Публикация, подготовка текста и предисловие Ю.А. Брюханова, И.Н. Кирпищиковой
Опубликовано в журнале Урал, номер 3, 2019
С 1895 года служил священником в Знаменской трехпрестольной церкви Екатеринбургской епархии Алексей Лаврентьевич Гаряев, сын священника Лаврентия Гаряева. Образование Алексей Гаряев получил в Пермском духовном училище. Служил праведно, в 1912 году награжден камилавкой. В 1900-м Алексей призвал к себе на службу брата Николая Лаврентьевича, имеющего также духовное образование.
Алексей Гаряев жил в селе Знаменском с матерью Анфусой Филаретовной, женой Марией, и было у них два сына: Михаил и Петр, рожденные незадолго до 1900 года. Жена Мария рано скончалась (в 24 года), сыновья остались без матери, воспитывала их бабушка Анфуса, после ее кончины опекала и заменила им мать сестра Алексея и Николая — Мария Лаврентьевна. Она была рядом с мальчиками всё детство и даже когда они учились в городе Камышлове, в мужской гимназии, откуда поступили в Томский университет. Образование братья получили приличное, любили музыку, играли на музыкальных инструментах. Из Томского университета были мобилизованы в армию Колчака.
Братья писали с фронта отцу и тете Мане (Марии Лаврентьевне). От Михаила было только одно письмо. Он погиб 15 октября 1919-го, похоронен в деревне Селезневке, Могилевской волости, Курганского уезда (Зауралье). От Петра сохранилось 13 писем: с декабря 1919-го по декабрь 1920-го.
В конце 1919-го Петр из армии Колчака попал в Красную Армию. Очевидно, это было при следующих обстоятельствах. 14 ноября 1919 года силами 27-й дивизии был взят Омск, за что ей было присвоено почетное наименование Омской. Постановлением Центрального Исполнительного Комитета РСФСР от 15 ноября 1919 года дивизия была награждена Красным знаменем. 27-я Омская Краснознаменная дивизия продолжала преследовать войска Колчака, отходившие по железной дороге на Новониколаевск (совр. Новосибирск). На рассвете 13 декабря 1919 года волжцы одними из первых ворвались в Новониколаевск. У железнодорожного моста через Обь завязался бой. К 20 часам город был полностью освобожден. Очевидно, в этот период Петр и попал в 242-й Волжский стрелковый полк 27-й дивизии. 20 декабря 1919 года он пишет: «Весь наш оркестр остался добровольно в Новониколаевске к товарищам».
В январе 1920 года, после освобождения Новониколаевска, 27-я дивизия, охваченная эпидемией тифа, была выведена в резерв фронта и расположилась в Сибири, в глухом Минусинском уезде. Война в Сибири для них была закончена.
Петр служил письмоводителем в музыкантской команде. Музыкантская команда (оркестр) давала концерты, ставила спектакли. Часть стояла в сибирских селах Минусинского уезда: Обоянь, Курагино, Новоселовское. Письма спокойные, Петр надеялся, что его уволят из действующей армии «как студента-техника».
В июне 1920 года дивизия получила приказ убыть на «польский фронт». В рекордно короткий для Гражданской войны срок — за восемь дней — 27-я стрелковая дивизия была переброшена на Западный фронт, где готовилось решительное наступление на польские войска.
В ночь на 7 июля дивизия с боем форсировала Березину западнее Игумена (ныне Червень) и повела наступление на Минск. Днем 11 июля взят Минск. Но поход продолжался: в боях у реки Свислочь дивизия взяла в плен штаб польской 15-й пехотной дивизии, затем наступала на Барановичи, Слоним и дальше к Бугу. Поляки называли бойцов 27-й дивизии «красными сибирскими дьяволами».
В августе Красная Армия вступила на землю Польши и двинулась на Варшаву. Ближе всех к польской столице удалось пробиться 27-й дивизии: 13 августа ее полки (3 тысячи красноармейцев и командиров) штурмом взяли город Радзимин в 23 километрах к востоку от Варшавы. Но, как известно, взять Варшаву Красная Армия в ту войну не смогла. Противник нанес контрудар и прорвал фронт; 27-я дивизия с боями отходила к Бугу и Нареву, в сентябре пробивалась через польские заслоны у Волковыска, а 11–17 октября снова дралась за Минск и во второй раз освобождала город.
