайся своим превосходством. Ведь сейчас ты уже начал издеваться над Сазоновым. Ведь так?
Кирилл в общем-то понимал, что тренер прав. Ему действительно нравилось видеть растерянность Сазонова, наблюдать, как тот с красным от унижения и беспомощности лицом пытался устоять перед ним, но не мог этого сделать и валился на ковер, не успевая за действиями Кирилла.
— Михаил Иванович, но ведь раньше Сазонов тоже издевался надо мной. Вы же просто не видели, — возразил он.
— А ты уверен, что я этого не видел? — усмехнувшись, спросил тренер. — Запомни, парень, не бывает плохих людей. Ничего не бывает случайно, каждый человек нас чему-то учит, учит преодолевать прежде всего себя, и Сазонов тоже в чем-то помог тебе. Просто надо уметь извлекать уроки. И это надо ценить, быть благодарным, а не мстить.
— Так, значит, теперь я учу Сазонова преодолевать, — резонно ответил Кирилл.
— Если ты мстишь, издеваешься, то может появиться другой человек, другой «Сазонов», который заставит тебя понять, что так делать нельзя, — сказал Михаил Иванович. Потом помолчал и добавил:
— Нельзя издеваться, нельзя хвастаться. Это нужно прежде всего для тебя. В общем, подумай над тем, что я тебе сказал.
Кирилл согласно кивнул, понимая, что вел себя не по-товарищески. Михаил Иванович улыбнулся и сказал:
— Ну ладно, Кирилл. У меня для тебя есть и хорошая новость. Скоро будет большой турнир в Петербурге. Ты участвуешь, готовься…
Кирилл шел домой, хотя ему хотелось бежать, лететь. Это его первый турнир, было радостно, хоть он и волновался. Но сейчас ему не хватало Тани, хотелось помириться, рассказать ей обо всем, обсудить. Да и вообще он очень сильно соскучился. Они были неразлучны еще с детского сада и ссорились очень редко. Кирилл знал, что Таня никогда не сделает первый шаг, значит, его должен сделать он сам.
Уже подходя к дому, он встретил Слона.
— Слышь, Ботаня, пойдем к гаражам, поговорить надо, — процедил старшеклассник и, не дожидаясь ответа, пошел вперед.
— Я не Ботаня, меня Кириллом зовут, — твердо произнес он ему вслед.
— Да мне по фиг, как тебя зовут, — не оборачиваясь, ответил Слон, — иди не бойся, разговор есть.
— Я и не боюсь, — пробормотал Кирилл и пошел за ним следом.
На самом деле Слона звали Ильей Ослоновским. Но прозвище прилипло к нему не только из-за фамилии, он действительно чем-то напоминал слона. Огромный, под два метра ростом, он обладал невероятной силой и частенько ею пользовался. Его кулаков побаивались. В школе нередко ходили телефонные записи многочисленных драк Слона, и пацаны из класса почему-то с восхищением обсуждали эти жестокие избиения. Кирилл считал несправедливым, что Слона все уважали, хотя он унижал и бил людей, а значит, был плохим человеком. И все равно многие мечтали попасть в его компанию, заискивали перед ним, даже подражали. Да и многие девчонки в школе хотели дружить с этим парнем, который был очень популярной личностью. Слон уже учился в выпускном классе и был на два года старше. Раньше он даже не замечал Кирилла, наверное считая ниже своего достоинства связываться с младшеклассником. Но все изменилось после того случая, когда Слон обозвал его Ботаней. Каждая встреча с ним превратилась для Кирилла в испытание. Компания Слона регулярно собиралась во дворе, и теперь он постоянно насмехался над ним, отпуская едкие шуточки, будто мстил за то, что он встречается с Таней. Кирилл сразу терялся, у него напряженно вжималась голова в плечи, а губы судорожно склеивались в жалкую, беспомощную улыбочку. Он, не поднимая глаз, пытался что-то отвечать на насмешки и окончательно смущался. Кирилл ненавидел себя в такие моменты, но ничего не мог с собой поделать. Ему оставалось только терпеть.
И вот сейчас он шел следом за Слоном, но страха не было. Кирилл почему-то всегда боялся больших компаний, и ему проще было разговаривать один на один, без посторонних взглядов. Да к тому же сейчас Кирилл чувствовал себя совсем другим человеком, он ощущал в себе силы и уверенность и был готов дать отпор Слону при любом развитии событий.
— Вот что, мелкий. Чтобы рядом с Таней я тебя больше не видел. Понял меня? — небрежно, будто все было уже решено, сказал Слон, когда они подошли к гаражам.
— Нет. Не понял, — уверенно ответил Кирилл, глядя противнику прямо в глаза.
— Что ты не понял, придурок? — сразу же разозлился верзила, он не ожидал, что какой-то младшеклассник посмеет ему возражать. Кирилл незаметно изучал противника, его движения, стараясь прочувствовать слабые места, уязвимости. Но сейчас он ощущал только невероятную силу и агрессию, идущую от этого парня.
Вот и Карабас-Барабас появился, злой, огромный, только без бороды, — спокойно подумал он. Но Кирилл уже не был тем Пьеро, которого можно безнаказанно обижать. Он теперь мог постоять себя.
— Я не придурок, — ответил Кирилл, — и не понимаю, что ты от меня хочешь?
— Ты что, Ботаня, страх потерял? — гигант уже просто рычал от ярости, надвигаясь на него, даже лицо побагровело. — Я же тебя сейчас зарою прямо здесь.
— Послушай, давай поговорим… — попытался успокоить его Кирилл, но верзила не стал слушать, а просто сгреб его за шиворот своей лапой и резко ударил кулаком. Кирилл успел перехватить его руку и рванул на себя, потом в сторону, пытаясь сделать подсечку. Но Слон даже не покачнулся, наверное, с таким же успехом можно было пытаться повалить тополь, который рос рядом с гаражом. Кирилл вдруг растерялся. Раньше он боролся только со сверстниками, но сейчас перед ним стоял мощный, уже совсем взрослый, семнадцатилетний, огромный парень. Гигант снова махнул кулаком, и у Кирилла подкосились ноги от страшного удара в живот. Слон в полном молчании бил его, словно чугунной кувалдой, в грудь, в живот, придерживая другой рукой и не давая упасть. Казалось, это никогда не кончится, но удары вдруг прекратились. Слон отпустил его, и Кирилл, задыхаясь, повалился на землю. Он с трудом приходил в себя, ошеломленный, раздавленный болью и страхом. Его трясло от ужаса.
Откуда-то сверху раздался клокочущий от ярости голос Слона:
— Повтори, что я тебе приказал.
Кирилл с трудом соображал, мысли лихорадочно скакали в голове. Он сбивчиво пробормотал:
— К Тане… больше… не подходить.
— Громче, — Слон резко пнул его ногой в бок.
— К Тане… не подходить, — торопливо повторил Кирилл.
Слон склонился нему и снова взмахнул рукой. Кирилл замер, но огромный кулак остановился в сантиметрах от его лица.
