Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2019
Поэзия, как субстанция художественно-словесная, литературно-культурная и — шире, глубже и выше — сущность онтологическая, физическая, метафизическая и интерфизическая и, в целом, земная-неземная, астрономическая, — сама по себе уникальна во многих аспектах, отношениях и связях: поэзия (вербализованная и невербализованная, вербальная и невербальная) обладает мощнейшей силой и энергией пересекаемости со всеми видами природной и человеческой деятельности, а также — с результатами такой деятельности. Поэзия, как феномен прежде всего духовный (во всех своих проявлениях), благодаря такому своему свойству, как поливалентность и полипарадигмальность, пронизывает многие объекты, процессы, предметы, атрибуты, качества и хронотопы всех сфер творческой (и отчасти креативной) деятельности человека и природы (артефактуальность и натурфактуальность), обусловленных духовностью, эстетикой (прекрасным), этикой (нравственностью, моралью), — прямо говоря, осененных красотой, ужасом и Духом (душой). Поэзия существует в особом хронотопе: она функционирует и во времени, и вне времени (поэтому советской, или капиталистической, или феодальной, или демократической поэзии не было: была просто поэзия — как таковая); поэзия русская (не русскоязычное стихотворчество, но — поэзия) с XIX века могла реализовываться и работает до сих пор (в своей вербальной форме) на территории России (от Антиоха Кантемира до Леонида Аронзона), в Европе, вообще на Западе и в России (от Федора Тютчева, Евгения Баратынского до Иосифа Бродского и Дениса Новикова), а также перманентно в разных концах света. Поэзия зависела от исторического, антропологического, культурного и иного социального времени, но никогда не была детерминирована «эпохой» абсолютно (см. стихотворение О. Мандельштама «Чернозем» и др. природно-родственные, персонально-онтологические стихотворения). Металлоподобные образные номинации «веков» русской поэзии очень условны и не бесспорны: если восемнадцатый век русской поэзии «бронзовый», девятнадцатый — «золотой», а конец девятнадцатого и начало двадцатого — «серебряный», то двадцатый век (до восьмидесятых годов) был, очевидно, не «свинцовым» (вот — социальная детерминация поэзии, но не литературы, ее значительной «средней части», ориентированной на факторы политического, экономического и социального характера). Двадцатый век русской поэзии был (и остается) «алмазным» в силу небольшого числа поэтов, обладавших и обладающих чудовищно огромной этико-эстетической и в целом поэтической силой. Назовем несколько имен поэтов, составивших основу «алмазного» века русской поэзии: Виктор (Велимир) Владимирович Хлебников (1885–1922), Анна Андреевна Ахматова (Горенко) (1889–1966), Борис Леонидович Пастернак (1890— 1960), Осип Эмильевич Мандельштам (1891–1938), Марина Ивановна Цветаева (1892–1941), Николай Алексеевич Заболоцкий (1903–1958). Стихотворения этих авторов драгоценны и уникальны природой и качеством (реализующимися в стихах) поэтического познания с последующей метаморфозой функции познания, которая перерастает в функцию онтологическую, мирообразующую, духографичную, а главное — в функцию порождения особого признака поэтического текста — поэтической гармонии. Гармония поэзии В. Хлебникова имела очевидный лингвистический (этнолингвистический, историко-лингвистический, этимологический и в целом неологический) характер. Поэтическая гармония А. Ахматовой имела лингво-культурологический (историко-культурный, просодический, традиционалистский) характер. Метафорика и, следовательно, особый тип рече-языкового мышления определяли специфику гармонии поэзии Б. Пастернака. Эмоционально-психологическое перенапряжение и лексико-синтаксические особенности (и строфические также) стихотворений и поэм М. Цветаевой способствовали появлению особого вида поэтической гармонии. Музыкальность, образность и уникальная смысловая организация поэтического текста («МОМ», по Н. Заболоцкому: «Мысль, образ, музыка») Н. Заболоцкого порождали иную, новую поэтическую гармонию. Поэзия О. Мандельштама существовала в сфере гармонии, которая возникла в процессе действия закона пересекаемости всех сфер, макрокомпонентов и единиц текста, а также в процессах взаимодействия текстов и текстовых множеств русской и зарубежной художественно-словесной культуры…
Даже имена этих поэтов (фамилии) произошли от лексем (корневых морфем), слов, имеющих первичное значение в онтологическом, культурологическом и библейском отношении.
Хлебников. Образовано от «хлеб» в значении: 1. Пищевой продукт, выпекаемый из муки. 2. Тесто, приготавливаемое для выпечки. 3. Зерно, из которого приготовляется мука. 4. Зерновые (рожь, пшеница и т.п.) на корню. 5. Хлеба (мн.). Пища, пропитание. И еще два значения .
Ахматова (Горенко). Образовано от имени собственного «Ахмат» в значении: 1. Достойный похвалы; 2. Наиславнейший. 3. Тот, кто благодарит Бога.
Горенко. Образовано от сущ. «гора» или «горе» (двойная мотивация). «Гора» в значении: 1. Значительная возвышенность, поднимающаяся над окружающей местностью. «Горе» в значении: 1. Глубокая печаль, скорбь, глубокое душевное страдание.
Пастернак. Образовано от «пастернак» в значении: 1. Огородное и дикорастущее растение семейства зонтичных, корень которого употребляется как пряность и как корм.
Мандельштам. Образовано от «мандельштам» (идиш) в значении: 1. Ствол миндаля. Миндаль в значении: 1. Южное дерево семейства розоцветных, с розовыми цветками и плодами в виде орехов овальной формы; плод такого дерева.
Цветаева. Образовано от сущ. (дериват от глагола «цвести») «цвет» в значении: 1. Собир. цветок. Другие значения являются переносными.
Заболоцкий. Производное от «Зáболотский». Корневая морфема «болот-» и префикс «за-». Сущ. «болото» в значении: 1. Водоем со стоячей водой, поросший влаголюбивыми растениями; топкое сырое место. Др. зн. — переносные. В данном случае для нас в дефиниции актуальным оказывается существительное «растение».
Пять фамилий из шести оказываются словообразовательно и этимологически связанными с денотатом «растение»: «Хлебников» — «рожь, пшеница и т.п.»; «Пастернак» — «огородное и дикорастущее растение»; «Мандельштам» — «ствол орехового дерева и сам плод»; «Цветаева» — «цветок» и т.п.; «Заболоцкий» — «поросший растениями». Исключение составляет фамилия / псевдоним «Ахматова», однако подлинная фамилия А. Ахматовой «Горенко» потенциально содержит комплексную сему «гора, поросшая растениями». Таким образом, все шесть упомянутых фамилий поэтов имеют прямое (5 случаев) и одно косвенное отношение к денотату «растение». Согласно Библии («Книга бытия»), Бог после сотворения небесного свода, суши и небесных светил прежде всех прочих (человек и животные) создал растения и дал им имена. Затем он создал человека (Адам и Ева) и назвал его (сам) и привел к людям всех тварей земных и предложил «наречь» их, т.е. дать им имена речевые. Имена растений, следовательно, рассматриваются как первичные, основные («Божественные») номинации. Имена поэтов — это часть имени поэзии, представляющего собой слово бесконечное.
Жизненно и библейски первородные, исконные имена поэтов «алмазного» века русской изящной словесности трудно отнести к разряду случайности — случайного совпадения. Поэтическая антропонимия — феномен в данном случае если не чудесный, то, несомненно, загадочный. Ряд таких антропонимов представляет собой парадигму имен, уникальную прежде всего в лингвокультурологическом, а также в словообразовательном, этимологическом и семантическом отношении.