Петр в последнем письме, датированном 2 декабря 1920 года, описывает события отступления из-под Варшавы, пленения поляками. Гибель была неизбежна. Предпочел гибели сдаться со многими другими. Вступил в армию генерала Булак-Балаховича, очень хотелось жить. 20 ноября из лагеря попал на формирование в Люблин, затем в Минский стрелковый полк. Под Мозырем весь полк перешел в Красную Армию. Петра после происшествия, едва не стоившего ему жизни, посадили за решетку и допрашивали в особом отделе 16-й армии в Могилеве. Письма обрываются на том, что Петр ждет отправки в тыл с надеждой снова попасть в команду музыкантов…
Петр домой не вернулся, далее его судьба неизвестна, сведений, где и когда погиб, нет.
Алексей Лаврентьевич оставил священническую службу в 1920-е, ушел в кредитное товарищество счетоводом, умер в 1936 году. Николай Лаврентьевич служил священником до 1930 года, когда в селе Знаменском закрыли церковь. Мария Лаврентьевна Гаряева (тетя Маня, как называл ее любящий племянник Петр в письмах с фронта) замуж никогда не выходила, работала учителем в селе Клевакинском нынешнего Каменского района, затем при братьях Алексее и Николае в селе Знаменском нынешнего Сухоложского района Свердловской области. В селе Знаменском ее очень уважали. Мария работала в школе много лет, вела хозяйство — варила варенье, трудилась в саду, огороде.
Юрий Брюханов[2]
Ирина Кирпищикова[3]
№ 1
Написано чернилами очень тонким пером на двойном тетрадном листе в линейку. На первой странице клякса.
г. Новониколаевск
20.12.1919 г.
Здравствуй дорогая тётя Маня!
Пишу, хоть и не знаю, достигнет ли цели — это писание. Ведь я не знаю, наверное, в Клевакиной ли ты. Я служу теперь в 242 Волжском стрелковом полку. Весь наш оркестр остался добровольно в Новониколаевске к товарищам. Дальше никто не захотел идти с этой бандой разбойников, грабителей и хулиганов белых. И то нам пришлось идти, как под палкой несколько сот верст пешком без хлеба приварка и т.п. Где что выпросишь, так и наешься. Теперь же мы снова свободны. Нет за нами, за нашими спинами палок да дубинок. Требуется только точное, беспрекословное исполнение своих обязанностей, прямого долга, не изгибаясь ни перед кем, как это было у Колчака.
При нашем полку есть походный клуб, так мы устраиваем спектакли, концерты и т.д. Играем частенько. Оркестр улучшился. Теперь не узнать против старого, а все от того что о нём заботятся, стараются заставить каждого музыканта понимать ту музыку, какую он исполняет. Вообще стараются, чтобы народ хотя немного, но почерпнул просвещения.
Теперь поговорю о себе. Я здоров, хотя несколько дней тому назад прихворнул, да и здорово. Простудился в вагоне, но отделался счастливо. Тифа не поймал.
Теперь живу в городе, берегусь, а то ведь свирепствует тиф.
Миша (брат) домой уже не вернется. Ты, наверное, уже слышала, что его убило 15 окт. с/г. Ведь я об этом писал. На могилу я набрел почти случайно. Мы сыграли ему своим оркестром на могиле «Коль Славен» и этим воздали последнее что могли. Ведь он любил музыку.
Подробнее о всем напишу после в следующем письме.
Пиши. Жду.
Люб[бящий] т[ебя] плем[янник]
Петр.
Адрес. Д[ействующая] Армия. 242 Волжский стр. полк имени тов. Зиновьева;
2 бригады; 5 армии музыканту товарищу мне.
P.S. Напиши папе о всем и передай привет всем знакомым.
№ 2
Написано чернилами очень тонким пером на двойном тетрадном листе в линейку.
г. Новониколаевск
26.12.1919 г.
Здравствуйте дорогая тетя Маня и папа.
Поздравляю Вас с праздником Рождества Христова и желаю во всем благополучия, а главное здоровья.
Я здоров. Сегодня собираемся ехать дальше на позицию. Наш оркестр много улучшился. Число музыкантов около 40 с лишним.
Рождество, где встретим, не знаю, хотелось бы в каком-нибудь городе вроде Красноярска, Томска и т.д. Живем хорошо, главное весело. Часто играем на митингах нашего полка, на спектаклях и концертах.
Теперь интересно как живете Вы? Здоровы ли? Пишите. Мне ужасно интересно. Проклятый Колчак ведь чуть-чуть не затащил меня в самую тайгу, так что я ничего и <…> не знаю. Хорошо, что я бежал от него и теперь могу хоть письмами обмениваться и, когда придется приехать домой.
О Мише, наверное, уже слышали, что он убит еще 15 окт. с/г. Похоронен в дер. Селезнёвке, Могилевской волости, Курганского уезда.