— Вот как мне хочется тебе по рылу зарядить. Жалко, что сейчас нельзя.
Слон говорил уже спокойным голосом, но его глаза были какими-то дикими, набухше-красными от злости. Кирилла уже конвульсивно, судорожно колотило от страха. Слон продолжил говорить, вернее, он приказывал:
— Таня не должна знать, что я тебя бил. Понял меня?
— П-п-понял.
— Скажешь ей, что не хочешь с ней встречаться. Понял?
— Понял.
— Повтори, придурок. А то ты от страха ничего не соображаешь.
— Сказать, что не хочу… с ней встречаться…
Слон усмехнулся:
— То-то же, Ботаня. Сейчас ты легко отделался. Но это еще не все, я борзости не прощаю. Потом я буду бить тебя каждый день. И молись, чтобы у нас с Таней все было хорошо, — он помолчал, внимательно разглядывая Кирилла, и презрительно добавил: — И что она в тебе нашла? Ты же плесень мелкая, трясешься, как слизняк. Смотреть противно. Ладно, ползи отсюда…
Кирилл шел, не разбирая дороги. Улица словно расплывалась перед глазами. Ему захотелось завыть от отчаяния и унижения, а может, даже умереть. А еще было противно, противно от самого себя. Пришел домой, лег на диван лицом в подушку.
Пришла спасительная мысль. Слон ведь все-таки старше, сильней. Его все боятся, он всех бьет, не только его. И все терпят. И Кирилл тоже должен терпеть. А Таня сама виновата. Он вспомнил, как она улыбалась Слону и радовалась, когда с ним разговаривала. А ведь Кирилл предупреждал ее, просил не общаться с ним. Вот и пускай. Таня потом поймет, кого потеряла, и пусть теперь встречается с этим Слоном, она же этого хотела, сама говорила. Она еще пожалеет об этом, но поздно будет. Даже хорошо, что они поссорились.
Кириллу стало легче. Он уже знал, что надо делать. Главное спорт, добиться успеха, стать сильным. Тренер говорил, что у него талант, вот и надо его развивать. Все остальное ерунда.
На следующий день Кирилл пришел на тренировку. Но уже на спарринге с партнером почувствовал, что опять пришли скованность и зажатость. Он думал, что это пройдет, продолжал упорно работать, отрабатывал приемы на манекене, но, когда начинались схватки с соперниками, тело снова затягивалось в тягучий, неповоротливый корсет. Его охватывали страх и бессилие перед соперниками, он перестал их чувствовать. Шли дни, но страх не уходил. Это было как наваждение, которое постоянно преследовало его, и он ничего не мог с этим поделать. Будто перед ним опять стоял Слон и он, Кирилл, беспомощно пытался что-то противопоставить противнику. Мышцы, все тело будто деревенели от напряжения.
Кирилл надеялся, что ему поможет Михаил Иванович, но тот, казалось, опять потерял к нему всякий интерес.
Наконец Кирилл не выдержал и сам подошел к тренеру, попросил помощи.
— С телом, с мышцами проще, их можно натренировать, — сказал Михаил Иванович. — Но нужно держать равновесие не только физически, но и морально. Нужно уметь держать удар.
— Что же мне делать, Михаил Иванович. Мне очень нужно уметь бороться. Иначе…
Он замолчал на полуслове. Тренер внимательно посмотрел на него и понимающе улыбнулся:
— Что, проблемы?
— Еще какие, — ответил Кирилл, надеясь на помощь наставника, но тот отрицательно покачал головой:
— Тебе никто не поможет. Ты должен справиться сам. Только сам. А если ты по любому случаю будешь терять самообладание, то смысла нет заниматься борьбой. И главное, полноценно жить нельзя в страхе.
Он помолчал и добавил:
— Ищи равновесие. Оно всегда должно быть с тобой, внутри тебя. В любых ситуациях. Это как стержень, который не дает упасть. А сейчас… Сейчас к турниру ты не готов. На соревнования поедет Сазонов.
— Но ведь я выигрывал у него. Вы же видели? — сказал Кирилл в отчаянии. Но тренер неожиданно жестко ответил, как отрезал:
— У Сазонова есть характер. А у тебя… Наверное, я ошибся в тебе… Ты опять раскис, зациклился на своих проблемах, на себе, несчастном…
Кирилл пришел домой, по привычке разогрел ужин, но есть совсем не хотелось. Долго сидел на кухне, думал. Все было напрасно. Эти тренировки до изнурения, до боли во всех мышцах, во всем теле. Все зря, надо искать другое решение. Проблемы обступали его со всех сторон. Вот и сейчас напомнила о себе одна из них — из-за шкафчика под кухонной раковиной осторожно высунулась серая мордочка. Мышь теперь постоянно появлялась по вечерам, когда Кирилл садился ужинать.
Она незвано прокралась в их квартиру еще три недели назад или даже раньше. Днем пряталась под полом, а по ночам тихонько вылезала и таскала крупу из шкафа. Ее обнаружили как раз перед отъездом мамы с Ксюшкой в санаторий. Одинокая мышка решила пообщаться и средь бела дня выбежала на кухню, напугав и маленькую сестренку, и даже маму. Поэтому от Кирилла потребовали обязательно избавиться от мыши.
Сначала задача показалась легкой. Уже на следующий день после отъезда мамы и сестры Кирилл обнаружил мышиную лазейку под раковиной, за плинтусом. Он выстругал деревянный чопик и заткнул им норку. Но уже вечером самозванка стала отчаянно пищать, пытаясь выбраться наружу. Кирилл думал, что она уйдет, но мышка всю ночь скреблась, металась под полом и продолжала пищать от страха, голодная, запертая в холодном, темном подполье. Кириллу стало жалко ее. Ведь, наверное, она тоже считала квартиру своим домом, привыкла жить здесь.
Следующим утром Кирилл открыл лазейку и насыпал у плинтуса крупы и кусочков яблока. С тех пор так и повелось. Они как бы заключили договор — Кирилл ее подкармливал, а мышка больше не лазила по шкафам. Постепенно она даже перестала опасаться его. Каждый вечер, когда Кирилл садился ужинать, мышка тоже выбиралась из своей норы, тихонько сидела в углу и наблюдала за Кириллом. Она была совсем маленькая, наверное, еще мышонок. Он назвал ее Стрелкой за то, что она, как магнитная стрелка компаса, неизменно поворачивалась в сторону Кирилла, когда он ходил по кухне. Мышка была довольно милая, тихая и даже какая-то беспомощно-жалкая. Короткая шелковистая шерстка, тонкие голые лапки, глаза-бусинки, расположенные высоко на лбу, отчего у нее было смешное, удивленно-любопытное выражение лопоухой морды. Стрелка уже не боялась и даже брала еду с руки. Она наедалась очень быстро, а потом опять сидела в углу и задумчиво смотрела на Кирилла. Видимо, ей было одиноко в своем темном подполье, и она радовалась, когда он приходил на кухню. У него тоже не было друзей, только товарищи по школе. Таня теперь встречалась со Слоном, а Кирилл по вечерам сидел дома с верной Стрелкой, которая преданно и благодарно смотрела ему в глаза.