Ну, пишите. Жду.
Люб[ящий] Вас Петр.
Адрес: Действующий Красной армии 242 Волжский стр. полк, имени т. Зиновьева; 27 дивизии; 2 бригады; 5 армии; Музыкантской команды товарищу мне.
№ 3
Письмо получено19 февраля 1920 года. Написано карандашом на двойном тетрадном листе в линейку. Первая страница почти стерта, отгорела, кроме того, снизу примерно 1/6 часть как срезана наискосок.
13 января 1920 г.
д. Обоянь Мариинскаго уезда.
Здравствуйте дорогие папа и тетя Маня.
Пишу уже третье письмо. Но не знаю достигнут ли они цели, т.е. дойдут ли. Вот уже 15 дней как мы уехали из Новониколаевска, а бродим в глуши сибирской тайги. В этой деревне наш полк сидит уже давненько. Наверное <…>. Скоро <…> к востоку. Время <…> до города. Сегодня дела пошли разнообразные. Нашему оркестру предстояло играть в двух местах в одно и то же время. Мы разделились на два оркестра по 12 человек и поехали каждый в свое место. Мне пришлось ехать на похороны доктора за 10 верст. С покойником пришлось идти 4 версты, да и еще не похоронили. Придется завтра продолжать дальнее шествие до Мариинска. А то <…>
<…> этой же деревни скучно.
Интересно, как Вы его [по-видимому, Новый год. — Ю.Б., И.К.] встречали и как живете? Мне все ужасно интересно. Пусть я давно не получаю из дома писем. Пишите. Я здоров, хоть уже 16 музыкантов заболели из 44 чел.
Может быть болезнь не пристанет, ведь у меня есть валенки, шуба, шапка. Стану только беречься.
Ну пишите.
Любящий Вас Петр.
Адрес
[Далее химическим карандашом] Действующая Красная армия
5-я армия; 27 дивизия, 2 бригада
242 Волжский стр. полк Музыкантская команда Мне
№ 4
Получено 14 апреля. Писано чернилами на двойном тетрадном листе в линейку.
с. Обоянь Мариинского уезда.
Томской губ. 15/02 1920 г.
Здравствуй дорогая тетя Маня!
Пишу уже третье письмо, а ответа ни на одно не дождусь. Неужели ты их не получила их. Как твое здоровье и папино? Где он теперь? Почему тоже не пишет. Я живу хорошо по-старому, даже лучше. Теперь стоим на одном месте долго, так что на одном месте без переездов хорошо. Иногда ездим на игру в другие деревни или села, но я теперь езжу редко, т.к. исполняю ещё должность письмоводителя музыкантской команды. Исполняю письмоводительскую работу на игру не всегда езжу. Это лучше.
Уже надоело ездить по чужим краям. Хочется домой. Скоро ли уж кончится всё и будем все снова дома.
Где-то теперь Шурка Лебедев и Андрюшка Плюхин? Что они делают? Наверное, служат учителями не иначе или их нет дома — на службе?
Пиши, что нового дома, в Клевакиной и в Камышлове? Это очень интересно.
Пиши папе обо мне. Я ему не знаю куда писать, не писал, а все писал на твой адрес. Несмотря на то, что здесь свирепствует тиф, я пока здоров. Принимаем все меры предосторожности, остригли волосы, ходим в бани каждую неделю и часто меняем белье. Питаемся тоже хорошо. Холода берегемся. Благо, что тайга в семи верстах — дров хватает. Топим здорово, так что тепло бывает спать.
Пиши, что пчелы, здоровы ли? И сколько ульев?
Люб[ящий] Вас Петр.
Восточный фронт. 3 армия; 27 дивизия, 242 Волжский полк; музыкантская команда.
Мне.
№ 5
Получено 25 апреля в воскресенье. Написано карандашом на двойном тетрадном листе в линейку.
с. Новоселовское
Минусинского уезда
2 апреля 1920 г. н/ст.
Здравствуй дорогая тетя Маня!
Письмо первое от тебя получил. Рад, что все дома. На своих местах. Долго не получал писем от тебя я уже начал думать, что в Знаменке нет никого.
Теперь спокоен и рад. Я лично здоров и еду к Минусинску ближе к Монголии, к желтой расе. Вообще путешествую по Сибири. По правде сказать, уже надоело ехать. С удовольствием побыл бы дома. Но долго еще не удастся должно быть. Пиши, как пчелы. Вообще новости, где Николай Николаевич, Вася Кожевников и др. Привет знакомым. Шурке Лебедеву, Андрюшке Плюхе и всем.