Его размышления прервал телефон, опять звонила мама:
— Сын, ты не забыл о нашем разговоре? Мышь убрал из квартиры? Ведь уже почти месяц прошел.
Кирилл горестно посмотрел на сидевшую напротив него Стрелку и снова попытался возразить:
— Мама, ведь зима, мороз на дворе. Ну как я ее вынесу, она же замерзнет?
— Кирилл, избавь меня от этих подробностей. Придумай что-нибудь. Мы с Ксюшей не можем жить в квартире, где бегает мышь. Ты понял меня? Будь мужчиной, повторяю тебе. Завтра мы приезжаем. Не забудь.
— Да, мама. Хорошо…
Хватит киснуть, надо быть мужчиной, надо иметь характер. Он встал и, склонившись к полу, поманил мышку к себе:
— Стрелка. Ну, иди ко мне, не бойся.
Она словно поняла слова, доверчиво подбежала, осторожно забралась на руку. Лапки у нее были прохладные, и она замерла, наслаждаясь теплом.
Надо быть мужчиной, — повторил про себя Кирилл. Он взял банку со стола, осторожно запустил Стрелку внутрь и закрутил крышку. Мышка совсем не боялась и спокойно сидела внутри.
На улице было морозно. Кирилл подошел к гаражам, насыпал крупы вокруг, вытащил банку и высадил мышку на снег. Потом развернулся и решительно зашагал домой. Но все же не выдержал, оглянулся. Стрелка неподвижно сидела на том же месте, где он ее оставил, и смотрела ему вслед. А потом вдруг побежала к нему, мелко перебирая тонкими лапками, барахтаясь и застревая в снегу. Кирилл попятился и зачем-то крикнул ей, будто она могла понять:
— Стрелка, Стрелочка. Уходи. Ко мне нельзя. Ищи себе норку.
Но мышка упорно пробиралась к нему по сугробам, пока не ткнулась в его ботинок. Она хотела домой. Кирилл присел на корточки рядом с ней и опять заговорил:
— Ну нельзя, понимаешь. Нельзя.
Он снова отошел назад и остановился. Внезапно за спиной раздался голос:
— Эй ты, придурок. Что у тебя там?
Кирилл обернулся. К нему из-за гаражей вразвалку подходил Слон со своими друзьями.
— Вот, мышка, — испуганно ответил Кирилл и показал на Стрелку, которая неподвижно сидела в снегу.
— Мышка? — переспросил парень. — Мышка — это хорошо. Я ее своему коту отдам. Он любит их жрать.
— Нельзя ее коту, я не отдам, — Кирилл опять почувствовал отчаяние и страх, но не за себя, за Стрелку. Шагнул вперед и сдавленным голосом повторил:
— Я не отдам.
— Что значит, не отдашь? — с насмешкой произнес Слон. — Ты сейчас сам мне ее принесешь. Понял меня?
— Не принесу, — упрямо ответил Кирилл, заслонив мышку собой, — не подходи, а то…
— А то что? Что ты сделаешь? — куражливо спросил Слон и, обратившись к своим друзьям, произнес: — А Ботаня-то разговорился. Голосок прорезался. Ты что, опять страх потерял? Помочь найти?
Кирилл молчал, не зная, что сказать. Слон мрачно посмотрел на него и приказал:
— Подойди ближе… Еще ближе… Вот так.
Какой же он огромный, — с ужасом подумал Кирилл, стоя перед этим исполином, который нависал над ним неподвижной каменной мощью. Почувствовал, как задрожали ноги, а потом и все тело. Его опять колотило судорожной, потной тряской, и он ничего не мог с этим поделать.
— А ты знаешь, почему я тебя больше не бил? — неожиданно спросил Слон и сам же ответил: — Потому что Таня просила тебя не трогать. А сейчас ты сам напросился.
Он помолчал, а потом продолжил:
— Я ей рассказал, как ты перепугался, когда я тебя прессанул и приказал к ней больше не подходить. Рассказал, какая ты мелкая трусливая мышь, как ты вот так же трясся от страха. А Таня все равно жалела тебя и просила, чтобы я тебя не бил. Помнишь, как ты трясся?
Кирилл даже зажмурился от ужаса, унижения и бессилия. Таня, оказывается, все знала. Знала, почему он старался с ней не разговаривать в школе, почему после уроков торопливо выскакивал из класса и бежал домой один. Она все знала и молчала, никогда не упрекала в трусости, в предательстве и даже переживала за него, думала о нем.
— Что ты здесь в жмурки играешь? — услышал он голос Слона. Тот схватил его за шиворот и резко тряхнул. — Помнишь, я тебя спрашиваю?
— П-п-помню, — тихо ответил Кирилл и опустил голову, чтобы не было видно лица.
— А теперь тащи мышь сюда, — приказал Слон и неожиданно толкнул Кирилла так, что он упал в снег рядом с мышкой.
— Стрелка, Стрелочка, беги. Кыш, кыш, кыш, — отчаянно зашептал Кирилл, но мышка по-прежнему не хотела уходить. Даже наоборот, подбежала поближе, прямо к лицу. И опять она преданно смотрела на него, наверное, радовалась, что они снова вместе.
Кирилл поднялся и срывающимся от отчаяния голосом попросил:
— Ее нельзя коту отдавать… пожалуйста, пожалуйста…
— Ну что же, — недобро усмехнулся Слон, — пора тебя поучить, придурок. А потом ты принесешь мне эту мышь в зубах. Не веришь?
Гигант несколько раз мощно ударил кулаком о ладонь, словно разминаясь.
Кирилл заметил, как стоящие вокруг парни сразу оживились и, как по команде, приготовили телефоны в ожидании очередной потехи. Но ему уже не было стыдно, он готов был просить, уговаривать Слона, лишь бы мышка осталась жива. Но тот неумолимо продолжил:
— Ну что, мелкий. Я считаю до трех. Раз… Два… Три…
Кирилл снова зажмурился, ожидая ударов, но их не было. Он осторожно открыл глаза и увидел, что Слон почему-то напряженно глядит ему под ноги, словно прицеливаясь. Кирилл посмотрел вниз и обнаружил, что мышка сидит около его ботинка. Стрелка вновь пришла к нему и не хотела уходить, словно пытаясь помочь. Краем глаза заметил, что Слон вдруг сделал быстрый широкий шаг вперед, и Кирилл с ужасом понял, что его огромный башмак вот-вот обрушится на мышку.
Перед ним был враг, убийца. Тело сработало само, на инстинктах, на рефлексах, на жалости, на ненависти. Кирилл без замаха, коротко рубанул ногой по ботинку врага и резко рванул противника на себя, рванул так, что потерявший равновесие гигант даже не успел выставить руки и врезался лицом в снег, нелепо взбрыкнув в воздухе ногами.
Кирилл со страхом оглянулся, хотя чувствовал, что Слон не успел поставить ногу, не успел наступить. Мышка сидела на прежнем месте, живая и невредимая, только присыпанная снежным пластинками от рубчатой подошвы Слона. Она, наверное, и не догадывалась, что могла погибнуть.
Его охватил восторг от того, что сейчас ощущал. Он чувствовал невероятное чувство свободы, знал, что больше никогда его не потеряет. Перед Кириллом мелькнуло лицо Слона с разбитым, кровящим носом и налипшим снегом, который, казалось, вот-вот закипит на его багровой от ярости морде. Гигант несся на него, как взбесившийся, потерявший управление трамвай, но Кириллу уже было все равно. Его тело поймало свой ритм, он едва заметно качнулся в сторону, уходя от атаки, жестко ударил носком ботинка по ноге врага, и Слон, споткнувшись, тяжелым ледоколом вновь пробороздил лицом заснеженную дорожку.
Противник тяжело поднялся, вытер рукавом разбитый нос, неопрятно размазав липкую кровь по щеке, и мрачно уставился на Кирилла.
— Ты хоть понимаешь, придурок, что я с тобой сейчас сделаю? — медленно пророкотал гигант. Кирилл молчал, опустив голову. Он опять прятал лицо, но уже совсем по другой причине. Внутри клокотала холодная, расчетливая ярость, которая требовала выхода. Он с нетерпением ждал, когда верзила пойдет в атаку. Ему сейчас хотелось продолжения драки. Он ощущал какое-то дикое, бешеное желание бить, топтать, рвать противника на части. И Кирилл знал, что сделает это, но ему не хотелось насторожить врага.
— Что, страшно? — продолжил Слон, еще ничего не подозревая, и приказал: — Ну, иди сюда, суслик, я тебя сейчас буду убивать.
— Сам иди, — тихо ответил Кирилл и даже робко попятился назад, словно приглашая врага начать.
Он рассчитывал, что верзила снова бездумно бросится на него, но, видимо, недаром гигант считался опытным, лучшим бойцом. Слон все-таки почувствовал угрозу и медленно двинулся на него несокрушимой, стальной громадой, сохраняя равновесие. Кирилл чувствовал мощь, исходящую от этого исполина, и отходил назад, уводя его за собой, подальше от места, где сидела мышка. Он понимал, что атаковать гиганта сейчас было нельзя.
— Ты долго будешь бегать? Сюда иди, придур… — начал было бугай, но договорить не успел. Кирилл стремительно сблизился, хлестко ударил носком ботинка по голени врага. Слон взревел от боли, махнул кулаком, но Кирилл уже успел отступить на дистанцию. И снова они двигались друг за другом, словно кружась на заснежной площадке в каком-то замысловатом ритмичном танце. Кирилл периодически бил ему по ноге, которой мерзавец пытался раздавить Стрелку. И в каждый удар он вкладывал всю свою ненависть. Гигант уже сильно хромал и морщился от боли, но по-прежнему осторожно подкрадывался к Кириллу, безуспешно пытаясь попасть в него своими тяжелыми кулаками.
— Что, Слоник, ножка болит? — провоцируя, спросил Кирилл и опять резко ударил ботинком по голени врага. И верзила не выдержал, опрометчиво бросился на Кирилла, ударил кулаком, но попал в пустоту, беспомощно заваливаясь вперед. Всего лишь на долю секунды гигант покачнулся, потеряв равновесие.
Именно это и надо было Кириллу. Он тут же поймал неустойчивость исполина, ответил разящим движением. Легко поднырнул под руку противника, подсек завалившуюся на него тушу бедром и бросил через себя.
Слон, перевернувшись в воздухе, грузно рухнул на спину. Этот большой, сильный парень совсем не умел падать, наверное, ему никогда и не приходилось этого делать раньше. И теперь он тяжело поднялся, как пьяный, пошатываясь после жесткого падения, и медленно, непонимающе огляделся по сторонам.
— Эй ты, заблудился, что ли? Я здесь, — насмешливо окликнул его Кирилл. Тот обернулся, тряхнул головой, как конь, словно пытаясь найти фокус своего блуждающего взгляда.
— Ты череп-то береги, чудак. Мозги выскочат, обратно не вставишь, — посоветовал Кирилл. Его ненависть уже прошла, и он с беспокойством глядел на Слона, калечить противника ему совсем не хотелось. Но гигант постепенно приходил в себя, и к нему быстро возвращалась ярость.
— Сейчас у тебя… мозги… выскочат, — прохрипел Слон, — сейчас я буду тебя убивать. Ты понял меня? Я сейчас буду тебя убивать.
Кирилл уже знал, что может легко швырять этого бугая, словно беспомощную тряпичную куклу, маневрируя и уходя от его хоть и мощных, но неповоротливых атак. Но теперь ему было этого мало. Он слишком долго отступал, может быть, всю свою жизнь. Вдруг захотелось испытать себя, поставить безумный эксперимент и схлестнуться с могучим гигантом напрямую, грудь в грудь. Хотя и понимал всю опасность и даже глупость такого поступка.
— Давай-давай, Слоник-убийца, — подстегнул его Кирилл, а может, и себя тоже, — иди сюда. Давай, клоун, развлеки меня.
И гигант бросился на него, как бык, с налитыми кровью глазами.
Кирилл опять почувствовал все нарастающую нервную дрожь. Но это был не страх, это было уже совсем другое ощущение. Будто дрожь породистого стремительного скакуна, нетерпеливо ожидающего решительного молниеносного рывка вперед. И Кирилл наконец-то полностью отпустил его на свободу. Он бросился навстречу врагу.
Они яростно схлестнулись грудь в грудь. На мгновение замерли в этой жесткой сшибке, и Кирилл почувствовал, как сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее стал падать назад под напором навалившегося на него колосса. И он опять испытывал восторг от этой все увеличивающейся скорости падения, от захватывающего ощущения опасности, когда замирает сердце от мимолетного страха. Он летел вниз, летел бесконечно долго, полностью расслабленный, но тело вдруг упруго выгнулось, подобно гибкой еловой ветви под тяжестью снега, и Кирилл пружинистым прогибом стряхнул с себя противника, подмял его под себя и впечатал в снег.
Через мгновение он уже стоял над соперником, который лежал, не в силах подняться.
Наверное, тренер ругал бы Кирилла, если бы узнал, что он решился на лобовое столкновение с противником, который почти в два раз тяжелее, решился на бросок прогибом. Это действительно было безумием, но Кирилл намеренно пошел на риск. Ему будто хотелось оправдаться, доказать самому себе, забыть, вытравить из памяти все мерзкое, постыдное. Свою трусость, слабость, свое предательство.
Кирилл чувствовал необыкновенную легкость. Он совсем не устал, и ему удивительно было видеть Слона, который уже задыхался от изнеможения.
— Что лежишь, уже устал, что ли? — с издевкой спросил Кирилл распластавшегося на снегу противника. — Куришь, наверное, горемыка?