Сегодня же пишу папе письмо. Посылаю ему 2000 рублей. Ведь ему надо, а у меня болтаются в кармане напрасно. Вещи домашние, начиная с тужурки студенческой, брюк и кончая бельем цело. Все храню при себе в корзине.
Вообще жизнь моя идет по-старому, числюсь в музыкантской команде письмоводителем. Работы мало. Оклад жалован (пока 1100 руб. в месяц). Но на днях должен получить с времени поступления добавку по 500 р. в месяц.
Значит в месяц получу 1600 р. за все месяцы, что служу. Студента Политехнического Института Весновскаго не знаю.
Ну, пока привет
Пиши
Люб[лю] т[ебя], Петр
01.02.1920 г. Адрес тот же.
P.S. Вите Гор. напишу.
Я буду писать тоже часто.
№ 6
Получено 27 мая, в четверг. Написано чернилами на двойном тетрадном листе в линейку.
4 мая 1920 г.
Дорогая тетя Маня!
Массу писем я получил от тебя, но ответить, все нет времени. Работы много, то канцелярия, то игра в оркестре, то ещё и спектакли. На днях попробовал вспомнить старинку сыграл племянника из пьесы Мазуркевича «В тихом уголку». Время проходит незаметно. Вечер прошел лучше всех вечеров: отличилась музыкантская команда. Все довольны, все смеются. Женские роли играли местные артистки: учительница и одна дама. Вчера получил письмо от Кати Казаковой (обидится, что редко пишу). Интересно, а мне разве разорваться, раз нет времени. Я здоров. Может скоро буду домой, но только «может». Определенно не знаю, уволят, нет, как студента-техника. Жду удостоверения из института. Не знаю, когда придет. От папы писем не получал. Интересно, как живы, здоровы пчелы? Почему от них никто ничего не пишет. Неужели все погибли? Ведь все возможно. Так что прошу написать обо всем подробно: как чувствует себя Мирта, Бурка, Беляна и т.д.
В общем обо мне беспокойтесь. Что будет, случится впереди, напишу или напишут.
Пока же кончаю.
Люб[ящий] т[ебя] Петр.
P.S. Привет знакомым.
Адрес старый.
Пиши чаще, хотя я буду, может писать реденько.
№ 7
Писано химическим карандашом на сложенном вдвое тетрадном листе в линейку.
С. Курагино
25.05.1920 г.
Здравствуй дорогая тетя Маня!
Как трудно бывает собраться написать. Ужас! Что-то тяжел, стал на подъем. Все-таки реденько пишу. Интересно, все ли получаешь письма. Я от тебя получил уже 14 штук, считая заказные и простые. Я здоров и живу по-прежнему. Новизны в моей дивизии нет нисколько. Разве только, что на днях собираемся ехать, как ходят слухи. Но, куда на какой фронт — не известно. Или к Иркутску или на юго-запад к панам, полякам. В общем, будущее покажет. Хорошо бы проехать через дом. Как бы хотелось, но может не в ту сторону поедем, а в Сибирь. На днях ставили драму: «Дни нашей жизни» Леонида Андреева. Сошло хорошо. Теперь хотим ставить политическую пьесу «Так будет». Предполагаем поставить в воскресенье 30 мая. На все спектакли, которые ставили мы, публика охотно посещает. Все время просят, что бы мы поставили концерт. Уж очень любят, как мы играем. Нам самим приятно слышать свою музыку, а главное похвалу.
Теперь я в оркестре играю на большом барабане, т.к. барабанщика нет, а играть кому-то надо. Ну, я и взял. Не все ли равно на чем играть. Жалованье все равно 1 категории 1100 руб. Игры мало.
Все время считаешь паузы. Стукнешь 1 раз и опять молчишь. Иной раз как с печи упадешь «бах, бах» и опять молчишь. Интересно? Мне это нравится. Публика обращает внимание, а ты больше фасона гнешь. Беда. Такой форсистый, что и не описать.
Ну, об этом хватит. Напишу о хозяйстве. Мне хотелось бы, чтобы папа не продавал вещей, а берег, т.к. потом они понадобятся, а где их возьмешь. Легко все продать, а из денег что толку и вещи не приобрести. Если он нуждается в деньгах, я могу посылать ежемесячно от 1000 до 2000 руб. Ему и хватит. А то может получиться такая картина: он продаст все, приеду я и ничего не будет. Не все же время будем жить «кое-как». Заживем и хорошо, в большом селе и даже можно в городе. Что так привязало к Знаменке. Жалко сада только. Как хорошо было. Сколько трудов было положено. Так что прошу, напиши или скажи ему. Я сам все вещи берегу. Стараюсь жить на деньги.