Но тот не ответил, пытаясь отдышаться. Наконец верзила поднялся и опять упрямо пошел вперед, но Кирилл уже знал, что противник обречен.
Слон падал, вставал, снова бросался вперед и снова падал, сбитый Кириллом. Он теперь напоминал огромную глупую рыбину, которая постоянно попадалась на крючок, ее выдергивали из воды на берег, и она грузно шлепалась на землю, конвульсивно дергаясь и хватая воздух широко распахнутым ртом. Слона шатало от усталости.
Кириллу уже было жалко этого измотанного своими же наскоками, униженного гиганта с разбитым, окровавленным лицом, которого младшеклассник на виду у всех валял по всей площадке, как клоуна на арене цирка. Продолжать схватку не хотелось.
Слон на подгибающихся ногах из последних сил попытался снова навалиться на него. Кирилл схватил его за шиворот, привычно заплел ноги подсечкой и повалил лицом в снег, заломив руку за спину. Коротко приказал:
— Лежи не дергайся.
Но тот опять вскочил, пытаясь сбросить Кирилла, и тут же что-то сухо щелкнуло у Слона в плече. Верзила снова ткнулся лицом в снег и тут же закричал от боли протяжным, срывающимся на визг голосом:
— Ты мне плечо вывернул, сволочь.
Кирилл отпустил его руку и с досадой произнес:
— Сам виноват, терпи теперь. Зачем дергался, если у тебя рука на излом? Совсем тупой, что ли?
У Кирилла тоже бывали травмы, и сейчас ему было понятно, что Слон уже не сможет продолжать драку, хотя ничего страшного не произошло. Азарт схватки постепенно уходил. Кирилл наконец-то смог подойти к мышке, которая по-прежнему неподвижно сидела на снегу, словно ожидая его возвращения. Бережно взял ее на руки, и она благодарно замерла на ладони. Кирилл подобрал банку, лежащую на снегу, запустил в нее мышку и аккуратно положил в карман куртки. Спросил Слона:
— У тебя еще есть вопросы? Если желаешь продолжить, то вставай за добавкой. Если нет, то нам с мышкой домой пора.
— Ты бы еще поцеловался со своей поганой мышью, Ботаня, — со злобой произнес Слон, придерживая рукой поврежденное плечо. Этот ехидный верзила умел провоцировать людей.
— Это пасть у тебя поганая, лучше бы ты ее захлопнул, — с раздражением ответил Кирилл. Но Слон не унимался и продолжил:
— Жалко, что я твою мышь не раздавил. Ты, наверное, сейчас рыдал бы.
Кирилл вплотную подошел к Слону, сжимая кулаки, и, едва сдерживаясь от нахлынувшей злости, произнес:
— Да я бы тебе ноги вырвал вместе с руками, если бы с ней что-нибудь случилось.
— Ты рано разговорился, Ботаня, — с угрозой произнес тот. — Я своих обещаний не забываю, ты мне эту мышь в зубах принесешь моему коту, помни это.
Кирилл оглядел изрядно помятого верзилу, беспомощно сидящего в снегу, и вдруг успокоился, с насмешкой ответил:
— Какой ты свирепый, Слоник. Лучше расскажи своему коту, как ты здесь валялся, а потом визжал про свое плечо. Может, он тебя пожалеет, бедолагу.
— Если бы плечо не болело, то я бы тебя… — разозлился Слон, но Кирилл прервал его:
— Да что ты все ноешь про свое больное плечо. У нас в спорте даже со сломанной рукой продолжают бороться, на Олимпийских играх побеждают. А ты скулишь здесь из-за пустяка. А если фашисты придут, ты тоже им про свои болезни будешь рассказывать?
Слон промолчал, не зная, что ответить.
— Ладно, ползи отсюда, чучело, — наконец сказал Кирилл, — и рожу утри, смотреть на тебя противно.
Ему действительно неприятно было смотреть на этого парня, которого он еще совсем недавно боялся, которого боялись все. И вот сейчас Слон сидел на снегу, шмыгая разбитым носом, из которого сочилась студенистая кровяная жижа, отвратительно размазанная по щекам. Верзила этого даже не замечал, обескураженный, раздавленный произошедшим. Кириллу было противно осознавать, что этот неуклюжий огромный боров мог так напугать его, заставить предать любимую девушку. И ведь это могло продолжаться и дальше, если бы не маленькая бессловесная мышка, которую он не мог оставить в беде.
Слон наконец встал на ноги и неуверенно пообещал:
— Ну, мы с тобой еще встретимся.
— Да скучно мне с тобой встречаться, — презрительно ответил Кирилл, — рыхлый ты какой-то, плюшевый слон. Давай лечись. Выздоравливай. Передавай привет коту.
Он уже уходил, когда услышал мстительный голос Слона:
— А вот Танюше не скучно было со мной встречаться…
Будто кто-то толкнул в спину, перехватило горло, и стало трудно дышать. Кирилл обернулся. Слон продолжил, гнусно ухмыляясь:
— Нам с Танечкой очень хорошо было наедине. Ей так понравилось…
Кирилл понимал, что Слон мог соврать, пытаясь отомстить за свое поражение, оправдаться перед своими дружками. А может, и не соврал, может, все так и было. Уже ничего исправить нельзя, ведь он сам был виноват во всем. Надо забыть, не думать об этом. Он стоял, до боли сжимая кулаки и пытаясь успокоиться. Глухо спросил сквозь стиснутые яростью зубы:
— Ты же все врешь, врешь, гнида. Скажи, что врешь…
Но Слон молчал, по-прежнему издевательски усмехаясь. И сейчас уже неотвратимо тянуло дознаться, выбить из Слона правду, заставить отказаться от своих слов.
— А ну давай, гнида. Давай продолжим, — исступленно зарычал он на верзилу.
Кирилла опять захлестнула ненависть, он в бешенстве ринулся на противника. Он не заметил, что Слон успел отдохнуть, смог восстановить силы. И теперь уже Кирилл, ослепленный яростью и ощущением своего превосходства, попал в ловушку. Гигант ждал нападения и выбросил навстречу тяжелый, как чугунная гиря, кулак. Кирилл слишком поздно увидел угрозу, успел лишь чуть пригнуть голову, и словно бревно обрушилось на затылок, от жестокого удара потемнело в глазах. Он почувствовал, что валится вниз. Видимо, это его и спасло. Второй удар гиганта пушечным снарядом пронесся над головой и не принес вреда. Как в тумане заметил, что Слон замахивается снова. Кирилл сумел устоять на ногах, уклонился от удара. Но противник, почувствовав близкую развязку, не давал передышки, пытаясь добить. Кирилл отступал, в голове шумело, его бросало из стороны в сторону от ударов великана, которые пудовыми кувалдами обрушивались на плечи, руки, грудь, причиняя мучительную боль. Кириллу хватало сил лишь уклоняться и защищать лицо. Он понимал, что если гигант снова попадет ему в голову своим тяжелым, как конское копыто, кулаком, то схватка сразу закончится. А он не мог уступить. В кармане его куртки в тонкой стекляной баночке сидела мышка, которую он должен был защитить. А еще Таня, которая думала, заботилась о нем, надеялась на него, которую он не мог потерять.
Отчаяния не было. Страха не было. Но гигант не давал ему никаких шансов, как робот, умело расстреливая его могучими рычагами рук. Сознание уже ускользало, но все опять произошло как-то вдруг. Кирилл почувствовал, что великан стал уставать, что он тоже не железный и уже начал задыхаться, в изнеможении хватая воздух ощеренным ртом. Надо было терпеть, ждать. Сквозь мутную пелену перед глазами увидел огромный кулак, который, как ядро, неотвратимо летел ему в голову, пригнулся, и будто какая-то сила выбросила его вверх. Перед ним, совсем рядом, мелькнуло багровое лицо Слона с оскаленными крупными зубами. И Кирилл ударил, ударил рукой. Ему почему-то вспомнился Сазонов, и он плотно сжал пальцы, довернул кулак, который через мгновение буквально влип в челюсть гиганта. И Слон вдруг исчез, растворился в воздухе…
Как будто в фильме про войну, наступила звенящая, давящая на уши тишина. Хотя, наверное, это и была война. Еще мгновение назад его бомбил противник своими кулаками-снарядами, которые с невыносимой болью врезались в тело и, казалось, даже в мозг, отдаваясь оглушительным грохотом в голове. И неожиданно все стихло.
Голова кружилась, противно пульсировало и саднило в затылке, площадка расплывалась перед глазами, будто в густом мареве. Кирилл, пошатываясь, огляделся по сторонам, пытаясь устоять на подкашивающихся ногах. И наконец увидел Слона. Он неподвижно лежал на снегу. Вокруг него уже стояли парни, ошеломленные произошедшим. Кирилл обессиленно опустился на снег, с беспокойством наблюдая за лежащим без сознания противником.
Через несколько минут гигант наконец-то очнулся, а вскоре уже встал на ноги, хоть и немного пошатываясь. Кирилл с облегчением выдохнул и подошел к Слону. Ему уже было досадно. Опять он не смог удержать равновесие. Раздухарился, начал презирать противника, унижать. Вот и пропустил удар, был наказан за самонадеянность. Хотя тренер прав, ничего не бывает случайно. Значит, так надо было. Он выдержал испытание и опять сделал для себя удивительное открытие. Кирилл уже ясно осознавал, чувствовал, что случилось очень важное событие в жизни, которое полностью изменит его судьбу. Он был в этом уверен. Кирилл подошел к Слону и искренне сказал:
— Ты здорово бился, Илья. Я уже думал, что все, забьешь меня, — Кирилл потрогал рукой саднящий затылок, поморщился и добавил: — Удар у тебя, конечно, страшный.
— Ну, я-то ладно. Все-таки пять лет боксом занимался, — неожиданно улыбнулся Слон. — Но вот как ты не упал после моего удара и выдержал атаку, не понимаю. А ответка твоя прилетела — вообще космос. Классно ударил. Высшая лига. Это я тебе со знанием дела говорю.
Слон помолчал, а потом протянул руку:
— Ладно, мир… Уважаю.
— Мир, — ответил Кирилл и крепко пожал огромную лапищу Слона.
Ему сейчас мучительно хотелось расспросить его о Тане, но вокруг стояли парни. Надо было уходить, забыть обо всем и никогда не спрашивать.
Он прошел мимо ребят, которые расступились перед ним.
На следующее утро в школу Кириллу пришлось надеть свитер с высоким воротником, чтобы не было видно вздувшейся ссадины на затылке. Он чувствовал себя будто пропущенным через мясорубку. На руках, плечах, груди были огромные синяки. И тем удивительней было то, что ему удалось не пропустить больше ни одного удара в голову и устоять. Он тогда совсем не думал о себе, защищая мышку, защищая свою любовь. Но его тело опять, будто само, на каких-то невероятных рефлексах виртуозно выполнило задачу.
Он пришел в класс и решительно сел рядом с Таней, которая сидела за партой одна. Она улыбнулась ему и спросила:
— А Слона не боишься?
— Не боюсь, — ответил он и сразу задал вопрос, но не о том, о чем хотел: — Ты правда просила Слона, чтобы он меня не бил?
Кирилл внимательно смотрел ей в глаза, пытаясь понять ее отношение к Слону и к нему.
— А ты откуда знаешь? — вопросом на вопрос ответила она.
— Мы с ним разговаривали.
— Просто разговаривали? — Таня опять загадочно улыбнулась.
— Ну да. Разговаривали. Он сказал, что ты за меня просила. Это правда? — Кирилл не понимал, почему она так странно смотрит на него.
— А ты это называешь «просто разговором»? — Она протянула ему свой телефон и показала запись драки.
— А откуда у тебя это? — удивленно спросил Кирилл. — Ты со Слоном виделась?
Но Таня рассмеялась:
— Странный ты, Кирилл. Живешь где-то в своем мире и ничего не замечаешь. Надо же общаться с людьми. Эта запись у всех есть. Посмотри вокруг.
Кирилл только сейчас увидел, что ребята смотрят в телефоны и что-то оживленно обсуждают, поглядывая в его сторону.
— Так я не понял, Таня. Насчет Слона…
— Ну что ты привязался ко мне со своим Слоном. Что ты хочешь узнать?
— Таня, но ведь это твой Слон, а не мой, — осторожно сказал Кирилл.
— Да кто тебе это сказал? Я же не виновата, что он за мной бегает. Не нужен мне никакой Слон.
— А кто тебе нужен, Таня? — затаив дыхание, спросил Кирилл.
— Никто мне не нужен. Дурак ты, Савельев. Я же девушка, зачем ты спрашиваешь?
— Можно я снова с тобой буду сидеть? И… И тебя сегодня домой провожу?
— Так я тебе никогда и не запрещала, — она уже серьезно смотрела на него, — ты же сам пересел и после уроков один домой ходил. Без меня…
Они шли вместе из школы, зашли в парк. Гуляли, разговаривали обо всем и никак не могли наговориться, словно встретились после многомесячной разлуки.
Когда уже зашли в подъезд и подошли к ее квартире, Таня сказала:
— А ты молодец, даже и не похвастался. Ни разу не вспомнил о своей победе. Вся школа просто гудит об этой новости. Даже девчонки обсуждают. А ты молчишь как партизан.
— Нельзя хвастаться. Я теперь это точно знаю, — подумав, ответил Кирилл.
— Почему? — Таня внимательно посмотрела на него. — Все мальчишки любят хвастаться, еще и понаврут с три короба. А ты молчишь, словно тебе эта победа не важна.
— Нет, мне это было очень важно. Но я бы не хотел, чтобы об этом все знали.
— Почему? — удивилась Таня. — Это же круто для парня. Победить непобедимого Слона.