Пиши чаще. Но в адрес не добавляй «Восточн. фронт», т.к. может быть будем и на западном.
Люб[ящий] т[ебя] Петр.
P.S.
Привет дяде Коле и его семье.
П.
№ 8
Написано химическим карандашом на внутреннем развороте сложенного вдвое тетрадного листа в линейку.
Ст. Омск
19.06.1920 г.
Здравствуй дорогая тетя Маня!
Пишу со ст. Омск. Едем в Россию к Смоленску.
Ехать сносно. Едем быстро по 450 верст в сутки.
Питание нормальное. Я имею запасы 1½ пуд муки и около 20 фунтов сухарей. Это неприкосновенный запас.
Лишние вещи хочу оставить у Казаковых в Петропавловске.
Не знаю, удастся ли. До железной дороги до г. Ачинск с места нашей стоянки пришлось пройти 230 верст пешком.
Устали до невозможности, теперь ноги отдохнули хорошо.
Ну, ладно пока все хорошо.
Любящий тебя, Петр.
P.S.
Привет папе и дяде Коле с семейством.
Адрес пока такой:
Д[ействующая] Армия
27 Стрелковая дивизия, 242 Волжский полк,
Музыкальная команда.
Мне
Пиши. Жду.
№ 9
Написано химическим карандашом на одном тетрадном листе в линейку.
Ст. Пермь II.
23.06.1920 г.
Дорогая тетя Маня!
Снова я поехал в Россию. Проезжая через Камышлов не пришлось остановиться более чем на 1 час.
Был только у тети Вари. Там оставил часть своего багажа: маленькую корзиночку со студенческой формой, т.к. боюсь на фронте потерять ее.
Теперь пусть ты или папа закажите с кем-нибудь, чтобы привезли ее домой. Там спокойнее, не потеряется.
Живется ничего, хотя в продовольственном отношении чувствуется ухудшение. Теперь я не жалею, что захватил с собой муки 1 ½ пуда. По крайней мере, в черный день есть что пожрать.
У вас теперь кажется, идут курсы педагогические? Интересно, может быть, и ты была на них в Камышлове, но я не видал только? Хотя едва ли, т.к. тебе некогда.
Ну, ладно, пока всего хорошего.
Я здоров.
Любящий тебя, Петр.
P.S.
Привет знакомым и Знаменке.
Адрес: Западный фронт,
27 стр. дивизия, 242 Волжский стр. полк,
Музыканту
Мне.
№ 10
Написано карандашом на одном большом листе без разлиновки, с обеих сторон, на первой странице сверху колонтитул The Ridder Mining & Trading Co., Ltd. №. При рассмотрении на свет просвечивает фигура полуорла-полуконя, опирающегося передними ногами (копытами) на перевязанный бечевкой ящик. Очевидно, почтовая бумага. Скорей всего, британского производства.
Ст. «Вязьма»
Смоленской губернии
30.06.1920 г.
Здравствуйте дорогие тетя Маня, папа и дядя Коля с семейством!
Вот куда забросила меня судьба. Начал экскурсию по России.
Жаль, что в Москве не пришлось быть. Проехал в 3-х верстах за городом. Но видели издали собор Спасителя и Кремлевские стены и это хорошо. Проехал через Ярославль, Данилово, Буй, Можайск, Гжатск, через ст. «Бородино», недалеко от которой — Бородинское поле /1812г./. На нем есть какие-то 2 колонны. Наверное, в празднование годовщины 100 лет в 1912 г. поставлены, хорошо не посмотрел. Сейчас пойду смотреть г. Вязьму.
Жить нам вообще сносно. Обеды, каковы бы они не были каждый день и хлеб досыта, даже остается. Своего неприкосновенного запаса не трогал, хотя испек выпечку хлеба, но они (калачи) испортились. Я забыл про них, а они зацвели. В Москве за пуд давали 24,000 руб. Но что их денег. Давали товару, каково только надо: брюки, сюртуки, кольца и т.п. Но куда мне их. Я своему не рад буду на фронте. Я знаю, что значит иметь много и нести все на себе. Подвод не всегда достанешь. Хорошо, что корзинку оставил в Камышлове у тети Вари. Её ты возьми как-нибудь себе и открой без ключа: вытащи из железки гвоздики, они не загнуты и замок не причем, корзинка откроется. Я там оставил 20–25 конвертов. Если надо все возьми. Себе я снова купил на 780 р. бумаги и конвертов в Москве, так что имею достаточное количество для меня.