— Слон настоящий боец, — Кирилл говорил абсолютно искренне. — Не надо было, чтобы эту запись все видели. Нельзя унижать человека.
— Наоборот, хорошо, что все увидели. Слон совсем обнаглел, возомнил себя королем, самым крутым. Он же со своими друзьями всю школу в страхе держал.
— Знаешь, мне тренер говорил, что не бывает плохих людей. Каждый человек нас чему-то учит и в чем-то помогает. И меня сейчас просто оторопь берет. Это просто мистика какая-то. У нас в секции есть парень, Сазонов. Так я его ненавидел, он меня изводил своими насмешками. А оказалось, что он тоже помог мне победить.
— А этот Сазонов, он что, вчера вместе с тобой был? — удивленно спросила Таня.
— Да нет. Просто он постоянно надо мной издевался, говорил, что я бью, как девчонка. И все время показывал, как правильно бить, как надо кулак доворачивать. Я вчера уже сознание начал терять, когда Слон меня избивать стал, и вдруг мне Сазонов вспомнился. И я ударил, и кулак довернул, как он мне показывал. И все получилось. А ведь я его ненавидел, считал врагом. А оказывается, он меня спас. Получается, я должен быть ему благодарен. Без него я бы не справился.
— Но ты же смог. И я была уверена, что ты справишься. И ты справился.
Кириллу было очень приятно это слышать, вдруг захотелось рассказать, поговорить об этом, но он сдержался, сменил тему:
— Ладно. Сегодня мама с Ксюшкой возвращаются. Такой скандал дома будет. Я даже не знаю, что делать.
— Вот какие вы, мужчины, все-таки глупые. Сила есть, ума не надо, — Таня с насмешкой посмотрела на него и таинственно добавила: — Не понимаете вы нас, женщин. Я тебя научу, что надо говорить.
Кирилл внимательно слушал, смотрел на нее. Она стояла совсем близко от него, и ее губы тоже… совсем близко… Ему захотелось обнять ее, поцеловать, но он сдержался, почувствовал, что не может этого сделать…
— Ты меня совсем не слушаешь, — наконец сказала Таня, — Ты понял, что надо маме сказать?
— Я понял, понял, — ответил Кирилл, — так и сделаю. Они уже скоро приедут, мне надо идти. До свидания, Таня.
— А ты больше ничего не хочешь мне сказать? — неожиданно произнесла девушка. — Может, о чем-нибудь спросить?
— Нет… Не хочу… Что ты имеешь в виду?
— Да ладно, забудь, все нормально. До свидания, Кирилл…
Когда он пришел домой, то несколько раз внимательно просмотрел телефонную запись, которую ему дала Таня. Это было невероятно. Надо было посоветоваться с Михаилом Ивановичем, обсудить.
Кирилл услышал, как открывается дверь. Из санатория вернулись мама и Ксюшка. Он вышел в коридор их встречать. Мама поздоровалась и с беспокойством спросила:
— Как дела, Кирилл? Я могу быть спокойна?
— Конечно, мама. Все под контролем.
Она сразу повеселела, и они обнялись.
— Ксюшка. Пойдем ко мне в комнату, я для тебя сюрприз приготовил, — обратился он к сестренке, когда она разделась.
Они зашли в его комнату, и Кирилл подвел девочку к окну. На подоконнике стоял старый аквариум, который остался от рыбок. Внутри весело бегала мышка. Она тут же шустро подскочила в их сторону и с любопытством уставилась на Ксюшу.
— Видишь, она на тебя смотрит. Думает, что это за девочка пришла, — сказал Кирилл и дал сестренке сухарик. — Вот, возьми, угости ее, а то она голодная. Тебя ждала, знала, что ты ее покормишь.
Ксюша, еще опасаясь, протянула Стрелке угощение. Мышка осторожно взяла сухарик из ее рук и с аппетитом принялась хрустеть.
— Какая милая, хорошенькая мышка. И совсем не страшная, — девочка радостно засмеялась.
— Надо ей еще опилок насыпать и домик сделать, чтобы она там спала, — сказал Кирилл.
— А можно я домик сделаю? Нас в садике научили. Я его из картонки склею и раскрашу, чтобы красивый был.
— Конечно, можно. Мышка будет рада. Ее Стрелкой зовут.
— Что это такое? — послышался строгий голос мамы, которая тоже зашла в комнату.
— Мама, она совсем голодная, ее надо покормить. А когда потеплеет, я ее унесу, — хитро прищурившись, сказал Кирилл.
Но тут расплакалась Ксюшка:
— Не хочу, чтобы мышку уносили, она хорошая…
Уже через несколько минут мама с сестренкой дружно хлопотали около аквариума, по очереди угощая любимицу лакомствами. Да и мышка была счастлива, у нее наконец-то появились настоящая семья и дом.
Кирилл спустился на этаж и позвонил в Танину квартиру.
— Знаешь, все получилось так, как ты и говорила, — обрадованно сказал он, когда девушка открыла дверь и впустила его в прихожую, — мышка теперь в безопасности. И мама, и Ксюшка с ней возятся, кормят.
Таня не ответила, а молча стояла, прижавшись к стене коридора, заложив руки за спиной. Такая желанная, родная в этом своем любимом, наверное, еще детском халатике, из которого она давно выросла.
— Я рада, что у тебя все получилось, — наконец сухо ответила она.
— А ты чего такая? — удивленно спросил Кирилл.
— Какая такая?
— Ну, такая. Грустная.
Ему захотелось ее обнять, прижать к себе. И в то же время Кирилл не мог этого сделать. Ему снова вспомнился Слон, его слова.
— Мы с тобой уже давно помирились, а ты… Ты даже ни разу меня не поцеловал, — неожиданно сказала Таня и выжидательно посмотрела на него.
Кирилл подошел, привлек ее к себе, и она податливо прильнула к нему всем телом. Он смотрел на ее губы, чуть приоткрытые, ждущие, и явственно понимал, что не может к ним прикоснуться. Кирилл вновь отстранился от девушки.
— Я с ним не целовалась, — словно прочитав его мысли, сказала Таня.
— С кем с ним? — зачем-то спросил Кирилл.
— Сам знаешь с кем. Ты не веришь мне?
— Я не знаю, Таня.
— Вот и не знай, — она гибко выскользнула из его рук и, открыв входную дверь, твердо сказала: — Уходи.
— Ну мы ведь можем с тобой просто дружить, — предложил Кирилл.
— Да не хочу я с тобой просто дружить. Лучше сразу расстаться и не мучить друг друга. Уходи.
Таня никогда раньше не плакала, а сейчас Кирилл впервые увидел слезы в ее глазах. Значит, все-таки виновата, — подумалось ему. Он знал, что почти всем девчонкам в школе нравился Слон, многие мечтали с ним встречаться, и Таня, видимо, тоже не исключение. Надо перетерпеть, а Кирилл умел терпеть. Он уже выходил из квартиры, когда Таня окликнула его:
— Ну что же ты делаешь, Кирилл? Не уходи… Пожалуйста, не уходи.