Пиши мне, а мои письма как-нибудь пересылай папе, т.к. ему я не пишу, думаю, что вы обмениваетесь письмами. Я здоров, хотя чешусь от чесотки, где-то поймал. Но теперь она проходит.
Мажусь чистым дегтем весь с головы до ног и сижу в вагоне голый, смотрю в окно, а чесотка только между мизинцем и безымянным пальцами левой руки.
Ну, ладно пока все хорошо.
Любящий вас. Петр.
P.S. Здесь я уже ел красной смородины (100 р. стакан), земляники (250 р. тарелочка, блюдце). Дальше, наверное, будет много фруктов.
Адрес:
Западный фронт, 27 стр. дивизия,
242 Волжский стр. полк,
Муз. к-да. Мне.
[Приписка сверху письма]
Папа пусть напишет, надо ли ему удостоверение, что я красноармеец
С 1919 года для оформления или пособия.
№ 11
Написано карандашом на одном большом листе без разлиновки, с обеих сторон, на первой странице сверху колонтитул The Ridder Mining & Trading Co., Ltd. №. При рассмотрении на свет просвечивает фигура полуорла-полуконя, опирающегося передними ногами (копытами) на перевязанный бечевкой ящик. Очевидно, почтовая бумага. Скорей всего, британского производства.
23.07.1920 г.
Гродненская губ.
Здравствуй дорогая тетя Маня и папа!
Как идут ваши дела. Я лично чувствую себя сносно. Одно скверно, за последние дни почти совсем не получали хлеба, т.к. обозы с хлебом не могут нас догнать. Живем на картофеле, просяной каше и мясном супе. Чтобы желудок не был пустым, едим яблоки, вишни (которые уже поспели) без всякой нормы. Идешь, залезешь на вишни, нарвешь ягод шапку и дальше. Всю дорогу и жуешь.
Едим бобы, горох, морковь, репу и смородину с малиной, если только попадет под руку. Иной раз достаем молока, но это редко, т.к. желающих иметь его много, а где возьмешь для всех?
В общем, совсем приходится мириться. С месяц тому назад написал в Сибирь к хозяину, что бы послал сухарей. Наверное, пошлет, раз обещал, а то свои уже совсем истощились.
Несмотря на то, что здесь Россия, я бы желал вновь быть в Сибири, там лучше. Постройки здесь скверные, живут грязно.
Ничего совсем не знают, даже, сколько верст от их деревни до другой. А о местечке или деревне за 4-е версты и спрашивать нельзя, т.к. напрасно, все равно они его не знают. Прямо Богом убитый народ. Даже приходится удивляться и совсем не так представлял эти края.
Интересно, был или нет у тебя в гостях папа? Был, так что говорил? Как пчелы? Сколько ульев? Сколько меду собрали?
Вообще все, что есть нового за моё отсутствие. Где Ерины?
Наш Знаменский Солдатов?
От меня часто не ждите и не беспокойтесь очень, так как я берегусь во всем, а писем часто отправить нельзя, т.к. почтальон ездит за почтой не больше 2-х раз в месяц и то за 25 верст.
Ну ладно, пишите.
Люб[ящий] В[ас]. Петр
P.S. Привет дяде Коле с семейством.
Адрес:
Зап. Фронт, 27 Стр. дивизия,
242 Волжский стр. полк, музык. команда. Мне
№ 12
Написано карандашом на одном большом листе без разлиновки, с обеих сторон, на первой странице сверху колонтитул The Ridder Mining & Trading Co., Ltd. №. При рассмотрении на свет просвечивает фигура полуорла-полуконя, опирающегося передними ногами (копытами) на перевязанный бечевкой ящик. Очевидно, почтовая бумага. Скорей всего, британского производства.
Без даты.
Граница Минской и Гродненской губ.
Здравствуй дорогая тетя Маня и папа!
Наконец имею время написать, а то все время тратил на ходьбу, переходы. После же спишь как убитый, т.к. приходится иной раз несколько дней и ночей сразу отдыхая часа 2–3. Ежедневно совершаем не меньше 30 верст, а то и 50 с «гаком». Ты, наверное, знаешь, что значит для ног ежедневные переходы. Иной раз кружишь, кружишь, а все около одного и того же места, а ноги устают, появятся сырые мозоли, идешь босиком.
Мозоли лопнут, и опять легко идешь в сапогах. Ты сама, наверное, знаешь по газетам, что на нашем фронте продвинулись уже за Баранович[и] (город), который в германскую войну не могли взять русские 1½ года.