— Ты же сама сказала?
— Да мало ли что я сказала. Я же девушка, как ты не понимаешь?
Кирилл вернулся, не зная, что делать дальше.
— Почему ты мне не веришь? — снова спросила Таня.
— Я же видел, какая ты радостная пришла в класс после разговора со Слоном. Все девчонки хотят с ним встречаться. И ты хотела. Потому что он крутой.
— Значит, ты уверен, что я хотела встречаться со Слоном?
— Ну да… Хотела.
— А ты знаешь, что Слон уже несколько лет предлагает мне встречаться с ним. Ты просто этого никогда не замечал. И все эти годы он хотел с тобой расправиться, хотел тебя избить. Я виновата только в том, что бить тебя он намеревался из-за меня. Ты вот спрашивал, действительно ли я просила Слона не трогать тебя. Так вот, отвечаю: да, я просила его этого не делать. Причем просила уже в течение нескольких лет. Все эти годы ты был под угрозой. Я просто с ним общалась, по-дружески общалась и хотела, чтобы между вами не было проблем. Мы с ним никогда не целовались. Мне он не нужен, мне другой человек нужен. Понимаешь?
— Какой еще другой человек? — настороженно спросил Кирилл.
— Нет, ну какой же ты все-таки дурак, Савельев. И за что я тебя только… — она вдруг замолчала на полуслове.
— А почему ты мне не сказала о Слоне сразу, несколько лет назад, когда он к тебе приставал?
— Да не приставал он ко мне, просто пытался ухаживать, дружбу предлагал. Да и что бы ты сделал? Ведь он просто избил бы тебя. Я поэтому и хотела, чтобы ты занимался спортом. Чтобы мог защитить себя, меня, наши отношения. И ты смог, ты справился, я не ошиблась в тебе.
Кирилл стоял, ошеломленный свалившейся на него информацией. Ему всегда казался странным тот факт, что от кулаков Слона частенько страдали и ребята из его класса, и старшеклассники, а Кирилла он будто не замечал, никогда не трогал. Получалось, что все эти годы Таня, как ангел-хранитель, оберегала его от неприятностей. И когда они надолго поссорились, то тут-то и появился Слон, увидевший, что они не общаются.
— Ты теперь всегда говори мне, если к тебе кто-нибудь лезть будет. Ладно? — сказал Кирилл и привлек девушку к себе.
— Ладно, — ответила она и послушно склонила голову ему на плечо, — только ты верь мне. Мне никто не нужен, кроме тебя…
— А ты знаешь, что мы с тобой уже десять лет вместе? — сказала Таня. Кирилл сначала удивился такому огромному сроку, а потом согласился. Он даже помнил, как все начиналось, хотя ему было всего пять лет. К ним в детский сад привели новую девочку, Таню, и представили детям.
— Посмотрите, какая красивая девочка пришла к нам, — с восхищением сказала Надежда Ильинична, их воспитательница.
Ему тогда показались странными слова Надежды Ильиничны. Таня в тот момент почему-то показалась Кириллу ужасно уродливой, похожей на крысу, несмотря на большие зеленые глаза. Остренький носик с чуть заметными конопушками, жеманно поджатые аккуратные губки. В общем, воображала, она сразу же ему не понравилась. Детей в группе было много, но девочка-крыса почему-то сразу же подошла к Кириллу и вдруг цепко ухватила его ладонь своими крошечными пальцами. Он испугался, попытался вырваться, но так и не смог. И вот уже, оказывается, прошло целых десять лет, и они по-прежнему вместе. Сейчас он даже не представлял своей жизни без Тани. Кирилл не стал делиться воспоминаниями про девочку-крысу и только спросил:
— Таня, а почему ты выбрала именно меня?
Она ласково посмотрела на него.
— Потому что ты — моя половинка… Потому что ты — мой чемпион.
Кирилл грустно улыбнулся. Странные люди эти девчонки, верят во всякую ерунду. Он хотел признаться ей, что его не взяли на турнир и что он совсем никакой не чемпион. Но почему-то не решился, может, как-нибудь потом…
***
— Ну что, парни. Вы прошли жесткий отбор и зачислены в группу олимпийского резерва, — начал свою речь тренер, — добро пожаловать в мир большого дзюдо. Для начала я хочу показать вам видеозапись. Это уникальные кадры о том, как рождаются большие чемпионы.
Оживленный гул в зале сразу стих. Михаил Иванович включил монитор и продолжил:
— Смотрите. На экране два парня. Одного из них, огромного, условно назовем Слон, а второго …
— Моська, — вдруг раздалось из зала, и все засмеялись.
Тренер тоже улыбнулся:
— Хорошая реакция. Ну что же, в общем, похоже. Пусть будет Слон и Моська. Этот пацан, которого вы назвали Моськой, боится, он еще не знает, что уже давно готов к решительной схватке. Он еще не знает, как много ему дано. Он еще не знает, что его ждет большое будущее. Этот мальчишка только в начале своего пути. А теперь следите внимательно, что будет вытворять этот пацан.
Ребята, затаив дыхание, смотрели на экран. Когда запись закончилась, то среди восхищенного гула опять послышался голос одного из спортсменов:
— Крутая схватка, только как же этот мальчишка смог такого бугая одним ударом срезать? На постановку, на монтаж похоже. Уж больно красиво пацан разобрал Слона. Как в кино.
— Нет, парни, это съемка реальной драки, — ответил тренер.
— А кто этот пацан и что с ним дальше было?
Тренер ждал этого вопроса.
— Этого мальчишку вы все хорошо знаете. Его теперь знают во всем мире. Просто как в детском стишке: однако за время пути собачка могла подрасти. Эта запись была сделана пять лет назад, и мальчишка уже вырос. Он начинал как дзюдоист, а теперь он обладатель чемпионского пояса по смешанным единоборствам. Это Кирилл Савельев. На Западе нашего бойца прозвали «Русский молот», «Рашен хаммер» за сокрушительный, нокаутирующий удар и неудержимую волю к победе. Каждое его выступление собирает многотысячные арены по всему миру и приносит славу России.
— А я часто видел его бои по телику, — раздался голос из зала. — С ним на турниры девушка ездит. Красивая, на Мальвину похожа.
— Эх молодняк, у вас одни девчонки на уме, — усмехнулся Михаил Иванович, а затем продолжил: — Вот Кирилла долгое время считали непригодным к спорту, он был самым слабым, неперспективным в секции. Считали бесхарактерным, безвольным парнем. Да он и сам так думал. Поэтому вот что я вам скажу. Вы в начале большого пути. Никогда не отчаивайтесь, что бы ни случилось. Никогда не успокаивайтесь, ищите свой путь и упорно идите к цели. И тогда успех обязательно придет не только в спорте, но и в жизни. В общем, работайте, парни, ищите свой путь. И вы всегда сможете постоять за свою честь, защитить своих близких, защитить свою Родину…
Тренер помолчал и скомандовал:
— А теперь за работу, парни. Тренировка начинается…