Я здоров, хотя чуть-чуть не пострадал один раз. После занятия нами одного местечка неприятель обстрелял его с бронепоезда снарядами. Выпустил около 50 в 10 минут валятся, как горох сыплется, и здорово вреда не причинило никакого, но могло. Я сидел у одного домика. Вдруг около его разорвалась шрапнель. Осколки прилетели в стену дома. Мы с товарищем побежали от этого дома и не успели убежать на 4 сажени, как на это место, где сидели, прилетел снаряд. Какая-то случайность спасла нас. Значит «судьба» на этот раз. Так живем ничего, хотя иногда переживаешь, Бог знает, что.
Доставки хлеба скверно. Дня 2 и 3 иной раз не получаем кроме супа мясного ничего. Живем на сухарях, которые пока есть, но скоро истощатся совсем.
Хлеба можно бывает выпросить немного у жителей. Понемногу дают, хотя сами нуждаются. Цены здесь не все дешевые, т.к. все у них было, даже в каждой избе керосин, соль все заграничное.
Американцы снабжали всеми продуктами поляков, а досталось все нам.
Пиши чаще, хотя от меня и получаешь редко, т.к. наш почтальон едет 2 раза в месяц. Значит, мы получаем и отправляем 2 раза в месяц.
Люб[ящий] т[ебя] твой Петр
P.S. Привет знакомым.
Адрес старый: Зап. Фронт, 27 дивиз., 242 Волжский стр. полк.
№ 13
Написано карандашом, мелко, на двойном тетрадном листе в клетку. Получено 16 декабря 1920 года.
02.12.1920 г.
г. Могилев
Станция Ж.Д.
Здравствуйте дорогие папа и тетя Маня! Наверное, Вы были очень обеспокоены моим долгим молчанием. Ведь уже с 19 августа с/г. уже не могли получить от меня писем[4]. За это время мне пришлось много видеть, перетерпеть лишений, гонений, оскорблений и т. подобного. Но я твердо все перенес и теперь снова могу писать письма, а может быть когда-нибудь и приехать домой.
При отступлении из-под г. Варшавы, а отступили сразу верст на 60, нас с тылу окружили поляки своей кавалерией. Начался бой, и он был горячим. Я был ошеломлен неожиданным появлением противника и совершенно растерялся, куда бежать. Происходило все это ночью. Отовсюду стреляют. Пули так и свистят около нас. Нам пришлось спрятаться в ямку, которая оказалась недалеко. Не успели просидеть в ней около 10 минут, сзади раздался польский разговор, чтобы мы сдавались, иначе они будут нас стрелять. Ну, ясно пришлось покориться. Жизнь своя дороже. Нас повели в штаб польского полка под свист пуль. Некоторые дорогой были ранены, но я, к счастью, дошёл невредимым. Дорогой у всех у нас отобрали деньги, а затем и хорошее обмундирование, оставив нас почти в одном нижнем белье.
Когда вели в плен, дорогой нас били и офицеры, и солдаты, и цивильные жители граждане и крестьяне. Все кричали «Большевики, Варшаву надо, ну так дадим Вам Варшаву, так что вы другой раз не будете желать быть в ней». Вот такое негодование было поляков. И они были правы, что мы больше не пожелаем быть в Варшаве. Так хорошо нас приняли. Через 2 дня я был уже в г. Седлец. Две ночи провел на станции и все это голодом. Они ничего не давали поесть, кроме сырой воды, да и той было не во что взять, т.к. у нас дорогой все отняли. Из г. Седльца нас привезли в крепость Иван-Город. Там 5 дней тоже ничего не давали кушать, хотя там можно было купить по дорогой цене. Но на что могли мы купить хлеба, когда нет у нас ни вещей, ни денег. Нижнее бельё всё порвалось, загрязнилось. Никто не берёт, а есть ужасно хочется. Остался у меня на шее крест с цепочкой. Решил его сменять на хлеб, а то и ходить не можешь. Ведь 9 дней без хлеба на одной сырой воде ужасно. Сразу остались одни кости и мясо исчезло. За крест дали 2 и ½ фунта хлеба. Я и ел этот хлеб 2 дня. Затем продал колчаковские деньги 2,5 тысячи, которые как-то они у меня сохранились, получил хлеба. Затем повели нас в Познань ехали около 3 суток. Дорогой, хотя не всегда, но иногда немного давали покушать. С 1 сентября был я в Познаньском лагере «Стрелково». Лагерь устроен на чистом месте в поле. Кругом наплетены в несколько рядов проволоки, то что оттуда уже не вырвешься скоро. Нас встретили старые русские пленные (от германской войны) с сожалением «Погибнете-де ребята». Рассказали все, как тут живется, так волосы встали дыбом. От недоедания и холода масса умирали. В прошлом году от 5500 чел., осталось в живых только 1500, а 4000 умерли. Ясно, что и нас ждала эта же участь. О том, как издевались, смеялись, били я и не буду писать. Хлеба давали около 1 фунта, немного меньше. Днем обед: картофель с водой и 2 раза утром и вечером кофе, но что без хлеба. Проживши 10 дней в лагере, я начал чувствовать себя плохо. О доме и не мечтал совсем. Но вдруг числа 12 того же месяца приехал в лагерь генерал Балахович[5] и искал добровольцев в его армию. Ясно, что многие записались около 28,000 чел. Записался и я. 20-го нас из лагеря увезли в город Люблин на формирование. А потом в Минский стр. полк, который впоследствии сдался целиком к красным. Меня назначили сперва каптенармусом 8 роты, а затем писарем. С этого числа бедствия кончились. Нас кормили белым хлебом (1 и ¾ ф на день), консервы мясные, фасоль, картофель, сало, сахар 3 ф в месяц и 160 марок в месяц. После формирования нас повезли из Польши на позицию к Мозырю[6]. Когда приехали на фронт, все перешли обратно к красным, чтобы больше не попасть к полякам. Когда сдались мне и тут не повезло. Я уединился от своих ребят в деревню, чтобы покушать, а меня и раздели, сняли шикарное обмундирование и френч суконный, брюки, обмотки, ботинки новые, пояс и шапку. По здешним ценам на 200 тысяч, а дали старое, затем отправили по этапам от одного коменданта до другого. Ехать ничего, но надоедливо. В Могилеве снова посадили за решетку для допроса в особом отделе при 16 армии. Просидел в подвале 1 сутки и нас после допроса выпустили и назначили в тыл в какой-то город. Вот мы и ждем поезда на станции. Одни говорят в Екатеринбург, другие в Самару и т.д. Но скоро узнаем, и я снова напишу письмо. Здоровье моё ничего, поправился. Снова стал полным. В тылу поступлю опять в команду музыкантов. Вещи все мои пропали в старом полку 242-м. Я напишу, что бы ребята все мои вещи продали, а деньги послали бы мне или послали бы вам. Адрес пока не знаю. Когда будете мне писать, узнав адрес, пишите подробнее. Ужасно интересуюсь.
Любящий вас Петр.
02.12.1920 года.
Публикация, подготовка текста и предисловие Ю.А. Брюханова, И.Н. Кирпищиковой
[1] В письмах Петра Алексеевича Гаряева к отцу, Алексею Лаврентьевичу, и тёте, Марии Лаврентьевне, сохранена авторская пунктуация. Орфография приближена к современной, с сохранением характерных авторских особенностей. Поврежденные, утраченные фрагменты текста обозначены многоточиями в угловых скобках. Примечания публикаторов даны в квадратных скобках. — Ред.
[2] Брюханов Юрий Афанасьевич (р.1937) — внук Николая Лаврентьевича Гаряева (1879–1945), племянник Петра Алексеевича Гаряева.
[3] Кирпищикова Ирина Николаевна (р.1959) — мать Алексея Кирпищикова (р.1991), праправнука Николая Лаврентьевича Гаряева, правнучатого племянника Петра Алексеевича Гаряева.
[4] Петр Гаряев был захвачен в плен во время знаменитого Варшавского сражения. Контрнаступление польской армии началось 16 августа 1920 года. Очевидно, Гаряев попал в плен 19 августа 1920 года. — Ред.
[5] Речь идет об атамане Станиславе Булак-Балаховиче (1883–1940), который до ноября 1918-го служил красным, затем перешел на сторону белогвардейского Северного корпуса (позднее — Северной армии), а с февраля 1920 года перешел на сторону Польши. В звании генерал-майора, затем — бригадного генерала командовал т.н. Народной добровольческой армией, которая считалась союзником Войска Польского. Участвовал в обороне Варшавы. — Ред.
[6] Польша и советская Россия заключили перемирие 12 октября 1920 года, однако Булак-Балахович со своими соратниками решил продолжать борьбу с большевизмом. 6 ноября его Народная добровольческая армия при помощи белорусских партизан начала наступление и овладела городом Мозырь, где была провозглашена Белорусская народная республика. Однако к 18 ноября войска Балаховича потерпели поражение и отступили на территорию Польши. — Ред.